Ему самой судьбой была суждена морская стезя. Род Сенявиных, несмотря на «сухопутность» своей вотчины (Калужская губерния) доблестно служил Отечеству на флоте со времён Петра. Иван Акимович Сенявин, начавший служить при великом Императоре боцманом, затем достиг чина контр-адмирала. Его брат Наум Акимович, отличившийся в 1719 г. в бою со шведами близ о. Эзель, достиг таких же высот. По стопам родителя пошёл и Николай Иванович Сенявин. В середине 1770-х он занимал должность военного губернатора Кронштадта в чине вице-адмирала. В это время у него уже подрастал сын Дмитрий, и по достижении им 10-летнего возраста отец отвез того в Морской корпус, напутствовав следующими словами: «Прости, Митюха! Спущен корабль на воду, отдан Богу на руки: Пошел!»
И «Митюха» пошёл. Уже в период учёбы юный гардемарин участвовал в двух учебных плаваниях по Балтийскому морю. Выйдя в офицеры, ходил в составе русской эскадры к берегам Португалии для оказания помощи в поддержании вооружённого нейтралитета в период Войны за независимость США.
В 1782 году Дмитрий Николаевич получил назначение в Азовскую военную флотилию, занимал должность флаг-офицера при контр-адмирале Ф.Ф. Мекензи. В этот период Сенявин принимал участие в руководстве работами по возведению Ахтиарского порта в Севастополе, командовал пакетботом «Карабут», ходившим между Севастополем и Константинополем. За операцию по транспортировке дипломатической почты посольства России в Константинополе в начале Русско-турецкой война капитан-лейтенанта Сенявил получил орден Св. Георгия 4-степени.
В ту войну молодой, талантливый и амбициозный офицер серьёзно конфликтовал со своим командующим адмиралом Ушаковым, считая его недостаточно решительным. Последний в итоге обвинил Дмитрий Николаевича в саботаже, поскольку вместо «вполне здоровых матросов» тот откомандировал на вновь построенные корабли в Херсон и Таганрог больных и необученных. Главнокомандующий Потемкин лишил Сенявина звания генерал-адъютанта, снял с должности командира корабля и отправил его под арест. Но Фёдор Фёдорович, знаменитый не только военным гением, но и христианским великодушием, не стал ломать судьбу молодому коллеге. На встрече с Сенявиным он «…со слезами на глазах обнял, поцеловал его и от чистого сердца простил ему все прошедшее». Потёмкин, весьма довольный примирением двух славных флотоводцев, писал по этому случаю Ушакову: «Он будет со временем отличный адмирал и даже, может быть, превзойдет самого тебя!»
Фёдор Фёдорович не возражал и взял «противника» в свою средиземноморскую экспедицию 1798–1800 гг., в ходе которой за взятие о. Св. Мавры, где располагалась крепость с французским гарнизоном, Дмитрий Николаевич получил Анну 2-й степени. «...Он отличный офицер и во всех обстоятельствах может с честию быть моим преемником в предводительствовании флотом», - такова была аттестация Ушакова. Светлейший же назначил Сенявина на должность своего адъютанта. Позже Дмитрий Николаевич отличился в битве у мыса Калиакрия 31 июля 1791 года, завершившейся поражением османского флота, и в сражении при Варне.
Помимо таланта флотоводца Сенявин обладал и другим весьма важным для командира талантом – он умел создавать свою команду, сплачивать людей вокруг себя, завоевывать их доверие и любовь. Команда Сенявина становилась настоящей морской семьёй, и этим во многом был обусловлен успех её действий. «Он... со строгостью по службе соединял справедливость; подчиненными был любим не как начальник, но как друг, как отец: они страшились более всех наказаний - утраты улыбки, которою он сопровождал все приказания свои и с которою принимал их донесения. Кроме того, он был исполнен преданности к престолу и дорожил всем отечественным», - свидетельствует историк Бантыш-Каменский. Вторит ему и сослуживец Сенявина Броневский: «...Дмитрий Николаевич казался быть окруженным собственным семейством. Беседа его была разнообразна и для всех приятна, каждый в ней участвовал, ибо он разговорами своими обращался к каждому, так что казалось, забывая себя, помнил только других... Когда же разговор переходил к России, взор его оживлялся; все слушали со вниманием и, казалось, только в сем случае опасно было противоречить его мнению».
