Итак, изобретателей комедии, или лучше сказать, фарса западного типа демократии интересуют не общенациональные идеалы и интересы, но сиюминутное мнение выборщиков. Мнение же выборщиков в условиях всеобщего избирательного права не искушенно и аморфно. Его можно сфабриковать, им можно управлять и манипулировать. В этом плане демократия западного типа есть ни что иное, как искусство манипуляции мнением. Точнее нынче это уже не столько искусство, сколько вполне устоявшееся ремесло - набор стандартных, по сути, приемов и методов, с помощью которых под прикрытием волеизъявления большинства проводится политика в интересах меньшинства – узкого круга олигархов - тех, кто дергает за веревочки формальной демократии. Приемы такой манипуляции путем воздействия на подсознание особыми способами поданной информацией известны давно и отработаны до совершенства. Они основаны, в частности, на феномене психологической «установки» - нейролингвинистического программирования. Нужная установка вводится в сознание индивида путем многократного эмоционально нагруженного повторения, например, фамилии кандидата на то или иное кресло во властных структурах в сочетании с определенного рода «условными сигналами», положительного или, напротив, негативного плана. В дальнейшем вся нужная информация воспринимается индивидом через призму этой установки. Степень же аберрации, то есть искажения ею действительности может доходить до 180 градусов. Белое легко выдать за черное и, наоборот.
Задача облегчается тем, что западного типа демократия имеет дело никак не с народом, но лишь с низшим типом общности - населением, что отнюдь не одно и тоже. Народ есть коллективная соборная личность, и это категория духовная. Общность становится народом лишь, когда составляющие её персоналии осознают свою глубинную эмоционально-психологическую связь и единение с предками и будущими поколениями, свою ответственность за блюдение национальных идеалов. Поднимать и сплачивать население до уровня народа - обязанность тех его лучших представителей, той нравственной, интеллектуальной и психоэнергетической элиты - духовной аристократии, которую народ, претендующий на историческую субъектность, должен выделить из себя. Именно поэтому завоевание стран и народов антисистемниками - этнохимерной этнофобией всегда начинается с истребления или изоляции национального культурного слоя. Яркий пример – современная Россия. То униженное положение, в которое позволили поставить себя народы России в последние два десятка лет, связано, среди прочего, с тем, что внешней и внутренней этнофобии удалось низвести их до состояния населения. А поднять их до состояния народов попросту некому, поскольку на протяжении всего 20-го века планомерно истреблялась и подавлялась подлинная национальная русская духовная и интеллектуальная элита, а её остатки, по сути, изолированы от масс населения. Посмотрите на одни только габитусы тех, кто контролирует главные информационные ресурсы и, кого они, что называется, «пиарят» - все этих реестровых экспертов, политологов и прочих медийных авторитетов, и других доказательств данному тезису искать нет нужды.
Население же в период выборных кампаний превращается, как отмечали многие русские умы, в арифметическую сумму индивидов. Его Величеству Избирателю, подвизающиеся на ниве политики честолюбцы и двигающие их теневые воротилы, как отмечал ещё Победоносцев, льстят, стараясь отвечать его вкусам, включая самые пошлые и низкие, цинично и беспардонно лгут, с ним заигрывают и забывают о нём на другой день после голосования, преследуя теперь свой личный и корпоративный интерес. Избиратель же либо самодовольно надувает щеки, полагая, что он, действительно, что-то выбирает, либо манкирует выборы, то есть, отказывается от своих формальных прав, справедливо полагая их фикцией.
В демократии её апологетов привлекает также принцип коллективной ответственности, который гарантирует им личную безответственность. Они должны благодарить того находчивого демагога, который в свое время в Европе догадался назвать эту форму удовлетворения честолюбцами свих личных амбиций и корыстных интересов демократией - на греческий манер. Древние греки, правда, под демократией, учрежденной ещё в ранний период их культурогенеза, имели в виду плебисцитарную форму власти, то есть прямое участие полноправных граждан в принятии сколь-нибудь важных решений. Но это слово очень хочется приладить к европейским парламентам и политической системе, в целом.
