1. Начало пути

«Символом чистоты и подлинности Православия Русской Церкви» служит по слову отца Серафима Роуза святитель Иосиф Петроградский.
Он родился 15 декабря 1872 г., в г. Устюжна Новгородской губернии в мещанской семье. Семья Петровых отличалась набожностью и трудолюбием. Будущий владыка никогда не видел праздными ни родителей, ни восьмерых братьев и сестёр. Отец, простой булочник, работал, не покладая рук – его хлеб и булки, сдобный аромат которых окутывал в памяти всё детство Ивана, любили во всей Устюжне. Мать вела хозяйство и воспитывала детей. Все церковные праздники в семье отмечались, на именины непременно собирались за общим столом.
С ранних лет Ивана влекло к церкви. Он окончил устюженское Духовное училище и Новгородскую семинарию. Тяготея к монашеству, будущий митрополит не сразу решился на этот путь, пережив период мучительных сомнений и колебаний. Несколько достойных девиц имели надежду разделить с ним счастье супружества, и сам юноша едва не соблазнился устроить его. Выбор дался Ивану мучительно тяжело. «Это было положение, в котором люди маловерующие и отчаявшиеся избирают самоубийство, как единственный выход из затруднения, - вспоминал впоследствии владыка Иосиф. - Но я увидел здесь новое средство привлечь меня в Свои Отеческие объятия, устремиться в которые я так неразумно и преступно медлил… Я решился, наконец, сделать то, что давно надо было сделать…»
Он принял монашество 29-ти лет в Гефсиманском скиту Троице-Сергиевой Лавры. Когда духовник изорвал покаянную записку и прочёл разрешительную молитву, душа постриженика исполнилась восторгом, небывалой легкостью, рождённой сладостной уверенностью, что все грехи прощены, смыты и изглажены.
По совершении пострига епископом Арсением (Стадницким) было сказано ему слово, имевшее важное значение для всей его последующей жизни: «Теперь, когда хулится имя Божие, молчание постыдно будет и сочтено за малодушие или безчувственную холодность к предметам веры. Да не будет в тебе этой преступной теплохладности, от которой предостерег Господь. Работай Господеви духом горяще».
Иеромонах Иосиф всецело посвятил себя служению Богу, беспощадно боролся с земными слабостями, строго обличал их и придерживался аскетизма в быту. Он полагал неуместными для монаха многословие, легкомыслие и веселость, убивающие молитвенное настроение, ревность и сосредоточенность служения Господу. А лишь такая сосредоточенность и даже строгость дает возможность для воспитания высшего благоговения, высшей серьезности и умилённого отношения к жизни, как дару Божию и Его откровению.
В феврале 1903г. будущий митрополит удостоился степени магистра богословия, был утверждён в звании доцента и вскоре назначен экстраординарным профессором и инспектором Московской Духовной Академии. Через год возведён сан архимандрита, а ещё через пять лет – епископа Угличского, викария Ярославской епархии.
К тому времени владыка Иосиф получил известность, как духовный писатель. Его книга размышлений «В объятиях Отчих. Дневник инока» сравнивалась современниками с творениями святого праведного Иоанна Кронштадтского. И, действительно, подобно ему взывал будущий митрополит к помрачённым сердцам соотечественников, предупреждал их о великой пагубе, ведущей к катастрофе.

«Господи! Вера и благочестие падают… Те, которые должны бы быть примерами их и живыми проповедниками, предпочитают подавать обратные печальные примеры равнодушия и пренебрежения к ним! Интеллигенция бесится хульною ненавистью к Церкви и лучшими силами, выработанным и веками засвидетельствованным в своей истинности и спасительной жизненности, уставам и всему строю… Страшно ждать Твоего вразумления!»
«Кажется (сколь это ни жестоко!), христианство — не в его идеальности, а в способах его проявления в нас и усвоения нами — так же знает вырождение, как все другое живущее и развивающееся на земле. Мы именуемся христианами, но разве так жили первые и истинные христиане? Все совершается как-то механически, безжизненно, в силу привычки, без участия души, без сосредоточения внимания, без умиления, без трогательности и вообще без той первобытной свежести, простоты, задушевности и непринужденности, которые отличали всякое проявление христианского настроения в первые времена».
«За дело не любят нас враги наши. Мы виноваты, что они ополчаются на нас, на наши святыни, ругаются над верою Христовою и иконами святыми. Мы довели их до всего этого своею безбожною, нехристианскою жизнью. Мы изолгались в своей вере и жизни так, что не только стали непохожи на христиан, но и стали поистине хуже язычников, дерзая называть однако себя христианами».

С 27 февраля 1909г. вплоть до закрытия этой обители в 1923г. будущий митрополит был настоятелем Спасо-Яковлевского Димитриева монастыря в Ростове Великом. В мае 1913г. вся Россия отмечала 300-летия Дома Романовых. Среди прочих святынь Августейшая семья посетила Спасо-Яковлевский монастырь, где их встречал владыка Иосиф.
Также монастырь инкогнито посещала Великая княгиня Елизавета Фёдоровна.


2. Век мучеников

«С ужасом внимает душа грозным ударам Суда Божия над Отечеством нашим. Видимо, оставил нас Господь и предает в руки врагов наших. Все упало духом, все пришло в отчаяние. Нет сил трудиться, и даже молиться! Нет сил страдать и терпеть! Господи! Не погуби до конца. Начни спасение! Не умедли избавления!..» «Настало вновь время терпения и страдания за истину Христову. Вновь близится век мучеников, исповедников, страстотерпцев. Искусные в вере — явитесь! Истинные Боголюбцы и Христолюбцы — выступите!» — так писал владыка Иосиф во время первой революции 5-го года.
Это пророческие строки воплотились 9 лет спустя. Владыка полагал, что только истинный Божий слуга имеет все побуждения и средства быть верным слугою Царя и полезным членом Церкви и Отечества. 17-й год показал, что Святая Русь оскудела истинными Божиими слугами, и именно это привело её к трагедии.

