Мои родители: Виктор Афанасьевич Пахомов (ур. Виктор Викторович Назаров) и Вера Григорьевна Дмитренко. Макеевка, конец 1940-х годов.

Прошло три года. Не знаю, соберусь ли с силами – и когда – чтобы приступить к таким воспоминаниям. Думаю, что еще не созрел для должного выполнения этой задачи, пока не выполнил некоторые, поставленные себе ранее. А их невыполнение – в некотором роде поражение от собственной лени и слабостей.

Однако я чувствую, что Господь Бог имеет обо мне Свой замысел, который меня обязывает к движению в заданном направлении. Думаю, что каждый человек может обнаружить в своей биографии некоторые доказательства того, что Замысел этот о нем, о каждом из нас, существует, иначе бы жизнь каждого из нас уже не раз давно закончилась бы как безсмысленная и безнадежная. Или даже вообще не началась бы, как в моем случае: оба моих родителя, отец и мать, появились на свет уже после того, как их отцы были убиты в т.н. гражданской войне (точнее: при оккупации России сатанистами-богоборцами). Это первый очевидный факт в моей биографии, свидетельствующий о том, что "мiр во зле лежит", и от этого кромешного зла, выплеснувшегося в революции, Господь для чего-то помогал мне выкарабкиваться на свет Божий.

Назаровы и Рузины. Пахомов

Отец моего деда, мой прадед Леонид Иванович Назаров был сельским писарем в пригородном селе Ильинское близ г. Кузнецка (Томской губернии), но, видимо, его сноха ‒ моя бабушка-атеистка, постеснялась сказать мне, что он принял сан священника (это позже я узнал от своего отца) и именно поэтому был убит красными партизанами-роговцами (под руководством Г.Ф. Рогова) при их погроме Кузнецка 9 декабря 1919 г. после оставления города белыми частями. (Вероятно, он стал священником не ранее 1918 года, когда в связи с начатыми гонениями большевиков на Церковь по призыву Патриарха Тихона стали повсеместно рукополагать духовенство без внесения его в официальные списки. И его следует считать принадлежащим к сонму Новомучеников этого периода.)

В историю гражданской войны это "триумфальное шествие" советской власти в Кузнецке вошло как "погром кузнецкой интеллигенции". «Убивали без разбора по социальному признаку. Из четырёх тысяч жителей Кузнецка две тысячи легли на его улицах. Погибли они не в бою. Их, безоружных, просто вывозили из домов, тут же у домов, у ворот раздевали и зарубали шашками. Особо "именитых" и "лиц духовного звания" убивали в Преображенском соборе. Редкая женщина или девушка избегала гнусного насилия. Рубились люди по "классовому признаку": руки мягкие – руби…» (В.Зазубрин. "Неезжеными дорогами", 1926). Моего прадеда роговцы заставили бежать от храма на гору вблизи "Островскóй площадки" (до большевиков она называлась: село Христорождественское ‒ одна из исторических частей старого города) и убили разрывной пулей в затылок, его жена Матрена собрала разлетевшийся мозг в платочек... Моя бабушка как учительница тоже относилась к уничтожаемой "классовой" категории, но ее отец, портной Павел Яковлевич Рузин, спрятал ее в подвале.

Мой дед Виктор Леонидович Назаров. Сведений о нем у меня очень мало: послужной список времени Великой (первой мiровой) войны в Российском государственном военно-историческом архиве. Из него следует, что родился он 10 сентября 1895 г., «из мещан гор. Ново-Николаевска... выдержал испытание при Томском реальном Алексеевском училище на вольноопределяющегося II разряда и прошел 3-х месячный курс при томской школе прапорщиков... 10 мая 1916 года произведен в прапорщики... зачислен в 37 сибирский стрелковый запасной полк». В этот день и был открыт его офицерский послужной список, но дальнейших сведений в нем нет, в том числе о производстве в следующий чин, о командировке «вглубь ...ских степей за киргизами» (так неразборчиво он писал оттуда родителям на открытке с видом Петропавловска, 30.7.1916), и затем о нахождении на фронте в Галиции, откуда позже пришла его открытка с видом г. Коломыя.