Собственно демократия, как известно, есть ни что иное, как процедура, или механизм отправления власти. Если уподобить страну дому, а государство его стенам и крыше, то государственные и гражданские институты, в том числе демократия – набор инструментов, с помощью которых народ – хозяин страны поддерживает свой дом в надлежащем порядке. Чтобы крыша не текла, полы не скрипели, окна были светлыми, двери крепкими, а замки надёжными. Причем для каждой операции свой инструмент - понятно, что закручивать при ремонте шурупы удобнее всего отверткой, забивать гвозди – молотком, а тесать стропила – топором. Запад же в начале 90-х продал нам демократию, а заодно и либерализм как некие универсальные инструменты на все случаи жизни.
То есть особенность западной либерал-демократии состоит в том, что одновременно с политической она претендует и на роль цивилизационной доктрины. Либеральная пропаганда стремится придать её едва ли не статус сакральной ценности. В частности само государство, оказывается, должно защищать не страну, не народ и его вековые духовные идеалы, не его национальную культуру, не его самобытный жизненный уклад, а защищать священную корову демократии. Другими словами набор политических шестерёнок, пружинок и шайб нам пытаются продать за некую общекультурную парадигму, а ящик с инструментом – за драгоценную икону, священное распятие в храме, на которое всем надлежит усердно молиться. Тем самым отпадает необходимость формулировать всякую иную, будь-то национальную, религиозную или культурную идею, обремененную нравственным целеполаганием, которая только и может придавать смысл существованию такой сложной человеческой общности, как нация, и обогащать это существование коллективным творческим опытом.
В Европе в 19-м и в первой половине 20-го этнофобия с помощью доктрины демократии постепенно оттесняла от власти национальную аристократию и прибирала власть к свом рукам. Но нынче буржуазная социал-демократия там вполне адекватна. Романо-германский суперэтнос достиг пенсионного возраста и, как большинство пенсионеров, уже не ставит себе никаких творческих задач. Единственная цель той же Европы в сытости и комфорте доживать свой век. Да и Америка, если бы ее не баламутила свившая здесь гнездо элита западной этнофобии, вряд ли глядела бы дальше своих берегов.
То есть, в стареющих культурах, где уровень пассионарности снизился до минимума, социал-демократия как рациональная политическая форма вполне уместна. В ней и социализм, и демократия равно лишены нравственного пафоса, утрачивают некогда имевшееся в них этическое содержание, Здесь нет места идеалам, и утверждается эгоистическая, потребительская система жизненных ценностей. Но это никого не смущает. В России же социал-демократия - ни что иное, как продукт духовного и культурного гниения Запада, импортируемый нынешним правящим классом в обмен на бесценные газ и нефть. Русские отнюдь не считают её своим национальным завоеванием, интуитивно чувствуют её фальшь и неорганичность. Недаром демократические лозунги выцвели в России гораздо быстрее, нежели коммунистические. Последние стали раздражать российского обывателя спустя полвека - в 70-ые годы, а демократические уже через несколько лет утратили первоначальную привлекательность. Ложь коммунизма, эксплуатировавшего идею социальной справедливости и коллективистские чувства людей, проникала и принималась русской душой намного глубже, а ложь буржуазной демократии так и осталась лежать поверх её эгоизма и индивидуализма.
Другая особенность западной буржуазной демократии состоит в том, что она основана на ложной посылке об аддитивности власти. Каждый выборщик де обладает частичкой власти и, когда их голоса складываются, принимается некое властное решение, которое наиболее адекватно отражает чаяния масс. В действительности, повторюсь, говорить, что избирателям в равной мере принадлежит хоть малая толика власти, не приходится. Природа власти такова, что она ни делится на мелкие доли, а властвует всегда активное меньшинство. При буржуазной демократии, как и при социализме – двух разных формах эгалитарного общества это меньшинство – высшая бюрократия. Разница в том, что при демократии западного толка бюрократия, в свою очередь, находится под контролем олигархических финансовых кланов и является частью таковых.
