ЗАКАЗАТЬ КНИГУ МОЖНО ЗА ОЗОНЕ

или в нашей ВК-Лавке:

https://vk.com/market-128219689

Им – честью и славою венчанным…
Я хочу сказать, как они сражались, жили,
томились в плену и как умирали солдаты
Русской Императорской Армии. Мой венок
будет на могилу неизвестного русского солдата,
за Веру, Царя и Отечество живот свой положившего.
Ибо тогда умели умирать.
Ибо тогда смерть честью и славою венчала.
Пётр Николаевич Краснов

В июле 1914 года в Европе «каждая нация, - по словам Жана Жореса, убитого в конце этого месяца французским националистом Вилленом, убийца был по суду оправдан, - так вот «каждая нация, - говорил Жорес, - неслась с горящим факелом по улицам Европы». Жорес стоял едва ли не в полном одиночестве в своём отечестве, Франция болела реваншем за 1870 год. Журналист Морис де Валера высказался тогда от имени большинства французов: «Неужели вы думаете, что генерал, который накануне войны, имея под своей командой четырёх солдат и одного капрала, прикажет поставить Жореса к стенке и расстрелять его, - не исполнит своего элементарного долга. Конечно, исполнит, и я первый помогу ему». Так думало тогда абсолютное большинство французов, согласитесь, что градус накала очень высокий…
В Германии начало войны встречено народными митингами, всеобщим воодушевлением, истерической радостью, уличными стихийными манифестациями. В Мюнхене многотысячная толпа жаждала расправы над врагами и быстрой победы. В толпе был замечен австрийский подданный Адольф Гитлер. Вскоре он станет образцовым солдатом баварского полка.
Германские социалисты в рейхстаге числом в 110 депутатов единогласно одобрили вместе с депутатами других партий новые военные кредиты. Разве это не полное единство нации и «приветствие войне звоном щита и меча?»
В России 96% рекрутов, подлежащих призыву, явились к воинским начальникам согласно планам мобилизации. Обычно бывало 10% уклонистов, но летом 1914 года господствовало пассионарное стремление к войне и победе. Вопреки советским историкам вынужден сказать, что 92% русских рекрутов были грамотными. Это результат той просветительской деятельности, которой активно занимались в эпоху правления Государей Александра Третьего и Николая Второго министр просвещения Боголепов, обер-прокурор Синода Победоносцев и другие русские самоотверженные и ответственные деятели. Вернувшийся из отпуска председатель 4-й Государственной Думы Михаил Родзянко не узнал Петербурга: те же самые рабочие, недавно строившие антиправительственные баррикады, теперь с воодушевлением участвовали в патриотических молебнах и манифестациях. Писатель из нигилистов Леонид Андреев искренне признавался в письме: «Настроение у меня чудесное – истинно воскрес, как Лазарь, и знаю, что все Лазари воскресли, все ругают вчерашний день и верят в завтрашний. Подъём действительно огромный, высокий и небывалый: все горды тем, что – русские; подумай – я также».
И только два больших провидца и пророка, русские патриоты Михаил Меньшиков и Василий Розанов, встретившись, заговорили о другом: «Погасит ли всё это, этот неожиданный патриотический подъём, хотя бы на одну десятую тот нигилизм, который уже широко разлился по России?» – спросил Розанов.
Меньшиков задумался и ответил: «Нет. Нигилизм гораздо глубже этой войны».
20 июля 1914 года на броненосце «Франс» в Петербург с визитом прибыл президент Франции Анри Пуанкаре. В Европе уже пахло порохом, уже был убит в Сараеве эрцгерцог Франц Фердинанд с супругой Софией. Понятно, что сутью визита французского президента была необходимость договориться о совместных действиях. Само собой разумеющимся являлось то, что франко-русский союз обязывает к участию в войне, если один из союзников подвергнется нападению со стороны Тройственного союза. Российского Императора и французского президента волновала сдержанная позиция Великобритании, которая, конечно, в определённой степени провоцировала германцев. Будут ли англичане активными участниками войны с первых её дней или же традиционно попытаются сначала дать европейскому пожару разгореться, а выступить позднее? Британскому послу в Петербурге сэру Джорджу Бьюкенену российский Государь и французский президент гарантировали решающие уступки в Персии, но Бьюкенен не смог дать союзникам никаких обнадёживающих заверений.
23 июля 1914 года на броненосце «Франс», стоявшем на рейде Кронштадта, президент дал прощальный обед в честь Государя Николая Второго. Обед проходил на палубе корабля под сенью стволов 305-миллиметровых орудий. «У обеих стран, - заявил президент Пуанкаре, - один общий идеал мира – в силе, чести и величии». Нечто похожее любил провозглашать и германский император Вильгельм Второй, с акцентом на «силу» в качестве идеала мира. Кайзер не забывал, конечно, и о чести и о величии. Но всё же величие связывалось сначала с силой, а потом уже с честью.
