Неправо о вещах те думают, Шувалов,

Которые Стекло чтут ниже минералов,

Приманчивым лучом блистающих в глаза:

Не меньше польза в нем, не меньше в нем краса.

Михайло Ломоносов

1.Дым Отечества

Еще в Екатеринбурге Дмитрий Иванович узнал, что вешняя вода в Туре и Тоболе сошла в этом году необычайно рано. Пароходы между Тюменью и Тобольском то и дело садились на мель.

Один из пассажиров на станции Екатеринбург-Первый посоветовал:

- Поверьте моему слову, профессор, вам лучше в Тюмени сесть в тарантас и доехать до Иевлева. Это сто тридцать верст за Тюменью. Там-то уж спокойно сядете на пароход...

Однако Менделеев рассчитывал, что недавно прошедшие дожди подняли уровень в реках и что удастся сесть на пароход на тюменской пристани. Неодолимая сила влекла пожилого ученого в этот дальний путь, и ничто уже не могло его остановить: ни болезнь и возраст, ни мели на водном пути, ни версты и ухабы старинного почтового тракта.

Это было 29 июня 1899 года. Экспедиционный вагон прицепили к почтово-пассажирскому поезду.

Поезд тронулся. Менделеев достал часы: девять часов сорок одна минута вечера, точно по расписанию. Он приник к вагонному окошку и, хотя приближалась ночь и утомлялись глаза, долго вглядывался в пробегающие мимо сибирские деревни, заимки, леса. И допоздна никак не мог уснуть - гулко, учащенно, взволнованно билось сердце.

За ночь и утро миновали Баженово, Богданович, Камышлов, Поклевскую. Холодной дождливой погодой около полудня встретила конечная железнодорожная станция Тюмень. Сам город находился от станции и пристани справа, в стороне, видеть его пришлось только издалека: пароход готовился вот-вот отплыть.

Захватив с собой неразлучный в экспедиции фотоаппарат «Кодак» и дорожный саквояж, Дмитрий Иванович и его служитель Михайло, помогавший ему в дороге, покинули вагон...

Пароход «Фортуна» не спеша, но безостановочно шлепал плицами, сначала плывя по Туре, затем по Тоболу.

Едва вошли в Иртыш, как все пассажиры высыпали на палубу. Вышел и Менделеев - больно и счастливо стукнуло в груди: перед ним во всей красе предстал город его детства Тобольск.

Около десяти вечера пристали. Еще на пароходе ученого приветствовали чиновники от городских властей. Земляки отвезли его в город и устроили в доме известных в Сибири пароходовладельцев Корниловых - в лучшем здешнем доме. Находился он в нижней части города, недалеко от Иртыша...

Долго длилась беседа за чаем с хозяйкой – домовитой Феликитатой Васильевной Корниловой. Много возникало из памяти событий, близких по времени и давних, вспоминалось множество общих знакомых, ныне живущих и ушедших. Что ни имя - то вспышка памяти из далекого детства и юности.

Утром, по хорошей погоде, Дмитрий Иванович, горя мальчишеским нетерпением, отправился осматривать город.

И вот перед ним древняя Алафеевская гора, где спереди красовались здания величественного собора, архиерейского дома и присутственных мест. Кое-что безнадежно обветшало - как-никак прошло полвека. Но многое осталось так, как это было в детстве и юности: и памятник Ермаку, и старое здание гимназии, и речка Курдюмка, которую мальчишкой когда-то перебегал, спеша на занятия.

Кое-какие приметы нового все-таки появились - новое здание гимназии, городские бани, казармы на выезде из города.

Заинтересовал Тобольский музей. В нем просвещенные земляки собрали образцы исторических и естественных богатств огромного края.

