Ярославская тюрьма особого назначения… Здесь отошёл ко Господу священномученик архиепископ Димитрий Любимов. По преданию его последний вздох принял его ближайший сподвижник епископ Нарвский Сергий (Дружинин).
После ареста владыки Димитрия именно он занял его место – руководителя административного центра «иосифлян» в Петрограде.
Иван Прохорович Дружинин родился в 1863 г. в деревне Новое Село Бежецкого уезда Тверской губ., в зажиточной крестьянской семье. Самостоятельно изучив грамоту, юноша 18 лет от роду приехал в столицу, где его двоюродные сестры пребывали монахинями Воскресенского Новодевичьего монастыря. Здесь он некоторое время работал вагоновожатым конки, а затем поступил послушником в Спасо-Преображенский Валаамский монастырь. 6 лет спустя будущий владыка был принят в известную подвигами святителя Игнатия (Брянчанинова) Свято-Троицкую Сергиеву пустынь.
Здесь, неподалёку, в Стрельне в Константиновском дворце жил в летнюю пору его последний хозяин великий князь Дмитрий Константинович, а в Павловске - его старший брат Константин Константинович, поэт К.Р. со своим многочисленным семейством. Будучи благочестивыми людьми, они часто бывали в монастыре на богослужениях. Как рассказывал епископ Сергий на допросе: «После службы гости иногда заходили к настоятелю, и мне приходилось их принимать, угощать чаем и “монастырским хлебом”. По выбору и приглашению великих князей Дмитрия Константиновича и Константина Константиновича, я был назначен совершать богослужения во внутренней дворцовой церкви Стрельнинского дворца в течение лета, а с 15 августа по 21 мая - в Павловском дворце».
Два года спустя Константин Константинович просил молодого иеромонаха стать духовником его семьи. О. Сергий ответил отказом, ссылаясь на свою богословскую неподготовленность, но в тот же день, после личных просьб всех старших представителей Константиновичей, в том числе королевы эллинов Ольги Константиновны, согласился.
Великокняжеским духовником он был целых 18 лет, до ареста весной 1918г. большинства членов этой ветви Романовых. Только один раз он надолго расстался с ними, когда во время Русско-японской войны был послан военным священником в Маньчжурию, в действующую армию.
Константиновичи были известны своей широкой благотворительной деятельностью, финансируя десятки школ, приютов, богаделен и т.д. В этой деятельности активно участвовал и о. Сергий. В частности, дважды в год – к Рождеству и Пасхе передавал он со своей сопроводительной запиской пакет просьб о помощи жителей поселков Стрельни, Сергиево и паломников пустыни к великому князю Дмитрию Константиновичу, который выдавал на всех 500-700 рублей.
О своих монархических убеждениях и теплых чувствах к великим князьям и императорской семье епископ Сергий открыто говорил на допросах: «В семье Константиновичей мне пришлось встречаться и с самим царем, бывавшем на семейных торжествах у великого князя… Последнюю свою встречу с царем я имел на Рождестве в 1916 г., когда государь со мной беседовал довольно продолжительное время. От облика царя у меня осталось впечатление, что это был человек кроткий, смиренный, удивительно скромный, в обращении более, чем деликатный, с приятным взглядом. Поэтому факт отречения Государя от престола я встретил с огромным сожалением, скорбел за помазанника Божьего, т.к. я лично был самым тесным образом связан с интересами династии и был всем обязан царскому строю. Временное правительство оказалось неспособным управлять таким государством, хотя в его составе были все люди с высшим образованием. Как и государственная дума которая 10 лет шумела, кричала, а ничего не сделала».
Надо отметить, что подобные верноподданические чувства разделялись в то время многими простыми верующими.
После революции, унесшей жизни четверых Константиновичей, королева эллинов Ольга Константиновна предложила о. Сергию уехать с ней в Грецию. Но он отказался, считая невозможным покинуть свою братию в годину смуты. Революцию будущий священномученик воспринял, как «тягчайшее бедствие для страны, означающее безвозвратную гибель прежней России».
Тем не менее о. Сергий верил, что советская власть продержится недолго, что уцелевшие Константиновичи вернутся, и он вновь будет их духовником. Уцелевшие в свою очередь не забывали своего пастыря. Князю Гавриилу даже удалось передать ему поклон через выезжавшего за границу с капеллой певчего Спаса-на-Крови…
За свою близость к Императорскому дому немало пришлось вынести о. Сергию. Из родной обители, настоятелем которой он стал в годы Первой мировой, будущий владыка был выдворен из-за интриг обновленцев и с 1920 г. служил в церкви Андрея Критского на станции Володарской (ныне Сергиево). В 1924 году прихожане собрали несколько тысяч подписей в поддержку прошения о епископской хиротонии любимого пастыря. Однако, Епископский совет епархии выступил против – у кандидата не было богословского образования. Тем не менее прошение верующих было удовлетворено – хиротонию возглавил сам патриарх Тихон.