Броненосец «Франс» с президентом на борту ещё находился в пути, когда последовал австро-венгерский ультиматум Сербии. Из десяти претензий, сумма которых фактически уничтожала суверенитет Сербского королевства. В докладе министра иностранных дел Австро-Венгрии Императору Францу Иосифу говорилось: «Выработанное сегодня содержание ноты, отправляемой в Белград, таково, что следует рассчитывать с вероятностью на вооружённый конфликт. Но если Сербия уступит и примет наши условия, то это явится не только глубоким унижением для королевства и одновременно падением русского престижа на Балканах, но даст нам ещё известные гарантии, чтобы задушить великосербские козни на нашей территории».
24 июля наследник сербского престола Александр Карагеоргиевич явился в российскую миссию в Белграде и сказал: «Сербия возлагает все надежды на Государя Императора и Россию, только могучее слово которой может спасти Сербию». Профессора-бухгалтеры, взвешивая на весах причины и последствия, полагают, что этим надо было пренебречь, отдать своих друзей-сербов на растерзание. Увы, Россия и Германия, воевавшие в той войне между собой, были главными врагами глубоко законспирированных сил, масонских, иудо-масонских и тех, что с ними заодно…
Сербы приняли почти все требования австро-венгерского ультиматума, кроме допуска на свою территорию австрийских военизированных отрядов для расследования и розысков сербских граждан, причастных к убийству эрцгерцога Франца Фердинанда и пропаганды против австро-венгерской монархии. Суть заключалась, конечно, не в мелочном следовании пунктам австрийского ультиматума. Главное, что ещё 5 июля германский кайзер сообщил в Вену, что медлить с выступлением против Сербии нельзя, а позицией России можно и нужно пренебречь. Россию кайзер «брал на себя», утешая этим венский двор. И сам Вильгельм был уверен, что с российским Императором он сумеет объясниться в нужном для себя ключе. Германия готовилась к такому течению событий много лет, и если дело дойдёт до войны, то Германия сразу же выступит на стороне Австро-Венгрии.
28 июля 1914 года Австро-Венгрия объявила войну Сербии.
29 июля австрийцы начали бомбардировки Белграда.
Последующие дни прошли в острой дипломатической борьбе и политических манёврах. Поздние мемуары дипломатов и министров стремились убедить нас в своей невиновности в развязывании войны, но в исследовании причин войны это не имеет особого значения. Бурные восторги в первые дни её начала во всех державах говорят только об одном: в Европе ждали и надеялись на эту войну. Гораздо честнее мемуары генералов, например, Эриха фон Людендорфа. Генерал в отличие от дипломатов начинает свою книгу ясными и доходчивыми словами: «С внезапного нападения на Льеж началось победное шествие германских войск. Дело было смело задумано и дерзко выполнено». Такие же задуманные дела были и у других участников надвигавшейся Великой войны, которой жаждало большинство населения тогдашней Европы.
28 июля русская полиция нагрянула на стоявший на рейде Петербурга германский пароход «Принц Эйтель-Фридрих» и вывела из строя радиостанцию судна.
Последовал обмен последними телеграммами русского и германского монархов, уже не имевший влияния на развёртывание и мобилизации армий. К Императору Николаю Второму явилась делегация, состоявшая из генералов военного министерства, Генерального Штаба и министерства иностранных дел, советовавшая немедленно объявить полную мобилизацию армии и флота. Государь, нехотя, мобилизацию подписал. 31 июля Россия получила германский ультиматум с требованием отменить всеобщую мобилизацию. 1 августа германский посол в Петербурге граф Пурталес при встрече с министром иностранных дел Российской Империи Сазоновым трижды повторил вопрос: прекратит ли Россия всеобщую мобилизацию? Российский министр трижды ответил: нет! Граф Пурталес очень нервничал. Вручая Сазонову ноту с объявлением войны, германский посол перепутал бумаги и сначала вручил более мягкий вариант, предполагавший совместное обсуждение проблем, затем расплакался и вручил жесткий вариант с объявлением войны 1 августа. После этого граф Пурталес отошёл к окну и заплакал, потом разрыдался, далее обнял Сазонова и вышел из кабинета: Первая мировая война началась! Поспешить с неизбежной войной – эта идея принадлежала, конечно, Германии, потому что она летом 1914 года лучше всех была готова к большой войне. Конечно, ни тевтоны, ни другие участники предстоящих баталий не могли себе даже представить, что война продлится более четырёх лет. К подобной кровопролитной длительности не был готов ни один из участников Первой мировой войны. Но смогли… Интересно, что, объявляя войну России, Германия планировала начать военные действия прежде всего против Франции…