По возвращении с фронта мой дед и бабушка Вера поженились, во время белой власти в Сибири он служил в армии адмирала А.В. Колчака, где, в частности, командовал отрядом при подавлении красных выступлений в белом тылу. После хаотичного отступления белых мой дед некоторое время скрывался в Кузнецке в доме Рузиных (у бабушки). После объявления амнистии явился в советские органы власти и был расстрелян в 1920 году.

В начале 2000-х годов Новокузнецкий краеведческий музей устроил большую выставку жизни нашей семьи ‒ поскольку в ней, благодаря моей бабушке-учительнице Вере Павловне Рузиной, сохранилось много фотографий, переписки и разных сведений об общественной жизни и интеллигенции Кузнецка в первые десятилетия ХХ века, тогда маленького уездного городка; была об этом и передача по местному телевидению. Выставка размещалась в двух комнатах и называлась "ХХ век. Судьбы кузнецкой интеллигенции" (позже она была передана в музей гимназии, где учился мой дед и преподавала бабушка). Руководство музея обратилось в Кемеровское ФСБ (бывшее ЧК- НКВД-МГБ-КГБ) с просьбой выдать материалы расстрельного дела моего деда, но получило отказ, поскольку В.Л. Назаров "не реабилитирован" и потому сведения о таких преступниках не выдаются: «Назаров В.Л. реабилитации не подлежит, сообщить какие-либо сведения о его судьбе не представляется возможным» (6.06.2000).

Сотрудники музея и Управление культуры администрации г. Новокузнецка подали в суд прошение о реабилитации, но и там получили отказ со следующей мотивировкой: «Назаров признан виновным в том, что он, будучи подпоручиком Царской Армии, в 1918 г. был мобилизован на военную службу в Армию Колчака и назначен командиром карательного отряда. Находясь в этой должности, Назаров производил аресты, обыски и порки граждан, отдавал приказы о расстреле красноармейцев» (Постановление Президиума Кемеровского областного суда от 2.12.2002 под председательством В.М. Вьюнова по заявлению сотрудников Новокузнецкого краеведческого музея).

Из перечисленных далее в этом постановлении фактов и показаний свидетелей упоминается только один (!) случай расстрела красноармейца по приказу В.Л. Назарова в апреле 1919 года, причем не указано, за какое преступление (возможно расстрелянный того вполне заслужил). За эти "зверства" мой дед и был расстрелян, а тело выброшено на свалку, как рассказывала мне бабушка. На мой вопрос: почему он стал на сторону белых, а не красных, бабушка ответила: он считал, что красные ‒ враги России. «Реабилитации не подлежит», – ответили на запрос упомянутые Кемеровское ФСБ и Кемеровский суд.

Вот и всё. Нет даже его фотографии – многое бабушка уничтожила из опасения дальнейших большевицких репрессий, а немногое спрятанное было уничтожено наводнением (так она мне говорила).

(Аналогично власти РФ отказали и в реабилитации адмирала Колчака, поскольку в советской историографии, для оправдания красного террора как якобы оборонительного от "белого террора", он приписывается именно Колчаку. Хотя ничего подобного как предписанной сверху документами карательной политики по отношению к населению в белых армиях не было ‒ в отличие от большевиков. Напомню: ими были опубликованы в июле 1918 г. подписанный Лениным всесоюзный декрет Совнаркома о преследовании т.н. "антисемитизма": «Совнарком предписывает всем Совдепам принять решительные меры к пресечению в корне антисемитского движения. Погромщиков и ведущих погромную агитацию предписывается ставить вне закона», что означало: расстреливать (Известия. 1918. 27 июля), а в сентябре продолжение ‒ знаменитый Декрет о красном терроре (5 сентября 1918 г.). При этом член коллегии ВЧК Лацис дал печатное указание в чекистском еженедельнике "Красный террор": «Не ищите в деле обвинительных улик о том, восстал ли он против Совета оружием или словом. Первым долгом вы должны его спросить, к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, какое у него образование и какова профессия. Эти вопросы должны разрешить судьбу обвиняемого. В этом – смысл и суть красного террора» (Красный террор. Казань, 1918. № 1. 1 нояб. – Цит. по: Правда. 1918. 25 дек. С. 1.).

