 «Культура» пообщалась с историком, специалистом по пищепрому, автором книг на аграрную тему Сергеем Рогатко.
— Что вдохновило ваш интерес к истории пищевой промышленности?
— Я имею военное, литературное и историческое образование; в девяностых успел побывать фермером, директором по продовольствию российско-австрийского предприятия, торговавшего мясными деликатесами в вакуумной упаковке, затем менеджером по продажам бакалеи. Случайно меня пригласили поработать корреспондентом в журнал «Провиант» — побывал в десятках командировок, писал о пищевых предприятиях и — первым в России — о нарождающихся торговых сетях. В какой-то момент предложили сделать цикл очерков о выдающихся продовольственных предпринимателях Российской империи — Елисеевых, Филипповых, Абрикосовых, Смирновых, Бугровых, Перловых, Терещенко… В течение года собрал много архивных материалов, и мне посоветовали издать книгу, которую выпустил «Пищепромиздат». Она стала основой для моей кандидатской диссертации, подготовленной в аспирантуре МГУ. Так я — человек далекий от аграрной науки, с неким опытом в сельскохозяйственном производстве — стал ученым-аграрником.
— Что такое фудология?
— Наука, исследующая агропромышленную интеграцию. Это общемировое устоявшееся понятие — речь идет о возделывании сырья, его переработке и реализации при участии государственных, общественных, частных и всех социальных сил. Пищеперерабатывающая отрасль не выделяется и не изымается из этой триединой интеграции. На Руси она формировалась со Средних веков в корпорациях мукомолов, хлебопеков, коврижников, квасников Новгорода и Пскова, а также Московского княжества — от них повелись названия старых московских улиц — Солянка, Мясницкая, Поварская, Большой Кисловский и Хлебный переулки...
С середины девятнадцатого века существовало два способа пищевой переработки — сельскохозяйственного и городского типов. В первом случае зажиточными помещиками и крестьянами-землевладельцами, имеющими значительные наделы, создавались мельницы, крупорушки, винокурни, пивоварни… Второй тип сегодня нам знаком куда лучше — он связан с ростом городского населения и концентрации капитала, субсидировавшего пищевую переработку. Крестьяне, занимавшиеся отхожим промыслом, так же стремились осесть в городах и завести какое-нибудь предприятие. В какой-то момент городская переработка вошла в противоречие с сельской. Вкусовые изыски дворянства, купечества и нарождающейся буржуазии формировали новые отрасли, и в целом пищевой переработкой стало выгоднее заниматься в городе, и сельский бизнес зачах.
Термин «пищевая переработка» в те годы не использовался. Начиная с семнадцатого века шла речь о переработке питательных веществ, под этим подразумевалось все, что потребляет человек. Министерства пищевых производств не существовало вплоть до июля 1917 года, когда Временное правительство при Министерстве торговли и промышленности учредило Отдел обработки бумаги, минеральных веществ, животных и питательных продуктов. Впрочем, первые ростки управления отраслью со стороны государства в Российской империи пошли еще в 1902–1905 годах от предложений земских организаций, на «Особом совещании о нуждах сельскохозяйственной промышленности» при Государственном совете. В тридцатые годы при советской власти создавались тресты и отраслевые союзы — «Союзмаслопром», «Союзмясо», «Союзмолоко». С учреждением Наркомата пищевой промышленности СССР в 1934-м управление стало централизованным; примерно в таком виде оно дошло до наших дней.
— Существовали ли в России оригинальные отрасли пищевой переработки?
— Нет, во всем мире процессы развития отрасли были идентичны. Менялись лишь приемы, способы, формы работы с пищевыми продуктами в русле местных традиций. В отличие от являющейся искусством кулинарии, пищеперерабатывающая отрасль надкультурна и наднациональна, и не важно, что перерабатывают — картошку или репу, бананы или оливки… Пища — самый стремительный путешественник, и уже с семнадцатого века на портовом архангельском рынке было буквально все — экзотические фрукты и любые восточные приправы, тростниковый сахар и изюм и прочее.