Уже февральская революция открыла век мучеников, но лишь годом спустя век этот обрёл свою страшную силу. В начале 1918г. большевики издали т.н. «Декрет о свободе совести», тотчас получивший в народе название «Свободы от совести». Суть этого документа сводилась к фактическому лишению Церкви её имущества, объявленного государственной собственностью. Монастыри и церкви закрывались и приспосабливались под иные цели, религия изгонялась из школ. Воинствующий атеизм стал официальной государственной политикой. Во всех церквях читалось послание избранного Поместным Собором Святейшего Патриарха Тихона с анафемой большевикам:
«Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это – поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню гееннскому в жизни будущей – загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей – земной.
Властию, данною Нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы носите еще имена христианские и хотя по рождению своему принадлежите к Церкви Православной. Заклинаем и всех вас, верных чад Православной Церкви Христовой, не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какие-либо общения...»
По всей России прошли многотысячные крестные ходы. В ряде городов безоружных богомольцев расстреливали из пулемётов. Верующие подвергались арестам. Но вера была сильнее страха. И, преодолевая его, холодным февральским утром 18-го года сотни тысяч москвичей с иконами и хоругвями пришли к Кремлю, где на Лобном месте Патриарх отслужил молебен.
Между тем, против духовенства свирепствовал террор. Архиепископа Пермского Андроника заставили вырыть себе могилу и живьём закопали в ней. Утопили в реке епископа Соликамского Феофана. Епископа Тобольского Ермогена, благословившего последним из архиереев Царскую семью незадолго до её гибели, с камнем на шее бросили в Тобол. Архиепископов Сарапульского Амвросия и Петропавловского Мефодия закололи штыками. Белгородскому епископу Никодиму пробили голову железным прутом и расстреляли. Иоакима, епископа Нижегородского, повесили на Царских вратах кафедрального собора Севастополя вниз головой… А сколько было убито простых священников, монахов и монахинь! Большевики затмили в своём зверстве римских императоров, но при этом советский посол в Берлине Иоффе заявил: «Никогда не имели места на территории Советской республики массовые расстрелы невинных людей и аресты высших священнослужителей».
26 апреля 1920г. специальная комиссия вскрыла мощи Ростовских Чудотворцев в Успенском соборе, Спасо-Яковлевском Димитриевом и Авраамиевском монастырях. Архиепископ Иосиф организовал и возглавил крестный ход с выражением протеста против этой варварской, незаконной даже в свете советских декретов акции. За это 8 июня 1920г. владыка был арестован по обвинению в антисоветской агитации. Три недели он находился в заключении в Ярославской тюрьме, а в это время в Ростове собирались подписи верующих за его освобождение.
В итоге архиепископ Иосиф был освобожден, но постановлением Президиума ВЧК приговорен к 1 году заключения условно с предупреждением о неведении агитации.
Не в силах дольше взирать на нарастающий вал террора в канун октябрьской годовщины Патриарх Тихон обратился с обличительным посланием к власти: «Вместо аннексий и контрибуций великая наша родина завоевана, умалена, расчленена и в уплату наложенной на нее дани вы тайно вывозите в Германию не вами накопленное золото.
Вы отняли у воинов все, за что они прежде доблестно сражались. Вы научили их, недавно еще храбрых и непобедимых, оставив защиту Родины, бежать с полей сражений.
Отечество вы подменили бездушным интернационалом.
Вы разделили весь народ на враждующие между собой станы и ввергли их в небывалое по жестокости братоубийство. Любовь Христову вы открыто заменили ненавистью и, вместо мира, искусственно разожгли классовую вражду.
Соблазнив темный и невежественный народ возможностью легкой и безнаказанной наживы, вы отуманили его совесть и заглушили в нем сознание греха, но какими бы названиями не прикрывались злодеяния, - убийство, насилие, грабеж всегда останутся тяжкими и вопиющими к небу об отмщении грехами и преступлениями.
"И что еще скажу. Не достанет мне времени", чтобы изобразить все те беды, какие постигли родину нашу. Все это у всех на глазах. Да, мы переживаем ужасное время вашего владычества и долго оно не изгладится из души народной, омрачив в ней образ Божий и запечатлев в ней образ Зверя...»

Само собой обличительные слова Первосвятителя нисколько не изменили политики власти, имевшей целью полное уничтожение Церкви. В этом должен был помочь большевикам страшный голод, подобного которому по масштабам Россия не ведала.
Люди вымирали целыми деревнями. Дороги были завалены мертвецами, которых некому было похоронить. Случаи людоедства стали повсеместны. Но, несмотря на это, население душили налогами, среди которых выделялся «голодный налог». На самом деле, налоги и пожертвования, поступающие со всего мира, шли, большой частью, отнюдь не голодающим, а на содержание Коминтерна.
Церковь, следуя призыву Патриарха, всеми силами старалась помочь голодающим, жертвуя собранные за века ценности. Но власти не нужна была добровольная жертва, так как она поднимала престиж церкви. Поэтому было спешно издано постановление о принудительном изъятии церковных ценностей. Целью его было спровоцировать верующих на выступление против власти. С этой же целью посланные разорители изымали не только неосвящённые предметы, но и освящённые, использование которых не для богослужебных целей строго воспрещено канонами, как святотатство.
Провокация удалась. Вспыхнувшие кое-где волнения вызвали подлинное ликование Ленина, вылившееся в известном письме Молотову, в котором «самый человечный человек» формулирует задачу: «Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать».

Следующим шагом по уничтожению Церкви стал арест Патриарха и попытка подмены в его отсутствие законной церковной власти представителями т.н. обновленцев.
Ядро будущей обновленческой «Живой церкви» сформировалось ещё в 1905г., когда группа духовенства присоединилась к революции. Из нее в Петербурге образовался левый кружок, известный под названием «тридцати двух священников». В первые дни революции 17-го эта группа решила организовать всё «прогрессивное» церковное общество во «Всероссийский Союз демократического духовенства и мирян». На первом месте у этого общества стояли цели революции и установление республиканского образа правления, а на третьем - реформа в Церкви.
«Разными путями, но мы идём к одной цели: к устроению царства Божия – Социализма – на земле», - проповедовали «живцы». Этот лозунг ещё будет востребован в скором будущем, когда в храмах станут петь исполать «богоданным» вождям богоборческой тирании. Целая псевдобогословская концепция родится из этого лозунга в 60-е годы, когда митрополит Никодим (Ротов) выдвинет теорию, согласно которой Христос на Кресте «всыновил» Себе не только верных Ему, но всех вообще людей, независимо от отношения ко Христу. И «неверующие братья» на деле делают Божие дело, строя коммунизм, как прекрасное общество, как «Царство Божие на земле», тогда как Православная Церковь плетется в хвосте этого «Божия дела», мешая ему, погрязая в таком «духовном эгоизме», как монашество.
Но в 1922г. обновленцы только шли на штурм. Свою цель они формулировали ясно: «Мы решили остаться в Церкви, чтобы взорвать патриаршество изнутри».
Вскоре после ареста Патриарха поддерживаемые ГПУ главари обновленцев объявили себя Высшим Церковным Управлением и самочинно присвоили себе высшую административную власть в Русской Церкви.