С моей точки зрения, ни Колчак, ни его офицер – мой дед, отдавшие свои жизни за историческую Россию, совершенно не нуждаются в реабилитации от нынешних нелегитимных правителей, преемников тогдашней нелегитимной большевицкой власти, – утешил я сотрудников музея. Лишь при посредничестве московского Общества "Мемориал", куда обратились музей и администрация города, удалось узнать дату приговора (постановление Петропавловской уездной Чрезвычайной комиссии от 6 июля 1920 г.), она, возможно, является и датой расстрела – у Святого колодца под Кузнецком. Это место я посетил в 2000-м году...

В семье Назаровых (в с. Ильинском под Кузнецком) были дети, помимо моего деда Виктора: Петр, Михаил, Анатолий, Владимiр, Ираида. Согласно рассказам бабушки и записям моего отца, Михаил пропал безследно в 1920 году. Петр "был репрессирован, видимо, из-за брата Виктора". Чтобы избежать репрессий из-за родственной связи с расстрелянным Виктором, другие члены семьи переехали в Прокопьевск (оттуда перед войной в Бийск). Мой отец Виктор ездил к ним с матерью. Тетя Рая (Ираида) была замужем за Черемных (?), у них была дочь Тамара (?) и сын.

На фото мой отец (второй слева) со своими дядями в Прокопьевске в 1931 г. Справа внизу Вера Павловна. Стоит Мыльников, двоюродный брат А.И. Пахомова.

Мой отец (слева) с дядей Анатолием Леонидовичем Назаровым. Во время его приезда в Кузнецк примерно в 1935-1937 гг.

Мой отец Виктор Назаров родился после смерти его отца, в выписке из актов гражданского состояния написано: 11 апреля 1921 года, «отец умер» (в паспорте отца позже была указана дата рождения 1 мая 1921 г. ‒ советский праздник). Ни та, ни другая дата не могут быть подлинными, учитывая дату приказа о расстреле В.Л. Назарова (6.7.1920), а до этого он находился под следствием. Отец мне говорил, что бабушка записала его с более поздней датой рождения из политических соображений, возможно, чтобы снять с него ответственность за отца; мне она говорила, что на отца он очень похож внешне).

Отчим моего отца Афанасий Игнатьевич Пахомов во время Первой мiровой войны. 1915 г., Чугуевское военное училище.

В 1922 году вторым мужем моей бабушки стал Афанасий Игнатьевич Пахомов (род. 25.11.1888) , он тоже был офицером, выпускником Чугуевского училища. Согласно записям в послужном списке РГВИА, 1 мая 1916 г. произведен в прапорщики, 14 февраля 1917 г. в подпоручики (командир роты), 9.8.1917 ‒ в поручики. Был участником германской войны (на румынском фронте), затем в армии Колчака. В советское время стал учителем географии, истории и математики в педагогическом техникуме г. Кузнецка. От него родились два брата моего отца: Вячеслав (стал "Заслуженным металлургом") и Юрий (в 11 лет у него отнялись ноги из-за полиомелита, он стал известен на своей улице как мастер на все руки по бытовой технике).
Мой отец носил фамилию Назаров до 16-летнего возраста, есть свидетельство о его усыновлении А.И. Пахомовым 11 октября 1937 года.

Афанасий Игнатьевич был арестован в 1938 году без дальнейших известий о его судьбе (что тогда означало: расстрел). В начале хрущевской десталинизации, 22 сентября 1957 года Кемеровский областной суд прислал бабушке "Справку о реабилитации" А.И. Пахомова. Бабушка получила также документ ‒ Свидетельство о его смерти, якобы последовавшей 25 ноября 1940 года по причине "острого пеанкреотита" ‒ что было ложью, так даже при Хрущеве старались приуменьшить карательный террор, сводя его в основном к невинно репрессированным членам партии.

