Приобрести книгу С.В. Зверева

"Сергей Сергеевич Ольденбург"

в нашей лавке: https://vk.com/rysstrategia

Белоэмигрант С.С. Ольденбург написал остающуюся по многим показателям непревзойдённою историю Царствования Императора Николая II и сумел стать первооткрывателем многих верных ответов на самые сложные вопросы о подлинном духовном облике Последнего Государя, его политических идеалах и решениях, принципах действий, а также и о его ближайшем окружении, сотрудниках из числа министров и советников. Того более, С.С. Ольденбург сумел воссоздать на страницах «Царствования» подлинную Российскую Империю последних 22 лет, показав её могучий перспективный рост, а также воздав должное тем, кто пытался подорвать поступательное развитие Самодержавной России.
Заслуги С.С. Ольденбурга перед русским самосознанием так велики, что следует почтить пристальным вниманием личность автора, рассказав, кем он был, о чём писал помимо главного эпохального труда, и какие всё же, спустя минувшие 80 лет, в него можно внести коррективы.
Если бывали неприятные случаи, когда дети монархистов из духа противоречия становились революционерами, то в случае с С.С. Ольденбургом мы имеем положительный пример обратной тяги.
Его отец Сергей Фёдорович, известный член Императорской Академии Наук, сперва в 1905 г. вступил в левую социалистическую партию конституционных демократов, а после революции 1917 г. остался в Петрограде на службе большевикам.
Чуть менее известен брат Ф.Ф. Ольденбург (1861-1914), который был одним из основателей предшествующего партии Милюкова Союза освобождения, а затем и деятелем к.-д.
Идеологическое негативное влияние оказывал на обоих братьев Ольденбургов Лев Толстой [Н.М. Пирумова «Земское либеральное движение» М.: Наука, 1977, с.96].
В молодости старший Ольденбург имел самые радикальные знакомства.  По одной мемуарной версии, сочинённой уже в СССР и не вполне убедительно документированной, Александр Ульянов оставил дома у С.Ф. Ольденбурга ящик с порошком, из которого делают динамит. После ареста Ульянова В.И. Вернадский едва успел утопить ящик в Неве, прежде чем его обнаружила полиция [Г.П. Аксёнов «Вернадский» М.: Молодая гвардия, 2010, с.60].
В написанных самим С.Ф. Ольденбургом воспоминаниях говорится только о знакомстве с А. Ульяновым по студенческому обществу, а о революционной деятельности он только догадывался. Тогда же состоялись и встречи с В. Ульяновым.
С.Ф. Ольденбург был женат на Александре Павловне Тимофеевой, которая после рождения сына 17 июня 1888 г., внезапно рано умерла 20 сентября 1891 г. от туберкулёзного менингита. Сергей Фёдорович обезумел от горя и несколько лет до избрания в 1900 г. в Академию Наук не мог оправиться от потери [«Из архива А.Н. Потресова» М.: Памятники исторической мысли, 2007, Вып.2].
В начале 1936 г. Вернадский считал, что смерть Александры оказала решающее влияние на будущее их кружка единомышленников. «Сергей выиграл – его глубоко изменила эта смерть и дальше это отразилось на годы. Он ушёл в науку, а личная жизнь его приняла новый характер» [В.И. Вернадский «Дневники 1935-1938» М.: Наука, 2006, с.59].
За год до рождения С.С. Ольденбурга, 12 июня 1887 г., Владимир Вернадский с неодобрением писал что Александра «искусственно возбуждает себя приноровиться к мужу», «влияние Саши Ольденбург я желал бы для своего ребёнка меньше, чем чьего бы то ни было».
20 июня 1888 г. Сергей Фёдорович из М. Вишеры писал И.П. Минаеву: «Спешу поделиться с Вами моею радостью: у нас родился сын; и мать, и ребёнок здоровы» [С.Ф. Ольденбург «Этюды о людях науки» М.: РГГУ, 2012, с.101].
К 1890 г. С.Ф. Ольденбург — доцент санскритского языка, вошёл в редакцию журнала «Живая Старина» в качестве помощника В.И. Ламанского [К.Я. Грот «Владимир Иванович Ламанский» Пг.: Новое Время, 1915, с.23].
В переписке отца зафиксированы высказывания С.С. Ольденбурга, начиная уже с 5-летнего возраста. В.Р. Розен 19 сентября 1893 г. писал: «Ваш сыночек на вопрос “зачем люди живут на свете?” ответил: “для того, чтобы помогать друг другу”». «Сына Вы должны вести так, чтобы он оправдал в жизни им же высказанную формулу, Вашей матушке же Вы должны помогать именно облегчением ей её нелёгкой доли; ведь ей пришлось испытать буквально то же самое горе, что и Вам! Вы мне скажете, что сын Ваш в прекрасных руках и что Вы с матерью живёте в мире и согласии. Я же Вам скажу, что хотя первое и вполне справедливо и, хотя и трудно себе представить лучшую воспитательницу для Вашего мальчика, чем Вашу матушку, но задачи его воспитания не исчерпываются детскими его годами и самое трудное время настанет только когда силы Вашей матери по естественному течению вещей ослабеют» [«Неизвестные страницы отечественного востоковедения» М.: Восточная литература, 2004, Вып.II, с.260-261].
Наставник и коллега С.Ф. Ольденбурга по-дружески упрекал его за хандру и склонность отстраниться от воспитания собственного сына, оставив его на попечении бабушки.
30 декабря 1893 г. адъюнкт Императорской Академии Наук В.Р. Розен был у матери С.Ф. Ольденбурга «и видел Вашего наследника, который меня просто поразил свои здоровым, розовым и бодрым видом. Осенью он произвёл на меня впечатление совсем другое: он был бледен и худ. Теперь он совсем молодцом стал и объявил мне между проч., что я ужасно толст, что совершенно справедливо, к сожалению». При невысоком росте барона Розена, его размеры производили такое впечатление.
Отцу приходилось ездить за границу за лечением. 23 июня 1896 г. С.Ф. Ольденбург писал из Грефенберга (водолечебница в Силезии): «кашель у Серёжи немного меньше, но ещё, видно, затянется на несколько недель». 29 июня о состоянии лёгких: «вчера доктор нашёл улучшения у Серёжи, хотя одна сторона ещё очень сильно захвачена». Далее, 9 июля 1896 г. С.Ф. Ольденбург сообщал, что планирует поехать с сыном в Малороссию к знакомым в деревню на пару недель.