В Императорской России ещё в феврале 1912 года штаб Киевского военного округа, который тогда возглавлял генерал-лейтенант Михаил Васильевич Алексеев, направил в русский Генеральный Штаб важную докладную записку, которая называлась «Общий план действий». Она была рассмотрена военным министром генералом Сухомлиновым и начальником ГШ генералом Жилинским. Если бы план начала военных действий Русской Императорской Армией, изложенный в этой записке, был принят, то это могло бы существенным образом изменить весь ход военных действий в кампании 1914 года. Дело в том, что М.В. Алексеев и его штаб предлагали вернуться к творческому наследию выдающегося русского генерала Обручева, бывшего начальником ГШ в конце 19 века. Николай Николаевич Обручев задолго до англичанина Лиддел Гарта размышлял над стратегией «непрямого воздействия». И вот, исходя из заветов Обручева, штаб Киевского военного округа предлагал отказаться от нанесения прямого удара по Германии в случае войны с державами Тройственного союза и перенести тяжесть военных действий на русский Юго-Западный фронт, то есть сосредоточить ударную мощь русской армии против Австро-Венгрии. А на северо-западе ограничиться активной обороной против Германии. Суть идеи состояла в том, что Галиция, где развёртывалась австрийская армия силами, примерно, 42-44 дивизий, отделялась от основной территории империи Карпатской горной грядой. Мощный удар Юго-Западного фронта в составе 54-56 дивизий в течение двух месяцев мог бы привести к выходу Австро-Венгрии из войны. Могла бы в этом случае Германия в одиночку продолжать войну? Это было бы непрямое воздействие на Германию путём прямого разгрома Австро-Венгрии. Генерал Жилинский признал справедливость некоторых аргументов генерала Алексеева. В результате 4-я и 5-я русские армии из резерва передавались в состав Юго-Западного фронта, но идея удара по Германии правым крылом фронта Северо-Западного сохранялась. Двойственность мышления русского Генерального Штаба неминуемо должна было отразиться на событиях первого месяца Великой войны…
После нападения Австро-Венгрии на Сербию всемирная история получила резкое ускорение. Россия и Германия начали мобилизацию своих армий. Некая начальная внешняя устранённость Великобритании от европейских дел повлияла на уверенность Германии в том, что на Западном фронте Франция будет сражаться с ней в одиночестве. На самом деле, война была заветной целью английской политической элиты. Не ждать же англичанам окончания германской программы строительства военно-морского флота, по крайней мере – равного британскому: немцы планировали завершить эту программу в 1917 году.
Вечером 1 августа 1914 года Германия объявила войну России. Согласно плану Шлиффена немцы в течение 4-6 недель должны разгромить Францию и только после этого сосредоточить войска на Восточном фронте и провести победную кампанию против России.
Основной удар германцы планировали на Западном фронте своим усиленным правым флангом, обходя французскую укреплённую линию Верден-Туль-Эпиналь-Бельфор через Бельгию с последующим окружением и взятием Парижа. Левый германский фланг по плану развёртывания должен быть ослаблен и держать оборону, сковывая превосходящие его войска противника. Французский план №17, принятый в апреле 1914 года, не предусматривал германского обхода через Бельгию. В этом французском плане оставалось много неясностей, и уже первые столкновения показали, что по плану №17 с его лобовым ударом против германского центра невозможно достичь никакого успеха.
Государь Император Николай Александрович на случай войны с державами Тройственного союза ещё 26 июня 1910 года утвердил указания командующим армий. В соответствие с этими указаниями в течение первого месяца мобилизации должны были быть сформированы семь русских армий, с 1-й по 7-ю. Силы вроде бы достаточные, но проблема заключалась в том, что из 37 корпусов, которые предназначались в состав этих армий, только 19 выделялись в боевую первую линию, остальные оставались в резерве. По этому поводу Н.Н. Головин писал: «Больным местом нашего развёртывания была слабость сил для нанесения первого удара и вынужденная малая численность стратегического резерва». Проблема была в том, что выделенных сил было совершенно недостаточно для решения поставленных перед этими армиями задач. В сентябре 1910 года состоялось большое совместное заседание начальников штабов - русского и французского. Французы не настаивали на русском наступлении в первый период войны, они просили, чтобы русские заставили бы немцев обратить внимание на охрану своей восточной границы. Однако русский военный министр генерал Сухомлинов заявил, что Императорская Армия не только ограничится демонстрацией, но и предпримет активные наступательные действия. В результате в соответствие с указаниями Сухомлинова главный удар должны были наносить по Германии силами 19 корпусов, границу переходить на 20-ые сутки от дня начала мобилизации.
20 июля начальник германского Генерального Штаба фон Мольтке-младший заверил австро-венгерское Верховное командование, что Германия разгромит Францию за четыре недели, и поэтому Австро-Венгрия ничем не рискует, нападая на Россию.
1 августа кайзер Вильгельм Второй, надеясь, что Великобритания удержит Францию от войны, предложил своему начальнику генштаба перебросить все войска против России, отказавшись от плана Шлиффена. Изумлённый фон Мольтке-младший лишился дара речи. «Это невозможно, - прийдя в себя, отверг предложение императора начальник германского Генерального штаба, - нельзя допускать, чтобы мы в течение нескольких часов отказались от плана, который разрабатывался, а затем оттачивался на манёврах в течение многих лет. Если мы поступим так, как этого требуете Вы, Ваше Величество, мы сможем выставить против России не более чем вооружённую толпу». Фон Мольтке основного врага видел во Франции.
