Имея много заслуженных наград, тем не менее, у доблестного князя Русской Поэзии – поэта К.Р. не было ни одной награды за стихи. Эту награду поэту Константину Романову наверняка дал Сам Господь. Русский же и иные народы давно высказывают свою благодарность поэту из Дома Романовых за светлые добрые стихи, которые стоят наравне со стихами других великих русских поэтов. Именно накануне революционных событий в России ХХ века больше всего была нужда в стихах такого уровня поэта, каким был Константин Романов. Он словно бы оправдал доверие простого народа к Царскому Дому, Который вероломно захватившие власть безбожники хотели разрушить до основания. Только отъявленные богоборцы просчитались. Непоэзия не может победить – ее провал закономерен.
Сыну крупного военно-морского деятеля России с пеленок была уготована морская карьера, и ничего этому не могло помешать. Имя «Романов» было, если не ключом к безпрепятственному прохождению служебной лестницы, то, во всяком случае, открытию многих возможностей. Но самого Константина Романова манили не морские просторы, а просторы Великой Поэзии – необъятная нива Божественных мыслей и чувств.
Пятница. 22/4. 1877г. 1/2 1-го ночи. Я люблю по окончании дня раскрывать свой дневник и записывать свои впечатления: приятно думать, что прошел день и больше никогда не повторится все дурное этого дня, если оно было. Так и теперь я радуюсь, что прошел день, даже он не был особенно дурной...
Жаль, что поэты Николай Рубцов или Сергей Есенин не оставили после себя дневниковых записей. На то были свои причины. На просторах России они были как не свои. Много приходилось им странствовать и скитаться, пока не пришла гибель… Другое дело Пушкин или Блок с Фетом. В условиях Царской Руси они могли не только писать стихи, но и свои воспоминания и мысли. Прекрасно, что после поэта К.Р. остались дневниковые записи – в них мы чувствуем душу поэта, великого сына России. Дневники К.Р. – важнейший исторический, культурный и духовный документ эпохи, удостоверяющий нас в том, чем на самом деле жил Царский Дом Романовых. В дневнике появляются первые стихи Великого Князя.
Дневниковые записи К.Р. отметают всю ту ложь и грязь, которые ушатами выливали в течение 70 лет советские власти на Царскую Христианскую власть. То ли предчувствуя приближение неизбежных роковых событий в России, то ли из-за того, что должно пройти время, чтобы далекое виделось на расстоянии, К.Р. завещал свои дневники вскрыть, спустя 90 лет со дня кончины, то есть в 2005 году. Но поскольку для советской власти не было ничего святого, то она распорядилась с дневниками К.К.Романова самым варварским способом, ища, по всей видимости, компромат на Дом Романовых (уже в 1930 году они стали «изучаться» советскими историками и идеологами). Но дневники К.Р. – это не только отражение того, что происходило в личной, семейной, общественной и государственной жизни Великого Князя, но и духовный документ, а ни в чем духовном безбожная власть не нуждалась. Князь и поэт К.Р. надолго были вычеркнуты из новейшей советской истории.
Павловск. 1877 г. Воскресенье. 26/8. Июнь. Мама получила массу телеграмм, одна, между прочим, была от Государя, он говорит, что радуется увидеть меня на берегах Дуная... Мне очень хотелось идти помолиться в церковь, и так, чтобы меня не видели. Я простился с Мама, оставил у нее Митю и пошел по полутемным залам на хоры нашей церкви. Там я встал на колени, облокотился на перила, закрыл глаза и молился, или вернее думал, размышлял... Завтра приедет батюшка, о. Арсений.
Большим заблуждением было бы считать, что кому-то удастся полностью раскрыть духовное содержание жизни и творчества поэта К.Р. Поэты такого уровня – это бездонные глубины, которые таят много тайн. Только вооружившись запасом кислорода Божественной любви, можно безбоязненно исследовать великие духовные тайны. Стихи великих в Боге поэтов – общенациональное и мировое достояние. То, что атеистическая власть проделала с поэтом К.Р. и его творческим наследием, только подтверждает, что Великий Князь все сделал правильно, поправ неправоту и ложь падшего мира.