Н.Я. Марру 11 июля отправлено сообщение: «у нас лето пропало благодаря Серёжиному коклюшу и убийственной погоде». Переезд на Юг требовался из-за сильного бронхита, от которого полагалось тепло [В.Г. Ананьев, М.Д. Бухарин «Имена, которые никогда не будут забыты…». Российское востоковедение в переписке В.В. Бартольда, Н.Я. Марра и С.Ф. Ольденбурга. М.: Варфоломеев А.Д., 2020, с.88-89].
17 декабря 1898 г. С.Ф. Ольденбург стал секретарём отделения Восточной археологии, заняв место, некогда занимаемое правыми историками-монархистами П.С. Савельевым и В.В. Григорьевым, бывшими убеждёнными идейными противниками либерализма [Н.И. Веселовский «История Императорского Русского Археологического Общества за первое пятидесятилетие его существования. 1846-1896» СПб.: Типография Главного Управления Уделов, 1900, с.304].
Их преемственность будет оборвана С.Ф. Ольденбургом.
Биографических данных об академике намного больше, чем о сыне-монархисте, поэтому постараюсь не уделять отцу слишком много внимания.
Им пришлось вернуться в Грефенберг, 11 июля 1899 г. оттуда отправлено письмо В.Р. Розену: «Серёжа очень поправился, послезавтра съездим в Берн, где хороший детский доктор». 21 сентября, вернувшись из Берна, С.Ф. Ольденбург рассказал, что «Серёжа может брать лёгкие ванны». Уже в Грефенберге «Серёжа налетел на лестнице на горничную, нёсшую сломанное блюдо, – получилась глубокая рана между глазом и виском. К счастью, скоро нашли доктора, который зашил ему рану». Опасения насчёт потери глаза не оправдались.
22 декабря 1900 г. из Давоса С.Ф. Ольденбург уведомлял: «его смотрели после недельного пребывания – смотрели очень тщательно и люди опытные – и движения вперёд не констатировали». Средства лечения там предлагались «лежать, лежать, лежать». «Он в меховом мешке лежит прямо на воздухе на морозе» (при -20). Состояние сына С.Ф. Ольденбург считал безнадёжным: «это страшное чувство быть с человеком, который тебе бесконечно дорог и который почти наверняка обречён; всё что он делает, улыбка, смех – точно нож вострый» (от мысли что его скоро не станет).
5 января 1901 г. С.Ф. Ольденбург продолжал: «мучительно, что, если я его не сохраню и не выведу в люди, я не исполню того, что должен был исполнить, ради чего одного я жил».
К весне состояние выправилось. 2 мая 1901 г. Ольденбург-ст. написал в Давосе: «Серёжа очень поправился, пополнел, окреп и загорел». 10 июля 1901 г. В.Р. Розен передавал, что получил от матери С.Ф. Ольденбурга «самые утешительные известия» о Сергее Сергеевиче.
Из-за тяжёлых болезней лёгких и сердца С.С. Ольденбург получил домашнее образование, а не стандартное школьное. Это одно из условий, способствующих становлению неординарной личности. Единомышленник В.В. Розанова и Н.Н. Страхова писал об этом: «великий выдающийся ум питает отвращение к школе, потому что он учится сам у себя» [Ф.Э. Шперк «Как печально, что во мне так много ненависти…» СПб.: Алетейя, 2010, с.153].
Американский историк Патрик Роллинс в 1975 г. предположил, что С.С. Ольденбург получил космополитическое образование, на основании того что его отец индолог, известен работами по истории буддизма. Для таких выводов требуются более серьёзные указания. Рядом Роллинс ошибается в утверждении, будто Сергей Сергеевич оставался в СССР до 1925 г. и эмигрировал во Францию с женой и тремя детьми.
Оценивая полученное начальное домашнее образование, следует по косвенным признакам сделать противоположный вывод. С.Ф. Ольденбург не занимался с сыном лично, за исключением эпизодической помощи с латинским языком. Не считая поездок на заграничное лечение, они жили в разных городах и поддерживали связь по почте. Помимо стараний бабушки, привлекались какие-либо помощники со стороны, студенты, подрабатывающие на уроках, более профессиональные репетиторы.
Крайне антихристиански настроенный В.И. Вернадский, мечтавший «раздавить» монархическое правительство, в первые месяцы жизни С.С. Ольденбурга в августе 1888 г. утверждал что его отец «узкий русофил», «я не хочу чтобы нашим детям передалась та национальная узость, которая порядочно сильна во всех вас» [В.И. Вернадский «Письма Н.Е. Вернадской (1886-1889)» М.: Наука, 1988, с.160-161, 266].
Хотя это больше говорит о космополитическом неприятии национализма Вернадским, чем о пристрастии С.Ф. Ольденбурга к подлинно русскому самосознанию, нельзя совсем игнорировать содержание подобных наблюдений. У С.Ф. Ольденбурга было собственное положительное представление о Великой России и о русском национализме, которое вызвало неудовольствие у его биографа т. Кагановича.
А.Н. Краснов в то же время в мае 1888 г. осуждал Вернадского за желание «навсегда отречься от России», не разделяя социалистические утопии, склонность к которым возникает в студенческой среде под влиянием стадного чувства. Не поддерживая официальную идеологию «Русского Вестника», А.Н. Краснов тем не менее отказывался подчиняться либеральному деспотизму, обвинял социалистов в непонимании реальности и заранее предупреждал о последствиях революции: «всякая перемена, всякий беспорядок будет содействовать возвышению мерзавцев» [«Профессор Андрей Николаевич Краснов» Харьков, 1916, с.115, 129].
А.Н. Краснов в переписке с Вернадским вынужден был оправдываться за желание думать своей головой и сметь высказывать собственные политические соображения. Проблема подавления независимого мышления в интеллигентской среде отмечена многими писателями: «направления получили в нашей жизни необычайно тираническое, или, как мы позволили себе недавно сказать, “идоловластвующее” значение, от которого теперь многие начинают смело или робко отмахиваться и отбиваться как от тяжёлого, давящего кошмара» [Н.С. Лесков «Публицистика» М.: Экран, 1993, Т.3, с.99].
