В наши дни многие люди обращаются к стихотворению Ф.И. Тютчева, написанному по поводу польского восстания 1863 года и так потрясающего современного читателя своей актуальностью и своим пророческий смыслом:
Ужасный сон отяготел над нами,
Ужасный, безобразный сон:
В крови до пят, мы бьемся с мертвецами,
Воскресшими для новых похорон.
Осьмой уж месяц длятся эти битвы,
Геройский пыл, предательство и ложь,
Притон разбойничий в дому молитвы,
В одной руке распятие и нож.
И целый мир, как опьяненный ложью,
Все виды зла, все ухищренья зла!..
Нет, никогда так дерзко правду божью
Людская кривда к бою не звала!..
И этот клич сочувствия слепого,
Всемирный клич к неистовой борьбе,
Разврат умов и искаженье слова —
Все поднялось и все грозит тебе,
О край родной! — такого ополченья
Мир не видал с первоначальных дней…
Велико, знать, о Русь, твое значенье!
Мужайся, стой, крепись и одолей!
Как поэт сумел в этом частном явлении прозреть вечную судьбу России как страны, борющейся с мiровым злом в его разнообразных воплощениях? Для того чтобы это понять, нужно понять сам феномен Ф.И. Тютчева как поэта Империи, т.е. как поэта, выразившего особый опыт Имперской истории и души.
Империя как высшая историческая форма бытия нации является не только феноменом политическим, социально-экономическим, военным и локально-цивилизационным, но и феноменом духовно-экзистенциальным. Последний составляет антропологическое основание всех остальных, поскольку без культивирования определенного человеческого типа, который может быть назван Имперским, создание Имперских политических, экономических, цивилизационных и других структур является в принципе невозможным. Он является их живым носителем, который иначе и не мыслит свою историческую и нравственную самореализацию. В свою очередь, разрушению этих структур, падению великих Империй всегда предшествует иссякновение и почти полное исчезновение этого человеческого типа. Современный кризис подлинной Имперскости является, в первую очередь, культурно-антропологическим кризисом, кризисом определенного экзистенциального типа человека, способного к великим историческим свершениям, конечным выражением которых всегда являлось создание Имперской государственности и Имперского типа культуры.
Важнейшим источником познания Имперского народа и личности являются великие культуры, созданные их представителями, в частности, художественная литература. Все великие литературы были Имперскими литературами – они выражали тот же самый подвижнический дух, который двигал создателями великих государств. Этот факт столь очевиден, что не требует специальных доказательств. И это естественно, поскольку Империя всегда основана на том, что утверждает героический и творческий человеческий идеал и поэтому осознает уникальность своей исторической миссии.
Отражением Имперского сознания Ф.И. Тютчева в его поэзии считаются в первую очередь произведения, написанные «на злобу дня», являющиеся непосредственным откликом на важные исторические события, происходившие при его жизни. Особенно значительным в этом отношении является стихотворение, обращенное к либералу и тайному ненавистнику России К.В. Нессельроде («Нет, карлик мой, трус беспримерный…»), касающееся известного «вопроса о проливах», который для России был вопросом не только геополитическим, но и вопросом духовным – вопросом о наследии Византии, о судьбе Константинова Града, а значит, и вопросом о предназначении России, воспринявшей преемство Православного Царства. В этом стихотворении есть слова: «То, что обещано судьбами / Уж в колыбели было ей / Что ей завещано веками / И верой всех ее Царей… / Венца и скиптра Византии / Вам не удастся нас лишить! / Всемирную судьбу России – / Нет, вам ее не запрудить!..»
Это однозначное указание на всемирную судьбу, которая вместе с тем обещана «в колыбели», – не может возникнуть в качестве простого обобщения исторического пути, сделанного «задним числом», но в первую очередь является проявлением особого типа исторического сознания, свойственного только человеку и поэту Империи. При другом типе этого сознания никакой всемирной судьбы с колыбели у России узреть невозможно – но не потому, что его нет, а потому, что для этого требуется особый орган видения и понимания исторических фактов и явлений, особая экзистенция целостной личности, этот орган и это видение формирующая. Это и есть экзистенция Империи в ее индивидуальном проявлении, отсутствие которой делает человека поистине слепым по отношению к самым глубоким и самым важным смыслам истории своей нации и человечества в целом. Такая слепота по отношению к историческому бытию России как Империи была свойственна очень многим российским поэтам, что особенно проявилось в их текстах, появившихся в 1905 и 1917 годах. На этом фоне Имперское поэтическое мышление Ф.И.Тютчева, как и ранее А.С.Пушкина, становится понятным во всем его величии и благородной исключительности.
Этимологически слово imperium обозначало область распространения чьей-либо воли; соответственно, слово imperator первоначально применялось к удачливым военачальникам, обладавшим особой волевой харизмой. Перенос этой терминологии в намного более широкий контекст – для обозначения особого типа государственного устройства и правления был связан с необходимостью отличить их от обычных государственных образований типа полисов и небольших царств, представлявших собой, по сути, просто самоорганизацию местных территориальных общин. по отношению к ним совершенно избыточен – это образование, не связанное напрямую с достижением каких-либо прагматических выгод для ее населения (хотя впоследствии они оказывались очень существенны – и для провинций не менее, чем для метрополии), – это, в первую очередь, деяние чистой воли, проявление исторической свободы личности и народа, действующих за пределами естественной необходимости, движимых принципиально непрагматическими, ценностными мотивами. Поэтому глубоко закономерно, что именно Империи были создателями новых форм свободы в обществе и культуре: преодоление рабовладения победа Христианства в Римской Империи; институты прав личности, созданные в Британской и Французской Империях, наконец, самое глубокое раскрытие духовной свободы в русской литературе и философии. Человек Империи как таковой никогда не действует, исходя лишь из естественной необходимости и выгоды, но в первую очередь – из чувства долга, из императива наполнения жизни новым ценностным содержанием. Поскольку же императив (понятие, однокоренное слову империя) – всегда универсалистичен, то имперское деяние стремится охватить всю Ойкумену.