Всё в том же 1922г. был вновь арестован владыка Иосиф. ГПУ обвинило его в «сопротивлении изъятию церковных ценностей». Владыка был вынужден дать подписку «не управлять епархиею и не принимать никакого участия в церковных делах и даже не служить открыто». Тем не менее, негласно он все же управлял епархией, отвергая всякий диалог с обновленцами. Категорическое неприятие их принесло преосвященному Иосифу уважение и народную любовь. Верующие всячески поддерживали своего архипастыря.
После освобождения Патриарха Тихона в июне 23-го года. начался резкий спад влияния обновленчества. Борьбу с ним в Ярославской губернии возглавлял архиепископ Иосиф. Так, начальник Ярославского губернского отдела ГПУ доносил в ОГПУ следующее: «Большинство духовенства и верующих идет по пути тихоновщины, ослабляя морально и материально обновленческую группировку. Во главе тихоновской группировки стоит епископ Ростовский Иосиф. Данное лицо по Ярославской губернии в настоящее время весьма авторитетно не только среди духовенства и верующих, но и среди советских работников низового аппарата, и в особенности Ростовского уезда».


3. Митрополит Петроградский

«Страдания достигли своего апогея, но увеличилось и утешение. Я радостен и покоен, как всегда. Христос наша жизнь, свет и покой. С Ним всегда и везде хорошо. За судьбу Церкви Божией я не боюсь. Веры надо больше, больше ее иметь надо нам, пастырям. Забыть свои самонадеянность, ум, ученость, и силы и дать место благодати Божией.
Странны рассуждения некоторых, может быть и выдающихся пастырей – надо хранить живые силы, то есть их ради поступаться всем. Тогда Христос на что? Не Платоновы, Чепурины, Вениамины и тому подобные спасают Церковь, а Христос. Та точка, на которую они пытаются встать, – погибель для Церкви. Надо себя не жалеть для Церкви, а не Церковью жертвовать ради себя», - так писал в предсмертной записке митрополит Петроградский и Гдовский Вениамин, ставший первой жертвой самозваного ВЦУ. Владыка отказался признать самозванцев и отлучил их главаря протоиерея Александра Введенского от Церкви. Советские газеты бесновались: «Митрополит Вениамин осмелился отлучить от Церкви священника Введенского. Меч пролетариата тяжело обрушится на голову митрополита».
Меч не замедлил обрушиться. По доносу Введенского владыка был арестован и вместе с несколькими десятками сострадальцев предстал перед судом. Десятерых во главе с самим митрополитом Вениамином трибунал приговорил к смертной казни, остальные получили разные сроки заключения…
Вскоре, презрев кровь мучеников, признавший ВЦУ архиепископ Алексий Симанский, будущий второй советский патриарх, отменил указ об отлучении новоявленного иуды Введенского...
Петроград так и не признал архиерея-предателя и в течение четырёх лет сиротствовал, пока, наконец, не обрёл нового пастыря в лице владыки Иосифа, возведённого в сан митрополита в августе 1926 г. Об этом назначении ходатайствовали сами священнослужители Петрограда, возлагавшие на мудрого и высокообразованного архиерея большие надежды.
Владыка Иосиф выразил желание именоваться по-старому митрополитом Петроградским, а не Ленинградским. Прихожане встретили нового пастыря с любовью и радостью. Вот, как повествует об этом протоиерей Михаил Чельцов: «Кажется, весь православный Питер перебывал в эти службы всенощной и литургии в лавре. Восторгам и умилению не было пределов, радость слышалась отовсюду и виделась на лицах, разговоры лились самые оживленные и молитвенно Богу благодарные. Да и сам митрополит Иосиф внушал к себе, с первого же взгляда на него, симпатию и доверие. Высокий ростом, несколько сутуловатый, с седеющей длинной бородой, нависшими бровями, умными приятными глазами, совершенно аскетического облика монах привлекал к себе и нравился; в богослужении у него не было ничего вычурного: просто и молитвенно. Симпатия к нему развивалась от отзывов о нем людей, видавших и говоривших с ним. Отзывались о нем как об истинном монахе, добром человеке, горячем молитвеннике, отзывчивом к нуждам и горестям людским; хотелось быть около него, слушать его... И нам, духовенству, казалось, что именно его-то нам и нужно, что именно он-то и может проявлять тот авторитет, который обязывает к послушанию, отклоняет от противления, научает к порядку, дисциплинирует одним взглядом, — словом, что с ним-то начнется у нас настоящая жизнь, что будет у нас Владыка Отец».
Увы, радости петроградцев не суждено было продлиться долго. Вскоре митрополит был арестован и сослан в Николо-Моденский монастырь Устюженского района, где в это время обитало всего 10 монахов, с запрещением покидать его.
Обладая значительным авторитетом и решительным характером, преосвященный Иосиф продолжал управлять епархией из ссылки через своих викариев – епископов Гдовского Димитрия и Нарвского Сергия.

