До недавнего времени село Лох в Саратовской области ничем не отличалось от других. Всё стало стремительно меняться, когда сюда из Саратова переехала семья Кислиных, увидела старый храм Архангела Михаила и разваливающуюся водяную мельницу. Это была последняя водяная мельница в Саратовской области. Кислины решили попытаться восстановить мельницу, а в итоге создали фонд сохранения культурно-исторического наследия. Ценой огромных усилий мельницу в 2015 году отреставрировали и открыли для посещения туристам. Кроме того, Кислины выиграли грант и создали «Лоховскую АРТель» – творческую студию на базе местной школы. Сегодня Лох – популярная туристическая точка. А в прошлом году, кстати, в храме Архангела Михаила состоялась литургия – первая за 93 года забвения этого храма.
– Последний раз мы встречались с Марией на церемонии вручения премии «Жить вместе». Когда-то этот проект номинировался, а в последнем сезоне Мария уже была членом жюри премии. Мария – это очень деятельный, активный, творческий, мыслящий человек. Маша переехала из большого города (из Саратова, да?), в маленькую деревушку и влюбилась там в мельницу. Всё это похоже на книгу сказок. Расскажите, что там у вас произошло, что за роман с мельницей?
– Дело в том, что мы люди кочевые. У меня родители – военные. Папа военный. И мы постоянно переезжали, но была тяга к какому-то своему месту. Папа вышел на пенсию, и мы оказались в Саратовской области. Мы были и в Москве, и в Иркутске. Но последней точкой был Саратов. И много есть таких слов, определений (немцы Поволжья или голодающее Поволжье, саратовские купцы) – много-много есть того, что хотелось наполнить смыслом. И мы начали путешествовать по Саратовской области, у нас была прям карта, на которой мы отмечали точки, где хотим побывать. И Лох как раз не был связан ни с чем, нас просто удивило название: что же это за село такое? А оказалось, что там сошлись и немецкая история, и мельничная история, и разбойничья история. Много-много пересечений. И плюс, кто бывал в Саратове – знает, что это степное место. А Лох вообще на степь не похож: там сплошь холмы, леса, луга. И как-то откликнулось ещё, что природа такая, к которой мы привыкли в Подмосковье, в Иркутской области. Как-то всё в этой точке сошлось. И когда мы проезжали мимо одного из домиков, было написано «Продаётся дом». Сначала как-то в шутку поговорили: «А давайте позвоним, узнаем?». А потом нас, как мельничное колесо, закручивало-закручивало – и уже было невозможно остановиться, мы уже перестали чем-либо управлять, руководить, планировать. Потому что очень многое складывалось будто бы за нас. Смыслы всё проявляются и проявляются. Мы всё ждем, когда нам станет скучно. В этом году вот уже 10 лет, как мы связаны с селом Лох, как переехали. Кажется, должно стать скучно, но не становится. Опять происходят открытия, происходит что-то такое, что без села Лох не могло бы в нашей жизни случиться. В общем, у нас такой взаимообмен.
– На минуту может показаться, что это история про счастье одной отдельно взятой семьи. Но дело в том, что не только семья Кислиных осела там и пустила корни, а ещё и в том, что жизнь всей деревни изменилась. Маша, можете сказать два слова об этом?
