«Их называли славянофилами и соединяли имя их с понятием о школе и учении особого рода, и с политическою бранью, которая доныне продолжается… …Это были честные и чистые русские люди, родные сыны земли своей, богатые русским умом, чуткие чутьем русского сердца, любящего народ свой и землю, и алчущего и жаждущего правды и прямого дела для земли своей. Они были высоко образованы, но близкое знакомство с наукой и культурой Запада не отрешило их от родимой почвы, из которой почерпает духовную силу земли всякий истинный подвижник земли Русской. Перегорев в горниле западной культуры, они остались плотью от плоти, костью от кости русского своего отечества, и правду, которую так пламенно желали осуществить в нем, искали не в отвлеченных теориях и принципах, но в соответствии вечных начал правды Божией с основными условиями природы русского человека, отразившимися в историческом его быте. Они начала с того же, с чего начинает каждый искренний искатель истины, - с протеста против ложного отношения к русской жизни и ее потребностям, господствовавшего в сознании так называемого образованного общества, против презрительного предрассудка, самодовольного невежества и равнодушия ко всему, что касалось до самых живых интересов России», - так писал К.П. Победоносцев в некрологе по И.С. Аксакову.
Семейство Аксаковых было истинно русским, патриархально русским по бытию и воззрению своему. Этот незамутнённый русский дух чудесно отразился уже в замечательном памятнике русской словесности – «Детских годах Багрова-внука», написанном Сергеем Тимофеевичем Аксаковым. Иван Сергеевич был его третьим сыном. Он родился 8 октября 1823 г. в селе Надеждино (Куроедово) Белебеевского уезда Оренбургской губернии (ныне — Белебеевский район Башкирии). Тремя годами позже семья перебралась в Москву, где Иван получил сперва домашнее образование, а затем окончил Училище правоведения.
В доме Аксаковых царили теплые, доверительные отношения. Мать, Ольга Семёновна Заплатина по воспоминаниям сына «вся принадлежала русскому быту. Русские обычаи, особенно церковные, русская кухня, русская природа — все это было ей родное». Двери дома по русской традиции всегда были открыты многочисленным гостям, и в гостиной Сергея Тимофеевича собирался цвет московского общества. Гоголь и Тютчев, Щепкин и Грановский, Шевырев и Загоскин – здесь бывали решительно все, актеры, писатели, историки, ученые. Именно дом Аксаковых формировал культурный лик древней столицы… На лето семья перебиралась в ещё один оазис русскости - подмосковное имение Абрамцево. Здесь Сергей Тимофеевич написал большинство своих произведений.
По завершении образования, Иван поступил на службу во II отделение 6-го уголовного департамента Сената. Как вспоминали сослуживцы, Аксаков был весьма ревностен к службе, работал по 16 часов в сутки, а для отдыха… писал стихи.
В 1848 году в качестве чиновника особых поручений исследовал религиозные секты в Бессарабии. По возвращению в столицу подвергся недолгому аресту. Поводом, по-видимому, послужило его возмущение арестом Ю.Ф. Самарина, который подвергся этому наказанию за обнародование документов, к которым имел доступ по службе. Обоих молодых людей отпустили по велению Императора. С Самариным Николай Павлович беседовал лично, относительно же Аксакова, прочтя его ответы на допросе, написал графу А. Ф. Орлову: «Призови, прочти, вразуми и отпусти».
Иван Сергеевич продолжил службу и теперь уже исследовал сектантство в Ярославской губернии. Кроме того, ревностный чиновник занимался ревизиями, в ходе которых выявлял много важных злоупотреблений. Лучшей характеристикой ему можно считать вошедшее в обиход выражение «честен, как Аксаков».
Примечательно, что эту честность, эту исключительную нравственную чистоту будут в последствии высоко ценить даже самые жесткие идейные оппоненты Ивана Сергеевича. К примеру, В.Г. Белинский, который после беседы с Аксаковым изволил отметить, что «между славянофилов могут быть порядочные люди».