4. Раскол

Преподобный Серафим Саровский сказал однажды: «Господь открыл мне, что будет время, когда архиереи земли русской и прочие духовные лица уклонятся от сохранения православия во всей его чистоте, и за то гнев Божий поразит их. Три дня стоял я, просил Господа помиловать их, и просил лучше лишить меня, убогого Серафима, царствия небесного, нежели наказать их. Но Господь не преклонился на просьбу убогого Серафима и сказал, что не помилует их, ибо будут учить «учениям и заповедям человеческим, сердца же их будут стоять далеко от Меня».
Этому пророчеству суждено было исполниться. 7 апреля 1925г. Патриарх Тихон, не допускавший перехода грани, отделяющей аполитичность Церкви от соучастия её во зле, скончался. Его смерть была столь внезапной, что немедленно породила слухи об отравлении.
На случай смерти им были избраны 3 местоблюстителя патриаршего престола: Митрополит Крутицкий Петр, митрополит Казанский Кирилл, митрополит Ярославский Агафангел. Им надлежало исполнять обязанности главы Церкви до созыва Собора и законного избрания нового Патриарха. Поскольку владыки Кирилл и Агафангел находились на момент кончины патриарха в ссылке, пост местоблюстителя перешёл к митрополиту Петру. Сам владыка, понимая, что и ему недолго оставаться на свободе, также назначил себе трёх заместителей на случай ареста: митрополита Сергия (Страгородского), митрополита Михаила (Ермакова), архиепископа Иосифа (Петровых). Этот указ был подписан 6 декабря 1925г. Ровно через три дня митрополит Пётр был арестован, и русскую Церковь возглавил митрополит Сергий.
Этот архиерей был известен политической гибкостью. Во дни революции 5-го года в его доме нашли пристанище освобождённые из Шлиссельбургской крепости народовольцы, что не мешало ему превозносить, когда требовалось, монархическое правление. В 17-м при смене состава Священного Синода лишь владыке Сергию удалось сохранить своё место. После захвата церковной власти ВЦУ он поддержал «Живую Церковь», введя в соблазн многих священнослужителей и мирян. В грехе обновленчества Сергий покаялся по возвращении Патриарха, но как проницательно заметил оптинский старец Нектарий: «Покаяться-то он покаялся, но яд в нём сидит…» Теперь ещё недавно доказывавший невозможность осуществлять местоблюстительство для ссыльных архиереев, он приступил к исполнению обязанностей, ничуть не смущаясь, что въёзд в Москву ему запрещён.
Через какое-то время митрополит Сергий был арестован и сам. Незадолго до этого близкие к нему архиереи выступили с инициативой проведения «тайного Собора». То есть без созыва Собора избрать Патриарха путём тайного опроса и сбора подписей архиереев. Подобная затея была канонически сомнительной и провокационной. Однако сбор подписей начался. Большинство опрошенных высказались в пользу митрополита Казанского Кирилла, одного их самых выдающихся русских иерархов того времени.
Далее ГПУ разыграла незамысловатую комбинацию: архиереи, поставившие свои подписи под опросом, подвергались аресту и были сосланы, а митрополит Сергий, арестованный по тому же делу, равно как и епископ Павлин, занимавшийся сбором подписей, отпущены на свободу. Это вызвало подозрения, которые вскоре оправдались.
Советскому правительству нужна была своя «церковь». Служащая его интересам. Этого порабощения и требовало оно в обмен на формальную легализацию Церкви, как административной организации. Чекисты искали того, кто согласится на такой шаг. Евгений Тучков, заведовавший в ГПУ церковными вопросами, лично ездил в тюрьму к митрополиту Кириллу. Подчёркивая, что разговаривает с будущим Патриархом, он ему предлагал условия легализации Церкви, но получил категорический ответ:
- Евгений Александрович, вы не пушка, а я не бомба, которой вы хотите взорвать изнутри Русскую Церковь.
Таким же образом ответили и другие архиереи. Возглавившему после ареста митрополита Иосифа Русскую Церковь архиепископу Серафиму Угличскому в ГПУ предложили легализацию, указав, кого назначить членами Синода. На это он ответил отказом, предложив своих членов Синода. На вопрос чекистов, кто же возглавит Церковь, если они арестуют всех, архиепископ Серафим ответил: «Христос!»
Тем не менее, бомба, готовая взорвать Церковь, нашлась…

18 мая 1927г. Сергий Страгородский, получивший право свободного жительства в Москве в ту пору, когда после убийства Войкова шли массовые аресты духовенства, собрал на совещание нескольких архиереев. Из них был составлен Временный Патриарший Синод. Разрешение на его деятельность было дано НКВД. Этому собранию и предстояло выпустить в свет документ, который станет основой легальной советской церкви.
Кажется, сама природа противилась совершению кощунства. В тот год Россию поразила страшная засуха. На Украине жара доходила до 48 градусов. В Азербайджане она привела к массовому падежу скота. Полыхали торфяные болота и леса в Ярославской, Вологодской, Ленинградской и других областях. Нижегородскую и Ленинградскую области поразили ураганы. В Грузии град уничтожил виноградники… Необычайным подъемом воды в Оби затопило луга и поля. Над владивостокским округом бушевал ливень, по своей силе равный тайфуну, снесший постройки и мосты… Наконец, в Крыму произошло сильнейшее в его истории землетрясение. В Иерусалиме другим землетрясением был уничтожен древнейший храм Иоанна Крестителя и другие греческие храмы, а купол и стены Храма Воскресения дали такие трещины, что Богослужение в нем было прекращено. 29 июня над европейской частью СССР наблюдалось солнечное затмение…
В такой апокалиптический момент явилась знаменитая Декларация митрополита Сергия. Она провозглашала: «Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к Советской Власти, могут быть не только равнодушные к православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его, для которых оно дорого как истина и жизнь, со всеми его догматами и преданиями, со всем его каноническим и богослужебным укладом. Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла, подобное Варшавскому, сознается нами как удар, направленный в нас. Оставаясь православными, мы помним свой долг быть гражданами Союза “не только из страха, но и по совести”, как учил нас Апостол».
Данный документ впервые открыто заявлял Церковь, как сторонницу политики богоборческой и человеконенавистнической власти. Признание ударом для Церкви убийство в Варшаве палача царской семьи Войкова не оставляло сомнений о каких «радостях» и «горестях» идёт речь. В стране, где тысячи исповедников гибли и терпели всевозможные лишения в тюрьмах и ссылках, церковь объявляла о сорадовании радостям их палачей, отрекаясь от крови мучеников и от Того, за Кого они страдали.
Встав на этот путь, митрополит Сергий и его сторонники попали под анафему Патриарха Тихона, которая, несмотря на вынужденное покаянное письмо Святителя из заключения, не была им снята.
Декларация вызвала большое смущение среди верующих. Многие пастыри отказывались читать её прихожанам и даже отсылали её обратно автору. Не замедлили раздаться и голоса подлинных Христовых служителей.
Ещё за год до появления Декларации заключённые в Соловецком лагере епископы выпустили памятную записку, в которой писали о недопустимости подчинения Церкви богоборческой власти. На Декларацию же они откликнулись следующим образом: «Послание приносит правительству «всенародную благодарность за внимание к духовным нуждам Православного населения». Такого рода выражение благодарности в устах Главы Русской Православной Церкви не может быть искренним и потому не отвечает достоинству Церкви...
Послание Патриархии без всяких оговорок принимает официальную версию и всю вину в прискорбных столкновениях между Церковью и государством возлагает на Церковь...
Угроза запрещения эмигрантским священнослужителям нарушает постановление Собора, разъяснившее всю каноническую недопустимость подобных кар и реабилитировавшее всех лиц, лишённых сана за политические выступления в прошедшем…»
Один из идеологов будущей Катакомбной Церкви протоиерей Феодор Андреев указывал: «Святость Церкви, сияющая в мученичестве и исповедничестве, осуждена посланием, ее соборность поругана, ее апостольство как связь с Господом и как посольство в мiр (Ин. 17:18) разрушено разрывом иерархического преемства (отвод митрополита Петра) и встречным движением в нее самого мiра"».
Сам митрополит Пётр, законный глава Русской Церкви, из заключения увещевал своего заместителя: «Долг и совесть не позволяют мне оставаться безучастным к такому прискорбному явлению, побуждая обратиться к Вашему Высокопреосвященству с убедительнейшей просьбой исправить допущенную ошибку, поставившую Церковь в унизительное положение, вызвавшее в ней раздоры и разделения и омрачившее репутацию её предстоятелей. Равным образом прошу устранить и прочие мероприятия, превысившие Ваши полномочия...».