Познакомился Дмитрий Иванович с местными и заезжими общественными деятелями. Наиболее интересными собеседниками показались губернский агроном Николай Лукич Скалозубов и доцент Казанского университета Андрей Яковлевич Гордягин - ученые с аналитическим складом ума, неутомимые практики, которых прежде знал по именам, а сегодня от них многое узнал о теперешней Сибири.

А чиновник по переселенческим делам Сергей Петрович Кафка поведал о хозяйственном освоении тобольской земли.

В самый разгар беседы явился к Менделееву неожиданный гость - здешний промышленник, владелец винного, мукомольного и конного заводов Александр Андрианович Сыромятников, семью которого он знал в детстве.

- Я, - начал Сыромятников, - явился к вам, ваше превосходительство…

- Позвольте, позвольте, - перебил его с улыбкой Менделеев, - меня ведь зовут Дмитрий Иванович, так будет удобнее!

- Явился я к вам, Дмитрий Иванович, с предложением. Не угодно ли будет вам посетить Аремзянское, места, где протекало ваше детство?

- Весьма, весьма вам благодарен за ваше предложение, - лукаво отвечал Менделеев. - Но будь мне, как вам, сорок семь лет, было бы дело другое, а сейчас мне уже шестьдесят шесть лет, тяжело - да и погода какая! Я думаю, на Коноваловку сейчас не подымешься!

- Дожди начались еще недавно, и дорога не успела еще испортиться. Погода проясняется, - возражал Сыромятников. - И как только будете иметь свободное время, предупредите меня за два часа до выезда. Я пришлю вам лошадей и вместе с вами весьма рад буду съездить...

Теплом пахнуло на Менделеева от слов Сыромятникова…

Все в том же нетерпении Дмитрий Иванович заехал на Тюменскую улицу, где стоял уютный дом детства. Грусть пеленой застлала глаза - родного дома не было: он сгорел несколько лет назад. Выросла на его месте густая и сочная зеленая трава, и мирно паслись тут две коровы.

А вокруг все, как прежде, - вдалеке Алафеевская гора и Панин бугор. Это там тобольские гимназисты, бывало, по окончании учебы в июне жгли ненавистный учебник латинского языка, торжествуя конец «латинских мучений».

И дощатые тротуары, и размякшие от прошедших дождей улицы - все памятные, до боли знакомые приметы детства, признаки родины...

Не выдержал уже на следующее утро: отправил Сыромятникову визитную карточку с надписью: «Александр Андрианович, готов ехать в Аремзянку».

И вот уже по солнечному дню очищенному предыдущими дождями, тройка лошадей бодро вынесла седоков из города. Тарантас, покачиваясь на рытвинах, помчался к северу. В тарантасе четверо - Менделеев, Сыромятников, Михайло и здешний чиновник - младший делопроизводитель губернского управления государственными имуществами губернский секретарь Иван Константинович Уссаковский. Вот ему-то предстояла особенная миссия: его Сыромятников специально пригласил, чтобы он снял на фотографическую карточку такое, выдающееся в истории сих мест, событие...

Село Аремзянское узналось издалека - по высокой деревянной церкви, построенной когда-то еще Марией Дмитриевной Менделеевой. А поодаль находились строения стеклянной фабрики, которой давно уже нет.

Путешественники спустились с горы, около полуверсты проехали речной долиной. Когда колеса простучали по мосту, вдруг послышался торжественный, явно встречный, колокольный звон, и путники увидели около церкви большую толпу местных жителей.

Знакомые до трепета в груди родные тропинки... Уютные, поросшие травой полупесчаные склоны Аремзянской горы... Навстречу ему шла толпа крестьян, неся хлеб-соль. Слышались радостные приветственные возгласы... Дмитрий Иванович медленно встал на колени и припал соленой щекой к влажной земле...

2.Заветный сундучок

Ягоды в этом году уродилось видимо-невидимо. Сразу за селом Аремзянским по опушкам леса, среди тенистых кустов, под деревьями и на лугу - повсюду рассыпала свои темно-красные огоньки княженика.