Подобно А.Н. Краснову, С.С. Ольденбург сумел вырваться из этого опасного социального давления. Позднее в «Царствовании» он на примере Лескова отметит, какому остракизму левая интеллигенция подвергала тех кто не желал безоговорочно подчиниться ей.
С.Ф. Ольденбург никакого религиозного воспитания не получил, следовательно, не мог его передать. Стало быть, едва ли на это стала способна и его мать в качестве попечителя. Н.Е. Вернадская в 1935 г. писала второй жене С.Ф. Ольденбурга про влияние на его сына в Твери «сумасбродной бабушки», и звала его «умный 10-летний хитрец». В 14 лет он знал 3 языка.
Редкая собственная ссылка на пережитое в ранние годы имеется в рецензии на «Историю пиратства» Филиппа Госсе: «кому в детстве не случалось увлекаться пиратами! После зверей, сначала домашних, потом диких, после индейцев и других дикарей, наступает период, когда всевозможные разбойники представляют особенный интерес» [С.С. Ольденбург «Пираты» // «Возрождение» (Париж), 1933, 26 августа, с.5].
Важный первый портрет совсем юного С.С. Ольденбурга имеется в письме В.И. Вернадского о их встрече в Москве 23 мая 1902 г.: «Сегоня произвёл на меня тяжёлое впечатление: смесь Шуры с Надеждой Фёдоровной. На вид здоровый юноша, но психически – болезненный на вид: мне больно было смотреть на него и его слушать… В его обращении, взгляде, разговоре – что-то утрированное, неискреннее, манерное – и не умное! Ты знаешь, мне кажется, тут тоже – и в этом отношении – будет драма» [В.И. Вернадский «Письма Н.Е. Вернадской. 1901-1908» М.: Наука, 2003, с.92].
Вернадский тут подразумевает наследственное психическое нездоровье, идущее от покойной матери, Александры, и по второй линии присущее так или иначе всему семейству Ольденбургов. Памятуя об очень убедительной теории книги Чезаре Ломброзо «Гениальность и помешательство», ныне объявляемой либералами-эгалитаристами неполиткорректной за неприкрытую честность, подобное наблюдение Вернадского никого не должно огорчать. Куда более мягко, но нечто подобное о слегка эксцентричном поведении Сергея Сергеевича писали потом разные мемуаристы. К таким явлениям следует подходить с полнотой их понимания, не закрывая на них глаза. Учитывая дополнительно, насколько крайне несимпатичной персоной является сам В.И. Вернадский, наблюдаемое постоянное эмпатическое расхождение его с С.С. Ольденбургом, даже вызывает дополнительную приязнь к Сергею Сергеевичу. Позже их отношения дойдут до самого полного идеологического противостояния. Из предъявленной характеристики во всяком случае можно сделать полезный вывод что к воспитанию С.С. Ольденбурга и формированию черт его личности Вернадский не имел ни малейшего отношения, как и другие старые либеральные приятели его отца вроде А.А. Корнилова или Д.И. Шаховского.
18 мая 1903 г. С.Ф. Ольденбург писал, что его сын приезжал к петербургским докторам: «что-то в носу, и теперь он, бедный, сидит с несколько повышенной температурой и отчаянным насморком. Он у моей кузины на Лиговке». Отец увёз его обратно в Тверь, где они вместе пробыли только два дня.
С.Ф. Ольденбург 20 августа 1903 г. продолжал беспокоиться о его здоровье: «Серёжа не очень надёжен в физическом отношении».
11 октября 1903 г. Ольденбург-ст. навещал сына в Твери, нашёл его здоровым, «хорошо идут его занятия».
Условия домашнего обучения отмечены в письме 28 июня 1904 г., когда, вопреки обыкновению, С.Ф. Ольденбург на лето никого ему не нанял, ненадолго взявшись сам за образование сына, читая ему курс В.О. Ключевского и занимаясь латинским языком. «Серёже Гораций ужасно нравится, и он старается вникать во все трудности». По ответной реплике православного эстляндского дворянина В.Р. Розена можно понять, что гувернёром Ольденбурга-мл. ранее состоял не иностранец. Розен весьма нелестно охарактеризовал домашнего учителя-француза.
10-11 июля 1904 г. «у Серёжи головные боли несколько дней». «Серёжин учитель обещал мне лекции Ф.Е. Корша» (филолога-слависта). 13 августа: «у Серёжи упорные головные боли».
Новый серьёзный кризис наступил в следующем году. 26 апреля 1905 г.: «у Серёжи появился сильный кашель и показалась кровь. Доктор смотрит на дело серьёзно, хотя подаёт надежду, что сейчас ещё не всё проиграно».
Хотя С.С. Ольденбург вновь оказался на краю гибели, в дальнейшем он достаточно окреп, чтобы иметь возможность учиться в Московском университете и вести активную интеллектуальную работу.
Из ранней переписки с отцом обрывочно опубликованы высказывания юного С.С. Ольденбурга, 22 января 1906 г. о раскладе партийных сил в Твери:
«Насчёт будущего конституционно-демократической партии думаю, что она не может иметь успеха. Хотя бы в Твери. Их около 120 человек. 10 из вошедших вышли, а партия держится только усиленным напряжённым трудом двух-трёх талантливых деятелей. А «Союз 17 октября» достигает полутора тысяч, из него не выходят, и он естественно растёт, к нему примыкают массами рабочие. Ведь во время забастовки «Союз» высказался против неё, а когда вследствие забастовки закрылся завод и рабочие голодают, то они видели, что противники забастовки были правы и идут к ним.
Во вторник будет доклад о съезде конституционно-демократической партии. Не мудрено, что он сойдёт счастливо, без раскола, это собрание тесной кучки лиц, за которыми почти никто не стоит. Партия правового порядка раскололась, так как привлекла народные массы, но даже её части сильней, чем конституционно-демократическая партия» [«Представительные учреждения Российской Империи в 1906-1917» М.: РОССПЭН, 2014, с.13].
Данный отрывок показывает правильное понимание со стороны С.С. Ольденбурга, что именно социалисты всегда являются главными врагами рабочих. Идеологические причины неприятия партии к.-д. представлены в других частях переписки. Безусловно, С.С. Ольденбург отверг к.-д. из-за их близости к социалистам и революционному терроризму, а не только по причине их бесспорной организационной слабости в провинции.