Среди не принявших Декларацию и осудивших её в разной степени резко был целый сонм русских святителей, священников и монашествующих, духовных мыслителей. Большинству из них уже скоро суждено было принять мученический венец, исполнив заповедь быть верными даже до смерти.

«…страшное и ужасное время мы все переживаем, когда ложь и обман царствуют и торжествуют свою победу на земле. Дыхание антихриста так и чувствуется во всех углах нашей жизни... А что касается обновленцев и митр.Сергия, то они вполне поклонились тому зверю, о котором говорит святая книга Откровение Иоанна Богослова. Прочитайте тринадцатую главу. И обновленцы и митр.Сергий исполняют только волю и приказания безбожников. И этого вовсе ни от кого не скрывают, а даже пишут в своих «Декларациях». Поэтому всякий истинный сын Церкви должен бежать от этих христопродавцев без оглядки; и все истинные чада Церкви должны основать свои приходские общины, свободные и независимые от христопродавцев-архиереев. А несомненно, что архиереи, кто подчинился митр.Сергию — все отреклись от народа церковного и служат безбожникам и только развращают верующий народ. Поэтому нужно исполнить заповедь из Откровения Иоанна Богослова: «Выйди от нея народ Мой, чтобы не участвовать вам в грехах ея и не подвергнуться язвам ея» (Ап. 18:4)», - писал архиепископ Андрей (Ухтомский).
Владыке Андрею вторил епископ Виктор (Островидов): «Воззвание прельщённых есть гнусная продажа непродаваемого и бесценного, т.е. — нашей духовной свободы во Христе; оно есть усилие их, вопреки слову Божию, соединить несоединяемое; удел грешника с делом Христовым, Бога и Мамону и свет и тьму. Отступники превратили Церковь Божию из союза благодатного спасения человека от греха и вечной погибели в политическую организацию, которую соединили с организацией гражданской власти на служение миру сему, во зле лежащему.
Всё это мы видим на деятельности митр.Сергия, который в силу нового своего отношения к гражданской власти вынужден забыть каноны Православной Церкви, и вопреки им он уволил всех епископов-исповедников с их кафедр, считая их государственными преступниками, а на их места он самовольно назначил непризнанных и непризнаваемых верующим народом других епископов...»

Одним из смещённых митрополитом Сергием епископов стал митрополит Иосиф, переведённый на Одесскую кафедру. Владыка Иосиф отказался подчиниться указу, как неканоничному, принятому под влиянием внешних факторов и потому пагубно сказывающемуся на церковной организации.
Первоначально владыка не собирался вступать в борьбу с отступниками, а полагал лишь отказаться от беззаконного перемещения и с тем уйти в затвор и погрузиться в молитвы. Однако «маленькое дело» петроградского митрополита, как писал он сам в письме архим. Льву Егорову «оказалось лишь малой крупицей столь чудовищного произвола, человекоугодничества и предательства Церкви интересам безбожия и разрушения этой Церкви, что мне оставалось удивляться отселе не только одному своему покою и терпению, но и равнодушию или слепоте всех других, которые еще полагают, что попустители и творцы этого безобразия творят дело Божие, «спасают» Церковь».


5. Катакомбная Церковь

Осенью 27-го года ситуация в Петрограде была раскалена до предела. Здесь с возмущением восприняли как Декларацию митрополита Сергия, так и его беззаконные действия по перемещению неугодных иерархов.
От имени духовенства и мирян профессор протоиерей Василий Верюжский написал специальное обращение к митрополиту Сергию, в котором указал основные пункты, являвшиеся причиной разделения, и основные меры, необходимые для предотвращения раскола и установления мира в Ленинградской епархии.
Не дожидаясь ответа, в начале декабря в Москву отправляется представительная делегация петроградского духовенства и мирян, возглавляемая одним из старейших русских иерархов архиепископом Димитрием (Любимовым). Именно на встрече с ними митрополит Сергий выдвинул свой печально знаменитый тезис, будто своей церковной политикой он спасает Церковь.
В споре с исповедниками Сергий ссылался на известное изречение апостола Павла: нет власти, аще не от Бога. На этой и ещё некоторых вырванных из контекста фразах была построена апология сергианства. В 30-х годах митрополит Литовский и Виленский Елевферий изложит её в двух книгах. Ответом на это лжеучение станет обстоятельная статья философа Ивана Ильина «О «богоустановленности» советской власти». Выдающийся русский философ докажет в ней всю ложность законнического, фарисейского толкования священных текстов, толкования, опирающегося на букву и отвергающего дух, следуя которому и самого антихриста можно принять, формально не отступая от догматов.
«…слова апостола Павла «нет власти не от Бога» означают не разнуздание власти, а связание и ограничение её, - указывал Ильин. - «Быть от Бога» значит быть призванным к служению Богу и нести это служение; это связывает и ограничивает саму власть. Призванность власти Богом - становится для неё мерилом и обязанностью, как бы судом пред лицом Божиим. А совестное, свободное повиновение подданных оказывается закрепленным, но и ограниченным этим законом. Поскольку же «ограниченным»? Постольку, поскольку живущий в сердцах подданных закон христианской свободы зовет их к лояльности или же возбраняет им эту лояльность.
Служить мы можем и должны одному Богу, ибо мы «рабы Божии. И если оказывается, что по нашей христианской совести власть сия есть сатанинская, то мы призваны осудить её, отказать ей в повиновении и повести против неё борьбу словом и делом, отнюдь не употребляя нашу христианскую свободу для прикрытия зла».