– В селе Лох кроме необычного названия ещё оказалось очень много достопримечательностей. Это и природные достопримечательности, и храм Архангела Михаила с сохранившимися красивейшими фресками, и водяная мельница – деревянная, старинная ХIХ века. Таких было в селе семь, но сохранилась лишь одна. Когда мы побывали на мельнице, папа обмолвился, что было бы здорово, если бы мельница была рабочая, если бы её восстановить. И с этой точки мы стали приближаться к тому, чтобы восстановить мельницу. И шли шаг за шагом. Думали: может быть, этот получится шажок, может, этот получится. Может быть, я разочарую, но мыслей, что мы восстановим, возродим село, не было. Мы на тот момент не знали, какова сила сообщества, как откликнутся люди, что мы можем сами, какие наши силы. Мы начали изучать вопрос: какие мельницы в России восстановлены, где они есть, сколько рабочих мельниц. Начали узнавать историю этой сохранившейся водяной мельницы, опрашивать жителей, знакомиться со специалистами, которые в этой сфере понимают. Валерий Валентинович Волшаник из Московского строительного университета очень помог с проектом восстановления мельницы. Оказалось, что большинство водяных мельницы, которые есть в России, находятся при музеях-заповедниках, при национальных парках. А таких историй, что просто в селе есть мельница или у кого-то есть частная мельница, немного. Тем более мы не намеревались её покупать. Мы думали, что вот сейчас всем селом как ухнем, как попробуем…
– Вы знаете, это ещё большая вера в людей всё-таки – всем селом, как ухнем…
– Есть проекты, которые на десятилетия растягиваются, как история с мельницей… Может быть, я уже сейчас так погружена в новые дела про Лох, что про мельницу действительно забываю… В 2016 году начались разговоры про развитие сельского туризма, про развитие внутреннего туризма. Мы как-то не рассчитывали, что этот фокус появится, что можно будет как-то с этой точки зрения транслировать. У представителей власти появился интерес, какая-то мотивация сделать это потому, что Саратовская область – это всё-таки столица мукомольного производства. Сохранились большие остовы промышленных мельниц немецких купцов. А тех мельниц, с которых всё начиналось, практически нет. Когда появились большие мельницы, нужда в маленьких отпала. И только благодаря тому, что наша мельница работала до 2000-х и рядом жил мельник, который её поддерживал, у нас был шанс и восстановить её, и обратить на неё внимание, и было что сохранять.
– Смотрите, в селе стоит храм Архангела Михаила и мельница. То есть это было большое зажиточное село, судя по всему. А каким вы застали его по приезде? Сколько там было народу?
– Оно очень необычное. Потому что оно растянуто на семь километров. И при этом в селе около 300 жителей. Поэтому на улице людей мало, дома друг от друга очень далеко, соседей нету, каждый похож на помещика. Мы сразу как-то почуяли, что что-то здесь есть необычное. Получается, что нынешнее село сохранило очертания того богатого свободного села. Тут ещё знаете, в чём особенность и, мне кажется, какой-то дух, которым мы подпитываемся? Вообще сёла все принадлежали барину. И были крестьяне помещика. Свободных сёл в Саратовской области не было. А Лох и ещё несколько сёл отличались тем, что тут жили военные, которые охраняли границы, – пахотные солдаты. В селе не было помещика, оно было свободное. И очень много сохранилось замечательных свидетельств о том, как лоховчане гордо рассказывают, что село было свободным. Мне кажется, этот свободный дух и какая-то «лохматость» нас до сих пор питают…
– Вам удалось привлечь экспертов федерального уровня, вы изучали архивы, вы взаимодействовали с местной администрацией, начали общение с местными людьми. Но вообще что-то возродить в русской культуре или родить её (потому что она же не мёртвая, она вполне себе развивающаяся, и может появиться что-то новое, обогащающее нашу традицию) – это способность, которая свойственна исключительно свободным людям. Несвободный человек не может породить культурные ценности, которые станут традицией целого народа. А свободные люди могут. И мне кажется, что действительно главная туристическая фишка вашего села не столько в названии, храме или в мельнице, а в свободном духе ваших жителей. Вот в чём секрет.
– Да, причём свобода этого духа до сих пор раскрывается и раскрывается, и мы порой сами не можем предугадать, какой следующий поворот будет. Большая часть того, что мы почерпнули, что нас вдохновило и как-то направило, – в глубинных интервью, которые были записаны социологами в начале 90-х ХХ века в рамках проекта Теодора Шанина «История и социология русских деревень». К счастью, нам довелось познакомиться и продолжить общаться с двумя социологами из этого проекта. Когда мы начали знакомиться с биографией Теодора Шанина (основателя крестьяноведения в России), мы удивились, что он начинал как социальный работник. И когда в позапрошлом году я впервые приехала на премию, координатор премии рассказал мне о том, что сейчас зарождается такая профессия, как социальный координатор, проводник, и что Теодор Шанин развивал это направление. Я прислушалась, восхитилась, мне это очень откликнулось. Я ничего об этом не знала. А в этом году после премии я ещё смогла пообщаться с волонтёром Марией Кравченко, и она рассказала мне о своей маме, которая работает социальным координатором. Тут нас просто захватывает вихрь, мы с фельдшером решаем, что нам нужно пойти и отучиться на социальных координаторов. Буквально вчера было первое занятие, и я, конечно, волнуюсь, чувствую, что мы пришли совсем с другой стороны. С разных сторон все приходят, но мы с какой-то неожиданной стороны пришли к этому. Но, опять же, что меня подпитывает и укрепляет – это то, что в наше село приезжал Теодор Шанин. В библиотеке Теодора Шанина хранится половинка жёрнова из нашего села. И я чувствую какие-то связи, которые как будто направляют и к которым хочется прислушаться. И, может быть, сейчас не всё понятно и это кажется неожиданным шагом даже для самой себя, но вера в то, что всё не зря, есть, и она приходит откуда-то из истории села, из того, что было до нас.