В Ф.И. Тютчеве два продукта Имперской государственности – политик и лирический поэт – объединились в одной личности (это происходило и у А.С. Пушкина, но ранняя смерть помешала ему вполне проявиться как государственному мужу). Вместе с тем, наиболее важной и специфической чертой Имперского духа в поэзии Ф.И. Тютчева является та, которая рождена христианским пониманием подлинной Империи как Православного Царства.
«В Россию можно только верить» – в первую очередь, в том смысле, что цель и сущность исторического бытия России как Православного Царства не дана нам как нечто готовое и неизменное, но задана как предмет и цель постоянных усилий, как особый подвиг несения креста Правды в мир, составляющий суть подлинного Имперского бытия.
Экзистенциальной противоположностью подлинной Империи являются не только корыстные лжеимперии Запада, но и национальные государства, озабоченные исключительно достижением материального «процветания», своим комфортом и безопасностью. В обоих указанных случаях суть этих государств – не в служении Богу и его вечной Правде, но «Маммоне» и своему эгоизму. Поэтому борьба православной Империи со своими врагами в экзистенциальном плане предстает как борьба Добра и Зла, сил Света и сил Тьмы – совершенно независимо от личных качеств и личных целей людей, которые в ней участвуют с обеих сторон. Отсюда столь эсхатологичное восприятие Ф.И.Тютчевым достаточно локального явления – польского восстания 1863 года.
В основе бытия Православного Царства как единственной истинной Империи лежит принцип «священной правды-справедливости» (А.С.Панарин), не только допускающий, но и обязывающий подавлять любые эгоистические и корпоративные интересы сословий и малых народов, входящих в ее состав. Однако, в отличие от лжеимперий Запада, изначально основанных на корыстном насилии, для православной Империи такое подавление имеет исключительно вынужденный, оборонительный характер. Его стараются избежать до последней возможности (например, в той же Польше все сословия имели больше прав и свобод, чем в остальной Империи), – поскольку любое, даже справедливое, насилие разрушает основной принцип истинной Империи – принцип свободного единения. Православная Империя не создавалась и в принципе не может существовать на основе насилия, но только на основе добровольного принятия подвига Имперского служения всеми входящими в нее народами. На этом подлинном типе Имперского сознания основан ответ Ф.И.Тютчева тезису Бисмарка, высказавшему суть западных лжеимперий, не только германской:
«Единство, – возвестил оракул наших дней, –
Быть может спаяно железом лишь и кровью…»
Но мы попробуем спаять его любовью, –
А там увидим, что прочней…
Падение Православного Царства, как известно, произошло не из-за его слабости (наоборот, материально оно на тот момент было сильно, как никогда ранее), а из-за в морального упадка части народа, в которой иссякала подлинная христианская любовь и понимание своего земного предназначения. И жертвенный подвиг святого русского Царя полностью соответствует смыслу этой строфы Ф.И. Тютчева. Свобода жертвенного служения высшим ценностям и защиты самой Истины в ее земных воплощениях; свобода, предполагающая подвиг и суровую самодисциплину, требующая особой культуры души и духа, – эта Имперская свобода противостоит западному представлению о «свободе» как инфантильном потакании своим эгоистическим интересам и прихотям, и ненавидящем все, что этому препятствует. Когда же последнее начинает доминировать в сознании широких масс и правящей элиты, Империя неизбежно погибает.
В поэзии Ф.И. Тютчева есть несколько острых эпиграмм, характеризующих этот новый тип людей, утративших представление о подлинной свободе – свободе жертвенного служения святыням. Например: «Напрасный труд – нет, их не вразумишь, – / Чем либеральней, тем они пошлее, / Цивилизация – для них фетиш, / Но недоступна им ее идея». Исходная «идея» любой цивилизации – воплощение и защита определенных ценностей; но появляется тип людей, для которых цивилизация – это только готовый набор средств для комфортной жизни и не более того, т.е. примитивный фетиш. Отсюда – особое лакейство духа: «Куда сомнителен мне твой, / Святая Русь, прогресс житейский! / Была крестьянской ты избой – / Теперь ты сделалась лакейской». Естественно, здесь речь идет уже не о Святой Руси, а о том, возникает на ее месте – той «мерзости запустения», которая неизбежно водворяется при утрате высших духовных ориентиров жизни, которые культивировались в крестьянской избе, но недоступны сознанию «цивилизованного» либерального лакея.
Имперское сознание культивирует свободно-ответственное отношение к любому человеку, и в том отношении каждый человек Империи подобен своему монарху, на котором лежит самая большая ответственность – перед всем своим народом. И столь же строгое отношение человек Империи обязан иметь и к себе, ко всем своим поступкам, поскольку от них зависит судьба государства. Этика жертвенного служения была в высочайшей степени развита у самого Ф.И. Тютчева и проявилась в его деятельности как дипломата. Эта глубоко народная, исконно русская черта характера Ф.И. Тютчева составляет дух его поэзии.
источник |