Однако 1 ноября 1999 года Управление ФСБ по Кемеровской области прислало моему дяде-инвалиду Юрию Афанасьевичу такое письмо (привожу с сохранением орфографии):

«На Ваше заявление сообщаем, что согласно архивному делу № 3387 Ваш отец Похомов [так написано здесь и далее, с ошибкой. ‒ М.В.Н.] Афанасий Игнатьевич, 1888 года рождения уроженец д. Искомучна Мендилинского контона Татарской АССР, арестован 30 января 1938 года Стлинским ГО НКВД. До ареста проживал в гор. Сталинске. Состав семьи (на день ареста): жена ‒ Похомова Вера Павловна, 1896 года рождения, дети ‒ Похомов Виктор, 16 лет, Похомов Вячеслав, 12 лет, Похомов Юрий, 10 лет ‒ все проживали вместе с отцом.
Похомов А.И. был обвинен в том, что являлся активным участником монархической повстанческой организации. Постановлением тройки УНКВД Новосибирской области от 7 февраля 1938 года осужден по ст. 58-2, 8,9,11 УК РСФСР к расстрелу с конфискацией имущества. Постановление о расстреле приведено в исполнение 13 февраля 1938 года.... после ареста содержался в Старокузнецкой тюрьме.
В выданном Вам свидетельстве о смерти от 22 мая 1958 года дата и причина смерти не соответствует действительности...
Постановлением Президиума Кемеровского областного суда от 22 июля 1957 года № ПС-485 Афанасий Игнатьевич реабилитирован (посмертно) за отсутствием состава преступления...»

Фамилию Пахомов я носил первую половину жизни, сейчас ее носят мои дети. (Фамилию Назаров, которую использовал в эмиграции, официально восстановил в 1993 году, получая паспорт РФ в Мюнхене.)

+ + +

Предки моей сибирской бабушки Веры Павловны Рузиной происходили из с. Мотовилово Арзамасского уезда Нижегородской губернии; ее дед Яков Михайлович Ермолаев 25 лет прослужил в армии. Согласно рассказу бабушки, фамилию Рузин он получил на русско-турецкой войне 1877 г. от названия речки Руза, где проявил храбрость. Сохранились фотографии семьи Рузиных.

Мой прадед Павел Яковлевич Рузин (1875‒1937), согласно записям моего отца ‒ «был первоклассный портной. Этому ремеслу он обучил и всех своих детей. Однако они работали по другой специальности (многие ‒ учителями). Дедушка шил одежду и для губернатора. Несмотря на то, что он очень много пил, он хорошо зарабатывал, полностью обезпечивал большую семью, имел хороший дом, лошадей, корову и т.д... Последние годы (при советской власти) его, видимо, принудили вступить в артель "Игла", где он работал закройщиком. Образ жизни вел прежний, но его не выгоняли, т.к. такого другого такого мастера в Старокузнецке не было. Он умер в возрасте 62 лет... Хоронили его на новом кладбище ‒ на горе. Народу было много. были признесены речи».

В своих записях мой отец подробно рассказывает о сестрах и братьях моей бабушки и их семьях, но тут приводить это не стану.

Семья П.Я. Рузина. Верхний ряд: крайняя слева стоит моя бабушка Вера, Яков, Зоя, Серафима. Сидят Павел Яковлевич и Наталья Николаевна. Нижний ряд: Таисия, Константин, Анфия, Александра. Кузнецк, 1916 г.