Чтобы убедиться в фальшивости экспортированной Россией с Запада демократии, обратимся к ассоциативному опыту. Что представляет себе человек, когда слышит слово власть? Какие в его сознании рождаются образы? Разве избирательные урны или масса людей на площади, скандирующая какие-то требования? Отнюдь. Нынче, скорее, это будут черные лимузины и холёные физиономии высаживающиеся или садящиеся в них. Или монументальное архитектурное сооружение, за глухим фасадом которого эти физиономии совершают некие ритуальные действия – властвуют. Примечательно, что в этом отношении вряд ли что-то изменилось с начала 20-х годов. Казалось бы, менялись уклады, измы, имена лидеров, а ассоциация-то прежняя!
Западная демократия, по сути, ни что иное, как удобный способ отчуждения власти от народа. Будучи властью большинства по имени, по сути, повторюсь ещё раз, она есть власть активного меньшинства. Именем большинства, в один голос утверждают критики демократии, реально власть отправляют тесно спаянные партийные и бюрократические структуры, народу никак не подотчетные. А, в конечном счете, все решают олигархические группы, на корню покупающие равно «народных избранников» и бюрократию. Демократия же, от которой остается только формальный ритуал выборов и голосований в парламентах, всего лишь густая курева - дымка, которая служит, во-первых, задаче прикрыть реальную власть безличных олигархических кланов и корпораций, придать этой власти легитимность и избавить её от ответственности. Можно сколько угодно переизбирать партии и персоналии, но стоящие за их спиной бюрократические структуры и олигархические группы остаются на своих местах и продолжают реально властвовать. Этот незамысловатый трюк заметили давно. Еще Ульянов-Ленин о нем поминал. Важно только понимать, кто тот трюкач, который так ловко жонглирует партиями в парламентах. А это все тот же этнофобский финансовый интернационал и его отделения в конкретных странах.
Однако даже, если бы в западного толка демократии реально правило большинство голосов, это отнюдь не делало бы её совершенным политическим механизмом, как это пытаются представить её апологеты. Ведь, народ и народная культура есть, как уже замечено выше, иерархический организм. В нем всегда есть верх и низ. В том числе и в сфере нравственности. Не даром существует такое понятие как совесть нации. Так называют людей, которые острее и тоньше других чувствуют этические аспекты нашей жизни. Так вот, западного толка демократия изначально рассчитана на подавление и изоляцию той части народа, которая стоит выше массы в вопросах нравственности. То есть здесь худшее меньшинство под предлогом поддержки его большинством, подавляет лучшее меньшинство - национальную духовную и интеллектуальную элиту. И тем самым отдает народ во власть этнохимерной этнофобии.
К тому же нужно иметь в виду, что народ или, по-гречески, этнос как целостный организм, как биогеографическая и социальная системная целостность включает в себя не только то поколение, которое действует на исторической сцене в данный момент, но все поколения, сменяющие друг друга на протяжении пятнадцати веков этногенеза. Каждое поколение - всего лишь генерация клеток, из которых народный организм состоит в данный момент. У человека, например, полная замена клеток организма происходит за семь лет. У народа за 60-70, но он не перестаёт оставаться самим собой. Следовательно, для осуществления подлинной демократии необходимо учитывать позицию всех прошлых поколений и интересы всех будущих. И способ такого учёта имеются. Он называется: преемственность. Ведь устремления и идеалы прошлых поколений вполне чётко выражены в традиции, обычаях, религиозных пристрастиях, исторических геополитических приоритетах, и т.п. Интересы будущих поколений также не сложно предположить. Однако западного типа демократия ничего этого не учитывает и, вообще, знать не желает. Это доктрина беспамятная и страдающая поколенческим эгоизмом. Здесь эгоистические интересы актуального поколения ничем не ограничены.
Отсюда же и неотъемлемая часть западного типа демократии – плюрализм. Он служит тому, чтобы превратить народ – общность высшего порядка в население - общность низшего порядка, неспособную осмыслить и защищать свои национальные интересы. Ведь для формирования национальной общности необходим объединяющий идеал. Атрибутом же идеала является его всеобщность в рамках данного коллектива. Утверждая множественность идеалов, плюрализм западной демократии уничтожает национальный идеал как таковой. А если нет общего, объединяющего идеала, нет и народа. Другими словами, единственная формой существования подлинной демократии, то есть народовластия является идеократия. Иначе пропадает сам субъект власти – народ.