Понедельник. 27/9. 1877 г. Июнь. Встал довольно поздно… В 11 ч. пошел в церковь. Мы всегда стоим на хорах, а внизу - народ. Сегодня никого внизу не было, и я был рад этому, как-то лучше молиться, когда один. Мама пришла к концу обедни. Она почти совсем не спала, чувствовала себя дурно, но была бодра и весела. Я хорошо молился и много думал о себе. Я уже очень далек от того времени, когда так легко молится и когда мне казалось, что Бог и Ангелы меня слушают и не гнушаются моей молитвой. А теперь мне трудно сосредоточить свои мысли и религиозно настроить ум. Когда же я, наконец, углубляюсь в себя и начну молиться, я вижу свои грехи с самой черной стороны и прошедшее мне кажется невозможным. Тогда я думаю, что Бог отвратился от меня и ему не нужны мои молитвы. И вспоминается мне вечер на Мадере. Мы говорили с…, он был на вахте, мы стояли, прислонившись к правому шкапичному орудию. Я утешал его, он находил в себе какие-то... 1 ч. 40 м. ночи - Итак, я утешал его, он находил в себе много дурного, и до того дурного, что не видел себе прощения; я говорил ему, что Господь более радуется раскаянию одного грешника, чем святой жизни 99 праведников. А теперь я сам припоминаю эти слова, и они так же не производят на меня успокаивающего впечатления, как тогда на него...
Деятельность, интересы Великого Князя и поэта К.Р. настолько многогранны, что на них всех разом трудно сосредоточиться. Княжна Вера, младшая дочь Константина Константиновича, в очерке «Мой отец» писала о нем как об актере, музыканте, композиторе. «Вместе с отцом своим (Великим Князем Константином Николаевичем), он играл в оркестре под управлением знаменитого Иоганна Штрауса». Вера Константиновна отмечала, что отец «с глубоким чувством играл на рояле и даже сам написал несколько небольших музыкальных пьес для фортепиано». «Особенно хорошо играл прелюды Шопена», – вторит сестре Гавриил, второй сын Великого князя. К.Р. – в своем роде музыкальный «полиглот». Владел искусством игры не только на рояле, но и на виолончели. Филолог Лариса Сугай утверждает: «Есть свидетельства, что Константин Константинович исполнял однажды в Мраморном дворце концерт Моцарта с оркестром и первый концерт Чайковского». К.Р. обладал большим драматургическим чутьем, поставив на сцене пьесу с чисто евангельским содержанием - «Царь Иудейский». Пьеса охватывала события в Иерусалиме от Входа Господня в Иерусалим до Вознесения. Четверть века обдумывал К.Р. это христианское произведение и, казалось, что главным действующим лицом в ней будем Сам Господь. Но оказалось, что Христос не выйдет на человеческие подмостки, однако характер других действующих лиц пьесы как раз будет раскрываться в их отношениях к Спасителю мира. К.Р. играл в постановке роль Иосифа Аримафейского. Большую часть ролей исполнили гвардейские офицеры и сыновья Великого Князя. Священный Синод, как и в случае с прославлением иеромонаха Серафима Саровского вдруг ответил отказом в постановке пьесы о событиях в Иерусалиме на театральных подмостках, проявив нерешительность и слабость. Синод не захотел ничем рисковать, ради своей репутации. Тогда пьеса была поставлена в кругу Романовых непрофессиональными актерами и вызвала большой интерес и воодушевление. Все же пьесу опубликовали, и она стала самым эпическим произведением в творчестве К.Р.. Автор ликовал: «10000 экземпляров 1-го издания разошлись без остатков через две с половиной недели, выпускаю 2-е издание. Драма переводится на девять языков, и из-за границы приходят предложения поставить мою пьесу». Пьеса стала предметом активного обсуждения и получила множество откликов – от сдержанно-недоумевающих до восторженных. Композитор Александр Константинович Глазунов писал: «Пьеса К.Р. подняла мой временно павший дух, и я, давно не сочинявший ничего, с удвоенной энергией взялся за писание музыки к этой изумительной, на мой взгляд, пьесе. Если мне удастся написать соответственную музыку, то я всецело обязан этим благоуханному таланту К.Р.».
Вторник. 28/9 1877 г. 3/4 12-го ночи... Пришла телеграмма от Папа, который уезжал в Кронштадт. Он приказывал быть на другой день в Исаакиевском соборе на благодарственном молебне по случаю взятия Тырнова. Я запорол горячку: написал Мама, прося ее иметь обедню раньше, примерил большие сапоги, так как следовало быть в парадной форме. Мне было очень неприятно, что сейчас после Причастия следовало лететь в город; было бы гораздо лучше не торопясь выслушать обедню и оставаться весь день в покое...