Летом 1914 года страны-участницы мировой войны захлестнула волна патриотизма. Не осталась в стороне и обычно сдержанная Англия. Народ её с большим воодушевлением воспринял известие о вступлении страны в войну. Немалое количество волонтёров изъявило желание вступить в британскую армию и - невиданное дело! – отправиться на континент сражаться с немцами. Подданные британской короны отказывались покупать германские товары. Король Георг Пятый решил изменить название правящей династии. Монархи из рода Саксен-Кобург-Гота стали теперь именоваться Виндзорами. В России некоторые подданные династии Романовых, которые полагали, что их фамилии немецкие, стали изменять их на русские. Обер-прокурор Святейшего Синода Саблер стал именоваться Десятовским. Во всех странах, участницах войны, началась энергичная кампания по поискам так называемого «внутреннего врага». Эта кампания довольно быстро обрела очертания самой настоящей шпиономании. По нашим бескрайним российским просторам поползли упорные слухи о том, что прибалтийские немцы подают сигналы германским аэропланам и цеппелинам, что голуби не просто летают, а переносят на себе записки о российских военных секретах, что хозяева имений тайно ведут фортификационные работы…
После объявления Германией войны России в Петербурге начались многотысячные митинги и манифестации в поддержку справедливой войны. Объединялись самые непримиримые. Был объявлен бойкот всему немецкому. Разъярённая толпа ворвалась в немецкое посольство на Исаакиевской площади, перебила мебель, сбросила тевтонские скульптуры с крыши, избила сотрудников и повредила редкую коллекцию малой бронзовой пластики, которую много лет собирал германский посол граф Пурталес.
В уже воюющей активно Сербии довольно быстро обнаружилось отсутствие медикаментов и санитарных материалов для раненых. Российский Красный Крест передал сербскому 50.000 рублей.
Важным для дальнейшего течения войны было происшествие на море 1 августа. Немецкий лёгкий крейсер «Магдебург» в тумане у острова Оденхольм сел на мель и был затоплен командой. В спешке командир крейсера не сумел уничтожить секретные документы. Русские водолазы подняли секретные книги и кодексы шифров германского флота. Своими трофеями русские моряки поделились с англичанами.
2 августа в Зимнем дворце Государь Николай Второй принял гвардейских офицеров и после молебна дал торжественную клятву «не заключать мира до тех пор, пока враг будет находиться на русской территории». В этот день вся Дворцовая площадь была заполнена десятками тысяч представителей русского народа всех сословий. В момент появления Императора в морском кителе на балконе дворца могучее «ура» пронеслось над площадью, вся толпа как один человек опустилась на колени и запела гимн, многие плакали. Император Николай Александрович огласил манифест о войне, встреченный восторженными возгласами: «Встаёт перед врагом вызванная на брань Россия, встаёт на ратный подвиг с железом в руках, с крестом на сердце. Видит Господь, что не ради воинственных замыслов или суетной мирской славы подняли мы оружие, но ограждая достоинство и безопасность Богом хранимой нашей империи, боремся за правое дело…»
Война на Западном фронте началась 3 августа энергичным продвижением германских войск через Бельгию в Северо-Восточную Францию. Бельгия была страной нейтральной, в её армии числилось всего 30. 000 человек, генерал Эммих, которому было приказано вторгнуться в нейтральную Бельгию, имел в своём распоряжении около 100.000 солдат и офицеров. Бельгийскую крепость – город Льеж немцы подвергли массированному артиллерийскому обстрелу. В германской армии обнаружились самые мощные артиллерийские 420-миллиметровые мортиры – в августе 1914 года они были самыми мощными орудиями в мире. Многочисленные форты Льежа успешно отражали атаки германской пехоты, но ничего не могли противопоставить крупнокалиберным германским мортирам…
7 августа французская армия перешла в наступление на своём правом южном крыле. Целью французов были Эльзас и Лотарингия, целью скорее политической, чем военной, потому что основные боевые действия на Западном фронте проходили на левом фланге французской линии обороны. Поначала у Лотарингии французы добились небольших успехов, но в целом это были неудачные действия в невыгодном для наступления районе. Бельгия по всем военным приметам предоставляла гораздо большие возможности для германской армии.