После безрезультатных переговоров епископы Димитрий (Любимов) и Сергий (Дружинин) подписали акт отхода от митрополита Сергия. Он был зачитан в кафедральном храме Воскресения Христова. Митрополит Сергий созвал «Синод» и вынес постановление о запрещении их в священнослужении. Прещения угрожали также всем клирикам, последовавшим за мятежными архиереями. В связи с этим питерские викарии обратились за советом к митрополиту Иосифу.
Митрополит Иосиф вынес на их доклад следующую резолюцию: «Для осуждения и обезвреживания последних действий Митр. Сергия, противных духу и благу Святой Христовой Церкви, у нас по нынешним обстоятельствам не имеется других средств, кроме как решительный отход от него и игнорирование его распоряжений. Пусть эти распоряжения отныне приемлет одна всё терпящая бумага да всё вмещающий бесчувственный воздух, а не живые души верных чад Церкви Христовой.
Отмежевываясь от Митр. Сергия и его деяний, мы не отмежевываемся от нашего законного Первосвятителя Митр. Петра и, когда-нибудь, да имеющего собраться Собора оставшихся верными православных святителей. Да не поставит нам в вину тогда этот желанный Собор, единый наш правомощный судия, нашего дерзновения. Пусть он судит нас не как презрителей свящ. канонов отеческих, а только лишь как боязливых за их нарушение».
Свою позицию Владыка Иосиф подробно разъяснил в письме архимандриту Льву (Егорову). В нём, в частности, говорилось: «Мы не даем Церкви в жертву и расправу предателям и гнусным политиканам и агентам безбожия и разрушения. И этим протестом не сами откалываемся от нее, а их откалываем от себя и дерзновенно говорим: не только не выходили, не выходим и никогда не выйдем из недр истинной Православной Церкви, а врагами ее, предателями и убийцами ее считаем тех, кто не с нами и не за нас, а против нас. Не мы уходим в раскол, не подчиняясь М<итр>. Сергию, а вы, ему послушные, идете за ним в пропасть Церковного осуждения.
Может быть, не спорю, вас пока больше, чем нас. Но я не сочту себя никогда раскольником, хотя бы и оставался в единственном числе, как некогда один из св. исповедников. Дело вовсе не в количестве. Не забудьте ни на минуту этого: «Сын Божий, когда вновь придет, найдет ли вообще верных на земле?» И может быть, последние «бунтовщики» против предателей Церкви и пособников ее разорения будут не только не Епископы и не Протоиереи, а самые простые смертные, как и у Креста Христова Его последний страдальческий вздох приняли немногие близкие Ему простые души».

Вслед за Ленинградской от Сергия отмежевалась Ярославская епархия. Соответствующий акт был подписан 6 февраля 1928г. митрополитом Ярославским Агафангелом, митрополитом Петроградским Иосифом, архиепископом Угличским Серафимом, архиепископом Варлаамом, управляющим Любимским викарством, епископом Ростовским Евгением.

Ещё в 1920г. Патриарх Тихон издал указ № 362, согласно которому:
- в случае прекращения деятельности законного Высшего Церковного Управления Русской Церкви правящий епархиальный архиерей входит в сношение с архиереями соседних епархий на предмет организации высшей инстанции церковной власти для нескольких епархий, находящихся в одинаковых условиях
- в случае отсутствия архиереев, с которыми можно вступать в общение, епархиальный архиерей переходит на самоуправление и берет на себя всю полноту власти в своей Епархии до образования свободного церковного управления
- в случае если некоторые лица и приходы перестанут признавать власть епархиального Архиерея, последний не слагает с себя своих иерархических полномочий, но организует из лиц, оставшихся ему верными, приходы, из приходов – благочиния и епархии, представляя, где нужно, совершать богослужения даже в частных домах и других приспособленных к тому помещениях и прервав церковное общение с непослушными.
Во время ареста Патриарха и обновленческого самочиния эта форма церковного управления уже вводилась по указанию митрополита Агафангела. Теперь же, когда в лице членов «временного синода» митрополита Сергия, обновленцы де-факто снова захватили власть, большинство архиереев Русской Церкви на том же основании стали отлагаться от самозваного синода и переходить на самоуправление. Таким образом, патриарший указ стал законной основой для образования Зарубежной и Катакомбной церквей.

Промыслом Божиим антисергианские силы стали сплачиваться вокруг митрополита Иосифа. В Петроград стекались священники, лишённые Сергием приходов, монашествующие и миряне. Центром иосифлян стал храм Воскресения на Крови. Его настоятель протоиерей Василий Верюжский сумел отстоять храм в напряжённой борьбе против пытавшихся захватить его сергиан.
Иосифлянское движение набирало обороты. К началу 1928г. от митрополита Сергия отделилось 26 епископов. К середине 1930-х гг. их насчитывалось уже более 50. Декларация стала той лакмусовой бумагой, которая позволила ГПУ выявить всех не приемлющих компромисса исповедников. Таковые подлежали полному уничтожению.
Стальная метла ГПУ мела чисто, не щадя никого. В 1930-м был закрыт храм на Крови, в тюрьмах, лагерях и ссылках исчезают епископы, священники и миряне. Иосифлянский центр оказался практически разгромлен.


6. Казахстан

«Господи! Душа моя жаждет подвига. Укажи мне его, натолкни на него, укрепи в нем, вразуми, помоги. О, как хотел бы я участи избранных Твоих, не пожалевших для Тебя ничего, вплоть до души и жизни своей», - так писал в далёком 1909г. владыка Иосиф. Эта молитва святого мученика исполнилась…
Митрополит Иосиф был арестован в 1930г. На допросах он держался подчёркнуто независимо. Ещё два года назад на требование ГПУ представить письменный ответ на их вопросы владыка написал: «Толковать с вами — самое бесполезное и безнадежное дело, мы никогда не столкуемся. Вы никогда не сделаете того, чего я хочу. Я никогда не сделаю того, что вам нужно. Вам нужно уничтожение Христа, мне — Его процветание… По-вашему, мы мракобесы, по-нашему, вы настоящие сыны тьмы и лжи… Вам доставляет удовольствие издеваться над религией и верующими, таскать по тюрьмам и ссылкам ее служителей. Нам кажется величайшей дикостью, позором из позоров ХХ века ваши насилия над свободой совести и религиозными убеждениями человечества».
Теперь же он прямо заявлял чекистам: «Лакейский подход Сергия к власти в его церковной политике — факт неопровержимый. И вся Советская печать гораздо злее и ядовитее нас высмеяла это лакейство и в стихах, и особенно в фельетонах, и юмористических иллюстрациях. Почему же нам это воспрещено? В самом деле, если Сергию — по пословице — “плюнь в глаза, ему все будет Божья роса”, то мы говорим, что плевок есть плевок, и только. Сергий хочет быть лакеем Советской власти, — мы хотим быть честными, лояльными гражданами Советской Республики с правами человека, а не лакея, и только». «Ведь у нас столь красивые (но уже ли лживые?) декреты о свободе совести, об отделении церкви от государства, о свободе всякого вероисповедания, о невмешательстве в чисто церковные дела, о запрещении поддерживать одну религиозную организацию в ущерб другой. И если законы пишутся для того, чтобы их исполнять, то не там ли настоящая контрреволюция, где эти революционные законы не исполняются?»