Помните о шотландских корнях великого русского поэта М.Ю.Лермонтова? Так вот что удивительно, Великий Князь и поэт К.Р. Константин Романов по линии Великой княгини Александры Иосифовны являлся потомком шотландского Короля Роберта Брюса (1274–1329). Кстати, при строительстве дворца в Константиновском Павловске отличится знаменитый шотландский архитектор. Дело в том, что гармоничный ансамбль с дворцом, парком и парковыми строениями начал возводить в Павловске шотландский архитектор Чарлз Камерон, принесший в Россию так называемый неогреческий стиль (или неоклассицизм). Живописные места Павловска напомнили Камерону родную Шотландию. Камерон также известен знаменитой галереей в Царском Селе, которая органично соединяется с Екатерининским дворцом. Весьма примечательно, что знаменитый Софийский собор Царского Села тоже строился Чарльзом Камероном. В 1802-1805 Камерон состоял главным архитектором Адмиралтейства в Санкт-Петербурге.
Известен факт, что Великий Князь Константин был у Государя Александра III и просил его разрешения поступить в монастырь. Ответ был такой: «Костя, если все мы уйдем в монастырь, кто будет служить России?» Сам по себе этот факт говорит об очень многом – Великий Князь не ценил своего положения и того, что происходит в так называемом высшем свете. Он желал бы полностью себя посвятить Богу и молиться за Россию и весь мир. В этой связи вспоминается предложение Императора Николая Второго Священному Синоду стать Патриархом России и возглавить Русскую Церковь. Это предложение поставило Синод в такой тупик, что Царь вышел с заседания рассерженным. Скорее всего, Царь-Мученик знал, что так и будет, но он свое дело сделал.
Вторник. 28/10. 1877 г. Настал день Причащения... Я сразу оделся в походную форму, т. е. в шитый мундир с палашами и большие сапоги. Одевшись, пошел с о. Арсением в церковь. Там, перед царскими вратами, поставили аналой с Крестом и Евангелием. Батюшка прочел молитвы, и я стал исповедоваться. Моя исповедь никогда прежде так долго не продолжалась, и батюшка так много и хорошо говорил. Но не было у меня моей прежней детской радости и покоя, которые обнимали все мое существо в прежние чистые годы после исповеди. А особенно эта проклятая предстоящая поездка в город нарушала нужный покой. Мама хорошо спала и сама проснулась. Мы стояли обедню внизу, народу совсем не было. Молиться я никак не мог, положительно, мой галстук, который все вылезал из-под воротника мундира, меня гораздо более озабочивал, чем предстоящее таинство. Вот до какого я дошел бездушия. Единственное, что было хорошего, это сознание своей недостойности. Когда мы с Мама подходили к Чаше, мне сделалось очень хорошо и я, как всегда в эти минуты, потерял всякое понимание. А причастившись, я опять попал в омут глупых житейских забот и опять мне мешал галстук, который все ерзал по накрахмаленному воротнику новой шелковой рубахи. Я жевал просвиру и не умел благодарить Бога. Потом мы скоропостижно удрали в город... Молебен служил Митрополит с множеством духовенства, все это было очень торжественно, но я был ужасно безчувственен...
Читая эти строки, К.Р. нельзя проникнуться уважением и восхищением от того, как тонко чувствовал религиозную жизнь К.Р.. Без сомнения – высокий религиозный подъем К.Р. способствовал созданию высокодуховных стихотворных шедевров. Старшая дочь Константина Константиновича Татиана вспоминала: «Зиму проводили в Мраморном Дворце. Перед своей свадьбой Отец устроил себе комнату, которая закругленной стеной с двумя окнами выдвигалась во внутренний двор. Посредине окон снаружи была во весь рост Икона Святого Равноапостольного Царя Константина и неугасаемая лампада на цепи висела перед Ней»
21 мая 1878 г. Я - флигель-адъютант, сегодня Государь пожаловал меня этим званием. Чего мне больше, за двадцать лет я получил все, чего может добиваться самый честолюбивый человек, даже Георгиевский крест есть у меня. Не знаю, как отблагодарить Господа Бога. Я прошу у Него только помощи и поддержки на честную и достойную жизнь.
Мы чувствуем в этих признаниях не дань обряду или церемониалу, не следованию этикету или семейному воспитанию, но искренность, признательность и благоговение перед Богом, идущие от теплоты верующего сердца. Конечно, душевная работа как раз и состоит в том, чтобы всячески поддерживать такое внутреннее настроение, чтобы не лишиться Благодати Божией. Надежды на помощь людей мало, ведь каждый в жизни борется и испытывает большие трудности. Не в людях спасение, а в Боге.