Будучи вовсе не богат, Дмитрий Николаевич был неизменно щедр с подчинёнными, не исключая и матросов. Когда один из его офицеров был тяжело ранен, адмирал не только заплатил иноземному лекарю за лечение, но и подарил ему перстень с бриллиантом. Лекарь тотчас попросился на российскую службу, и Сенявин принял его. «Такими средствами, - пишет Броневский, - Дмитрий Николаевич приобрел любовь от своих подчиненных, и сия любовь, нелегко приобретаемая, вопреки превратности случаев, сохранит ему то уважение, которое заслужил он делами добрыми и заслугами знаменитыми. Внимание к подчиненным, всегда готовая от него помощь... никогда не истребятся из памяти всех, имевших честь и счастье служить под его начальством». «Сенявин, скромный и кроткий нравом, строгий и взыскательный по службе, был любим как отец, уважаем как справедливый и праводушный начальник, - читаем у того же мемуариста. - Он знал совершенно важное искусство приобретать к себе любовь и употреблять оную единственно для общей пользы».
Ещё один случай сохранило для нас свидетельство мемуариста. Случай сей говорит не только о русском адмирале, но – того больше – о русском солдате. В целому о русском человеке 18 столетия. Однажды солдат Иван Ефимов получал от французского командующего Мармона 100 золотых наполеондоров в награду за то, что русский солдат выкупил у турок за 13 червонцев французского офицера, которому собирались отрезать голову. Ефимов отсчитал свои 13 червонцев, прочее же забирать отказался. Сенявин, узнав об этом, заменил отвергнутые наполеондоры на российскую золотую монету, добавил своих и сказал: «Возьми, не французский генерал, а я тебе дарю; ты делаешь честь русскому имени», - и к тому пожаловал солдату унтер-офицерский чин.
Русское имя было в тот золотой век в небывалой чести. И уже будучи в отставке старый адмирал с ностальгией вспоминал: «…люди были веселы, румяны, и пахло от них свежестью и здоровьем, - нонче же посмотрите на фрунт, - что увидите - бледность, желчь, унылость на глазах и один шаг до госпиталя и на кладбище».
Пик славы Сенявина пришёлся на наполеоновские войны. В 1805-1807 гг. адмирал был назначен главнокомандующим всех сил России в бассейне Средиземного моря и с эскадрой из 6 кораблей Балтийского флота вышел из Кронштадта на о. Корфу. Освобождённый от французов вместе с другими Ионическими островами, он стал крупной военной базой России в Средиземноморье. Ко времени прибытия Сенявина здесь находились 10 линейных кораблей, 4 корвета, 7 вспомогательных судов, 12 канонерских лодок, 1200 стволов артиллерии, 8 000 человек в составе корабельных экипажей и 15 000 морской пехоты.
Пока эскадра Сенявина шла к Корфу, на суше Наполеон разгромил союзные силы под Аустерлицем. Александр I подписал рескрипт о возвращении в черноморские порты всех русских кораблей и воинских отрядов, находившихся в Средиземноморье. Но Дмитрий Николаевич ничего не знал об этом – связь в те времена была весьма медленной. Форпостом противостояния Франции на Адриатике стал Которский залив, жители которого не желали, чтобы их передавали под владычество французов. Которцы обратились за помощью к черногорскому митрополиту Петру I Негошу. Тот послал им в подмогу тысячу воинов и обратился к русскому царю с просьбой принять черногорцев в подданство или хотя бы под покровительство России.
Не ведая и этих обстоятельств, Сенявин интуитивно направил в Которский залив три корабля под командой капитана 1-го ранга Г.Г. Белли и 140 человек морской пехоты. Эта помощь воодушевила бокезцев и черногорцев, отряд которых, возглавляемый Петром I вырос до 7000 человек. Над которскими и крепостями взвился российский стяг. Следом в Боку Которскую прибыл второй отряд кораблей под командованием генерал-майора Мусина-Пушкина, а затем и большая часть эскадры во главе с Сенявиным. Местные жители встречали адмирала с восторгом. Он же тотчас определил Которский залив как очень удобное место для морского базирования. Дмитрий Николаевич немедленно разработал план полного изгнания французов из Далмации и при поддержке бокезцев и черногорцев предпринял наступление на Дубровник, занятый войсками Наполеона в мае.
Тем временем под давлением Франции Турция объявила очередную войну России. Сенявинский план предусматривал создание с помощью черногорцев и восставших сербов Белградского пашалыка сплошной линии фронта от Адриатики до Дуная для молниеносного принуждения Порты к миру и восстановлению с нею союза, направленного против Франции. Русская эскадра должна была совместно с английским флотом и при поддержке черноморского флота нанести удар по Константинополю. Само собой, англичане этот план не поддержали. Ни освобождение балканских славян, ни русский герб на вратах Цареграда в их планы не входили. В итоге русскому адмиралу пришлось справляться с турками своими силами.
