Обычно люди, привыкшие вращаться во всем земном, ожидают от наступления новых времен прекраснодушенствования, ворох «счастья» и прочего, что услаждает слух, зрение и особенно плоть. Принято среди них желать друг другу «будущего», причем непременно «светлого», но проходит год и становится ясно, что это еще один год бездушного и жестокого века. Был и не стало. Об этом без обиняков Тютчев написал так
Еще нам далеко до цели,
Гроза ревет, гроза растет, -
И вот – в железной колыбели,
В громах родился Новый год…
Потом Блок выскажется еще яснее: «Железный век, железные сердца»… Кстати, Федор Тютчев родился, когда Пушкину было всего четыре года. Они – великие вершины всего русского, и не только искусства, всей русской жизни, святая гордость России и дар миру, который все более и более уклоняется в грех самовластья и вседозволенности под вывеской «прав человека». Не изменит делу Христа Россия и Вселенское Православие, хоть бы осталось всего считанные тысячи верных Святой Троице. Эти верные – соль земли, а без Христа все - прах и тлен. Вот и поэты своими правдивыми и честными стихами задерживают время окончательного растления людей, быстрейшее распространение душевной гнили. Тютчев убежден, что спасительна только вера в Спасителя Христа, а все остальное не более чем туман
И эта вера в правду Бога
Уж в нашей не умрет груди,
Хоть много нерв и горя много
Еще мы видим впереди…
Таким образом, Тютчев строго различает Правду Божию от всех «правд» и «правдиц» человеческих. Если человек воспримет Правду от Бога, Евангелие внутрь себя, то он спасен и будет жив. Ведь Бог, создавший нас и входящий внутрь нас посредством Святого Причастия, прежде всего, не есть Бог мертвых, но живых. И кто осмелится отменить заповедь Бога о том, что искать нужно Царствия Божия и Правды, остальное приложится? Не исполнивший заповеданного, подлежит суду.
До сих пор находятся удивляющиеся тому, как может человек грешный извлекать из сокровенных тайников души нетленное, вечное и превосходящее разум? Но вспомним, как грешники отнеслись к Христу на земле, посчитав его за кого угодно, кроме Мессии. Так и с вестниками Христовыми. Более стоит удивляться тому, что праведникам удалось все-таки не сразу погибнуть от рук врагов, будучи сохраняемыми Благодатью Божией. Но еще более предивно, что грешное и смертное создание способно на великий подвиг Любви к Богу и к людям! Великие русские поэты, каждый со своими грехами и недостатками, стали святыми глашатаями Правды Божией в самой возвышенной творческой форме. Таково было неиспорченное в своей сути сердце их, исторгавшее неслыханное и чудесное. Это сердце в них устроил Сам Бог. Такова была Его воля о Ломоносове, Державине, Батюшкове, Пушкине и других великих в Боге поэтах России. От поэтов требовалось одно, чтобы они не уклонились от Правды Божией и согласились возвещать самое чистое, светлое и ясное Слово. Тут и тайны-то никакой нет на самом деле! Мы, конечно, можем воскликнуть в порыве: «Он - Тютчев, как и мы!» (т.е. и смертен, и грешен). Но мы – не он! Вот ведь в чем дело. Тютчев велик именно Правдой Бога-Творца, а что же мы сделали, чтобы величать Бога и сподобиться сотворить достойные плоды веры?
Нам могут задать вопрос: Вы считаете, что гениальность человека полностью зависит от веры в Бога? «Да!» - отвечаю я и привожу слова гения Пушкина: «Гений и злодейство – вещи несовместны». А это и значит, где добрый гений, там Бог, а где злодейство, там всегда дьявол. В какой мере мы приближаемся верой и делами к Богу, настолько и становимся совершенными и гениальными. С этой точки зрения очень внимательно стоит приглядеться к так называемым «гениям человечества», а гении ли они? Если встать на Церковную точку зрения, то весьма многие «гении» от людей предстанут в неприглядном виде, а то и слугами тьмы.
Итак, что Божественно и не противоречит Евангелию, то и совершенно, то только и гениально! Кто удостоился Царства Небесного, будь то Святитель, затворник, монах, юродивый, праведник в миру, тот и гений!
Мир неумолчен в своем стремлении излить из себя все, что у него есть, своего рода раскаленную лаву добра и зла. Поэтому Тютчев в своем «Молчании» исповедует следующее:
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои -
Поэт не за то, чтобы молчать перед лицом зла, нет, а о священном молчании, без которого невозможен разговор человека с Богом. Без священного молчания человеку ничего не удастся сохранить и приумножить внутри себя. Стоит ли открывать душу, если тебя не спрашивают?