– Тут важно пояснить связи. Во-первых, Теодор Шанин читал лекцию о русском крестьянстве в нашем проекте в 2017 году. Во-вторых, социальный координатор – это новая профессия, она только зарождается в нашей стране. Это человек, который входит в жизнь кого-то, кому очень нужна помощь (престарелых людей, людей с ограниченными возможностями), с одной лишь задачей – стать для этого человека ненужным. Человек провалился в трудные жизненные обстоятельства, потерялся, не знает, куда дальше пойти. И вдруг появляется социальный координатор, снова всё восстанавливает, и они расстаются уже друзьями. Социальный координатор снова делает его свободным, как жители села Лох. Но, Мария, была история с мельницей, история с храмом, которого тоже ваши заботливые руки коснулись, но ещё вы там создали, собственно говоря, некий культурный феномен. Лоховская артель – это что такое?
– Вот вы начали с того, что людей объединяет хорошее. И, действительно, для нас это очень важные слова. С того момента, как наша судьба стала связана с селом Лох, сюда приехало много других людей, которые тоже что-то почувствовали, поверили, увидели и начали тоже как-то самореализовываться в селе, помогать селу. Многие дела связаны уже не с нами, а с теми людьми, которые тоже приехали и тоже стараются развивать село и развивать среду. Вообще возможности самые разные оказываются полезны для того, чтобы что-то в селе становилось лучше. Так, например, история с храмом – это бывший главный архитектор Саратова Александр Николаевич Кискин. Он профессионально подошёл к истории восстановления храма, и сейчас эта история развивается. Он привёл за собой сообщество архитекторов, которые решили (ландшафтный архитектор Юлия Бурова, например) создавать в селе парк-сад. И когда мы говорим «парк-сад», кажется, что это что-то про благоустройство. На самом деле это про сохранение локального, про создание естественного луга, который совмещает, например, клумбы с бархатцами и какими-то искусственно посаженными растениями и рассказывает о месте. Лоховская артель – это и жители, которые тоже пробуют себя в развитии сельского туризма. И сейчас всё больше и больше гостей приезжают в село. Всё больше появляется интересных предложений, исходящих от жителей. Когда мы впервые приехали, мы видели природные достопримечательности и приметы села прошлого.
А сейчас те, кто приезжают, знакомятся больше с людьми, которые знакомят их со своим делом – сыроварами, пчеловодами. Это тоже замечательно, что всё больше начинает крутиться вокруг людей и что появляются новые жители, которые сначала приезжают как туристы, потом как волонтёры, а потом уже как жители со своим делом. Как правило, это люди, которые видят возможность в селе и не приукрашивают его, восхищаясь какой-то идиллией. Они знают, что есть и проблемы (нет транспортного сообщения, плохо дела обстоят с водой, нет работы в селе), но они готовы создавать рабочие места, готовы преодолевать трудности, и многое держится на взаимопомощи и поддержке друг друга. Я не знаю, откуда к нам пришло название «лоховская артель». Но знаю, что одна из жительниц выкупила на аукционе листы с доносом на лоховского мельника. Прямо текст доноса 1904 года, это столыпинское время. И оказалось, что слишком уж лоховчане себя вольно вели. Там упоминается, что этот мельник был членом лоховской артели, и оказалось, что Столыпин распорядился разогнать лоховскую артель. И потом уже мы начали искать, что это за история. И нашли свидетельства, в том числе и опубликованные.
– Как вы успеваете всё?