После провозглашения митрополитом Сергием Страгородским новой церковной политики и отложения от него значительной части духовенства и мирян, владыка Сергий принял сторону последних, объяснив это так: «К «истинно-православным» я примкнул сознательно и вот почему: советская власть безбожная, а раз она безбожная, она недолго просуществует. Поддерживать безбожную власть – это стать самому безбожником. Митрополит Сергий своей декларацией поддерживал советскую власть и повел церковь Христову по ложному пути на погибель». Епископ Нарвский был убеждён, что «если бы после смерти Тихона был созван второй Поместный Собор в целях избрания нового Патриарха, то этот собор, как и собор 1917—18 гг., должен был бы заявить во всеуслышание, что Церковь Православная Советскую власть не намерена признавать, как власть безбожную».
Примкнув к иосифлянам, владыка Сергий стал служить не только в церкви Андрея Критского, но и в кафедральном соборе ИПЦ – храме Воскресения на Крови. Здесь, после служб, на квартире настоятеля протоиерея Василия Верюжского за чаепитием нередко собирались руководители «тихоновской церкви» для обсуждения насущных вопросов. Частым участником этих совещаний был и епископ Нарвский.
Храм Воскресения на Крови в ту пору стал настоящим бельмом на глазу ОГПУ. Вот, что говорится о нём в «Обвинительном заключении» по «делу ИПЦ»: «В этот образовавшийся в Ленинграде церковно-административный центр организации тайком потянулись со всего Союза самые реакционные, изуверские, черносотенные элементы, видевшие в этой вновь возникшей организации возможность оказать сопротивление победоносному социалистическому наступлению в стране. Контрреволюционно настроенные монахи и монашки из закрытых и разгромленных монастырей, бродячие, безместные попы, юродивые и бесноватые, руководители кулацких, церковных, черносотенных групп – весь этот темный контрреволюционный элемент, заслышав о существовании центра истинно-православия, устремился в Ленинград к храму Воскресения».
В условиях больших войн традиционным явлением становятся ускоренные офицерские курсы, призванные восполнять теряемые на фронте кадры. В схожем положении в годы гонений оказалась Русская Церковь. Потерю кадров – арестованных, расстрелянных исповедников – призваны были восполнить тайные монахи и епископы, чей постриг и рукоположение массово осуществлялось руководителями ИПЦ. «Политические мотивы введения тайного монашества заключались в стремлении увеличить кадры надежных для Церкви лиц, которые были ценны уже тем, что не могли изменить ей; и, во-вторых – они с большей безопасностью и более незаметно могли распространять «истинное православие» и работать в духе контрреволюционных установок организации, в духе борьбы с безбожной властью», - читаем в документах ОГПУ.
Среди епископов, тайную хиротонию которых провели владыки Димитрий и Сергий, первым стал епископ Серпуховской Максим (Жижиленко), бывший врач патриарха Тихона. Хиротония была совершена в храме на Пискарёвке по просьбе части верующих города Серпухова. В юрисдикции владыки Максима находились 18 приходов в Серпухове, приходы в Коломне,Звенигороде, Переславле-Залесском и ряде других городов. После ареста епископа Алексия (Буя) в марте-мае 1929 года епископ Максим окормлял также и воронежских и украинских иосифлян. Владыка был арестован в 1929 г. и направлен на Соловки. Здесь вместе с епископами Виктором (Островидовым), Иларионом (Бельским), а также другими священнослужителями, совершал тайные богослужения в лесу. В декабре 1930 священномученик Максим был вновь арестован в рамках дела «нелегальной черносотенно-клерикальной и церковно-монархической организации „Истинное Православие“» и расстрелян 4 июня 1931 года. Похоронен на Ваганьковском кладбище.
Постриги тайных монахов проходили преимущественно на квартирах. В частности в доме Мельниковой на Володарке где жил епископ Сергий. Одна из пострижениц владыки монахиня Ия (Репина) впоследствии подробно описала свой постриг на допросе и, открыто исповедуя свою принадлежность к ИПЦ, заявила: «Не могу радоваться разрушению церквей и гонению, а также преследованию веры Христовой, как радуется митр. Сергий…»
После ареста епископа Димитрия Гдовского владыка Сергий Нарвский, как следует из документов ОГПУ, «стал продолжать руководить организацией т.н. иосифлян совместно с епископом Докторовым Василием». Священномученик Василий, епископ Каргопольский, с 1928 года совершал в Петрограде тайные постриги. 7 декабря 1930 года он был арестован по делу «Истинно-православной церкви». На допросе заявил: «видя и слыша попрание святой веры Христовой богоотступниками, решил твёрдо и согласен страдать с людьми Божьими даже до крови, готов идти ради Христа на смерть». .Заключение владыка отбывал в Ярославском политизоляторе, позже на Соловках. По освобождении продолжал тайное служение и был расстрелян в 1940 году.