Как отмечал с сожалением Великий Князь Константин Константинович, часто сотрудничавший с председателем василеостровского районного комитета к.-д. С.Ф. Ольденбургом, многие петербургские академики вступили в партию к.-д.
История к.-д. относительно изучена, в дополнение к ней мною прилагается отдельное исследование политической деятельности масона Н.В. Некрасова.
Из опубликованных отрывков писем Ольденбурга-мл. есть также датированный 13 апреля 1906 г.: «когда читаешь простые строки “основных законов”, то кажется, что они написаны кровью; за каждое слово их прольётся не одна её капля». «Чтобы сломать тесные своды, воздвигнутые над Думой, придётся, быть может, сломать и всё здание. Быть может, и Дума, и вся Россия погибнут под обломками». Как будтопринимая в тот момент сторону парламентаристов, грозящих России смертью, С.С. Ольденбург, тем не менее, прекрасно осознаёт кто несёт гибель русской нации. При воспроизведении его письма публикатор допускает купюры, содержащие, вероятно и доводы в пользу Императорского правительства, от крепости которого зависело спасение России. На какие-то собственные рассуждения в пользу самодержавного правления Николая II С.С. Ольденбург затем отвечает: «допустить замуравливание Думы в глухие стены новых законов ведь тоже нельзя» [Ю.Б. Соловьёв «Самодержавие и дворянство в 1907-1914 гг.» Л.: Наука, 1990, с.6].
Здесь усматривается логичная связь между необходимостью усмирения революции, помещением в рамки монархического права Г. Думы, представляющей разрушительную левую идеологию, и предотвращением монархистами гибели России.
Тридцать лет спустя, возвращаясь к моменту обсуждений в начале апреля 1906 г. проекта новых Основных Законов, находящийся на пике исторического понимания того момента, на качественно новой вершине личного интеллектуально-политического развития, С.С. Ольденбург подчёркивает сохранение самодержавной, т.е. верховной и учредительной власти, за Государем, согласно Манифесту 20 февраля 1906 г. Часть прав, также остающихся за Царём, он начинает осуществлять с Г. Советом и Г. Думой. Публикации И.Л. Горемыкиным ОГЗ 26 апреля Ольденбург в осудительном смысле противопоставляет революционный радикализм партии к.-д. и лично П.Н. Милюкова [С.С. Ольденбург «Царствование Николая II» М.: АСТ, 2003, с.370-375].
17-летний Сергей Ольденбург, чьи юношеские высказывания в 1990 г. счёл важным опубликовать Юрий Соловьёв, по пересказу советского историка, обвинял в подготовке опасного взрыва неуступчивость монархической власти. Приобретённый С.С. Ольденбургом ценнейший личный и исследовательский опыт в дальнейшем позволит ему увидеть в верности Императора Николая II русской монархической идее величайшее политическое достоинство. Ю.Б. Соловьёв как будто пытался намеренно противопоставить принятому в антисоветской белоэмигрантской традиции заключению опытного историка мнение мальчика, подверженного неблагоприятному давлению интеллигентской среды.
Сергей Сергеевич явно ссылался на собственный опыт, когда утверждал в первой своей биографии Государя о принятом среди интеллигенции игнорировании реальной личности Монарха: «у очень многих это намеренное неведение извратило непоправимым образом понимание исторической действительности, – что сказалось и в 1906, и в 1916 г.». При созыве 1-й Г. Думы именно Царь оказался прав, когда «не счёл возможным доверить этим силам правление взбаламученной страной» [С.С. Ольденбург «Государь Императора Николай II Александрович» Берлин, 1922, с.6, 13].
Характер действий антинациональной интеллигенции известен по примеру Н.С. Гумилёва, который всего на пару лет старше С.С. Ольденбурга. Когда 18-летний поэт хотел отправиться защищать Российскую Империю в войне с Японией, его не только отговорили, но и “разъяснили” «ему всю позорную бессмысленность бойни на Дальнем Востоке» [Вера Лукницкая «Николай Гумилёв. Жизнь поэта по материалам домашнего архива» Л.: Лениздат, 1990, с.24].
В действительности же такое понимание значения опаснейшего агрессивного нападения на Россию является не только позором всей либеральной интеллигенции, но и показателем её полной интеллектуальной несостоятельности.
«“Основные законы”, изданные в проектируемом виде, приведут страну к кровавой смуте – если Дума восстанет против них, то за Думу, если нет – помимо Думы и против неё». «Слепо ли правительство?», которое «надеется выйти из смуты победителем». При победе власти «Россия перестанет быть живой страной, а сделается призраком без души», — продолжает Ю.Б. Соловьёв приводить выдержки из письма Сергея Сергеевича отцу, по-видимому, пропуская части письма, не вписывающиеся в его концепцию. С фактической стороны следует отметить, что на тот момент революционное движение уже ввергло Россию в кровавый массовый террор с убийством тысяч монархистов. План одолеть революцию, как докажут все дальнейшие события, являлся наиболее разумным, сравнительно с желаемой демократической интеллигенцией капитуляцией Императорского правительства. Выяснение ошибочности внушений со стороны левой пропаганды займёт у С.С. Ольденбурга ещё некоторое время.
С.Ф. Ольденбург 16 апреля 1906 г. возмущённо передавал сыну, что министр внутренних дел П.Н. Дурново уверен, что скоро гипноз революции рассеется: «всё это был просто пуф». Далее, 20 апреля С.Ф. Ольденбург сообщал, что ожидает кровавый конфликт с правительством, которое «ничего не хочет понимать». Таким образом, информация, получаемая от отца, направляла молодого Ольденбурга в сторону революционных, а не контрреволюционных представлений о происходящей схватке. Но несмотря ни на что Сергей Сергеевич ещё с начала года выбрал сторону союза партий «17 октября» против к.-д. Следовательно, надо искать в его окружении и другие влияния, не совпадающие с позицией к.-д.
«В мае 1906 года в возрасте 17 лет С. С. Ольденбург подвергся испытанию зрелости в Тверской гимназии, где показал удовлетворительные знания в математической географии, логике и физике, хорошие в Законе Божьем, математике, латинском и русском языках и отличные знания в истории, географии и французском языке» [А.И. Шанявский «Краткая биография Сергея Сергеевича Ольденбурга (1888–1940)» // «Молодой ученый», 2016, №27 (131)].