Для нас русских, к примеру, этот идеал - православное христианство. При этом нужно помнить, что источником высшей власти в христианстве признаётся Творец, а демократия, в лучшем случае, один из её инструментов. Западная же демократия, изымая прерогативы источника власти у Бога, то есть, отказавшись основывать её на христианских постулатах и, наделяя ими человека, исходит из совершенства человека, по крайней мере, из гуманистических представлений о теоретической способности человека достичь такого совершенства. С религиозной точки зрения европейская цивилизация отходит тут от заветов бл. Августина, на учении которого она основывала себя в течение столетий, и впадает в ересь пелагианства, осуждённую ещё на Эфесском соборе, и утверждающую способность человека преодолеть греховность своей природы безо всякой помощи Спасителя.
Наконец, западная буржуазная демократия, которая противопоставляет себя тоталитарным доктринам, стремящимся подчинить себе человеческую личность – фашизм, коммунизм и т.п., в действительности, отнюдь не ставит личность на пьедестал. Напротив, она лишь выбирает более тонкий способ её подавления. Личность сильную и духовно развитую, как уже сказано, она изолирует с помощью принципа приоритета большинства. А личность слабую и недоразвитую она окончательно приземляет, усредняет и нивелирует в такой мере, когда она уже без всякого насилия утрачивает своё самоопределение. Западная буржуазная демократия является, в конечном итоге, антитезой политической организации традиционного общества и инструментом превращения народа в население, в безмысленную толпу. Данный эффект достигается с помощью ряда приемов, так называемых принципов демократии – принципа «всеобщего избирательного права», «партийного» принципа и принципа внесословного «фактического представительства». Отчасти мы этот момент уже пояснили. Здесь добавлю несколько соображений.
В традиционном обществе участие в управлении государством предполагает определенные достоинства и заслуги. Чтобы занять важный общественный или государственный пост необходимо доказать соплеменникам свою готовность самоотверженно служить общему делу, например, проявить себя на поле брани или созидательной активностью и созидательными талантами в мирной жизни. В условиях же демократии западного типа достоинства и заслуги становится не обязательными. Под вполне благовидным предлогом «равенства» принцип «всеобщего избирательного права» уравнивает в правах с достойными, добросовестными и заслуженными гражданами любого мелкого или крупного жулика, мошенника, афериста, наркомана, бандита, тунеядца и т.п. А в случае торжества этнохимерной этнофобии, как это случилось, например, в России в 90-ые годы, готовность беззаветно служить Отечеству и жертвовать ради его блага своими интересами и вовсе становиться помехой для политической карьеры. Напротив, наверх всплывают социальные экскременты – амбициозные беспринципные субъекты, коррупционеры, аферисты и попросту бестолочи.
В России под влиянием Запада и с легкой руки доморощенной этнохимерной этнофобии идея всеобщего избирательного права стала муссироваться в начале 20-го века. во время выборов в первые Думы. В 1918-м году при выборах в Учредительное Собрание эсеры, кадеты и прочие прогрессисты ездили по деревням и указывали неграмотным деревенским старушкам, в каком квадратике поставить крестик, что бы оный вояжёр смог занять место в думских залах Таврического дворца. Идею учредительного собрания, кстати, российские либералы и социалисты начала 20-го века позаимствовали у французских революционеров, замышлявших подобного рода институт в период так называемой Великой Французской революции.
В социалистический период - в СССР всеобщее избирательное право становится уже нормой. Обыватель, если не равнодушный, то, по крайней мере, далекий от политики и не искушенный в вопросах, по которым ему предлагали делать выбор, менял это право на дефицитную колбасу и зеленый горошек для воскресного салата, продававшиеся на избирательных участках. А когда в конце 20-го века его лишили и этой привилегии, он и вовсе перестал понимать, как этим правом хоть с какой-либо выгодой для себя распорядиться. Российские так называемые демократы, как самодовольно повадилась именовать себя российская этнохимерная этнофобия конца века, постарались, как можно полнее использовать преимущества, которые предоставляет этнофобии демократия западного типа. Таковая в России победила, подтвердив печальные ожидания лучших русских умов - Победоносцева, Тихомирова, Ильина и прочих, реализовавшись как власть антинациональной русофобской олигархии.