Митрополит Иосиф был приговорён к 5 годам ссылки в Казахстан. Сперва он был отправлен в Алма-Ату, оттуда – в Чимкент, затем – в село Ленинское Каратасского района. По свидетельству княгини Наталии Урусовой, владыка «жил в хлеву со свиньями в плетеном сарае, спал на досках, отделенный от свиней несколькими жердями. Холод и жару, всякую непогоду и тяжелый воздух он переносил в этих условиях. Однажды змея, держась за жердь его потолка, спустилась над его головой. Эти условия и были, очевидно, причиной его болезни».
Так сбылась другая молитва мученика, сокрушённо писавшего в начале своего монашеского пути: «Ведь я знаю и с болью душевной чувствую, что не должен бы, — более всех других не должен бы — жить лучше, чем живет самый последний нищий! — Не должен услаждать гортань свою и наполнять чрево такими брашнами, которых не знает этот нищий!? Не должен сидеть в тепле, сытости и довольстве, в то время как другие мерзнут и гибнут от холода, голода и нищеты… Как примирю со своим монашеским званием всякое хотя бы самое малое и невинное пристрастие к земному и временному? Как примирю то, что оставлю какое бы то ни было имение после смерти своей — книги, картины и, может быть, даже деньги и др. предметы, в то время как в особенности монаху приличествует осуществление заповеди “не иметь сокровищ на земли, а лишь на небе”. И если денег найдут сколько после меня, не сделают ли (и вполне справедливо) то, что некий игумен, повелевший бросить яко пса без погребения тело одного монаха, после которого нашли в келье златницу».
По окончании ссылки митрополит Иосиф был оставлен на проживание в городе Мирзояне (бывшим Аулие-Ата) без права выезда из Казахстана.
Вставал Владыка в шесть утра и каждое утро один служил за аналоем, на который ставил небольшой резной складень. Кончив службу, он шел на базар за покупками, завтракал, немного отдыхал и садился читать. Книги ему присылали или давали местные ссыльные. Часто из России приходили с оказией посылки или деньги, поэтому митрополит жил, не нуждаясь. Владыка постоянно поддерживал отношения с другими ссыльными антисергианами и принимал посланцев из разных областей страны. Ссыльные Владыку посещали редко, и он беседовал с ними, прогуливаясь в степи. Письма, как правило, присылались и отправлялись с доверенными людьми.
Владыка Иосиф совершал тайные службы в некоторых нелегальных общинах иосифлян в разных населенных пунктах Казахстана. Княгиня Урусова вспоминала: «Вырытая в земле церковь была в квартире Архимандрита Арсения. В передней был люк, покрытый ковром. Снималась крышка и под ней лестница в небольшой подвал. Не зная, нельзя было предположить, что под ковром вход в церковь. В подвале в одном углу было отверстие в земле, заваленное камнями. Камни отнимались и, совсем согнувшись, нужно было проползти три шага и там вход в крошечный храм. Много образов и горели лампады. Митрополит Иосиф очень высокого роста, и всё же два раза тайно приезжал и приникал в эту церковку. Создавалось совсем особое настроение, но не скрою, что страх быть обнаруженными во время богослужения, особенно в ночное время, трудно было побороть. Когда большая цепная собака поднимала лай во дворе, хотя и глухо, но всё же слышно под землёй, то все ожидали окрика или стука ГПУ. 26-го Августа приехал митроп. Иосиф и удостоил нас посещением по случаю дня моего Ангела. Какой это чудесный, смиренный, непоколебимый молитвенник. Это отражалось в его облике и в глазах, как в зеркале. Очень высокого росту, с большой белой бородой и необыкновенно добрым лицом, он не мог не притягивать к себе, и хотелось бы никогда с ним не расставаться».

В 1937г. в Казахстане прошли массовые аресты иосифлян. Среди арестованных был и митрополит Иосиф. Вместе с ним чекисты арестовали отбывавшего ссылку там же митрополита Казанского Кирилла.
Первоначально владыка Кирилл занимал среди других непоминающих более мягкую позицию по отношению к митрополиту Сергию, чем владыка Иосиф. Однако в ссылке он сблизился с иосифлянами и в письме к иеромонаху Леониду от 8 марта 1937г. писал об «обновленческой природе Сергианства», а также подчеркивал: «С митрополитом Иосифом я нахожусь в братском общении, благодарно оценивая то, что с его именно благословения был высказан от Петроградской епархии первый протест против затеи м. Сергия и дано было всем предостережение в грядущей опасности».
Переписку с митрополитом Кириллом владыке Иосифу удалось наладить лишь в начале 1937 года, когда тот, прибыв этапом в Казахстан, был направлен в поселок Яны-Курган. Узнав об этом, митрополит Иосиф с первой же оказией отправил собрату письмо, в котором свидетельствовал ему свое глубочайшее почтение и преклонение перед его мужественным стоянием в борьбе за церковь. Это была попытка выяснить отношение митрополита Кирилла к нему и установившейся за ним репутации вождя особого церковного движения. Полученный ответ был более чем удовлетворительным.
Достигнутое единомыслие было тем более важно, что после кончины митрополита Петра, о которой объявили годом раньше, митрополит Сергий окончательно присвоил себе церковную власть. Сделал это будущий советский патриарх, несмотря на собственное недавнее утверждение, что полномочия заместителя действуют лишь при жизни местоблюстителя, и что в случае кончины владыки Петра ему будут наследовать оставшиеся местоблюстители, а сам Сергий отойдёт в сторону.
Из трёх местоблюстителей оставался в живых лишь один – митрополит Кирилл. Ему должны были перейти права первого епископа, но Сергий Страгородский как будто забыл о существовании владыки и объявил местоблюстителем себя. Однако, не забыли верные. Ссыльные архиереи высказались за то, чтобы главой Российской Православной Церкви признать митрополита Кирилла. С этим решением, не колеблясь, согласился и митрополит Иосиф.
Оба митрополита желали встретиться и лично обсудить насущные для Церкви вопросы. Их желание исполнилось, и последние месяцы своей жизни они провели вместе – в чимкентской тюрьме.

В ночь с 20 на 21 ноября 1937г. митрополит Иосиф Петровых, митрополит Кирилл Смирнов и епископ Евгений Кобранов, один из подписантов Ярославской декларации, были расстреляны под Чимкентом. Официальным местом расстрела считается Лисий овраг, где в наши дни устроен мемориал в память обо всех убитых здесь. Однако, эта братская могила является символической, так как до подлинного места расстрела дорога слишком трудна, и лишь немногие старожилы ещё могут показать её.
На настоящем месте захоронения многочисленных жертв террора нет памятника. Здесь, на костях, как ни в чём ни бывало, растут сегодня коттеджные посёлки.