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят они
Безмолвно, как звезды в ночи, -
Любуйся ими - и молчи
Но Тютчев не был бы Тютчевым, если бы не сказал о молчании нечто гораздо большее, на уровне вселенского таинства
Есть некий час, в ночи, всемирного молчанья,
И в оный час явлений и чудес
Живая колесница мирозданья
Открыто катится в Святилище Небес…
Известно, что все без исключения святые подвижники Церкви любили молиться в уединении, а многие еще и умной молитвой… Именно ночь, когда стихает людская суета, и открываются Небеса, была для них лучшим временем общения с Богом.
Тютчев за плодотворное молчание, которое терпеливо переносит скорби, гонения, нападки и не устает молиться неизреченно. Ведь враг наш принадлежит к мысленному миру, посему и воевать не с ним, а с его злобными мыслями, надо посредством добрых мыслей, не обязательно высказываемых направо и налево. В конце концов, не Господь ли предупредил всех рассказчиков, что за каждое праздное слово даст ответ человек (сначала думай, потом говори):
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь,
Взрывая, возмутишь ключи, -
Питайся ими – и молчи
Согласно Священного Писания не только мысль есть ложь, но и человек есть ложь. И сказано это не для унижения человека, а чтобы человек понимал разницу между собой и Богом, и, понимая, смирялся. А где смирение, там и приближение к Богу, уничтожение разницы между созданием и Создателем. Если и говорить, то говорить полезное нам и другим. Что толку невежде или неверу говорить о Боге? «Васька слушает, да ест». Пока человек не определился и не утвердился в правильном различении добра и зла, полезного от бесполезного, ему самому надо говорить меньше всего. В нужное время при подвижничестве человека Господь определит и поставит на соответствующую работу. Поэзия любит тех, кто дорожит каждым словом. Другое дело, если тебя нелукаво вопрошают о твоей вере и просят объяснить что-то из душеполезного. И опять же лучше прибегать к авторитету Евангелия и Святых отцов, чем высказывать свое незрелое и, тем более, противоречащее Церкви. Отсюда могут происходить ереси. Посему молчание во всех смыслах полезнее и плодотворнее многоглаголания. Не случайно так много в Церкви прославлено святых затворников и молчальников. Одно время в молчании и затворе пребывал преподобный отец Серафим Саровский.
Лишь жить в себе самом умей –
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно – волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи, -
Внимай их пенью – и молчи!
Самый верный и точный образ Святой Руси – Русь Молитвенная, в молчании переносящая наскоки и буйство мира, плоти и диавола. Но не только о священном молчании писал поэт Тютчев. Понять гениального поэта мы вернее всего сможем через то, как он относится к другим гениям. Федор Иванович Тютчев не мог остаться в стороне от прославления имени А. С. Пушкина, его свободного и смелого дара, которым многие планы и дела тьмы были вскрыты и развенчаны. Напомним, что по отзыву Андрея Краевского стихи Тютчева привели Пушкина в умиление. Об изумлении и восторге тютчевскими стихами Пушкина в 1859 году писал П. Плетнев. Юрий Самарин сообщал, что Пушкин целую неделю носился с рукописным собранием Тютчева. В свою очередь, Тютчев, возможно, впервые высказался о всемирном значении Пушкина: «Мне приятно воздать честь русскому уму, по самой сущности своей чуждающемуся риторики… Вот отчего так Пушкин высоко стоит над всеми современными французскими поэтами». И не только, добавим мы, французскими, но и всеми остальными! Начнем с тютчевского «К оде Пушкина на вольность»:
Огнем свободы пламенея
И заглушая звук цепей,
Проснулся в лире дух Алцея -
И рабства пыль слетела с ней.
От лиры искры побежали
И вседробящею струей,
Как пламень Божий, ниспадали
На чела бедные царей.
...