Другой принцип западной демократии связан с пониманием гражданского общества как бесструктурной субстанции, механической суммы индивидов. В традиционном обществе всякий выборщик выступает как представитель определенного профессионального цеха, сословия или субэтноса: духовенства, делового класса, наемного труда, крестьянства, казачества, учителей, врачей, служащих и т.д., то есть органически сформировавшихся элементов структурированной этносоциальной системы. И избранный депутат или делегат представляет во властном выборном органе именно свое сословие, цех и т.п. Деструктивными органично возникающие сословия быть не могут. В традиционном национальном обществе все деструктивное остается маргинальным и к участию в общественно-политической жизни не подпускается. При этом у сословий и профессиональных цехов имеются ясные и четкие интересы. Интересы нации как целого не являются, конечно, механической, суммой интересов своих отдельных структурных элементов, но все же формируются на их базе, а интересы отдельных структурных элементов не противоречат интересам целого, органической частью которого они являются.
В условиях же демократии западного типа победитель на выборах представляет лишь определенное количество избирателей определенной территории, в этносоциальном плане мало чем связанных. В этой связи обязанности избранника размыты и не определённы. Избиратели, которых он формально представляет, не способны по отдельности на него влиять, тем более, интересы у каждого свои, и они могут приходить в противоречие с интересами общими. Такое положение даёт возможность избраннику сосредоточиться на устроении отнюдь не общественных, но своих личных, групповых или партийных дел. Это называется принципами «фактического представительства» и «географического представительства». Благодаря таковым во власть проникают люди, не интегрированные в традиционное общество, не связанные с общностями – структурными элементами, органически сложившимися внутри природно-исторической целостности - нации или мультиэтничной культуры. Это могут быть и политические аферисты-демагоги, популисты, привлекающие избирателей безответственными посулами, и разбогатевшие на незаконных спекуляциях нувориши, покупающие голоса выборщиков за деньги, и т. п. Но почти всегда это либо непосредственно креатуры этнофобии, либо устраивающие её, лояльные к её идеям субъекты.
Кстати, принцип «фактического» несословного представительства впервые утвердился в начале 18-го века в Англии, стараниями английских масонов, которые использовали для этого партию вигов, ведомую их лидером Берком. Тогда смысл сего новшества англичане видели в расширении базы демократии, сокращении монополии на власть крупных земельных магнатов. Но в итоге нынче мы видим, как, покупая пустыми обещаниями или попросту за бутылку пива голоса обывателей и многочисленных маргиналов, легко манипулируя сознанием неискушенного в политике населения, особенно, любимый их контингент - пенсионеры, аферисты разного толка при этой системе приходят к власти. Власть оказываются в руках людей даже не случайных, но именно худших. Отцы американской демократии справедливо критиковали английскую доктрину «фактического представительства». Однако, концепция «географического представительства», выдвинутая самими американцам, когда члены законодательного собрания представляют отдельные административно-территориальные единицы, также является именно антитезой традиционной системы сословно-цехового представительства, к тому же служит хорошим подспорьем сепаратизму.
Следующий принцип демократии западного толка - принцип партийности. В традиционном обществ принцип представительства в управлении используются весьма широко, но здесь предполагается, повторюсь, представительство от тех общностей, которые составляют собственно структуру социума – купеческих гильдий, ремесленных цехов, сословий и т.п. Партии же, хотя иногда и стремятся опираться на определенные социальные слои, но связь их с этими слоями зачастую весьма условная и, как правило, на деле, они преследуют, прежде всего, корыстный интерес отдельных олигархических групп. В итоге властные органы наполняют безликие анонимы - политические подельники. Конечно, партийная структуризация социально-политического поля лучше, чем никакой – структура как проявление порядка, лучше бесструктурности как качества хаоса. Но нужно понимать, что западного типа партийность служит разрушению органически сложившейся иерархизированной структуры традиционного общества. Было бы наивным допустить существование сколь-нибудь серьёзной партии, например, рабочих или крестьян. В европейских Интернационалах и рабочих партиях, если и можно было встретить рабочего, то, разве что, в качестве статиста. И финансировали упомянутые интернационалы и партии Ротшильды и посвящённые банкиры.