Семья Рузиных, вероятно г. Кузнецк, фото – конец XIX века. В верхнем ряду в центре – мой прапрадед Яков Михайлович Рузин (первая фамилия – Ермолаев, выходец из с. Мотовилово Арзамасского уезда Нижегородской губернии; 25 лет прослужил в армии, фамилию Рузин получил на русско-турецкой войне 1877 г. от названия речки Руза, где проявил храбрость). Рядом с ним слева – мой прадед Павел Яковлевич Рузин. Рядом с ним крайняя слева – его жена моя прабабушка Наталия Николаевна (ур. Колокольцóва). Крайняя справа в нижнем ряду – моя прапрабабка Степанида Михайловна Рузина, мать Павла Яковлевича. Крайний слева сидит – мой прапрапрадед Михаил, отец или Якова Михайловича или его жены Степаниды Михайловны. В центре нижнего ряда – жена Михаила, моя прапрапрабабка.

Бабушка Вера Павловна Рузина с отцом Павлом Яковлевичем Рузиным

Родители моей матери: Григорий Кузьмич Дмитренко и Ефросиния Митрофановна (ур. Бережецкая, из малороссийского казачества), с. Решетиловка Полтавской губернии, 24 июля 1919 г.

Дмитренко и Бережецкие

Предки моей бабушки со стороны матери Веры Григорьевны Дмитренко ‒ Бережецкие ‒ происходили из малороссийского казачества (в справке моей бабушки о ее социальном положении в 1926 году указано: казачка, причем документы она подписывала как Дмитренкова). Отец моей бабушки Ефросиньи ‒ Митрофан, его отец и три его брата держали лошадей и сапожничали, жили в селе Решетиловка Полтавской губернии. У Митрофана были сыновья Антон, Ларион (1890 г.р.), Устинья (1895 г.р.) и моя бабушка Ефросинья (1900 г.р.). (Отдельно я составил родословную схему всех известных мне родственников Бережецких.)

Отец моей матери Веры, малоросс Григорий Кузьмич Дмитренко, как рассказывала бабушка Ефросиния, был зарублен красным анархистом Нестором Махно 18/31 мая 1921 г. при налете на село Решетиловку Полтавской области, когда нес домой мешок муки с мельницы. Зарублен на улице "ошибково", так как был простым мирным жителем, хотя и работал каким-то гражданским служащим в военкомате, а его спутали с однофамильцем-милиционером. Как видно, Махно предпочитал сначала рубить, и лишь потом разбираться – кого и за что. «Ничего, ты молодая, найдешь себе мужа еще», – так передавала его слова бабушка, в то время беременная моей матерью на втором месяце.
Чтобы оформить пенсию за мужа, через знакомства удалось выдать его за бывшего "красноармейца". (Об этом я недавно написал статью: Махно, который убил моего деда. ‒ Прим. август 2020.)

Из всей биографии Махно очевидно, что он изначально, с 18 лет, в годы т.н. "первой русской революции", стал революционером ‒ членом "Крестьянской группы анархо-коммунистов", действовавшей в Гуляйполе, участвовал в убийствах, террористических актах и "экспроприациях". Неоднократно арестовывался, в марте 1910 года приговорён к смертной казни через повешение, которая была заменена бессрочной каторгой. Его освободила Февральская революция, после которой он вернулся в Гуляйполе, где стал председателем Совдепа и комиссаром Гуляйпольского района, сформировал боевую дружину "Чёрная гвардия" для экспроприаций, совершившую несколько вооруженных налетов, в сентябре 1917 года провел конфискацию помещичьих и церковных земель. Он активно участвовал в боях красной армии против белых, и лишь в 1920 году, после захвата Крыма и прекращения войны с белыми, Махно стал анархически противодействовать красным властям, совершая налеты на украинские села.

Таким образом, Нестор Махно сыграл в те годы революционной смуты свою главную роль на стороне красных богоборцев в их завоевании Украины и в их победе над белыми, с которыми он никогда не вступал в союз и видел в них главных врагов.