Зоя Ольденбург в 1976 г. передавала воспоминания об отце в студенческую пору, слышанные, вероятнее всего, от её матери: «нескладный молодой человек, беспечный, мечтательный, романтичный, несколько циничный, помешанный на литературе, поэт, прозаик, исповедующий правые взгляды, пытающийся заниматься журналистикой» [Б.С. Каганович «Сергей Фёдорович Ольденбург» СПб.: Нестор-История, 2013, с.50].
Последние годы историки довольно активно стали использовать материалы перлюстрации переписки Ольденбургов. И мы знаем что, будучи студентом сначала юридического факультета Московского университета (1906-1910), а потом историко-филологического (1910 – февраль 1911), Сергей Сергеевич всегда придерживался значительное более правых взглядов, чем его отец. Регулярно расходился во мнениях со столпом партии к.-д.
Как пишет прореволюционно, антирусски настроенный т. Каганович: «к ужасу отца, сын стал ярым сторонником Столыпина». Данный биограф, увлечённый апологетикой левого либерализма Ольденбурга-старшего, упивающийся подробностями его услужения большевизму, принципиальный враг Российской Империи и Белого Движения, не даёт решительно никаких объяснений, как такое могло произойти, почему в январе 1907 г. С.С. Ольденбург писал отцу о необходимости раздавить революцию.
Литература об ужасах 1905-6 г. огромна, дабы не повторять всё, чему уже посвятил много специальных исследований, можно сослаться хотя бы на одно мнение интеллигента из круга С.Ф. Ольденбурга, автора дневников, Г.А. Князева о той революции: «вылилась в сплошное хулиганство и порнографию» [«Русское Прошлое», 1993, Кн.4, с.98].
Это, конечно, очень мягко сказано, для монархистов такая реплика звучит как интеллигентская идеализация революции, попытка подменить понятия, смягчить массовый террор красных, загородить его чем-то неприятным, но всё же не настолько чудовищно кровавым, как правда о революции 1905 г.
Очень выразительны самые грамотные и актуальные распоряжения одесского градоначальника Д.Б. Нейдгардта 19 октября 1905 г. о мерах борьбы с революционно-террористическим и погромным насилием: «Чтобы остановить грабежи, развившиеся со снятием полицейской охраны, а снята она потому, что нападения на одиночных городовых стали многочисленны, посылаются патрули от войск и полиции, по которым стреляют жители из окон, нанося этим непоправимый вред себе же самим. Милиции в Одессе нет, законом установленной. Убедительно прошу остановить стрельбу из окон во избежание необходимости разрушать артиллерией дома, из которых стреляют». «Ко мне обращаются многочисленные жители с просьбами восстановить полицейскую охрану. Это возможно, если около каждого городового станет 10 граждан, которым он доверит свою жизнь. Желающим восстановить городовых — обращаться в участки к приставам. Войска и полиция заняты прекращением грабежей. Стрельба из окон мешает исполнить им задачу» [В.П. Малахов, Б.А. Степаненко «Одесса 1900-1920» Одесса: Optium, 2004, с.106].
В книге «Двести лет вместе» А.И. Солженицын соглашательски пролиберально, подлаживаясь под взгляды врагов русского народа, повторяет совершенно неадекватную позорную демократическую критику действий Д.Б. Нейдгардта, которые явно изобличают ложные взгляды противников монархистов.
Фраза П.А. Столыпина «евреи бросают бомбы» уже лучше показывает расклад сил и объясняет почему С.С. Ольденбург оказался на стороне жертв бомбистов, а не поддерживал красных убийц [«П.А. Столыпин: Pro et contra» СПб.: РХГА, 2014, с.152].
Такое происходило по всей Российской Империи. Любые воспоминания о терроре 1905 г. включают такие истории: «наповал из револьвера уложил самого полицмейстера города Читы», «бросил в этих солдат бомбу» [Архимандрит Спиридон (Кисляков) «Из виденного и пережитого» Новоспасский монастырь, 2008].
География революционного террора включает все города. 4 декабря 1905 г. М.М. Березовский писал С.Ф. Ольденбургу из Ташкента: «исторические события были здесь: бунт резервного ташкентского батальона, бомба, брошенная в полицеймейстера и испортившая ему только пальто, арест 10 или 12 агитаторов», «всё напоминает больше оперетку, хотя немножко с кровушкой» [«Восток–Запад. Историко-литературный альманах 2011–2012» М.: Восточная литература, 2013, с.81].
«Кавказские революционеры иногда мучили наших солдат с жестокостью зверя и живыми закапывали их в землю» [Г.Г. Замысловский «Дело Тагиева» СПб.: Тип. А.С. Суворина, 1912, с.28].
Кровавые схватки террористов с русскими монархистами происходили и в Красноярске, с захватом складов оружия и попытками установить в городе революционную власть [В. Кожевин, В. Секерин «Василий Букатый» Красноярское книжное издательство, 1977, с.13-14].
Легкомысленным одобрением революционного террора всё время отличалась партия к.-д. К стыду С.Ф. Ольденбурга, он избрал себе прибежище именно в этой гнусной партии, руководитель которой, П.Н. Милюков объявлял левый террор здоровым явлением русской жизни. Другой к.-д., И.В. Гессен в начале 1909 г. реагировал более вменяемо: «его отношение к террору безумно. Это гибель нашей партии» [«Наследие Ариадны Владимировны Тырковой. Дневники. Письма» М.: РОССПЭН, 2012, с.84].
К.-д. разжигали и одобряли анархические разбойные выступления, которые перебежавший на сторону критиков правительства шатающийся М.О. Меньшиков в «Новом Времени», переориентировавшийся на поддержку Г. Думы, считал невозможным отождествлять с политическим восстанием против монархической власти: «если восстание, тогда причём же этот поджог города, истребление частных жилищ, попытка сжечь Гостиный двор?», «грабёж частного имущества, разбитие кабаков и притонов» [М.О. Меньшиков «Письма к ближним. 1905» СПб.: Машина времени, 2022, Т.4, с.692].