Бельгийцы всегда утверждали и утверждают доныне, что у них лучшие в мире автомобильные дороги. И если вы спросите у бельгийца, как им это удалось, он, улыбнувшись, скажет, что у них другого выхода не было, потому что в течение трёх веков подряд все войны между Францией и Германией проходили на территории Бельгии. И бельгийцы регулярно терпели разрушение своей страны от военных действий. И вот для того, чтобы французы быстрее проходили через бельгийские земли и уходили в Германию, а немцы не останавливались в Бельгии и уходили воевать во Францию, бельгийцы и построили лучшие в мире шоссейные дороги. И надо заметить, что история это подтверждает, в 1940 году германский Вермахт мгновенно прошёл Бельгию и вторгся во Францию, а в 1914 году, когда, вероятно, дороги были похуже, немцам это не удалось, и город Ипр так и остался в руках бельгийской армии и армий союзников. И знаменитый Ипрский укреплённый выступ так и сохранился в течение всей Великой войны. Немцам не удалось его взять, и Бельгия осталась воюющей страной до самого ноября 1918 года. Ипрский плацдарм то уменьшался, то увеличивался, но неизменно оставался в руках бельгийцев…
14 августа генерал Фош, после нескольких неудачных французских атак в Лотарингии, закончившихся большими потерями, отметил: «Уже сказывается превосходство вооружения противника и все выгоды, вытекающие для него из оборудованной для обороны местности (напомним, что на левом фланге Западного фронта – в Лотарингии – немецкая армия не наступала, а оборонялась – ВП). Не говоря уже о количестве орудий, введённых в дело, его крупнокалиберные пушки, превосходящие своей дальнобойностью нашу артиллерию, завязывают и ведут бой на дистанции, на которой мы отвечать не можем. Они ведут очень меткий, заранее подготовленный огонь».
Отметим, что в 1914 году у германской армии было 3.500 тяжёлых орудий, у французской – всего 350.
С первых дней германского наступления на Западе французские генералы, политики и дипломаты начали ежедневный нажим на Россию с целью ускорить мобилизацию императорской армии и переход её в наступление против Восточной Пруссии, а с Варшавского направления, как полагали французские стратеги, и непосредственно на Берлин. Посол Франции в Петербурге Морис Палеолог 5 августа на аудиенции у Государя заявил следующее: «Французская армия должна будет вынести ужасный удар 25 немецких корпусов. Я умоляю Ваше Величество отдать приказ своим войскам немедленно начать наступление. В противном случае французская армия рискует быть раздавленной».
Русское Верховное командование в августе 1914 года работало под давлением постоянно гнетущей мысли о необходимости спасать погибающую Францию. Все первые операции Русской императорской армии - без обязательной рекогносцировки и подготовки к наступлению, с невероятной поспешностью, без подвоза необходимого для войск снаряжения и снабжения – прошли под девизом спасения западного союзника…
После 1917 года русские публицисты в эмиграции выдвинули предположение о том, что победа Германии в Первой мировой войне для нашей родины было бы меньшим злом, чем тот кровавый испепеляющий эксперимент, который проделали с Россией большевики-интернационалисты. Очевидно, что в этом случае Российская империя лишилась бы Финляндии, Польши и Прибалтики. На Украине немцы образовали бы дружественное Германии марионеточное государство. Но германский рейх никогда не настаивал бы на замене монархии республикой или антирусским «социализмом». Да, российские границы отодвинулись бы на восток. Но вспомним Тютчева: когда русская пружина сжималась до упора, она затем распрямлялась до отказа со всей силой русского духа. При большевиках же, после 17 года территориальные потери были ещё большими, а в остальном потери неизмеримые: перестало существовать РУССКОЕ ГОСУДАРСТВО, начались гонения против РУССКОГО ДУХА и истребление РУССКОЙ ЭЛИТЫ. Так что, пожалуй, большевизм оказался для нас неизмеримо тяжелее, страшнее простого поражения в этой войне…
Главнокомандующим Русской Императорской Армии Государь Николай Второй назначил великого князя Николая Николаевича-младшего. «Николаша», как звали его в семье Романовых, родился 6 ноября 1856 года в Зимнем дворце. Крещён был в малой церкви этого дворца. С самого детства его готовили к военной карьере. Поскольку Николаша родился в день ежегодного праздника гусар, то ещё младенцем он был зачислен в лейб-гвардии гусарский полк и в лейб-гвардии сапёрный батальон. Подростком великий князь был зачислен в Николаевское инженерное училище. Учился блестяще, с особым интересом изучал артиллерию. Затем 16-летний Николаша поступил в Николаевскую инженерную академию и после её окончания – в академию Генерального Штаба, которую окончил в чине капитана. Можно с уверенностью сказать, что великий князь был едва ли не самым образованным в своей военной профессии в семье Романовых. В войне с Турцией за освобождение Болгарии Николай Николаевич-младший был офицером для особых поручений в Ставке главнокомандующего Императорской Армией, своего отца великого князя Николая Николаевича-старшего. За отважное форсирование Дуная Николаша был награждён орденом Святого Георгия 4 степени, за участие в тяжелейшем переходе через Балканы ему было вручено «Золотое оружие» с надписью «За храбрость». После Балканской войны великий князь шесть лет командовал лейб-гвардии гусарским полком в Царском Селе, в 1894 году получил чин генерал-адъютанта, в начале нового века – генерала-от-кавалерии. Кавалерия была его настоящей и большой любовью. В 1905 году великий князь Николай Николаевич-младший был назначен командующим Петербургским военным округом и всей Императорской гвардией. Он был строгим, но справедливым воинским начальником. После неудачной русско-японской войны в армии развернулось реформаторское движение. Наиболее активными его деятелями были начальник академии Генерального Штаба генерал Щербачёв, полковники – будущие генералы Головин, Свечин и другие. Им противостояла группа рутинёров во главе с военным министром Сухомлиновым. Надо сказать, что Николай Николаевич всегда поддерживал «младотурок», как иронически называли реформаторов. Необходимо отметить его усилия по созданию новых воинских уставов, сокращение сроков воинской службы до трёх лет и реформацию инженерных войск. Особенно строгим бывал великий князь на стрельбах. Полки под его командованием были обязаны непрерывно совершенствовать меткость стрельбы, как отдельного офицера и солдата, так и залпового огня. Командир полка, не получившего на стрельбах «отлично», а только «хорошо», отрешался от должности. В годы Великой войны это умение очень пригодилось русскому солдату. «Мой двоюродный брат Николаша, - вспоминал командующий русской авиацией великий князь Александр Михайлович, - был превосходным строевым офицером. Не было равных ему в умении обучать офицеров и солдат, поддерживать среди них воинскую дисциплину. Если бы великий князь Николай Николаевич оставался на посту командующего Петроградским военным округом до февраля 17 года, он оправдал бы ожидания и сумел предупредить февральский солдатский бунт».