Но вернемся к немилосердному осуждению других до того, как еще не грянул Страшный Суд и не произвел нелицеприятное определение действительной вины человека перед Богом и ближним. Суд без милости – страшнейший грех. В самой распространенной молитве мира, данной Самим Творцом по просьбе учеников - «Отче наш», прямо со всей ясностью сказано, что долги наши (грехи) будут оставлены нам лишь после того, как мы простим должников наших (согрешающих против нас). Речь не идет о прощении намеренно делающих зло, за таких следует молиться. Но по отношению ко всем другим Христос предлагает покрывать грех, вразумлять кротостью и терпением. Смотрите, сколько повсеместно судов, а несправедливость не убавляется. И все потому, что судят на основании человеческого, а не Божиего. Ощущение такое, что мир занят преимущественно одними рассуждениями и осуждениями, а воз и ныне там. Везде быстрые оценки, приговоры, ярлыки… Все это дело рук гордости житейской. Мир самовластного суда до Божиего Суда не терпит обвинений в свой адрес и истинной свободы духа – «борьбы, разноголосья». Поэтому
И горе ей – увы, двойное горе, -
Той гордой силе, гордо-молодой,
Вступающей с решимостью во взоре,
С улыбкой на устах – в неравный бой.
Но если гордо-молодая сила гордится не собой, а Богом и Отечеством, то гордо-надменный мир отстаивает иные, земные идеалы, прикрываясь только Богом и Родиной. Вот судьба великих поэтов, не шедших ни на какие компромиссы и уступки миру ради небесных идеалов, и не только их одних, но и всякого праведника на земле:
Когда она, при роковом сознанье
Всех прав своих, с отвагой красоты,
Бестрепетно, в каком-то обаяньи
Идет сама навстречу клеветы,
Личиною чела не прикрывает,
И не дает принизиться челу,
И с кудрей молодых, как пыль, свевает
Угрозы, брань и страстную хулу,-
Да, горе ей - и чем простосердечней,
Тем кажется виновнее она...
Таков уж свет: он тем бесчеловечней,
Где человечно-искренней вина
Таково без прикрас и румян не только «высшее общество», но и «век без души» - мир соблазнов, игры, масок, суетной и пустой жизни и прочего непотребного, чему имя «власть денег и тьмы», как лев ищущий задрать и проглотить всякую неугодную ему личность.
Тютчев не один в изображении «века без души». Так, Батюшков пишет в статье о «печальном веке», Пушкин о «жестоком веке», Лермонтов о «безбожном веке». Рубцов писал, что о веке, который «неслышно протечет»… Но пусть никто не думает, что в оправдание своих нераскаянных грехов можно сослаться на век, мол, какой век, такие и сердца. Господь определяет время, а заполняется это время как верой, так и, увы, неверием. Каждый исходит из собственного выбора с кем быть: с добром Божиим или добреньким, впрочем, на один лишь слащавый вид, человеческим. Все малейшее Божие спасительно, все самое великое у людей очень часто к Богу не имеет никакого отношения. Зная об этом лучше других, поэты спешили помочь людям светлым, спасительным словом, отводя от людей дух злобы и погибели:
Знайте: все слова Поэта
Легким роем, жадным света,
У дверей стучатся Рая,
Дар бессмертья вымоляя!..
Отцы у Пушкина и у Тютчева были в звании майора, и оба они служили, как и Грибоедов, и Батюшков, по части иностранных дел. Жизнью, словом и работой наши поэты стояли на страже России. «В России нет ничего серьезного, кроме самой России», - как-то скажет Тютчев. На первый взгляд это парадокс, но гении любят парадоксальное, выходящее из рамок общечеловеческого. Другими словами говоря, в России ценно только то, что в ней относиться к Святости, к Бессмертью. Россия – это очень серьезно для всего мира. «Храни себя, храни!» - этот глас Рубцова не умолкнет до скончания не России, нет, а безбожных и бесславных времен, «века без души». Россия же, а именно: Православная Россия, ибо конституций много, а Православия мало, призвана показать послушание Христу. Как говорил преподобный отец Серафим Саровский: «Господь помилует Россию и приведет ее путем страданий к великой славе». Что же все в мире может сравниться со Славой Божией и Ее проявлением в России?
Как раз уместно вспомнить об отношении Тютчева к министру иностранных дел Нессельроде, дом которого был причастен, по словам Императора Александра II, к убийству Пушкина. Поэт писал: «Вот какие люди управляют судьбами России!.. Нет, право, если только не предположить, что Бог на небесах надсмехается над человечеством… невозможно не предощутить переворота, который как метлой сметет всю эту ветошь. Лет тридцать тому назад барон Штейн, человек ненавидящий это отродье, встретившись с нашим теперешним канцлером на каком-то конгрессе, писал про него в письмах: «Это самый жалкий негодяй, какого я когда-либо видел».
Нет, карлик мой! Трус беспримерный!..