В 1851 г. Аксаков вышел в отставку, дабы посвятить себя литературному творчеству. В Москве в эту пору как раз формировался кружок славянофилов, и Иван Сергеевич стал одним из главных деятелей его. Под его редакцией год спустя вышел первый том «Московского сборника», но издание было запрещено цензурой, а Аксакову запретили заниматься редакторской деятельностью. По предложению Географического общества он отправляется в Малороссию и пишет «Исследование о торговле на украинских ярмарках». Эта работа была удостоена Константиновской медали и половинной Демидовской премии Академии наук.
В последующие годы Иван Сергеевич снова участвовал в следственных действиях, выполнял поручения Географического общества, предпринял путешествие за границу, где встречался с Герценом… По возвращении в Россию он смог вновь заняться редакторской деятельностью, возглавив первый печатный орган славянофилов – «Русская беседа», а позже - еженедельную газету «День». На страницах этих изданий он озвучивает ключевые идеи славянофильского, а по сути русофильского, русского движения, ведёт непримиримую полемику с западниками. О последних в лице русской интеллигенции Аксаков очень точно отмечал, что она «постоянно ищет поддержку в общественном мнении Европы, заискивая его благосклонность или через низкое отречение от своих начал, или через смиренное и унизительное безмолвие». Иван Сергеевич абсолютно справедливо указывал: «Вся задача Европы состоит в том, чтобы положить предел материальному и нравственному усилению России, чтобы не дать возникнуть новому, православно-славянскому миру, которого знамя предносятся России и который ненавистен латино-германскому миру». Вся дальнейшая история подтвердила правоту русского мыслителя.
Иван Аксаков одним из первых выразил самую суть Русской идеи: «Наше знамя — русская народность как символ самостоятельности и духовной свободы, свободы жизни и развития». «Вне народной почвы нет основы, - указывал он, - вне народного нет ничего реального, жизненного, и всякая мысль благая, всякое учреждение, не связавшееся корнями с исторической почвой народной, или не выросшее из неё органически, не даёт плода и обращается в ветошь. Всё, что не зачерпываёт жизни, скользит по её поверхности и тем самым уже осуждено на бессилие и становится ложью. И сколько накопили мы лжи в течение нашего полуторастолетнего разрыва с народом!.. Это не значит, чтобы до разрыва не было у нас ни зла, ни мерзостей: их было много, но то были пороки, порождения грубости и невежества. Только после разрыва заводится у нас ложь: жизнь теряет цельность, её органическая сила убегает внутрь, в глубокий подземный слой народа, и вся поверхность земли населяется призраками и живёт призрачною жизнию!»
Несмотря на подозрительное отношение власти к подобным «слишком» народным идеям, Иван Сергеевич был, как и подобает русскому человеку, верноподданным русского Царя и сторонником самодержавия, которое в его представлении было неотделимо от народа. «Силу мнения — народу, силу власти — царю!» — таков был один из ключевых аксаковских лозунгов. Нисколько не отрицая примат царской власти, необходимость сильной верховной власти, он полагал при этом необходимым развитие народного самосознания и самоорганизации. Народ не должен был оставаться в состоянии покорной массы, но преобразоваться в гражданское общество, которое с одной стороны является сознательной опорой трона, а с другой – имеет возможность влиять на решения власти силой своего мнения, мнения сознательных русских граждан, а не сбитой с толку смутьянами толпы.
«Речь Аксакова, - писал Н.Н. Страхов, - была прямая, искренняя речь русского гражданина, не имеющего никаких задних мыслей, опирающегося в своей смелости только и единственно на чистоту своего чувства, на ясное сознание прав этого чувства. Вот откуда та неотразимая прелесть, которую имела эта речь для всех чутких сердец. Лукавство и ложь есть самое обыкновенное явление в политической печати, и можно сказать, что вся наша литература, все больше и больше проникаясь политическими идеями, вместе с тем прониклась и ложью. (…)
Среди этой атмосферы лжи, среди всеобщего лукавства разных видов и степеней как отрадно было слышать откровенную, чистую речь Аксакова! Он имел дар красноречия, говорил красиво и обильно, но эта блестящая форма не закрывала, а только яснее выказывала сердечную теплоту его мыслей. Много было таких минут, когда, казалось, в целой России он один говорил, один подавал голос, потому что всем другим голосам нельзя было придавать никакого действительного значения, так что они равнялись молчанию или даже были хуже молчания.