Говоря о личности великого князя Николая Николаевича-младшего, надо заметить, что по сути своей это был человек 19 века, с лучшими качествами этого века – он был блестящий кавалерист, его умение организовывать и проводить манёвры – это были яркие показательные выступления русской кавалерии. Но с другой стороны, Николай Николаевич-младший оказался руководителем войны уже в 20 веке, где хотя и сохранялись традиции 19 века, но неуклонно нарождались и крепли военные основы другого века. И может быть, внутренне он это понимал, но изменить себя он уже не смог.
Важную роль сыграл великий князь в воспитании офицерского корпуса России, этого особого сословия, прославившего наше Отечество во многих сражениях Первой мировой войны, этой, вероятно, самой важной в истории России войны. Из дневника Императора Николая Второго: «19 июля 1914 года (ст. ст.): После завтрака вызвал Николашу и объявил ему о его назначении Главнокомандующим вплоть до моего приезда в армию». Великий князь так вспоминал об этом дне: «Я вошёл в кабинет и Его Величество сказал, что назначает меня Верховным Главнокомандующим. Нет слов, чтобы описать мои чувства. Назначение со всеми полномочиями поразило, как громом, и привело меня в неописуемое волнение, которое я никогда не забуду. Я ответил, что воля Его Величества для меня священна и таковой останется навсегда». На войну великий князь Николай Николаевич уезжал из своего дворца на Петровской набережной. Будучи весьма религиозным человеком, главнокомандующий Русской Императорской Армией усердно помолился Богу перед иконами Казанской Божией Матери и воина Святого Георгия, сел в поезд и уехал в Барановичи, где в первый год Второй Отечественной войны располагалась русская Ставка.
В Великобритании военным министром 6 августа стал фельдмаршал Китченер Хартумский, масон высокой степени (упоминаю о масонстве тех или иных деятелей, чтобы мы по плодам отличали деревья). Китченер, понимая, что в предстоящей войне английская армия, состоящая из добровольцев – всеобщей воинской повинности в стране не было – не имеет никаких перспектив, предпринял целый ряд успешных мер для пополнения регулярной армии. Он начал с пропаганды военных усилий нации, хорошо известен плакат с портретом военного министра и словами «Ты нужен своей стране»…
Во вторую неделю войны части Британских экспедиционных сил (БЭС) начали прибывать в порты Франции. Переправа через Ла Манш проходила с 8 по 18 августа. 150 тысяч солдат и офицеров были перевезены совершенно спокойно, без каких-дибо попыток германского флота помешать этому. В начале войны немцы недооценивали английскую армию, считая её слабой и плохо подготовленной. Командующим английскими войсками был назначен фельдмаршал Джон Френч – не стоит удивляться столь обильному присутствию фельдмаршалов в английской армии, все они отличились в колониальных войнах в Индии, в Африке и на Ближнем Востоке. Вечером 14 августа Френч прибыл во Францию, а на следующий день английского фельдмаршала принял президент Анри Пуанкаре.
В часы, когда французский президент принимал союзного фельдмаршала, закончилась героическая оборона бельгийскими войсками крепости Льеж. В 16 часов 35 минут 14 августа в форте Лонсен взорвался склад боеприпасов. Бельгийский генерал Леман, комендант Льежа, без сознания был захвачен в плен. Прийдя в себя, Леман сказал: «Прошу засвидетельствовать, что вы пленили меня потерявшим сознание». Германский кайзер распорядился вернуть храброму генералу его боевую саблю.