Успехи партийной пропаганды к.-д. при указанной С.С. Ольденбургом слабости партийного состава обеспечивали их спонсоры: «кадеты, несомненно, не имели бы такого крупного успеха», «если бы на их стороне не были бы евреи, которые не только вотировали за них, но и дали крупные деньги на агитацию. Хорошо понимая, что без денег ничего не выйдет. Об этом свидетельствовали в донесениях министру почти все губернаторы» [Д.Н. Любимов «Русское смутное время. 1902-1906» М.: Кучково поле, 2018, с.369].
Русские монархисты не собирали подобных сумм на пропаганду, поскольку отрицательно относились к институту Г. Думы и партийной борьбе.    Пропагандой вовсе не занималось правительство, что составляет одно из главных достоинств монархического режима. При преобладании количества либеральных газет партии к.-д. удавалось распространять революционную ложь в промышленных масштабах и оказывать тем самым самое негативное влияние на общество
Если очень кратко набросать такой контекст событий, выбор С.С. Ольденбурга становится понятен.  Его отцу и другим демократам не удалось внушить ему антимонархические предрассудки, без которых, наблюдая за чудовищными грабежами и убийствами, совершаемыми революционными партиями при идейном пособничестве со стороны левой интеллигенции, не получится оправдывать всевозможные преступления необходимостью во что бы то ни стало разрушить Российскую Империю и водворить на развалинах принципы демократии. Борьба правительства Императора Николая II с революционерами становится тогда закономерной, плодотворной и крайне необходимой.
По свидетельствам лиц, близких С.Ф. Ольденбургу, в ноябре 1906 г. он осуждал Союз Русского Народа и о. Иоанна Кронштадтского за их борьбу с революционным еврейством и всеми иными разрушительными силами. Биограф С.Ф. Ольденбурга т. Каганович приводит письмо18 ноября 1906 г. с припоминанием сыну «про твои горячие слова по еврейскому вопросу» (в пользу еврейства) и сравнением с тем как прооктябристская газета «Новое Время» ведёт «травлю евреев». «Ты так ушёл от меня душой».
Б. Каганович не приводит ответа сына для честного сопоставления доводов. Мы можем только наблюдать что, проживая в лево-интеллигентской среде, молодой С.С. Ольденбург постоянно подвергался подобного рода индоктринации. Не приходится поэтому удивляться что при таких зависимых обстоятельствах он остановил свои симпатии на партии октябристов, а не более правой системе взглядов. Даже отстаивание октябризма становилось нелёгким подвигом.
Какого рода “травля” велась упомянутой газетой можно посмотреть на примере корреспонденции князя Михаила Шаховского из г. Николаева «Угнетение и Евреи»: «под влиянием различных речей из Таврического дворца, Евреи стали считать себя воротилами всей жизни, перед которыми должны испугаться власти». По ложному донесению о подготовке погрома в Николаеве арестовали четырёх гимназистов и реалистов. После тщательного расследования «ученики были освобождены из-под ареста, а Евреи начали вопить, что администрация содействует организации погрома». На деле же власти приняли все необходимые меры против погромов, но евреи участвуют «на митингах и совещаниях на соседних заводах, возмущая рабочих» [«Новое Время», 1906, 2 июля, с.5].
Такое поведение революционеров настраивало население против евреев и против Г. Думы, за которую они агитировали.
В некрологе «Памяти Г.Н. Трубецкого» 11 января 1930 г. С.С. Ольденбург вспомнит про издаваемый покойным журнал «Московский Еженедельник» (1906-1910), который он читал, будучи студентом: там печатался П.Б. Струве. Г.Н. Трубецкой тогда представлял идеологию партии Мирного Обновления, вышедшей из рядов к.-д. По выражению С.С. Ольденбурга, этот журнал стоял между правительством и оппозицией [Г.Н. Трубецкой «Воспоминания русского дипломата» М.: Кучково поле, 2020, с.16, 637].
Статьи Г.Н. Трубецкого и П.Б. Струве того времени зачастую не заслуживают ни малейшего одобрения, полны бессмысленной либеральной демагогией, лживыми упрёками в адрес монархических властей и подлейшими призывами прекратить борьбу с революцией: «пока вся Россия находится под усиленной охраной, вам нечего и мечтать об успешной охране её границ, её интересов и её достоинства. И пока в России открыта возможность для хозяйничанья авантюристов, приведших нас к теперешнему состоянию, до тех пор самые разумные усилия отдельного ведомства не в состоянии создать для России того международного положения, с которым связаны наше историческое будущее и наша безопасность в настоящем» [Кн. Григорий Трубецкой «Россия и Япония» // «Московский Еженедельник», 1906, 16 декабря, №39, с.16].
В 1909 г. Г.Н. Трубецкого привлекли к суду за статью со словами «зло самодержавия». Даже октябристы считали газету Трубецкого слишком “прогрессивной”, где очень редко встречалось «несколько здравых и патриотических суждений», и то непременно компенсированных «клеветническим утверждением, что армию в России не любят и не уважают» «и что весь корпус русских офицеров есть пристанище неудачников, алкоголиков, карьеристов и тупиц. Это, конечно, в стиле «Еженедельника» и его издателя» [«Голос Москвы», 1909, 10 мая, с.2].
С.Ф. Ольденбург писал В.И. Вернадскому 8 декабря 1906 г.: «здесь репрессии против к.-д.». «Жаль очень, что Серёжа не хочет прозреть». 16 декабря старший Ольденбург писал сыну, что борьба с революцией ведёт «Россию ко временам Плеве и Сипягина».
В действительности при В.К. Плеве ещё не было необходимости применять наиболее страшные, но неизбежные и необходимые, меры борьбы с массовым революционным террором. При Столыпине, как хорошо понимали русские монархисты, несмотря на наличие бесполезной Г. Думы, пресловутый режим Плеве «кажется просто райским благоденствием рядом с царящим сегодня режимом, виселицами, полевыми судами, ссылками, редакторами, отсиживающими в тюрьмах, закрытием газет и всеми репрессиями» [П.А. Крушеван «Знамя России» М.: Институт русской цивилизации, 2015, с.638].
Непонимание того что Россия при наличии Г. Думы по вине революционеров несёт огромный урон, какого не было в России без Г. Думы, типично для единомышленников С.Ф. Ольденбурга и показывает их полную необъективность. Означает что интересы демократии для них важнее России, при их противоположности.