— Сейчас — иное дело, отрасль целиком монополизировали агрохолдинги…
— Причем во всем мире. У нас было так: в девяностых просел продовольственный рынок, стали рушиться колхозы. В ходе их приватизации крестьянам раздавали так называемые «ваучеры» — «розовые сертификаты» на владение бывшей колхозной землей. Большинство их продало, потеряло, пропило, а в магазинах стало шаром покати. Что делать? Когда пришел Путин, олигархи — по сути все богатейшие люди, связанные у нас с нефтегазовой сферой, — предложили нормальный по тем временам выход: инвестировать доходы от продажи полезных ископаемых в выкуп и обработку земли. Они-то и стали крупными землевладельцами. Начали строить и реконструировать перерабатывающие заводы, создавать агрохолдинги. Страна минимизировала закупки продовольствия за рубежом, обеспечив свою продовольственную безопасность. Сейчас многоотраслевые хозяйства расцвели пышным цветом. Если вдруг не уродился какой-нибудь урожай зерновых или бобовых, другая отрасль вытащит хозяйство…
— И таких многоотраслевых монстров…
— У нас более пятидесяти пяти только федерального значения. Монополисты правят бал, обеспечивая изобилие продукции в торговых сетях и год от года увеличивая валовый доход, а фермерские хозяйства, особенно малые, до 150–200 га, все стремительнее банкротятся. Последним оплотом исторического крестьянства у нас остаются редеющие ЛПХ — личные подворные хозяйства, и самозанятые. Но они — не товаропроизводители, люди обеспечивают лишь самих себя. При этом старятся, меняют наделы на городские квартиры, оставляют землю, на которой — как на дрожжах — разрастаются агрохолдинги. За счет их роста живут целые территории и города. Они и рапортуют властям о небывалых успехах, и это — правда! Но крупные агропредприятия работают по принципу «вал и прибыль» — это для них аксиома, первейшая цель, а страдает качество! Главным образом за счет стандартизации продукции, вырабатываемой роботизированными производственными линиями. Технологи-пищевики повсеместно озабочены лишь тем, чтобы их стандарты были приемлемы для получения прибыли!
При данной организации труда страдает и демография. Почему? Агрохолдинги не заинтересованы в существовании крестьян. Такого понятия в официальных документах уже почти не встретишь — в них фигурируют «сельскохозяйственные рабочие» или «сельские работники». При таком понятии возможно все: вот тебе малогабаритная квартирка в двухэтажке, фиксированный рабочий день и зарплата, но при этом ты оказываешься не вовлечен ни во что! У тебя даже нет огорода и личной живности. А потом приходит цифровизация и роботизация производства и ты в одночасье становишься безработным.
— Как же тогда поправить демографию?
— Вернуть само понятие «крестьянство» в документальный оборот и жизнь, и сделать крестьянина подлинным хозяином земли и плодов своего труда — сделать так, чтобы именно на земле развивался малый и средний бизнес! Следует давать крестьянам субсидии, причем не в виде денег-фантиков. Сейчас работает такая схема: даются семейной мясо-молочной ферме субсидии: безвозвратный миллион рублей на подъем, если все получится, все отработает, за все отчитается — дадут еще три. Но это все уже не работает! Сразу нужно давать материальный кредит, причем надолго, на 25–50 лет: дом — коттедж не менее 150 метров площади, линию отраслевой переработки, соответствующий автопарк и гарантию в виде федерального закона, что твою продукцию станут брать на реализацию в торговых сетях..
— Чему они станут всеми силами противиться…
— Да, сейчас у них железная смычка с крупными агрохолдингами. Там огромные торговые обороты — как от самостоятельных городских пищеперерабатывающих заводов, так и от агрохолдингов. Поэтому я предлагаю законодательную инициативу о «государственном крестьянстве», и у меня накопился целый ворох отписок от всех органов власти. Отмахиваются: у нас, дескать, все замечательно! Только люди рожать не хотят, а почему? Потому что в крупных городах все труднее и труднее рожать… Строится много жилья, но мало реальных рабочих мест. Олигархи формально у нас не у власти, но они существуют, лоббируют законы, владеют акциями торговых сетей и агрохолдингов. Фермер им не интересен.
— Можем ли мы возродить традиции крупнейших пищевиков Российской империи, которые дорожили репутацией и кормили всю страну?
— Увы, нет. До Первой мировой войны у нас держалась переработка сельскохозяйственного типа — на заводах зажиточных крестьян, их крупорушках, винокурнях, пивоварнях, сахароварнях, картофеле-паточных заведениях и прочее. Отчасти им помогало земство, но крупный капитал в города конкурентов не допускал. Все же баланс как-то сохранялся до революции, а потом все было разрушено и народилось то, что народилось.