Княженика - ягода из ягод, об этом знает каждый аремзянский мальчишка. Зовут ее еще мамурой и поленикой. Вот и сейчас семилетний сын управляющей здешней стеклянной фабрикой Митя Менделеев и его девятилетний брат Паша забрели на этот лужок, чтобы полакомиться сладкой, с загадочным запахом ягодой.

Ребятишки повалились животами на траву - вот она, вкусная княженика, ее и искать не надо. Только голову не ленись поворачивать да рот раскрывай. Виднеются из травы кудлатые русые головы, торчат зачерственелые от постоянной летней беготни босые ребячьи пятки...

- Митя! Паша! - вдруг раздается вдали звонкий голос.

Ребята поднимают головы и видят в отдалении, на склоне горы, девочку в алом сарафане. Это их старшая сестра Маша. Она зовет ребят рукой и кричит:

- Домой, мальчики!

Ребята поднимаются и стремглав бегут к Маше, затем обгоняют ее по пути к своему дому...

Дом Менделеевых - деревянный, старый, большой, но такой привычный и уютный. Со всеми постройками, сараями и амбарами oн похож на маленькую флотилию судов с большим кораблем во главе.

На просторном крыльце, золотящемся крепкими сосновыми половицами, маменька Мария Дмитриевна перебирает собранную с утра старшими детьми ягоду. Тут же на изогнутых стульях за столом сидят другие взрослые: папенька Иван Павлович, а рядом с ним еще двое.

Ребята узнают обоих гостей. Один из них - старенький учитель Стахий Степанович Быков, только что приехавший за двадцать пять верст из Тобольска. Вот уже два года он по зимам в городе занимается с младшими детьми Менделеевых, учит их грамматике русского языка, чистописанию и арифметике.

- Здравствуйте, дети! - приветствует Стахий Степанович Пашу и Митю, обнимая их за плечи.- Посмотрите, Иван Павлович, как они загорели и поправились за лето! И ведь подросли!

Митя и Паша и впрямь выглядят, словно их окунули в пережженное масло: темно-коричневая кожа оттеняет добела выгоревшие волосы и рубахи.

- А грамоту и счет не забыли?- спрашивает Стахий Степанович.

- Нет, нет, не забыли! - выпаливает Митя. А Паша солидно подтверждает:

- Все помним, что на уроках было, Стахий Степанович!

Мария Дмитриевна, маленькая и сухая, оставила работу с ягодами, с доброй улыбкой смотрит на своих младших.

- Ну что ж, дети,- обращается она к мальчикам.- Кончается ваша вольная вольница. Завтра мы поедем в Тобольск, пора вам отправляться в гимназию. Вот и Стахий Степанович приехал за вами, надо проверить, готовы ли к трудному гимназическому курсу.

- А пока,- добавляет Иван Павлович,- предстоит вам посмотреть то, что покажет вам Сергей Иванович.

С этими словами он взглянул на второго гостя, молчаливо сидевшего у стены. Уж его-то Митя и Паша знают хорошо - его и гостем нельзя назвать. Сергей Иванович Шишов служит вольнонаемным мастером-стеклоделом на фабрике и, почитай, главный, кому подчиняется огонь и стекло в печах, на ком держится все фабричное производство.

Сергей Иванович согласно кивает.

- Покажи им, Сергей Иванович,- произносит, подмигнув, Мария Дмитриевна,- и кунсткамеру, и свой заветный сундучок!

Все поднимаются и направляются в прохладные тихие сени. Сергей Иванович в полумраке подходит к одной двери, достает из кармана куртки звенящую связку ключей и гремит большим замком.

В эту кладовку младших ребят никогда не пускали. Открывали ее очень редко, и Мите с Пашей не удавалось ни разу в нее заглянуть. И вот сами взрослые открывают кладовую. А звон ключей и грохот снимаемого замка для ребят - чудесная музыка.