Уже буревестник западной демократии Руссо, а чуть позже отцы американской демократии были ярыми противниками партийности и фракционности. Против партийного принципа выступал и Б. Франклин. А, скажем, Д. Вашингтон в своем «Прощальном послании» называл партии «готовым оружием» для узурпации власти и подрыва демократии. И с этим едва ли поспоришь. К примеру, кого представляет нынешняя российская «партия власти», несколько раз за последние 20 лет менявшая свои названия, но никогда не менявшая своей сути – всем очевидно, что никого иного, как местную и федеральную бюрократию и связанные с нею олигархический бизнес.
В сущности, на Западе всегда было всего лишь две партии – консервативная, ставившая себе задачей обеспечить амортизацию «объективных» процессов, связанных с наступлением капитала, и смягчить последствия таковых для привилегированных классов, и социал-демократическая, стремившаяся, с одной стороны, разрушить традиционное общество в угоду капиталу, а с другой, обеспечить приемлемый уровень потребления для низов, с целью сохранения стабильности социальной системы. В современной же России партии и вовсе никак не связаны со структурными элементами общества, разве что, фальшивые правые - с крупным компрадорским капиталом. В основном же партии на деле преследуют, прежде всего, корыстный групповой интерес – либо собственно партийный, либо отдельных олигархических групп, у которых находятся на содержании.
Так или иначе, из привезенной с Запада демократической кудели крепкого государственного полотна не соткешь. Прорехи будут постоянно появляться то тут, то там. Но именно это-то и нужно западной этнофобии. Все это делает западного толка демократию весьма выгодным для Запада экспортным политическим товаром. Будучи инструментом изоляции национальной духовной и интеллектуальной элиты народов, каковая всегда составляет лишь незначительное меньшинство, она бросает эти народы, лишенные совести, мысли и чести, вместе со всеми богатствами их стран к ногам западных демэкспортеров. А, будучи псевдоидеей, она весьма удачно парализует политическое творчество народов, мешает им продумывать и формулировать свои собственные национальные, религиозные и культурные идеи, ставить себе творческие задачи и достигать их. Ведь, не возможно поменять демократическую идею, поскольку идеи как таковой здесь нет, а процедура кажется вполне логичной и справедливой. Именно поэтому США возят свои заметно полинявшие демократические ширмы по всему свету и весьма навязчиво, к тому же за непомерно высокую плату предлагает их в аренду, то в Восточной и Южной Европе, то в Центральной Азии, то, как сегодня, на Ближнем Востоке.
Внушить «ценности западной демократии» народам планеты удаётся в результате манипуляции сознанием, технологии которого в век информатики отработаны до мелочей. Но примечательно, что первыми поддаются этой манипуляции, порой весьма примитивной и очевидной, не народные массы, но элиты стран, находящихся под влиянием Запада, к числу которых принадлежит и Россия. Впрочем, эта отзывчивость элит к западным «ценностям» лишь отчасти связана с их инфантильностью и интеллектуальной инвалидностью. Главной причиной является банальная корысть – участвовать в обворовывании собственной страны многим не кажется зазорным.
В заключение разговора о демократии западного толка стоит заметить, что таковая, как уже многие понимают, отнюдь не является для нынешних демиургов, то есть для западного ростовщического кагала самоцелью, но лишь инструментом для утверждения либеральных политических режимов по всему миру, что в свою очередь является необходимым условием создания глобального рынка, открытого для экспансии ТНК. С помощью политической демократии к власти приводятся антинациональные силы, которые реализуют либеральный проект в своей стране и, прежде всего, утверждается именно экономический либерализм, который есть важный элемент политики «открытых дверей», что в переводе с «американского» означает политику «вывернутых карманов».