8. Новомученики и исповедники Российские

Сотни и сотни мучеников взирают на нас с фотографий, сохранившихся в следственных делах… Многие из них обрели последнее пристанище в безымянной братской могиле на Бутовском полигоне. Мало кто знает, что большинство расстрелянных там священномучеников были катакомбными исповедниками. Лисий овраг, Бутово, Соловки – не счесть на карте мест, где покоятся останки новомучеников. И о подвигах лишь немногих из них дошли до нас изустные рассказы, передаваемые уцелевшими.
«Борьба, которую ведёт Советская власть с Истинной Православной Церковью, есть борьба не с нами, а с Ним, Богом, Которого никто не победит, и наше поражение, ссылка, заточение в тюрьмы и тому подобное не может быть Его, Бога, поражением. Смерть мучеников за Церковь есть победа над насилием, а не поражение», - так писал митрополит Иосиф Петроградский о. Викторину Добронравову.
Сергиане полагали, что, вступая в сговор с богоборческой властью, они «спасают церковь». На самом деле Церковь, ту, которая не в брёвнах, а в рёбрах, не в административном аппарате, а в душах, Церковь не материальную, а надмирную, спасали те, кто остался верен Христову завету, верен даже до смерти.
Писатель Леонид Бородин, отбывавший срок уже в хрущовские времена, встречал в лагере представителей ИПЦ. По его свидетельству, эти люди редко выходили на свободу, а, если и выходили, то моментально получали новые сроки за твёрдое стояние в своей вере, и так десятилетие за десятилетием длилось их заключение.
Оказавшиеся на свободе вынуждены были таиться, соблюдая строжайшие предосторожности. Служили тайно, в домах и квартирах верующих. Причастие подчас пересылали почтой. Тайные священники, многие из которых были рукоположены в заключении, нередко странствовали по стране под видом печников, плотников и иных рабочих… Немало образов чудных исповедников сохранили нам записки уцелевших, но многих имён не узнать никогда. Имена их ты, Господи, веси!

«Одни пошли на мученичество. Другие скрылись в эмиграцию или подполье, — в леса и овраги. Третьи ушли в подполье, — личной души: научились безмолвной, наружно невидной, потайной молитве, молитве сокровенного огня.
Но нашлись — четвертые. Эти решились сказать большевикам: «да, мы с вами», и не только сказать, а говорить и подтверждать поступками; помогать им, служить их делу, исполнять все их требования, лгать вместе с ними, участвовать в их обманах, работать рука об руку с их политической полицией, поднимать их авторитет в глазах народа, публично молиться за них и за их успехи и превратить Православную Церковь в действительное и послушное орудие мiровой революции и мiрового безбожья...
Мы видели этих людей. Они все с типичными, каменно-маскированными лицами и хитрыми глазами. Они не стесняясь, открыто лгут, и притом в самом важном и священном, — о положении Церкви и о замученных большевиками исповедниках. Они договорились частным образом с советской властью и, не заботясь нисколько о соблюдении церковных канонов, «выделили» из своей среды угодного большевикам «патриарха» и официально возглавили новую религиозно парадоксальную, неслыханную «советскую церковь» ...
История покажет, чего этой группе удастся в действительности достигнуть. Не подлежит, однако, никакому сомнению, что будущее Православия определится не компромиссами с антихристом, а именно тем героическими стоянием и исповедничеством, от которого эти «четвертые» так вызывающе, так предательски отреклись...» - писал И.А. Ильин в работе «О советской церкви».

Митрополит Иосиф (Петровых) был прославлен в лике святых в числе Новомучеников и Исповедников Российских, пострадавших от богоборческой советской власти Архиерейским Собором РПЦЗ в 1981г.
По постановлению Собора было решено оказать помощь Катакомбной Истинной Православной Церкви в Ее возрождении и восстановлении утраченного в годы гонений канонического епископата и церковного управления. Так исполнилось пророчество Святителя Иосифа Петроградского: «Никакими репрессиями со стороны Советской власти наше течение не может быть уничтожено. Наши идеи, стойкость в чистоте Православия пустили глубокие корни».

В письме из ссылки Владыка Иосиф завещал своим духовным чадам, оставшимся без привычных церковных служб и таинств, осиротевшим без своих пастырей: «Не ложно слово Господа, обещавшего пребывать с нами до скончания века и сохранять Церковь Свою неодолеваемою вратами ада, то есть и на краю погибели. Да, сейчас мы на краю погибели, и многие, быть может, погибнут; Церковь Христова умалится, быть может, опять до 12-и, как в начале своего основания. Ведь не могут не исполниться и такие слова Господа: «Сын Человеческий пришед обрящет ли веру на земли?» Все делается по предведению Господню, люди тут не могут ни прибавить, ни убавить ни на одну йоту. Не желающие погибнуть — более застрахованы от гибели, и можно сказать: ад будет только для тех, которые сами желают его. Так эта истина да пребудет прежде всего утешением и подбодрением для унывающих от событий мира сего. Лишение храмов Божиих и подобных прежнему пышных Богослужений с обилием молящихся, блестящими сонмами священнослужителей, ангельски подобным пением хоров и т. п. — конечно, печально и жалости достойно, но от нас не отнято внутреннее служение Богу в тихости и умиленности, и сосредоточенности в себе духа.
Вы, лишенные недавних радостей молитвы в храмах Божиих, помните — вы не освобождены от обязанности молитвенно устроять свою жизнь и не лишены возможности этого, помимо возможности иметь около себя постоянных служителей Христовых и пользоваться их духовной поддержкою и окормлением. Вы и без них должны проводить жизнь так, как бы сами были своими жрецами, закалая свою жизнь в жертву Господу терпением всех скорбей и лишений, непрестанною к Нему молитвою души, памятованием о Нем с любовию и благодарностью за все Его милости и скорби, и радости, и жаждать Его спасения, когда Он пошлет Ангелов Своих восхитить Ваши души от земных горестей и опасностей и на крылах вознести вас к Себе, где не будет «ни болезни, ни печали, ни воздыхания». А до того и для того обзаводитесь все печатными и письменными Богослужебными и молитвенными книгами и «пойте Богу нашему», пойте разумно, как умеете и сколько успеете в молитвах своих молитвенных домов, углов в особо посвященное Ему время, свободное от других забот и трудов.
Не ослабевайте же, не падайте духом, и благодать Божия с вами».

Елена Семенова

Русская Стратегия