Прозорливее многих современников октябрьские события осмыслил Максимилиан Волошин.
Еще на заре века, в 1905 г., Волошин, чувствуя, что Россия перешагнула круг безумия, справедливости и отмщения», обозначит логику надвигающихся на страну кровавых лет:
Кто раз испил хмельной отравы гнева,
Тот станет палачом иль жертвой палача.
В первый день 1917 года Волошин напишет: «В эпоху всеобщего ожесточения и слепоты надо, чтобы оставались люди, которые могут противиться чувству мести и ненависти и заклинать обезумевшую реальность благословением».
В ноябре 1917 в письме к М. Сабашниковой заметит: «И мы еще далеко не достигли самого худшего». Хотя оно уже свершилось. В поэтическом отклике на Брестский мир появится ощущение безысходности:
Ее мы прогалдели, проболтали
Пролузгали, пропили, проплевали,
Замызгали на грязных площадях.
Ужас происходящего заключается в том, что «Родину народ сам выволок на гноище, как падаль». Иронично звучит 23 ноября 1917 года лозунгово-плакатная лексика: «Не надо ли кому земли, республик да свобод, гражданских прав?»
«Началась остервенелая борьба двух классов: буржуазии и пролетариата, которые в сущности друг на друга похожи как жадностью к материальным благам и комфорту, так и своим невежеством, косностью и полным отсутствием идеи духовной свободы».
Волошин создает целую портретную галерею участников революции.
Вот матрос, который «громил дома, ища поживы, награбленное грабил, пил». Чего в нем больше: человеческого? звериного? Взгляд у него - «мутный, злой, как у дворняги».
Что же будет делать «буйная орава» красноармейцев на улицах революционного Петрограда?
Высаживать дверь прикладом,
Толпою врываться в дом.
Пройдет по улицам этого города «большевик - зверь зверем», который «буржуям общую устраивал резню». Вслушайтесь, как он «хлещет площадною бранью». Это его «терминология» слышна по всей стране: «брали на мушку», «ставили к стенке», «списывали а расход».
Появится в этом ряду и спекулянт, чтобы «жонглировать то совестью, то ситцем».
А в газетах, на плакатах будет «бред о буржуазном зле, о светлых пролетариатах, мещанском рае на земле».
Что будет стоять за братоубийственной бойней? «Голод». «Террор». «Красная Пасха».
Революция, по Волошину, уподоблена одержимостью бесами. Поэт напишет: «Святая Русь покрыта Русью грешной». Он видит, как «демоны глухонемые» «древние рушат своды» и
Собою бездны озаряя, они не видят ничего,
Они творят, не постигая предназначенья своего.
Поэт же «видит современность только с религиозной, а не с политической точки зрения».
Он верит в правоту Верховных сил. Россия, охваченная пламенем революции, представлена в Библейском образе:
Мы погибаем, не умирая,
Дух обнажаем до дна.
Дивное Диво - горит, не сгорая,
Неопалимая Купина!
Маршрутом «катастроф, падений и безумий» назвал поэт события 1917 года. Но этот кровавый путь народа укрепил в Волошине веру в добро. Зло можно победить. Молитвой «за тех и за других». Плачем, о тех «кому долго жить». Радостью о «преосуществлении человека».
Поэт не только свидетель, но и соучастник произошедшего со страной:
Я не сам ли выбрал час рождения,
Век и царство, область и народ,
Чтоб пройти сквозь муки и прощения
Совести, огня и вод.
Элэна Арушанян, ученица 10 класса
МБОУ СОШ № 84 г. Екатеринбурга
учитель: Перельштейн Елена Владимировна
|