Крым. 1879 г. Около 4-х ч. пришли в Севастополь... Провели тяжелых 2 часа перед отъездом Царя, Царицы, Мама, Сергея и Мити. Полились слезы, настали минуты расставания. Оля, Мама плакали: я чувствовал, что слезы подступают к горлу, и также заплакал. От души благодарили Государя, Императрицу за их ласку и внимание. Мы остались втроем: Папа, Оля и я. Подъехали на северную сторону, на знаменитое военное севастопольское кладбище. Мне вспоминался 73 год, когда я был здесь с Ильей Александровичем; я тогда очень любил Лушкова и отыскал могилу его отца и имя его, вырезанное золотом на мраморе в церкви. Мы с благоговением входили в пирамиду церкви. Над входом мозаичный образ Христа. Я смотрел на эти величественные и тихие, кроткие черты – и, казалось, что хорошо должно быть лежать покойником под землей и отдыхать от трудов, забот и ран, когда их сторожит такой Сторож. Каждая икона в Церкви напоминает о времени, когда мертвые оставят свои могилы. Мы пошли по кладбищу, читая направо и налево на могильных камнях имена убитых, умерших от ран и страшные слова «братская могила». Солнце заходило, кладбищенский сад смотрел уютно и привольно, в теплом воздухе хорошо пахло цветами. Вспоминаются слова: «Подожди немного -- отдохнешь и ты...» Мы обедали на «Поповке» (корабль «Вице-адмирал Попов» - прим. авт.). С ужасом я ждал минуты последних поцелуев Оли - новые слезы. Хотелось бы сразу оборвать и разойтись в разные стороны. Привезли мы Олю на пар. «Константин»... Отъезжая на катере, я кричал Оле: «До свидания, Христос с тобою». Я слышал ее последние слова «Благодарствуй»…
И снова искренние чувства, простое сообщение с ближними, ничего нарочитого, все естественно с памятью о Боге.
Черное море. «Вице-адмирал Попов» 26. Май. 1879 г. «Поповкой» командует Балк. Общество, собирающееся у Папа, мне не особенно симпатично, за некоторыми исключениями. Нет никого, с кем бы я мог поговорить, не только отвести душу... Стараюсь обращать внимание на морские предметы. Не могу не сознаться, что вопросы государственные гораздо более меня занимают, чем частные морские предметы. Будь моя воля, я бы служил в гражданской службе. Но теперь моя обязанность быть моряком... Завтра утром может быть Батум...
Великий Князь покоряется воле Божией. Это послушание несомненно принесет для него добрые духовные плоды.
Батум. Май. 29. 1879 г. Перед нами открывался гористый берег, у подошвы горы расположен небольшой, невзрачный городок с несколькими мечетями. На краю косы, закрывающей батумскую бухту, лежит турецкое укрепление, посреди которого шест, чтоб подымать маячный огонь. Вход в бухту открытый и широкий, сама она не велика и не может вместить большой флот. Но частных судов приходит много, пароходы турецкие, английские, французские, австрийские держат сообщение с Трапезундом, а русские с Поти. Город населен турками, греками, армянами. В горах и отчасти в городе живут кабулетцы, аджары, лады и гурийцы… В 3 часа мы все съехали с Папа на берег. У пристани был выстроен почетный караул Владикавказского полка с множеством георгиевских кавалеров. Нас посадили в коляски, кто сел верхом. Осмотрели турецкое прибрежное укрепление. Папа посетил лагерные стоянки военных частей и госпиталь. Потом повезли в горы. У крутого моста Папа, я и Мирский тоже сели на лошадей и поехали в горы. С высоты открывался прекрасный вид на море и на окрестные горы. Сам город лежит в низменной, прибрежной и болотистой равнине, горы начинаются, немного отступив от берега. Горы здесь не очень высоки, но чрезвычайно живописны и покрыты свежей зеленью. Небо было покрыто облаками, и они закрывали снежные вершины внутреннего хребта. Около 7 ч. мы вернулись на «Поповку».
Задремали волны, Ясен неба свод, Светит месяц полный Над лазурью вод. Серебрится море, Трепетно горит... Так и радость горе Ярко озарит
Уже в этом раннем стихотворении в Константине обнаруживается незаурядное сердце. Да, в земном мире немало горя и бед. Но при Свете Божества еще ярче обнаруживается негодность тьмы и злобы и радость жизни по заповедям Божьим.
Русская Стратегия
ПРИОБРЕСТИ КНИГУ В НАШЕМ МАГАЗИНЕ:
https://vk.com/rysstrategia?w=product-128219689_10099286%2Fquery
|