— Знакомый фермер, приобретя необходимое и дорогое оборудование, произвел вкусный сыр, сертифицированный санэпидстанцией, и понял, что себестоимость каждого килограмма натурального продукта превышает три тысячи рублей и он никогда не выйдет в прибыль.
— Сегодня каждый выживает на земле как умеет, я же предлагаю другое: подарить крестьянам базис — обеспечить материальным кредитом, о котором мы уже говорили, на тридцать — пятьдесят лет. Потихоньку выплачивая заем, фермеры будут жить на зарплату, но работать только над качеством продукции и заниматься собственной семьей. Это совсем другая история — вложение в человеческий капитал! Я предлагал сделать пилотные варианты по некоторым регионам… И тогда цены на, скажем, этот сыр, станут понемногу падать. Пока бедняге требуется закупать корма, электричество, ГСМ, они увеличивают эту цену. Иное дело, если государство поможет семьям, готовым производить качественный готовый продукт и рожать по восемь — десять детей — это будет совсем другая Россия. Та, о которой мечтали Столыпин и Кривошеин.
— Тем временем, молодежь убегает в города, и страна вымирает…
— Потому, что рожать в двушке-однушке невозможно — каждой семье, чтобы стать многодетной, нужен свой дом и при нем собственное рабочее место. Не агрохолдинг, а земля и хозяйство — даже ежу это уже понятно, но только не властям!
— Как же победить пожирающего нас продовольственного левиафана?
— Только политическим поворотом сверху. Власть должна осознать, что надо сделать маленький крен, этакий «пятиградусный флюкт», в который будет заложена законодательная инициатива о возрождении государственного крестьянства с обеспечением всех соответствующих инструментов, начиная с собственного коттеджа и предприятия и кончая заботой о сельской многодетной семье. Этот механизм станет опорой возрождения нового крестьянства. Из года в год надо растить прослойку государственного крестьянства, которую будет уже ничем не разрушить. Дабы в деревнях рождалось новое русское племя, которое знало бы труд, веру, семью и государя. И ничего более: оно-то и станет базой новой России — новых русских людей в истинном, а не издевательском смысле слова, как это было в девяностых. Страна обновится лет в пятьдесят — вы Россию не узнаете! Она ведь исторически возрождалась из деревни: солдаты, купцы, ремесленники рождались на земле. У нас было восемьдесят процентов сельского населения, сейчас и тридцати не наберется, а надо хотя бы сорок, а лучше — шестьдесят!
— Только вот жить в это время прекрасное уж не придется мне и тебе!
— Возможно, и никому! Главное: сейчас решается вопрос — станем ли мы суверенной Россией, государством-цивилизацией. При усиливающемся вырождении сельского населения это физически неосуществимо. Тем более что агрохолдинги способствуют замещению населения, завозя трудовых мигрантов. Там, где они не спешат вкладываться в роботизацию и цифровизацию, они завозят дешевую рабочую силу. Итак, три фактора убивают жизнь на земле: демография, качество готового продукта и миграционная проблема. Самобытное хозяйство на земле, ставшее делом поколений, — единственная основа демографического роста и культурного возрождения страны. Мегаполисная экономика, которая сейчас рулит всем, не подразумевает сохранения ни населения, ни самобытной культуры, является проводником глобалистских идей, нивелирует содержание и формы государственной и народной жизни.
— По сути, возрождение нормальной сельской жизни и труда является глобальной основой антиглобалистской повестки!
— Безусловно, глобалисты сегодня теснят и изничтожают сельскую жизнь во всем мире, крестьянин повсюду унижен, оскорблен, разорен. Нам же надо подумать о себе, и чем быстрее — тем лучше!
Рогатко Сергей Александрович — кандидат исторических наук, член Российского национального комитета по истории и философии науки и техники ИИЕТ РАН, член Союза писателей России. Специалист по проблемам агропромышленной интеграции, исторической правовой агропромышленной экспертизы, наукоемкого мониторинга, автор книг и статей по продовольственной тематике.
https://portal-kultura.ru/articles/country/363716-istorik-pishcheproma-sergey-rogatko-samobytnoe-khozyaystvo-na-zemle-osnova-demograficheskogo-rosta-i/ |
