Каждый раз, собираясь в Тульскую губернию в её естественных границах начала ХХ века, я вспоминаю, когда и при каких обстоятельствах это  знакомство началось? А началось оно очень давно. Летом 1980 года  приятель – ровесник, живший с нами в одном подъезде, подарил  страницу, вырванную  из научно -  популярного  журнала «Наука и жизнь».  На ней были изображены в цвете гербы уездных городов Тульской губернии, включая Тулу. Названия звучали почти как музыка – Епифань, Одоев, Крапивна, Белёв, Новосиль.

   Признаться,  подарок друга озадачил меня. Причём здесь Тула  и Тульская губерния?  И моя мама, и её родители родились в Москве. И, большую часть своей жизни здесь же и прожили. Отец мой был уроженцем Михайловского уезда Рязанской губернии. В Москву его семья бежала из родного села в 1929 году, спасаясь от объявленной товарищем Сталиным сплошной коллективизации и ликвидации кулачества как класса.

   Правда мама  иногда вспоминала о том, что бабушка её отца, т.е. моего дедушки профессора С.А. Кудряшова (1892 – 1949), которую звали Анна Андреевна, владела имением где-то под Тулой. Она же и посоветовала своему младшему внуку Сергею по окончании 1-й мужской классической гимназии, что на Волхонке, держать экзамен в Петровскую сельскохозяйственную академию.

   Имение  было и у родителей маминой мамы, Т.А. Кудряшовой (ур. Мейнгард) (1998 – 1976), и, тоже, где-то под Тулой.

   О нём мне периодически рассказывала мамина тётушка Мария Александровна Мейнгард (1895  - 1985), когда я навещал её в конце 1970-х – первой половине 1980-х в  маленькой комнатке с балконом в  коммунальной квартире в районе Шаболовке.  

   Со слов тёти Маруси, а именно так родственники называли нашего «матриарха», запомнились названия железнодорожных станций, откуда они всей семьей  приезжали в Воейково и Лески. Это Скуратово и Горбачёво. Каюсь, рассказы тёти Маруси я слушал не столь внимательно, как следовало. Как  говорится,  в одно ухо влетело, в другое вылетело.

   Ещё в студенческую пору я каждое лето приезжал погостить на несколько дней к бабушкиной двоюродной сестре в Петербург. Уже после того, как тётю Марусю мы проводили в последний путь,  я как говорится, с пристрастием стал расспрашивать петербуржскую родственницу, о родне, о дореволюционном житье – бытье. Но, увы, она знала меньше об этом, чем тётя Маруся, поскольку родилась около 1910 года.

  Тем, кто не застал времена «развитого социализма», я хочу напомнить о том, что тогда отношение к генеалогии  было совсем иным.  Оно было где-то на грани  высокомерного пренебрежения с негативом. Причём, с некоторой долей подозрительности: а зачем это нужно?  Ведь от  генеалогии, как говорится, за версту несло чем-то явно чуждым тому обществу, которое строили в СССР, или об эту пору делали вид.

   Сошлюсь на такой пример. В Московском государственном заочном педагогическом институте – МГЗПИ, где я учился в 1980 – 1985 гг. на историческом факультете, нам на втором курсе читали в осеннем семестре курс ВИД – Вспомогательные исторические дисциплины. По моему, 3 месяца 1 раз в неделю. Не помню, рассказывали нам про генеалогию, или, нет. Но, зато хорошо  запомнилось, как преподавательница, читавшая нам всё на том же 2-м курсе «Историю СССР XIX век», на одной из лекций обронила фразу о генеалогии с крайним  пренебрежением. Дескать, генеалогия, это пустая трата времени. В наше время, а на дворе стоял 1981 год, ещё встречаются чудаки, которым заняться больше нечем, вот и копаются в своей родословной, пытаясь найти среди своих предков особ «благородных  кровей». Кстати, эта преподавательница славилась тем, что на лекциях пересказывала учебник один в один. Однокурсницы пару – тройку раз её незаметно проверили. Точно! Ни слова от себя!

   В начале 1990 года мой двоюродный дядюшка Александр Сергеевич Мейнгард (1928 – 2004) сдал запрос в Московский областной  государственный   архив – ГА МО на «Калужской»,  относительно нашего пращура Александра Адольфовича Мейнгардт (1825  - 1894), инженера – архитектора. Вот тогда, из архивной справки мы узнали о том, что он был уроженцем Петербурга, а в 1850-х гг. служил в Туле. Он состоял чиновником Тульской губернской дорожной и строительной комиссии, и, одновременно, служил инженером – архитектором в Александровском Тульском кадетском корпусе.