Очень важным было сражение, которое военные историки назвали Пограничным. Обходящие северный стратегический фланг германские войска 1, 2 и 3 армий, благодаря ошибкам французского командования, не сумевшим исправить погрешности развёртывания своих войск, - имели полуторное превосходство в живой силе и двойной перевес в артиллерии, хотя общее соотношение сил на Западном фронте было примерно равным: союзники имели незначительный перевес в живой силе, а немцы – в артиллерии.
К середине августа германские 1-я и 2-я армии в Бельгии были близки к решению своих основных задач. Французский главнококмандующий генерал Жоффр уже видел опасность, которая угрожала левому флангу обороны союзников и начал перебрасывать войска на северо-восток из Лотарингии, но и германское командование делало то же самое. Таким образом, ликвидировать преимущество германской армии на левом фланге обороны союзникам не удалось…
В первые дни разгорающегося мирового пожара активных его участников волновали позиции, заняты странами, от которых зависело появление новых фронтов. Италия до войны входила в состав Тройственного союза: Германия, Австро-Венгрия, Италия. Но из-за постоянных территориальных споров с австрийской империей Италия накануне войны фактически вышла из коалиции центральных держав, и западные союзники и Россия знали об этом. Но какой будет позиция Италии в связи с грянувшей войной? Этот вопрос интересовал и Берлин, и Лондон, и Петербург. Итальянский торговый атташе в Париже граф Сабини конфиденциально сообщил французским дипломатам: «Италия в настоящий момент не может выйти из своего нейтралитета. Теперь ещё слишком рано воевать с нашими вчерашними союзниками. Быть может, это время ещё придёт... Но в настоящий момент необходимо закрепить самый выгодный для страны нейтралитет. Для этого, естественно, необходимо обещать Италии определённые выгоды». Италия выжидала и готова была поторговаться, чтобы как можно дороже продать своё вступление в войну.
Особую позицию, как всегда, занимали в САСШ – Североамериканских Соединённых Штатах, как тогда называлась эта республика. Доктрина Монро, согласно которой Соединённые Штаты придерживались политики невмешательства в любые проблемы, не связанные с Северной и Южной Америками, доживала последние годы. Накопленная экономическая и военная мощь требовала выхода на всемирную арену. Президент Вудро Вильсон и его советник «полковник» Эдуард Хауз понимали, что географические узы доктрины Монро тормозят превращение Америки во всемирного лидера, но консервативные Сенат и Конгресс будут протестовать против отмены этой доктрины. Поэтому в этот период всемирной истории президент и его главный советник (оба масоны высокой степени) были активными борцами «за мир во всём мире». Для них самым важным было добиться отмены доктрины Монро и соответственно настроить американское общественное мнение: мы добьёмся нашего участия в войне, но сейчас, летом 1914 года, - мы за мир. Забегая вперёд, скажем, что доктрина Монро послужит ещё президенту Вильсону: вступая в войну, он заявит, что Германия угрожает интересам Америки в Западном полушарии…
Во всемирной истории вооружённые конфликты и войны всегда получали устойчивые и точные определения. Мы знаем, что войны были Пунические и Бургундские, были войны за наследство – испанское, австрийское, польское, баварское. В истории зафиксированы Столетняя война, Тридцатилетняя, Семилетняя. Иногда войны имели двойное название. Например, война 1853-1856 годов в России именуется Крымской, а на Западе её называют Восточной. Что же касается того грандиозного, глобального противостояния, которое началось летом 1914 года, то Первой мировой её никто не называл. В обиходе в России она называлась Второй Отечественной или Великой войной…
9 августа 1914 года главнокомандующий Русской Императорской Армией великий князь Николай Николаевич прислал телеграмму французскому главкому генералу Жоффру. В телеграмме великого князя сообщалось, что русский план военных действий заключается в следующем: 1. Виленская армия (имелась в виду 1-я армия генерала Ренненкампфа) наступает на Кёнигсбрег; 2. Варшавская армия (2-я армия генерала Самсонова) будет немедленно переброшена на левый берег реки Вислы и должна фланкировать 1-ю армию; 3. Генеральное наступление начнётся, вероятно, в пятницу 14 августа.
Русская армия переходила в наступление, не закончив мобилизации и плохо представляя себе германского противника в Восточной Пруссии. Из Франции неслись истерические крики о немедленной помощи…
Ставка Русской Императорской Армии разместилась в белорусском городе Барановичи. Были образованы два фронтовых командования: Северо-Западного фронта и Юго-Западного. Уже 10 августа Верховный Главнокомандующий отдал приказ командующему Северо-Западным фронтом генералу Жилинскому: «Принимая во внимание, что война Германией была объявлена сначала нам и что Франция как союзница наша, считая долгом немедленно же поддержать нас и выступить против Германии, естественно, необходимо и нам в силу тех же союзнических обязательств поддержать французов ввиду готовящегося против них удара германцев… Верховный Главнокомандующий полагает, что армиям Северо-Западного фронта необходимо теперь же подготовиться к тому, чтобы в ближайшее время, осенив себя крестным знамением, перейти в спокойное и планомерное наступление». 13 августа в дневнике будущего маршала Франции Жоффра появилась такая запись: «…предвосхищая все наши ожидания, Россия начала борьбу одновременно с нами. За этот акт лойяльного сотрудничества, которое особенно достойно, поскольку русские ещё далеко не закончили сосредоточение своих сил, армия Царя и великий князь Николай заслужили признательность Франции».
