Среди планов 104-го сезона Российского академического молодежного театра — премьера «Лета Господня» по одноименному роману Ивана Шмелева и продолжение сотрудничества с коллегами из ДНР. Марина Брусникина рассказала «Культуре» о семейном спектакле, удивительной команде и понимании своего места.

— Для нового сезона в РАМТе вы готовите премьеру — «Лето Господне» по роману Ивана Шмелева, который до сих пор не ставился на театральной сцене. Чем, как режиссера, вас привлек этот текст?

— Это моя старая мечта. Там много света, много радости, много детства. И в то же время много настроения горя, потери, трагедии. При этом мне кажется, что текст Шмелева очень театральный. Даже странно, что роман до сих пор не поставили.

Лет шесть назад я рассказала о своем замысле худруку РАМТа Алексею Владимировичу Бородину. Он ответил: «Да, Марина Станиславовна, давайте, думайте». Все эти годы идея висела в воздухе. Когда я пришла в театр в качестве главного режиссера, он предложил: «А помните, вы хотели сделать…» Я говорю: «Помню». — «Делайте». Так все совпало.

Мне кажется правильно, что именно сейчас мы ставим «Лето Господне», потому что тоже живем в момент меняющегося мира.

— При всей театральности роман, можно сказать, бытописательный. Добавите действия?

— У Шмелева изумительный текст, через него трудно пробраться. Он такой сложносочиненный и, да, описательный. Конечно, в театре другие законы, действие необходимо. Моя задача — любую описанную там ситуацию визуально или образно сделать адекватной словам. А бытописание… Не кажется мне этот роман только бытописательным.

Это взгляд взрослого человека уже из другой жизни на жизнь свою прежнюю, на детство. Как, знаете, достают драгоценности с затонувшего корабля: не так, что достали всё, что там было, а высвечиваются лишь определенные вещи. Например, в романе «Лето Господне» вообще нет матери и нет других детей. В жизни у героя мать была, и в семье росли шестеро братьев и сестер. Но Шмелев ни слова про них не пишет.

— Кто стал автором инсценировки?

— Драматург Андрей Стадников сделал нам вариант текста. Дальше по ходу репетиций работаем над ним совместно с актерами. Художник — Нана Абдрашитова, прекрасный сценограф. Последние свои спектакли я делаю с ней.

— «Лето Господне» — роман о детстве. Но вспоминает о нем взрослый человек. Для какой аудитории предназначен спектакль?

— Это семейный текст, и, соответственно, будет семейный спектакль. Недавно одна замечательная актриса рассказала мне, как она начала читать роман и как ей было очень трудно, а ее тринадцатилетний сын проглотил его залпом. Сказал: «Мама, ты что, не понимаешь, что это такое?»

Шмелев писал роман 14 лет. И это позволяет нам сделать трех героев разных возрастов: маленький мальчик и два актера — молодой и старше. Когда смотришь на фотографии Шмелева в молодости и в конце жизни, возникает ощущение, что это два разных человека.

— Можно назвать актеров?

— У меня прекрасная команда: Евгений Редько, Александр Девятьяров, Денис Шведов, Анна Тараторкина, Алексей Блохин, Татьяна Матюхова, Тарас Епифанцев, Денис Баландин, Алексей Мишаков, Владимир Зомерфельд, Дмитрий Бурукин, Полина Калёнова, которую только недавно взяли в театр из Щукинского училища, прекрасная Антонина Писарева. И маленький мальчик.

— Событием театрального лета стала открытая репетиция с актерами Донецкого молодежного театра, которой вы завершили сезон. Как возникло партнерство с коллективом из ДНР?

— У нас РАМТ — Российский академический молодежный театр. И в Донецке РАМТ — Республиканский академический молодежный театр. Есть программа сотрудничества: мы делимся декорациями, костюмами, оборудованием, донецкие актеры участвуют в мастер-классах. В первый их приезд я вела мастер-класс по мастерству. Потом возникла идея сделать эскиз спектакля, который можно было бы уже на донецкой сцене доделать и играть.

Я предложила «Ясным ли днем» Виктора Астафьева. Очень люблю этого автора.

Как всегда у него, текст грандиозный по содержанию: ветеран Великой Отечественной, инвалид, едет на медкомиссию в город и на обратном пути знакомится на вокзале с ребятами, которые отправляются служить срочную. Время мирное, но он возвращается воспоминаниями в войну. Тем, кто воевал, казалось, что эта война будет последней на Земле. Пережив такое, люди уже никогда не будут воевать. Но война не заканчивается, она бесконечная. А вокруг такая невероятная красота жизни…

Мы за две недели сделали эскиз — такой коллективный рассказ. Ребята в донецком РАМТе замечательные. Очень разные, с яркими индивидуальностями. Трудились с утра до ночи, не выходили из театра. Даже текст выучили, хотя я говорила, что можно ходить с листочками. И результат, который мы показали, произвел впечатление. Понятно, что еще не было достаточной степени свободы, владения ситуацией и текстом, но они ее добьются. Они — удивительная команда в смысле желания, понимания, открытого слуха.