- Входите, дети,- торжественно произносит Иван Павлович,- и смотрите вокруг. Здесь у нас настоящая кунсткамера!

Митя с Пашей переступают порог и замирают от восхищения. На всех стенах вокруг устроены широкие дощатые полки, на которых группами и отдельно стоят самые различные изделия из стекла и хрусталя. Самых разных форм и оттенков, различной высоты и ширины, толпятся на полках зеленоватые, коричневатые, опалово-дымчатые штофы и полуштофы, стаканы, колбы, фужеры, стеклянные блюда и миски, вазы, тарелки, пробирки, бутыли, канцелярские чернильницы и аптекарские пузырьки, ровные пластины зеленого оконного стекла. Лучи солнца пронизывают все эти стеклянные сокровища, отражаются, играют в гранях и горлышках, передавая стеклу и хрусталю весёлый сияющий свет.

Митя и Паша стоят раскрыв рты, остолбенев перед невиданной выставкой. Взрослые с улыбкой переглядываются, кивая на них друг другу.

- Глядите со вниманием, дети,- говорит Мария Дмитриевна.- Все эти предметы изготовлялись на нашей фабрике. Еще в тысяча семьсот сорок девятом году ваш прадедушка Василий Яковлевич Корнильев основал нашу стеклянную фабрику. И с той поры в эту кладовую ставился образец каждого изделия, что мы вырабатывали здесь.

Глядите, дети, и запоминайте, что в любом деле, которому вы будете служить, когда станете большими, нужны прилежание и умение.

Ни одно дело нельзя совершить, ни одно изделие нельзя выработать без терпения и труда. Больше всего цените, дети, труд человеческий!

Она гладит Митю и Пашу по головам и обращается к Шишову:

- А теперь, Сергей Иванович, покажи-ка им заветный богемский сундучок!

Сергей Иванович запускает глубоко за пазуху руку и достает из потайного кармана маленький бронзовый ключик. Только сейчас мальчики замечают прямо под окошком стоящий на отдельной полке высокий, расписанный красками, окованный медными полосами пузатый сундучок. Мастер вкладывает ключ в скважину на стенке сундучка - и легко, с мелодичным звоном пружин крышка поднимается. Сергей Иванович опускает в сундучок руки и бережно вынимает тяжелый, многостворчатый, на маленьких петлях стеклянный и деревянный складень. Развернул его и выставил на полку перед окошком, в поток солнечных лучей. И солнце ударило в складень, брызнуло радужным огнем.

- Что это? - изумленно вскрикивает Митя, схватив Пашу за локоть. И Паша стоит, очарованный зрелищем.

Каждая створка необычного складня состоит из малых липовых рамок, в которые искусно вставлены самых различных цветов стеклянные прямоугольнички.

- Все эти красивые стеклышки,- говорит Мария Дмитриевна,- богемское стекло. Это образцы, которые мы с Сергеем Ивановичем бережем пуще глаза. Вот это,- она указала на совершенно прозрачное стеклышко,- настоящее чистое белое стекло. 0но не хуже, чем у лучших богемских чешских мастеров, а выработало на Санкт-Петербургском заводе, что еще Михайлой Васильевичем Ломоносовым основан.

- А почему же, маменька, эти красивые стеклышки нельзя делатъ на нашей фабрике? - спрашивает, восторженно поблескивая синими глазами, Митя.

- Пока нельзя, Митенька,- отвечает с улыбкой мать.- Нет у нас столько денег на материалы, да и фабрику, почитай, наполовину надо было бы переделывать. А как эти стеклышки такими красивыми получаются, о том с просите у Сергея Ивановича. Уж он-то свое мастерство знает наизусть.