Епископу Сергию недолго пришлось замещать владыку Димитрия. Он был арестован в один день с епископом Василием. Следствие велось более полугода, обвинительное заключение было составлено 30 мая 1931г. на 76 человек, в том числе 50 священнослужителей. Постановлением Коллегии ОГПУ от 8 октября 1931г. епископ Сергий был приговорен к 5 годам лишения свободы.
Владыка был подвергнут шести допросам с 17 февраля по 15 марта. Он вел себя мужественно и открыто исповедовал не только истинное Православие, но и монархические взгляды: «Я считал, что церковь Советская власть стремится уничтожить, разрушает и издевается над святынями, и что сама православная церковь не может оставаться безучастным зрителем всех этих мероприятий со стороны Соввласти, а скорбит и должна бороться за свое существование… Будучи 20 лет духовником великих князей, я был целиком предан им. Государя я считал и считаю помазанником Божьим, который всегда был с нами, с нами молился и вместе с нами вел борьбу с хулителями церкви… За его убийство, за убийство наследника я ненавижу большевиков и считаю их извергами рода человеческого. За кровь Помазанника Божьего большевики ответят. За все, что большевики совершили и продолжают совершать, за расстрелы духовенства и преданных церкви христовой, за разрушение церкви, за тысячи погубленных сынов отечества большевики ответят, и русский православный народ им не простит. Я считаю, что у власти в настоящее время собрались со всего мира гонители веры христовой. Русский православный народ изнывает под тяжестью и гонениями этой власти… Я и мои единомышленники считали, что истинное православие через церковь приведет разоряемую большевиками Россию к нашей победе, к победе над врагами и гонителями веры православной».
По отбытии срока в ярославской тюрьме владыка Сергий был сослан в Йошкар-Олу, где стал проводить тайные богослужения. Мученику уже перевалило за 70, заключение и лишения пагубно сказалось на его здоровье. Обращаясь за помощью в Политический красный крест, возглавляемый Екатериной Пешковой, он писал: «Дала мне уголок одна бедная монашенка, и вот за мной она ухаживает. Я сам ничего не могу, руки мои мне служат плохо. На дороге меня всего обобрали, и я чуть не замёрз без одежды тёплой. Спасибо нашлись добрые люди и проводили меня до церкви, а случайно я встретил в Казани Епископа Авраамия, который ехал в Архангельск в ссылку из этого города, и он мне дал адрес. Вот поэтому я и добрался, а то бы валялся где-нибудь, как замерзлый чурбан».
Несмотря на болезнь и полную нищету, владыка Сергий продолжал своё служение, окормляя верующих иосифлян Марийской и Вятской областей. Кроме того он поддерживал связь с навещавшим его епископом Илларионом (Бельским), после отбытия срока в Соловецком лагере проживавшем в ссылке в Козьмодемьянске. Священномученик Иларион был арестован и расстрелян в августе 1937 года.
В 1937 году стартовал второй этап разгрома Истинно-Православной Церкви. В этот период приняли мученическую кончину практически все исповедники, которых эта чаша миновала в начале 30-х.
Среди других был снова арестован старец-епископ Сергий (Дружинин). В обвинительном заключении говорилось: «Дружинин Иван (он же Сергей) Прохорович, как непримиримый враг существующего строя Советской власти, на всем протяжении ее существования вел активную контрреволюционную борьбу за свержение последней и установление монархического строя… Прибыв на место ссылки в город Йошкар-Ола, он активно возобновил свою контрреволюционную деятельность, группируя вокруг себя враждебно настроенных лиц к Советской власти преимущественно из духовенства, монашек, которые среди населения города Йошкар-Ола и окружающих деревень вели контрреволюционную пораженческую агитацию, распространяли слухи о скорой войне и гибели Советской власти».
Всего по делу епископа Сергия проходило 19 человек, из них осудили 18: самого Владыку, о. Харитона Пойдо, 15 бывших сестер Богородице-Сергиева монастыря и мiрянку Булыгину. Все арестованные сестры вели себя на допросах очень мужественно и виновными в контрреволюционной деятельности себя не признали. Впрочем, в то время особых доказательств вины для расправы и не требовалось. Уже 11 сентября 1937г. Тройка Управления НКВД по Марийской АССР приговорила епископа Сергия, священника Харитона Пойдо, монахинь Антонину (Шахматову), Анастасию (Задворову) и Евдокию (Стародубцеву) к высшей мере наказания, а остальных обвиняемых к 10 годам лагерей.
17 сентября приговор был приведён в исполнение на Мендурском полигоне. Расстрелянных в Йошкар-Оле закапывали в общих ямах на Березовском и Марковском кладбищах, но во второй половине 37-го места там уже не хватало, и, получив из Москвы разнорядку на расстрельные приговоры, чекисты заготовили десятки стандартных ям в сосновом бору по старому Кокшайскому тракту в нескольких верстах от города. Позднее местные жители как-то узнали об этих местах, и верующие, в том числе из катакомбной паствы владыки Сергия и других пастырей, приезжали сюда помянуть невинно убиенных и помолиться мученикам.
Русская Стратегия |