Небезинтересно, что поэт называет канцлера Нессельроде «моим», то есть министр не принадлежит России, России Духа, кому угодно, только не Святой России… Он просто высокопоставленный чиновник. И вот оно постыдное – «трус», да еще без примера! Серьезнейшее обвинение…
Ты, как не жмись, как ни трусь,
Своей душою маловерной
Не соблазнишь Святую Русь…
Не менее удивительно другое, - как канцлером России по части иностранных дел стал лютеранин по убеждениям? Ведь Тютчев явно наше внимание обращает на маловерие Нессельроде. Вот источник многих, если не всех зол. Сегодня даже в России, и чего скрывать, даже некоторые из священноначалия, сомневаются в Святой Руси!? Да, есть святые, есть Церковь, а Руси Святой как бы и нет… Русь-то, мол, есть, но, право, свята ли Русь, не перегнули ли мы? А вот Тютчев нисколько не сомневается в существовании Святой Руси и прямо пишет, что маловерием некоторых душ не соблазнить Святую Русь! Другими словами говоря, сколько бы не был жесток век из-за бездушия людей, не он определяет сущность Святости и вообще Жизни. Несвятое пройдет, как бы не кичилось своими «преимуществами» и внешними «успехами», а Святость была (еще до несвятости, кстати!), есть и будет вечно. Поэтому Тютчев и заявил во всеуслышание нечто великое о Руси: «В Россию можно только верить!» И так оно и есть! В основанную Богом Россию, в Россию Пресвятой Троицы нужно, очень нужно, важно и спасительно для всех народов верить. Это же на самом-то деле счастье – святая вера! И чего тут смущаться, непонятно?! Святая Русь – это тот народ, который реально (правой верой и делами) составляет Тело Христово. Это одновременно и Таинственная Русь, ибо праведники обычно скрывают праведность во Христе, тогда как неправедность всегда старается быть на виду, заявить о себе, явно и тайно преследовать и травить праведных. Святая Русь, то есть то что на Руси принадлежит Телу Христову через Святые Таинства Церкви, и, прежде всего, Святое Причастие, никогда не откажется от Своего предназначения и святого жребия: быть Светом миру. Поэтому Тютчев и вопрошает:
Иль, все святые упованья,
Все убежденья потребя,
Она от своего призванья
Вдруг отречется для тебя?..
Прекрасно поставленный вопрос! Ни для какой национальности, ни вероисповедания, ни гения человечества, ни каких-либо иных земных преимуществ Святая Россия не откажется от своего святого жребия! Нас, русских, любят корить нашими же грехами, а кто свят? Где святые Запада? Где святые светильники и праведники неправославной Америки? Смеются над русским народом-богоносцем. А, между тем, русские в большинстве своем никогда не отвергаются носить крест свой до конца. А крестоношение – это и есть уподобление Христу, то самое ношение тягот, к которому призвал человечество Бог, чтобы исполнить Закон Божий. Спору нет, носить Бога нелегко, надо потерпеть и в этом терпении стяжать души наши, чтобы они сделались пригодными для Царства Божия. Кто не стяжает дух мирен, тот расточает. Конечно, противникам Святой Руси нужна совсем другая Россия – аморфная в смысле нравственности, оторванная от Бога, а, значит, и слабая.
А вот отзыв о супругах Нессельроде П. В. Долгорукова, который мог знать об авторе подметных анонимных писем Пушкину и его друзьям:
«Сначала о графе: Карл Васильевич Нессельроде, немец происхождением (лютеранин по вере, и по матери еврей – прим. авт.) и, по своим понятиям, немец старого покроя: человек ума не обширного, но ума необыкновенно хитрого и тонкого, ловкий и вкрадчивый от природы, но совершенно чуждый потребностям современным, им принимаемым за прихоть игривого воображения. Искусный пройдоха, обревший большую помощь в хитрости и ловкости своей жены-повелительницы, столь же искусной, как и он, пройдохи и к тому же страшнейшей взяточницы, Нессельроде был отменно способен к ведению обыденных, мелких дипломатических переговоров. Но за то высшие государственные соображения были ему вовсе чуждыми: поклонник Меттерниха, он считал его за идеал ума человеческого и всегда благоговейно, слепо и неразумно преклонялся перед этим самозванным божеством политики. Впрочем, ленивый от природы, он не любил ни дел, ни переговоров; его страстью были три вещи: вкусный стол, цветы и деньги. Этот австрийский министр русских иностранных дел, Нессельроде, не любил русских и считал их ни к чему не способными; зато боготворил немцев, видел в них совершенство человечества…. Своим возвышением Нессельроде обязан сильному придворному влиянию искусных интриганов, своих тестя и тёщи…
Дальше о графине: женщина ума недальнего, никем не любимая и не уважаемая, взяточница, сплетница и настоящая баба-яга, но отличавшаяся необыкновенной энергиею, дерзостью, нахальством и посредством этой дерзости, этого нахальства державшая в безмолвном и покорном решпекте петербургский придворный люд, люд малодушный и трусливый, всегда готовый ползать перед всякою силою, откуда бы она не происходила, если только имеет причины страшиться от неё какой-нибудь неприятности».