Германские военные корабли – тяжёлый крейсер «Гебен» и лёгкий крейсер «Бреслау» в начале войны находились в Средиземном море, базируясь на австрийские порты Адриатического моря. Сначала оба германских крейсера совершили набег и бомбардировали алжирские города и порты, а затем союзная эскадра их из вида потеряла. В конце концов немецкие корабли скрылись в Мраморном море, что сразу ухудшило положение Российской империи. Турция в мировую войну ещё не вступила, но уже закрыла проливы Босфор и Дарданеллы для русского торгового и военного флота. Новейший немецкий тяжёлый крейсер «Гебен», превосходя в скорости хода корабли Черноморского флота России, вполне мог изменить обстановку на юге в пользу наших противников. Появление «Гебена» и «Бреслау» в Мраморном море при наличии французского флота в Средиземном море и мощной английской эскадры до сих пор вызывает подозрение у части историков: не разыгран ли этот эпизод Великой войны в пользу Турции и Германии для некоторого баланса сил на Чёрном море – очень уж беспокоились английские и французские политики о судьбе Константинополя и проливов?
2 августа германская дипломатия праздновала большую победу. Германия заключила Договор о дружбе и союзе с Османской империей. Претендовавшая на такой же межгосударственный акт Великобритания осталась ни с чем. Но будет ли воевать на стороне Германии Турция? В России не сомневались в этом. Прогерманскую партию в Стамбуле возглавлял военный министр Энвер-паша. Руководителем турецких вооружённых сил фактически являлся немецкий генерал Лиман фон Сандерс. Участие Турции в войне на стороне Германии, во-первых, закрывало кратчайший путь сообщения России с её союзниками, особенно болезненным был разрыв сообщений с Францией; во-вторых, значительную часть армии России пришлось отправить с австро-германского фронта на Кавказский, в-третьих, резко ухудшалось положение Сербии, которая поначалу вполне успешно вела борьбу против Австро-Венгрии, но ресурсы военного снаряжения, боеприпасов у сербов были весьма ограничены; в-четвёртых, возникала опасность блокады Суэцкого канала…
После того как 10 августа немецкие крейсеры «Гебен» и «Бреслау» сумели при попустительстве – мягко говоря - флотов союзников в Средиземном море прорваться через пролив Дарданеллы в Мраморное море командующий Черноморским флотом вице-адмирал Эбергард прислал Государю срочную телеграмму. Адмирал сообщал, что он решил со всей эскадрой Черноморского флота идти в Мраморное море на том же основании, на каком немецкие корабли вошли туда. Если же этого не сделать и не уничтожить «Гебена» и «Бреслау» до того, как Турция будет втянута немцами в войну, то стратегические позиции России на Чёрном море ухудшатся. Адмирал Эбергард предлагал что-то по замыслу похожее на Синопское победоносное сражение Черноморского флота под командованием вице-адмирала Нахимова: войти в турецкую гавань Стамбула (Константинополя) и уничтожить в ней вражеские корабли. Исходя из стратегии непрямых действий, захват союзниками Босфора и Константинополя мог бы резко изменить весь ход всей Первой мировой войны. Император Николай Александрович вынужден был проконсультироваться с послами Франции и Великобритании: ведь Турция была ещё нейтральным государством… Англия всегда была против присутствия России в Дарданеллах и на Босфоре, и послы высказались против похода Черноморского флота в Мраморное море. Послы полагали, что Турция враждебна только России из-за проблемы проливов и вполне дружественна Франции и Великобритании. Государь запретил адмиралу Эбергарду проведение Босфорской операции, «приняв во внимание соображения послов». Это было большим заблуждением наших союзников (или же они просто страшились появления российского флота в Мраморном море?). После вступления Турции в войну на стороне Германии стало ясно, что адмирал Эбергард был абсолютно прав и что возможность нанести поражение Германии на юго-востоке упущена…
14 августа 1914 года, на четырнадцатый день мобилизации вместо как минимум сорокового, 1-я русская армия генерала Ренненкампфа начала переправляться через реку Неман и совершив три усиленных перехода по бездорожью, вошла в пределы Восточной Пруссии, колыбели германо-прусской монархии Гогенцоллернов. Был день 17 августа 1914 года…
Бабы Господу помолятся и до первых петухов
Молча выйдут за околицу, провожая мужиков.
Помянув зачем-то лешего, помолившись у дверей
Зашагало войско пешее в пекло августовских дней.
Так загадывай желание, не успела – торопись,
Хоть безрукий, хоть израненный,
Но вернись, вернись, вернись!