Наиболее выдающиеся русские политики, убитые красными террористами, Д.С. Сипягин и В.К. Плеве, для С.Ф. Ольденбурга символизировали нечто самое худшее. Его воззрение, как и всей левой интеллигенции, сводились к формуле Писарева: «Династия Романовых и петербургская бюрократия должны погибнуть» [Д.И. Писарев «Сочинения» М.: Госполитиздат, 1955, Т.2, с.126].
Демократы, прикрываясь специально для этого сочинённой гнусной ложью об организации В.К. Плеве еврейских погромов, оправдывали революционный террор и прямо радовались убийствам русских монархистов. Такие представители партии к.-д. хранили у себя дома оружие лево-экстремистских партий [Б.Я. Корпжива-Лурье «История одной жизни» Париж, 1987, с.22, 30].
Внося свой вклад в противостояние этому идейному течению, в начале 1907 г. С.С. Ольденбург начал печататься в октябристской газете «Голос Москвы». Дебют вызвал у его отца новые нотки неодобрения. Во всяком случае, Сергей Сергеевич самостоятельно принял решение пойти в политическую публицистику, не пользуясь никакими связями отца-академика, а действуя вопреки ему.
В воскресном номере газеты А.И. Гучкова было напечатано за полной подписью:
«Новый референдум восстановил в университете положение неустойчивого равновесия – снова отдал его в руки пресловутой “общей сходки”. Борьба против неё была упорна. Под давлением всеобщего недовольства, центральный орган (в котором из 31 члена – 22 сторонника “общей сходки”) постановил вопрос о законодательности сходки на голосование всего студенчества.
«Признаёте ли вы общую сходку высшим законодательным учреждением?»
Кажется, ясно. И на этот вопрос 2150 студентов ответило “нет”, 2050 ответили – “да”. Но не голосовавшие 4000 уже никоим образом не могут считаться сторонниками общей сходки; левые мобилизовали все свои силы. И при подсчёте все условные “да” считались наравне с простым “да”. Но под формальным предлогом – сходка не признана “высшим”, но может быть признана “средним” законодательным учреждением – левые партии снова выставляют проект организации с общей сходкой, обставив передачу вопросов на референдум почти непреодолимыми препятствиями.
Уже решённый вопрос снова баллотируется на масленице, когда многие студенты разъехались; на первой неделе великого поста производится однодневное “дополнительное” голосование – и в результате большинство 2400 против 1760 принят проект, восстанавливающий общую сходку. Левые развили усиленнейшую агитацию, призывали голосовать за сходку во имя… “объединения пролетариев всех стран”, печатая в бюллетенях лозунги своих партий.
Давление партийной дисциплины перетянуло на их сторону около 300 студентов; часть противников сходки “почила на лаврах” после первой победы – и левый проект организации принят.
После двух взаимно уничтожающихся референдумов студенчество московского университета вернулось к “разбитому корыту”, к анархии осеннего полугодия, достаточно уже всем известной. Левые партии, властвующие в университете, доказали на деле свои административные способности… Кто теперь захочет, чтобы вся Россия оказалась в положении наших высших учебных заведений?» [С.С. Ольденбург «Левые в университете» // «Голос Москвы», 1907, 11 марта, с.1].
Ольденбург-мл. блестяще высмеял красное студенчество, служившее предметом поклонения всех левых партий за то что именно оно всегда являлось основной движущей силой революции. Удар по интеллигентскому кумиру был болезненно воспринят отцом, который был явно уязвлён, когда утверждал 18 марта, будто эту заметку не следовало писать, она «совершенно бессодержательна» (!), а «тон заправски газетный» (т.е. по-настоящему острый). Правота широкого политического обобщения С.С. Ольденбурга, направленного против всей махины революции, подтвердится, когда её полная победа действительно приведёт к самой чудовищной анархии. Это было ясно при наблюдении за её частичными успехами. Личный опыт С.С. Ольденбурга полностью подтверждал правоту его монархических убеждений.
Эту историю С.С. Ольденбург даже включил в гл.13 «Царствования».
Как выражает на этот счёт историк, «многие считают биографию скрытой автобиографией» [Грэм Робб «Жизнь Бальзака» М.: Центрполиграф, 2014, с.15].
В марте 1907 г. авторы «Голоса Москвы» написали весьма достойные некрологи в честь К.П. Победоносцева, но партийность октябризма вызывала появление в газете постоянных выпадов не только против к.-д. и левых, а порою и более частых – против правых организаций.
С.Ф. Ольденбург 18 июля 1907 г. писал: «юноша сильно похудел, и это меня волнует – он в Финляндии». 8 августа здоровье продолжало вызывать опасения: «Серёжа что-то кашляет, т.ч. на душе у меня не спокойно».
Можно обратить внимание, что академик В.Р. Розен одобрительно отозвался о смелости политической непреклонности С.С. Ольденбурга, 21 июля 1907 г. передавая поклон и лучшие пожелания «Вашему храброму октябристу».
Русские монархисты очень ценили Розена: «В.Р. был убеждённый и горячий русский патриот и это доказывал он не одними словами, как часто бывает, а своими поступками и делами. Он пламенно желал величия и блага своему отечеству и русскому народу и в этом превосходил очень многих русских по рождению» [Н.И. Веселовский «Барон Виктор Романович Розен. Некролог» СПб.: Сенатская типография, 1908, с.22].
Это один из примеров, на кого мог ориентироваться С.С. Ольденбург среди своих знакомых и в окружении его отца. Открытая борьба с левым студенчеством полностью соответствует тому чем занимался Розен в эпоху столь ненавидимого партией к.-д. Д.С. Сипягина. К примеру, 29 января 1901 г. В.Р. Розен писал С.Ф. Ольденбургу о петербургских левых студентах и профессорах: «шайка мерзавцев работает усердно и, по-видимому, готова на всё», «при ужасном скудоумии массы и подлости шайки».
Народоволец Д.А. Клеменц, дядя будущей жены С.Ф. Ольденбурга, справляясь о здоровье Сергея Сергеевича, тогда же возмущался сразу Д.С. Сипягиным и В.Р. Розеном, приписывая последнему влияние на П.М. Мелиоранского, который «тоже кипит гневом и негодованием на студентов».