До 1807 года никто, кроме Сенявина, не вступал в бой с султанским флотом. Его офицеры-балтийцы не имели достаточного боевого опыта. Но адмирал верил в своих подчинённых, в созданное им боевое братство и, верный суворовским заветам, пошёл на риск.
22 мая в сражении при Дарданеллах был наголову разбит турецкий флот. Все участвовавшие в бою турецкие корабли получили значительные повреждения, а три линейных корабля были полностью выведены из строя. Турки потеряли до 2000 человек убитыми и ранеными, русские — 27 убитыми и 56 человек ранеными.
19 июня Сенявин разгромил турецкий флот в сражении у горы Афон. Предваряя новое сражение, Дмитрий Николаевич писал в своём приказе:
«Покуда флагманы неприятельские не будут разбиты сильно, тогда ожидать должно всегда сражения весьма упорного. И так по сим обстоятельствам предполагаю я сделать атаку следующим порядком. По числу неприятельских флагманов, чтобы каждого атаковать двум нашим, назначаются корабли: «Рафаил» с «Сильным», «Мощный» с «Ярославлем», а «Селафаил» с «Уриилом»... Спускаться прописанным кораблям на флагманов неприятельских и атаковать их по назначению двум одного со всевозможною решительностию. Прошедшее сражение 10 маия (Битва при Дарданелльском проливе, - авт.) показало нам: чем ближе к неприятелю, тем от него менее вреда, следовательно, есть ли бы кому случилось и свалиться с неприятельским кораблем, то и тогда можно ожидать вящаго успеха. Впрочем, по множеству непредвидимых случаев невозможно на каждой сделать положительных наставлений; я не распространяю оных более, надеюсь, что Вы почтитесь выполнить долг Ваш славным образом...»
Здесь во главу угла был поставлен ещё один суворовский принцип: «Местному – видней!» Сенявин сознательно разрешал своим офицерам большую свободу маневра, доверяя им, их таланту и отваге, судьбу сражения. Это была огромная ответственность, но команда не подвела своего адмирала и всецело оправдала его доверие.
Две сенявинские победы лишили Османскую империю боеспособного флота на десять лет. Но сам герой оказался лишён заслуженного триумфа. Менее чем через неделю после победы у Афона Россия подписала с Францией Тильзитский мир. По его условиям база на Ионических островах, опираясь на которую действовала эскадра Сенявина, доставалась Франции вместе с самими островами. Самому адмиралу было приказано возвращаться на Балтику…
Во время похода русская эскадра попала в шторм и была принуждена стать на ремонт в Лиссабоне. Здесь она оказалась между двух огней. С одной стороны в Лиссабон шли новые «союзники», французы, и Петербург требовал оказывать им содействие, что никак не в ходило в планы Сенявина. С другой стороны с моря Лиссабон блокировали прежние «союзники», англичане, ставшие после Тильзита противниками.
Дмитрию Николаевичу приходилось демонстрировать чудеса дипломатической эквилибристики. Несколько месяцев он под всеми возможными и невозможными предлогами умудрялся отказываться от совместных действий с французами. Но занявшие в августе 1808 г. Лиссабон англичане вознамерились захватить русскую эскадру. Пришлось объяснить островитянам, что, если русские не стали помогать французам, это еще не значит, что они собираются капитулировать. Англичане трезво рассудили, что сходиться в смертельном бою с победителем османского флота – дело рискованное и предложили компромисс, согласно которому эскадра Сенявина получала право совершить переход в Англию, где корабли под русским флагом должны были остаться на «хранение» до окончания боевых действий, а русские моряки получали право немедленно вернуться в Россию.
Дмитрий Николаевич условия принял. Однако, Александр I не оценил усилий адмирала. По возвращению в Россию его ждала опала. Сенявин был назначен на пост командира Ревельского порта и… забыт. В 1812 г. он напрасно бомбардировал Императора рапортами с просьбой отправить его на фронт – пусть даже в ополчении. В итоге в 1813 г. наследник Ушакова ушел в отставку, получив только половинную пенсию. Чтобы обеспечить семью величайшему русскому флотоводцу постоянно приходилось занимать деньги…
Опала Сенявина завершилась лишь с восшествием на престол Николая I. Дмитрий Николаевича был возвращен на службу, получил чин полного адмирала и был назначен командующим Балтийским флотом. Последние годы службы он потратил на восстановление боеспособности русского флота, на подготовку нового поколения морских офицеров. Выйдя в отставку из-за тяжёлой болезни, он начал было писать мемуары, но не успел завершить их, скончавшись в апреле 1831 года. Образ великого флотоводца запечатлён среди прочих выдающихся деятелей нашего Отечества на памятники 1000-летию России.
Е. Фёдорова
Русская Стратегия |