Сергей Иванович с готовностью трогает складень, показав на красновато-дымчатое стекло:

- Такой цвет мы получим, если в массу богемского стекла добавим древесный угольный порошок. А вот соседнее стекло - синее, так в него добавляют шмальту, кобальтовый порошок,- его еще называют королевскою синью. Чтобы вышел чистый зеленый цвет, нужно добавлять в стекло дорогую краску - хромовую зелень. А вот, к примеру, это красное стекло - пурпуровое,- Сергей Иванович любовно гладит стеклышко.- Оно в моем складне, считай, самое дорогое, - ведь для его выработки нужны золото и олово... В фиолетовый цвет стекло можно окрасить перекисью марганца. А вот и черный цвет - здесь тебе и железо, и опять же кобальт, и жжёная кость.

- Вот так,- заключает Сергей Иванович. - Если хорошо знать науку, то можно делать стекло любого состава и любого цвета. Великое это дело - наука химия!

- Хи-ми-я! - медленно повторяют это таинственное слово и Митя с Пашей, выходя вслед за взрослыми из волшебной кладовой...

3.Большая семья

Семья у Менделеевых была многочисленная - восемь детей. Всего в семье родилось четырнадцать детей, но шестеро умерли в разные годы. Две старшие сестры вышли замуж. Екатерина жила в Омске, Ольга - в Ялуторовске. А в те дни июля и августа 1841 года, о которых мы начали рассказ, в Аремзянском проводили лето двадцатилетняя Поля, восемнадцатилетняя Лизонька, семнадцатилетний Ваня, тринадцатилетняя Машенька и, конечно, Паша и Митя.

Отец - Иван Павлович Менделеев родился в Тверской губернии. По окончании Главного педагогического института, что в Санкт-Петербурге, его направили на службу в Казанский учебный округ, где назначили учителем в Сибирь, в Тобольскую гимназию. Такого учреждения в Тобольске еще не было: Ивану Павловичу довелось участвовать в преобразовании народного училища в гимназию.

Позднее, в 1818 году, за успешную службу Иван Павлович был назначен директором училищ в Тамбове, затем в Саратове. Однако за небрежное соблюдение религиозных обрядов его наказали: назначили к новому переводу в город Пензу. Хлопотами Марии Дмитриевны удалось добиться обмена с тогдашним директором Тобольской гимназии, желавшим переехать поближе к столице. Так семья Менделеевых опять оказалась за Уральским хребтом, в Тобольске, родном для матери семейства Марии Дмитриевны Менделеевой.

С ноября 1827 года Иван Павлович стал директором той самой гимназии, где он начинал свою педагогическую деятельность и где пришлось учиться всем его сыновьям...

Мать Мити Менделеева - Мария Дмитриевна происходила из старинной тобольской купеческой семьи Корнильевых.

Корнильевы слыли в Сибири людьми просвещенными и предприимчивыми. С их помощью здесь развивались судоходство, промышленность, культура и образование.

Дед Марии Дмитриевны - Василий Яковлевич вместе со своими братьями отличался неутомимой хозяйственной и общественной деятельностью. Торговец и промышленник, он прославился тем, что, преодолев большие препятствия со стороны чиновников-бюрократов, одновременно с Франклином в Америке основал в Сибири первую типографию. Ему же принадлежала и первая в Сибири бумажная фабрика, и основанная им в Аремзянском стеклянная мануфактура. Он издавал первые в Сибири книги и журналы, среди которых стал известен в России журнал «Иртыш, превращающийся в Ипокрену».

В доме Корнильевых издавна сложилась прекрасная библиотека из книг, присланных из Петербурга и Москвы и изданных в Тобольске.

Отец Марии Дмитриевны - Дмитрий Васильевич, болезненный человек, не смог продолжать промышленные дела так же успешно, как его отец, поэтому переписался из купцов в мещане и стал мелким чиновником. Близко подружившись с сосланным в Сибирь поэтом и журналистом Панкратием Сумароковым, родственником знаменитого русского поэта, Дмитрий Васильевич продолжал просветительскую и издательскую деятельность отца. Он рано умер, оставив детей - Марию Дмитриевну и Василия Дмитриевича.