Пушкинист Н. Н. Скатов писал: «Если можно говорить (а это показали все дальнейшие события) об антирусской политике «австрийского министра русских иностранных дел», то её объектом так или иначе, рано или поздно, но неизбежно должен был стать главная опора русской национальной жизни – Пушкин».
Таким образом, если в Пушкине и в Тютчеве, как и в других великих русских поэтах, мы ясно видим Мать-Россию с действующим в Ней Святым, Благим и Животворящим Духом, то в их врагах, маскирующихся под «друзей» и даже «почитателей» , чистофй воды русоненавистников.
Гениальный Тютчев, которого часто величают только одним именем «лирик», гениален во всем, в том числе и в духовных вопросах. Поэт призывает, чтобы не происходило в мире, чтобы не случилось, Россия должна оставаться верной своему святому призванию:
Не верь в Святую Русь, кто хочет,
Лишь верь Она Себе Самой, -
И Бог победы не отсрочит
В угоду трусости людской
Неверие по Тютчеву или маловерие, есть своего рода духовная трусость. И так оно и есть! Ведь маловер или невер не в состоянии сделать ни одного по-настоящему доброго дела во славу Божию. А это что, как не трусость. Сейчас провозглашено по всей Европе право верить или не верить, или, например, любить кого угодно и даже как угодно без различия пола, но это трусость, предательство Бога ради надуманных «прав человека». Если право от человеков идет вразрез с Законом Божиим, то это трусость и погибель. «За уступки миру многие погибли», - предупреждал еще преподобный Серафим Саровский, всея Руси и мира Чудотворец. Наблюдать, как мир гибнет, зажав в руках конституции с правами, конечно, больно, но это выбор конкретных лиц. Они за это и ответят, если не перед людьми, то Богом. Но Святая Русь будет верить в Святость Божию, Которую Она приняла внутрь Себя, как Царство Божие, во что бы то ни стало и вопреки всему несвятому:
То, что обещано судьбами
Уж в колыбели было с ней,
Что ей завещано веками
И верой всех ее царей
Маловерие отдельных личностей – род духовной болезни. Свой взор поэт обращает на то, как Православная вера соблюдалась на Руси в течение многих веков, как верой отличались всех ее цари. Достойный пример для подражания! То есть, мало ли кто чем занимается или в кого верит или не верит, ведь и бесы веруют, что есть Бог, и трепещут, но человек в силу действующего в нем греха слеп и глух к Святыням Отечества и Матери-Церкви. К таким неверам, маловерам, псевдоверам и извергам, чего уж говорить более, Тютчев обращается с замечательным пророчеством:
Венца и скиптра Византии
Вам не удастся нас лишить!
ВСЕМИРНУЮ СУДЬБУ РОССИИ –
Нет! Вам ее не запрудить!
У простого русского народа есть слово «нехристь». Кстати, неисполняющий обеты крещения, все равно что нехристь и язычник. Нехристи, в том числе и «свои», обречены, ибо они каждый по своему без Бога одиноки, трусливы, фанатичны и за грехами прячутся во избежание будущего гнева. Наоборот, боголюбцы – это всегда открытость, любовь и высшая поэтическая сила. Боголюбец – это и есть всечеловек, богочеловек! И не своей силой, а благодатью Божией. Но это как раз и не устраивает противников Христа, ведь у них нет ничего такого за душой, что в преизобилии являет всего один богоносец, такой, к примеру, как Тютчев. У них одни слова, слова, слова и… преступления. Не случайно, что Тютчев задается вопросом: «Разве снаряд учреждений, лишенный души, не есть мертвый и бесполезный хлам?» Когда поэты пишут об омертвлении мира ядом греха, то они солидарны не с этим отравленным миром, а с тем Божиим, что еще пока сохраняется в мире. Тютчев в стихотворении «Из Гейне» пишет:
А нынче мир весь как распался:
Все кверху дном, все сбились с ног -
Господь-Бог на небе скончался,
И в аде Сатана издох.
Живут как нехотя на свете,
Везде брюзга, везде раскол, -
Не будь крохи любви в предмете,
Давно б из мира вон ушел
|