Вторым мужем моей бабушки Ефросиньи, отчимом моей матери, стал Кузьма Иванович Кобищан, от него в 1923 году родилась вторая дочь Надежда. Жили они уже в Полтаве (согласно справке 1932 года по адресу: Щербанська вул., буд. 18, снимали жилье у Горбачевой). В это время был голодомор коллективизации, мама рассказывала, что родители боялись отправлять детей играть на улицу из-за людоедства, а однажды у забора их дома умерла женщина, и из ее разжатого кулака на землю посыпалась горсть зерна... Спасаясь от голодомора, Кобищан 1933 году уехал от голода в Сибирь к знакомому и, устроившись работать в Кузнецке (переименованном в 1932 г. в Сталинск) на мясокомбинате (он был ветеринаром), вывез туда семью: мою бабушку с дочерьми и ее сестру Устю (она уже была опухшая от голода). Там Кобищан через несколько лет тоже был арестован и дальнейшая его судьба неизвестна.

Бабушка поначалу работала каменщицей, затем благодаря знакомому мужа устроилась на мясокомбинат.

Но после ареста мужа ее уволили с комбината и снова пришлось работать каменщицей, жили в бедности в землянке с собачкой Куклой, которая отгоняла крыс. К счастью, сестра Устя могла с мясокомбината подкармливать семью требухой и хвостами, которые ей удавалось выносить, обматывая вокруг тела. Когда мама поступила в институт, она за хорошую учебу получила Сталинскую стипендию, по тем временам большие деньги, значительно превышавшие зарплату каменщицы, так что и бабушка могла оставила эту тяжелую работу. Возможно, поэтому и ее сестра Устя накануне войны вернулась на Украину, затосковав по родным местам.

+ + +

Таким образом, как я понимаю, диавол попытался уже ранним убийством моих дедов предотвратить рождение их потомства ‒ моих родителей ‒ и тем самым мое рождение, однако Господь не только определил мне родиться, но и обратил диавольские планы в противоположность: антисоветское осмысление мною этого "предбиографического" обстоятельства побудило меня к познанию смысла т.н. "гражданской войны" и революции, а затем к ответному поиску Бога и Его замысла обо мне.
Так моя жизнь и моя биография начиналась в моих дедах.

Родители

Мои родители познакомились во время учебы в институте в Сталинском металлургическом институте, который оба закончили с отличием, и поженились в сентябре 1944 года (хотя, судя по их письмам друг другу, возможно, еще без официального оформления брака?). Их сблизило то, что оба росли без отцов.

Судя по сохранившимся фотографиям, накануне войны жизнь моих родителей-студентов была довольно насыщенной и потому счастливой. Они занимались лыжным спортом (мама несколько раз выигрывала первенство Новосибирской области в командных соревнованиях и выполнила норму мастера спорта). Есть фотографии из альпинистского лагеря близ Алмааты, а также на занятиях в радиокружке. Они искренне мечтали о построении счастливого будущего и жили с кодексом чести, позже сформулированным в "Кодексе строителей коммунизма". Личные чувства в общении их были честны, вдохновенны и высоки, ‒ как в советских художественных фильмах ‒ но далеки от духовного осознания подлинного смысла жизни, который в СССР считался "реакционным". За это в те же страшные годы советская власть убила "безбожной пятилеткой" и превентивными чистками миллионы "врагов народа". Вот так даже из детей "врагов народа" коммунистическая диктатура формировала нового советского человека, оторванного от всей русской истории и национальной культуры, и от Бога.

Как это ни парадоксально, клеймо дважды "сына врага народа", вероятно, спасло моего отца от гибели в советско-германской войне. После школы отец хотел поступить в летное училище, но его не приняли из-за такого происхождения. Пришлось поступить в местный металлургический институт. К началу войны отцу исполнилось 20 лет, и он сам пошел в военкомат для отправки на фронт, но его не взяли, так как решением правительства металлурги, даже студенты, призыву не подлежали: они были нужны для обороны. В военной мясорубке мало кому удалось остаться в живых из призывов первых военных лет: советское командование солдат не жалело, по образному выражению ‒ заваливая врага трупами. Так отец всю войну проучился в Сталинске, стараясь по долгу совести оправдать свое нахождение в тылу ответственной учебой. (Даже сейчас удивляюсь, как мои родители до конца жизни сохраняли приобретенные в институте знания, легко решая математические задачи и разбираясь в технических устройствах.)

https://rusidea.org/250969126