И ко всем тем предметам, за которые он стоял, у него было одинаково прямое, чистое отношение. Если он говорил о Церкви и Православии, то не так, как люди, только уважающие Церковь, или только считающие нужным показывать уважение к Церкви, даже радеющие о ней, но не для себя, а для других, для людей низшего разбора. Аксаков говорил как истинный сын Церкви, благоговейно почитавший ее своей духовной матерью, живший действительно в ее лоне и под ее покровом. Понятно, почему в его речах не было и не могло быть и тени рабского лукавства.
Если он заявлял любовь к России, то это не была полуживотная привязанность к месту, не ревнивая забота о доме, где мы живем и под кровом которого можем иметь удобства, выгоды и наслаждения; нет, это была преданность глубочайшим началам русской жизни, осмысленное, сознательное исповедание этих начал. Бессознательного патриотизма, живущего в массах, Аксаков никогда не употреблял как орудие, как средство, которое отбрасывается, когда миновала в нем надобность. Он говорил всегда в смысле высшего патриотизма, в котором государственная мощь и государственные интересы получают свое освящение от духовной жизни народа. Для истинного поэта, как говорил Шиллер, муза должна быть не дойной коровой, а богиней. То же самое нужно сказать и об истинном патриотизме в его отношении к отечеству».
«Мой удел — стараться на благо отечества», - говорил о себе Иван Сергеевич. Этому старанию была подчинена вся его жизнь. Важнейшей частью деятельности Аксакова с 60-х годов стала работа в Славянском благотворительном комитете, который он возглавил по смерти М.С. Погодина. Комитет собирал деньги на обмундирование и оружие для болгарских дружин, снаряжал русских добровольцев. Авторитет Ивана Сергеевича был столь велик, что добровольцы называли себя «детьми Аксакова», а болгары даже предлагали ему стать своим царём. Несчастливый итог Балканской кампании, выигранной на поле боя, но бездарно проигранной нашей дипломатией, не мог не вызвать праведного возмущения Ивана Сергеевича. 22 июня 1878 г. он произнёс свою знаменитую речь «Ты ли это, Русь-победительница?!» по поводу Берлинского конгресса, жёстко порицая российских дипломатов, и был выслан из Москвы во Владимирскую губернию. Славянский же комитет в Москве после этого был закрыт.
Лишь в 1880 году Аксакову было разрешено предпринять новое издание – под его редакцией стала выходить еженедельная газета «Русь». «Для многих лиц официального мира Иван Аксаков представлялся лишь отвлеченною величиною в качестве издателя "Руси", - вспоминал К.П. Победоносцев. - Иные с ужасом говорили об нем, как о народном трибуне, опасном для государства, или с любопытством заглядывали на него как на московскую диковину. Но для Москвы, и для великого множества простых русских людей, не знающих, куда деваться и на чем остановиться, посреди хаоса современных явлений, течений и веяний общественной и политической жизни, Иван Аксаков был живое лицо, на коем отдыхало взволнованное чувство, успокаивалась смятенная мысль, ощущалась нравственная опора, оживлялась надежда на лучшее, отражалось сияние русской правды во тьме вавилонского разноязычия. Всякий чувствовал, подходя к нему, что в нем нет лести и своекорыстия, что он ни тепл, ни холоден, а горит огнем любви и негодования - для истинных интересов Русской земли и всего языка славянского. Русский галичанин и серб, и болгарин несли к нему свои печали о бедах и нуждах своего края, и простые русские люди шли исповедовать ему заботу о положении дел на Руси и ревность свою о правде».
Иван Аксаков остался в истории, как пламенный трибун русской, славянской идеи. В тени публицистики осталась вдохновенная поэтическая лирика этого неутомимого старателя. Между тем, на его стихи писали прекрасные романсы известные композиторы Алябьев, Балакирев и другие… Отдельная книжица аксаковской поэзии увидела свет лишь по смерти автора. Тогда же вышел и семитомник его сочинений, изданный его вдовой – Анной Фёдоровной Тютчевой.
Упокоился подвижник великой идеи и старатель о благе Отечества, как истинный праведник, во святая-святых Земли Русской - в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре.
Е. Фёдорова
Русская Стратегия |