— В августе исполняется год, как вы стали главным режиссером РАМТа. Можно подвести первые итоги?

— Моей задачей на этот год было приглядеться, присмотреться, понять свое место и помогать Алексею Владимировичу. И эту задачу — помогать, мне кажется, я выполняю. На Маленькой сцене РАМТа я выпустила спектакль «Здесь дом стоял» — познакомилась со старшим поколением. Пока я, так скажем, внедряюсь. Стараюсь не навредить, не испортить, но воспринять и понять, куда можно двигаться. Грядущий сезон мы с Бородиным спланировали вместе.

РАМТ — успешный театр. Семейный. Интересный, небанальный. Там множество клубов замечательных, огромная работа ведется со зрителями, всё это налажено. Театр имеет свою ауру, диапазон, манеру общения. Когда начинается с детьми сюсюканье, заигрывание, я этого вообще не понимаю, потому что прекрасно помню себя в детстве. Я ни секунды не ощущала себя маленьким человеком. В РАМТе с детьми говорят на взрослом языке. Для меня это, может быть, самое важное.

— Алексей Владимирович готовит вас в преемники?

— Он меня «купил» одним вопросом: «Марина, не хотите ли вы продолжить дело Марии Осиповны Кнебель»? (М.О. Кнебель стала главным режиссером Центрального детского театра, завершив карьеру во МХАТе. — «Культура».) Так начал разговор — что тут ответишь? У Бородина планы — вырастить меня, передать мне руководящие функции, чтобы как можно больше освободить себя. А он, я считаю, просто должен ставить спектакли.

Мне очень нужен Алексей Владимирович, потому что я впитываю и впитываю. И не перестаю благодарить судьбу за такой поворот. Мало таких величин, у которых можно учиться. У меня был Олег Николаевич Ефремов, потом Олег Павлович Табаков. Константин Аркадьевич Райкин в тот период, когда мы вместе работали, мне многое дал. А сейчас это происходит с Алексеем Владимировичем. Удивляюсь его мудрости, культуре, интеллигентности, уму, тому, как он ведет театральное дело.

— Придя в РАМТ, вы сказали, что оторвали себя от МХАТа. Больно было?

— Это тяжелый, сложный поступок, абсурдный по сути. Я почти 40 лет проработала в Московском художественном театре, множество разных периодов пережила. Была и актрисой, и режиссером, и помощником нескольких художественных руководителей: сначала Табакова, потом Женовача, потом Хабенского. При мне этот театр менялся. Я уже не говорю о периоде, когда там был мой учитель, Олег Николаевич Ефремов. Во МХАТе мне дорого всё, вплоть до коридоров, по которым ходила всю жизнь, и лестниц, по которым теперь поднимаюсь как гость.

Я создала там театр в театре: всё, что касается «Круга чтения», вечеров прозы и поэзии. Много сделала спектаклей, вытекших из этого литературного направления. Собралась своя команда прекрасных артистов. То есть я была там нужна.

Сейчас я понимаю, что нужна в РАМТе. Может быть, этот аргумент самый главный для меня. Хотя у меня нет ощущения, что я улетела на другую планету. Есть Школа-студия, где я веду курс, она с МХТ сильно пересекается. У меня прекрасные отношения с Константином Юрьевичем Хабенским, и я ему благодарна за то, что он все равно втягивает меня во мхатовскую жизнь.

— Возвращение возможно?

— Ничего никогда не планирую. Жизнь непредсказуема совершенно. Где мы окажемся через какое-то время? Знала ли я, что окажусь в РАМТе в качестве главного режиссера? Да никогда в жизни!

— В августе еще одна дата — шесть лет, как ушел из жизни Дмитрий Владимирович Брусникин, ваш муж и коллега. Чему эти годы вас научили?

— Научили жить одной… Нет, я, конечно, не одна. У меня прекрасная сестра, сын, невестка, внуки, друзья, ученики, я очень благодарна судьбе за это. Сказать, что я стала самостоятельнее — нет. Более мужественной, менее романтичной — да. У меня вообще не осталось идеализма. Наверное, это самая главная перемена.

Я потеряла Диму, через девять месяцев — папу, еще через девять месяцев — маму. То есть мой мир рухнул за два года. А жизнь при этом продолжается. Но уже нет ощущения защищенности, когда знаешь, что все твои трепыхания, всё, что с тобой происходит, есть кому выложить — и тебя выслушают, поймут, утешат, успокоят, скажут, как надо.

Я знаю, что это случается не со мной одной. Вот это столкновение с горем, когда понимаешь: хочешь — ори, хочешь — сойди с ума, но ничего не изменишь. Тема конечности, быстротечности жизни есть практически во всех моих работах, во всех текстах, которые я выбирала. Но именно с наступлением таких ситуаций однозначно понимаешь: любое счастье, любая радость отбирается в одну секунду.

— Во всяком крушении заложено начало. Жизнь не прерывается.

— Только так и живу. Занавес закрылся — иду дальше.

https://portal-kultura.ru/articles/theater/363740-glavnyy-rezhisser-ramta-marina-brusnikina-my-zhivem-v-moment-menyayushchegosya-mira/