Брату Мария Дмитриевна помогла окончить гимназию. Одновременно на домашних уроках она вместе с ним приобретала знания гимназического курса: женских училищ в Тобольске не было. Но и это позволило ей стать образованней женщиной, каких мало можно было встретить в городе. Выйдя замуж за учителя Менделеева, она стала его верной помощницей, матерью большой и шумной семьи.

27 января {8 февраля) 1834 года у Менделеевых, в квартире при Тобольской гимназии, родился четырнадцатый ребенок - Митя.

Рождение Мити принесло в дом радость.

Но эта радость последовала почти одновременно с бедой.

Отец Иван Павлович Менделеев из-за болезни глаз ослеп. Ему пришлось в тот же год уйти с должности директора гимназии. Жить всей семьей пришлось на очень скромную пенсию. Это означало полуголодное существование всей семьи, болезни, непредсказуемые лишения.

Как тут быть? Энергично взялась за спасение семьи Мария Дмитриевна. Она взялась управлять маленьким стеклянным заводом в Аремзянском - его называли в семье стеклянной фабрикой. Фабрика по наследству перешла во владение Василию Дмитриевичу Корнильеву. Проживавший в Москве Корнильев прислал Марии Дмитриевне доверенность на управление, рассчитывая, что она и фабрику сохранит, и сама получит некоторые средства для поддержания семьи.

Мария Дмитриевна, несмотря на отсутствие опыта, трудолюбиво взялась за дело и даже увеличила производство посуды в Аремзянском. У нее даже набралось средств, чтобы в 1837 году отправить Ивана Павловича в сопровождении старшей дочери Кати на лечение в Москву, к Василию Дмитриевичу. Московский профессор Броссе сделал тобольскому учителю сложную операцию на глазах, и Иван Павлович снова стал видеть. Возвратившись в Тобольск, он не смог устроиться на службу, поэтому стал помогать Марии Дмитриевне в ведении домашних и фабричных дел, в воспитании детей.

Жить в Тобольске не было возможности: денег не хватало. Пришлось всей семьей переехать в село Аремзянское. Здесь, рядом с фабрикой, Мария Дмитриевна завела пашню, огород, молочное хозяйство, домашнюю птицу, мелкий скот. Теперь можно было не бояться за пропитание детей.

Но жизнь и здесь оставалась невероятно трудной. На Марию Дмитриевну свалилось и управление фабрикой, и ведение всего большого домашнего хозяйства.

На ходу пришлось приобретать опыт в управления стекольным производством. Ведь это одно из сложнейших по тому времени промыслов.

Работали на фабрике полукрепостные крестьяне, взятые в аренду. За них платили арендную плату, а самим работникам плата не полагалась. Но Мария Дмитриевна, с душой относившаяся к простому народу, стала выдавать заработную плиту и крестьянам, работникам фабрики. За это семью Менделеевых очень любили, отзываясь на добро хорошей работой.

Беды и трудности подстерегали фабрику с другой стороны: купцы, с которыми приходилось вести торговые расчеты, то и дело обманывали Марию Дмитриевну при покупке ею материалов для стекольного производства и при продаже готовыx изделий.

То и дело пробовали переманить лучших вольнонаемных мастеров-стекловаров на другие фабрики.

Но все готова была вынести мужественная и умная женщина, лишь бы прокормить свою семью. И хранила она в душе заветную мечту - чтобы все дети ее выросли умными, честными, образованными людьми. Поэтому, набравшись решительности и храбрости, она в 1839 году перевезла семью и домашнее хозяйство из Аремзянского обратно в Тобольск, чтобы посвятить жизнь воспитанию детей. С того времени фабрикой ведали приказчики, чаще всего вороватые и нечестные, а Мария Дмитриевна с семьей приезжала в Аремзянское лишь на летние месяцы…

ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