Идеолог социал-демократической партии в статье «О демонстрациях» указывал что революционная организация студенческих выступлений является для них желанным и притом недостижимым образцом: «Если бы демонстрациям предшествовала обдуманная, систематическая и широкая агитация в рабочей массе, подобная той, которая имеет место в студенческой среде,— где перед каждой большой демонстрацией происходит множество подготовительных совещании и собраний, —то на наш призыв откликались бы не тысячи, а десятки тысяч рабочих, и тогда мы повели бы с нашими “усмирителями” совсем другой разговор». Главнейшую роль студентов в революционном движении Плеханов признавал и объясняя убийство Д.С. Сипягина борьбой монархистов с левыми студентами, а не с рабочими [Г.М. Плеханов «Сочинения (1900-1903)» М.: Госиздат, 1926, Т.12, с.190, 199].
Так раз к 13-14 годам формируются основные политические воззрения, и С.С. Ольденбург под влиянием убийств Н.П. Боголепова и Д.С. Сипягина уже тогда мог правильно осознать, кто представляет собой самую страшную опасность для России. Естественны разнообразные влияния и со стороны православной, монархической литературы, с которой он не мог не ознакомиться, живя в Российской Империи.
24 мая 1908 г. В.И. Вернадский писал жене из С.-Петербурга: «Сергей очень устал, кажется, очень огорчён Сегоней, и всё как-то здесь грустно». В дореволюционной семейной переписке Вернадских политические расхождения с Сергеем Сергеевичем ни разу прямо не упомянуты. В данном случае огорчение С.Ф. Ольденбурга может быть вызвано ими.
Учась на юридическом факультете, Сергей писал стихи и небольшие рассказы, чем позже никогда более не занимался. Политические переговоры по телефону возмущали своим правым направлением Н.Е. Вернадскую. Ольденбург вёл их прямо в её квартире, пользуясь дружбой Вернадских с его отцом. Такие детали попали в некролог, написанный Ю.Ф. Семёновым, скорее всего, о виденном им своими глазами в Москве до 1910 г. и отъезда в Тифлис. Ю.Ф. Семёнов там же упоминает, что Сергей Сергеевич постоянно опаздывал к обеду Вернадских.
Георгий Вернадский подобного своенравия не проявлял и был воспитан апологетом П.Н. Милюкова. О чём в эмиграции очень жалел: «Милюкова я ненавижу именно за то что им был увлечён и верил ему» (май 1922 г.) [«Источник», 1999, №1].
Явно нельзя говорить о космополитическом либерально-интеллигентском образовании. С.С. Ольденбург получил какую-то мощную русскую культурную и православную закваску, которая со временем развивалась в ещё более правом направлении. По религиозной части тем более нет никаких причин рассчитывать на влияние со стороны отца. О полном расхождении относительно христианского исповедания известно из сообщений о встрече С.С. Ольденбурга с отцом в 1923 г. в Берлине.
«Православие есть нечто большее, чем просто вероисповедание, — оно есть целостный жизненный идеал, сложная совокупность оценок и целей; и хотя в жизнь народом оно претворялось и претворяется весьма несовершенно, в той или иной мере печать его лежит на всех народных созданиях», писал в 1922 г. Георгий Флоровский [Г.В. Флоровский «Из прошлого русской мысли» М.: Аграф, 1998].
Совсем иное: «история русской интеллигенции — это история русского революционного движения. Оба понятия неразделимы. Русская революция была одновременно и творением, и смыслом существования интеллигенции» [Тибор Самуэли «Интеллигенция и революция» // «Новый Колокол. Литературно-публицистический сборник» Лондон, 1972, с.366].
С.С. Ольденбург, следовательно, совершал идейное развитие в противоположную сторону и не принадлежал к такой интеллигенции. В доэмигрантский период его можно отнести скорее к лагерю сторонников сборника «Вехи», которые предъявили акт «капитуляции поборников русской идеи перед самодержавием» [«Свободная мысль», 1997, №7, с.37].
Монархисты использовали слово «космополит» как ругательство. Так же и «интеллигент, брр, какое омерзительное слово» [П.Н. Краснов «Фарфоровый кролик. Волшебная песня» Пг.: В. Березовский, 1915, с.267].
О заслуженном недоверии Императора Николая II к интеллигенции С.С. Ольденбург будет писать в биографическом очерке о Государе в 1925 г. [В.И. Назанский «Крушение Великой России и Дома Романовых» Париж, 1930, с.169].
«Вехи» т. Ленин назвал: «сплошной поток реакционных помоев», ложно приписывая всей к.-д. партии идеологию «Вех». Сборник умеренно-правых публицистов в действительности был направлен против революционных интеллигентских левых партий, отнюдь не исключая к.-д. [В.И. Ленин «Полное собрание сочинений» М.: Политиздат, 1980, Т.19, с.167, 173].
Сочинения Ленина за 1909 г. наглядно показывают разгром монархистами революционного движения и то, какой межусобный раскол внесло в их ряды учреждение Императором Николаем II Г. Думы. Хотя она и не нужна для монархического строя как такового, но использование Г. Думы позволило утилизировать в ней враждебные самодержавию демократические партии и уменьшить приносимый ими вред России. Учреждение Г. Думы имело целью усилить монархический принцип, а не заменить его демократическим.
Октябристы, к которым относил себя С.С. Ольденбург в ту пору, активно поддерживали авторов «Вех». Но он прислушивался и к голосу явных черносотенцев.
Четверть века спустя Ольденбург вспоминал, как поразили его, где-то в 1909 г., на заседании Г. Думы слова крайне правого православного монархиста, Г.А. Шечкова, об окончании константиновской эпохи христианства и возвращении западной идеологии демократического пантеизма обратно к миланскому эдикту 313 г.: «с тех пор миновало лето мировой жизни: и теперь наступает осеннее равноденствие – уравнение язычества с христианством. Настаёт волчий век, и мы с тревогой глядим на предстоящие долгие тёмные ночи».
Неуместны в связи с этим иногда встречающиеся попытки изобразить С.С. Ольденбурга каким-либо умеренным либералом, а не православным монархистом. Что вполне касается также Императора Николая II, относительно которого разбор ошибочных трактовок и побудил Ольденбурга в дальнейшем написать его историю.