– Не успеваем. Вообще очень хочется, конечно, поддержки историков, которые помогли бы дальше этот клубок размотать. Пока это как-то разрозненно и по-дилетантски звучит, но это нужно было собрать воедино. Вообще мы как-то шутейно лоховской артелью назвались. Потому что нас много, потому что мы что-то предпринимаем, что-то делаем. Мы в 2014 году это название придумали. А потом уже узнали, что лоховская артель действительно была. И это было такое культурное ядро села, там была библиотека. На доходы с артельного хозяйства свободные артельщики старались жизнь в селе устраивать. И такие пересечения нас поражают. И мы бережно храним всё, что находим, и, надеемся, придёт время, когда это всё в какую-то цепочку соберётся.
– Сейчас есть две разнонаправленные тенденции. Одна –общемировая –проявляется, когда люди съезжаются в большие города, и создаются вот такие монстры – мегаполисы. Но у России есть своя специфика. Это колоссальные территории, огромные пространства. Причём с какой красотой, с пахотной землёй, с лесами, полями, лугами и так далее. И возникает обратная тенденция, когда люди –наоборот – уезжают жить на землю. Вот как в вашем случае. Трудно сказать, какая тенденция победит. Кто прав, кто виноват – вообще не в этом дело... Скажите лучше вот что: какой вы видите крепкую живую деревню будущего? Каким должно быть село? Ваше или ещё какое-либо в возрождённой России? Каким бы вы хотели его видеть?
– Я поймала себя на мысли, что мы создаём всё по наитию. Но есть какой-то образ. Хочется жить счастливо в селе, хочется, чтобы меньше чувствовался разрыв с городом и чтобы те, кто приезжает, не вздыхал бы, что вот у вас здесь красивая природа, хорошая, но жалко, что для детей ничего нет, что тут нет каких-то возможностей. И кажется, что каждый, кто приезжает, кто начинает верить в село, привносит эти возможности и находит какие-то пути, чтобы эти лакуны закрыть. Или – наоборот – даже превзойти в чём-то. Потому что для детского спорта, например, у нас сейчас лучше возможности, чем в провинциальном городе. У нас много всего доступного, бесплатного для детей, можно ремёслами заниматься, творчеством, спортом. И мы уже не чувствуем такого разрыва. Мы обсудили, что нам не хватает путешествий, и начали придумывать, как нам начать путешествовать, чтобы знакомиться с другим опытом и привносить что-то новое в село Лох. Кажется, что мы не заглядываем далеко и как-то робко относимся к тому, чтобы сформулировать, каким будет село, но каждым своим действием будто бы стараемся это приблизить. Появляются неожиданные вводные данные.
Вот, например, у нас оптимизируют школу. И сначала мы в растерянности были. Потому что кажется, что нет школы – не будет и села. Но, с другой стороны, прошло полгода с тех пор, как мы узнали об этом, и у нас уже столько появилось вариантов, появились те, кто готов искать новые пути. Может быть, наш горизонт планирования, как говорят сейчас, очень маленький, но кажется, будто мы уже немножко живём в деревне будущего. Потому что можно придумать себе работу, можно очень много социальных вопросов решать самим, если собирается крепкое сообщество и каждый готов вкладываться в общее благо, будь то благоустройство, образование, спорт или туризм. Мы можем оглянуться на 10 лет назад, посмотреть, с чего начиналось. И я постоянно мысленно благодарю за возможность увидеть какие-то последствия, результаты правильных и неправильных решений. И это большое счастье, что будет возможность и спустя 20 лет оглянуться.
И ещё меня очень вдохновляет то, что социологи, которые работали с Теодором Шаниным, которые видели село более благоустроенным, когда там было 2 тысячи человек, работала пекарня, были остатки колхоза, ходили автобусы, так верят в нас, верят в тех людей, которые приезжают, верят в ненапрасность наших усилий, подбадривают, поддерживают. А это совсем другое село было, не такое, как сейчас. И я очень боялась, что, когда они окажутся здесь спустя 30 лет, будут с сожалением говорить, как всё развалилось, что всё уже не так. Тем более они даже работающую мельницу застали. Может быть, кто-то посмотрит на нынешнее село и скажет, что всё развалилось, но кто-то готов верить, что есть какие-то ростки, которые дадут чему-то новому родиться.
***
Этот текст – литературная расшифровка передачи «Хранители маяка», совместного проекта радио «Культура» и премии «Жить вместе». Послушать выпуск можно здесь.