   Архивная справка стала для меня первым звонком. Пора  ехать в Тулу. И в октябре 90-го на выходные  дни я впервые приехал в город оружейников. И он меня принял. Погода стояла ясная, можно сказать солнечная. Успел тогда осмотреть Кремль, музей оружия,  музей самоваров, художественный музей. В день отъезда посетил Государственный архив Тульской области – ГАТО и оставил запрос по интересующим меня фамилиям.

   Недели через две пришёл ответ.

   Из архивных справок следовало, что не только инженер  - архитектор А.А. Мейнгардт был связан с Тульским краем. Его тесть Карл Фёдорович Мориц (1799 – 1870), тоже служил в Туле. Доктор медицины, старший лекарь госпиталя  Императорского  оружейного  завода.

   Из другой архивной справки я узнал, что   бабушку моего дедушки С.А. Кудряшова (Кудряшёва)  действительно  звали Анной Андреевной. Фамилию она носила по мужу – Вицинская. В девичестве Долинино – Иванская. Исходя из того, что родилась Анна Андреевна в 1828 году, можно было прийти к  выводу о том, что предки её жили в Тульской губернии в 1820-х гг.

   А дальше для меня прозвучал второй звонок. В канун нового 1992 года я позвонил моему бывшему сослуживцу по педагогическому поприщу Алексею Анатольевичу Уминскому. В июне прошлого 1990 года он выпустил свой класс, который принял несколькими  годами раньше пятиклашками и ступил на стезю церковного служения. Первое время служил диаконом в церкви  Всех скорбящих радости в подмосковном Клину. В том же году его назначили настоятелем Успенского кафедрального собора в Кашире. В Каширу он меня пригласил на Рождество Христово, на новый 1992 год. Я сразу вспомнил рисунок гербов городов Тульской губернии, и,  все сомнения отпали. Позднее, когда я уже уверенно проторил путь в Каширу, мне как-то довелось услышать разговоры прихожан о том, как в  самом начале своего служения в Кашире о. Алексий изгонял из храма сектантов. Мой бывший коллега никогда мне об этом не рассказывал. Но, однажды рассказы прихожан подтвердил.  

   Как-то летним днём 1992 года, выйдя из вестибюля станции метро «Кропоткинская» , там, где начинается, или заканчивается Гоголевский бульвар, зеваки наблюдали небольшое представление. Несколько молодых бородатых мужчин, развернув транспарант, постарались привлечь внимание прохожих. Обличьем они были похожи на священников, но,  в тоже время было понятно, что они не священники. Верховодил этим действом молодой мужчина с бородой, усами, довольно длинными волосами. И внешностью и одеянием, напоминающим рясу священника, он был похож,  на православного священника. Но, в то же время во всём его обличье и одеянии было такое, что наводило на мысль о том, что священник он не настоящий. Какой-то фальшивый.

   В мегафон этот «пастырь» озвучивал требование вернуть христианской общине,  духовным отцом которой он является, храм. Что за храм? Где он находится? Я не понял. Но, когда этот лже-священник  обвинил в захвате о. Алексия Уминского, не законно захватившего и удерживающего храм его общины, я внимательнее присмотрелся к фотографиям, наклеенным на транспарант. На них был изображен Успенский собор в  Кашире. Теперь всё встало на свои места. Перед москвичами и гостями столицы выступали очередные сектанты. В данном случае, «косившие» под православных христиан.

Надо сказать, что в начале 1990-х на т.н. постсоветском пространстве был небывалый всплеск активности разного рода псевдо-религиозных сект. Начиная с «классических»,  из-за рубежа, о которых я ещё несколькими годами раньше читал в научно – популярном журнале «Наука и религия», заканчивая  доморощенными, как говорится, «домашнего» розлива, по большей части «косивших» под  православных  христиан. Когда спустя месяц, или два я в очередной раз навестил о. Алексия в Кашире и рассказал ему про сектантов, он усмехнулся и бросил фразу –

   - Ну да. Это Константин. Знаю его. До сих пор  успокоиться не может.

   Однако я забежал вперед. В тот вечер, одного из последних дней уходящего 1991 года мы обменялись поздравлениями с наступающим новолетием и Рождеством Христовым и договорились о том, что на Рождество я приеду в Каширу. 

                        КАШИРА.

   Морозным утром 1992 года я стоял на платформе Нагатинская/Нижние Котлы в ожидании электрички до Каширы. Павелецкая железная дорога для меня была абсолютно не знакомой. Но, как говорится,  жребий  брошен.

   До Каширы я доехал вполне комфортно. На привокзальной площади сел на автобус и поехал в центр, в сторону Советской улицы. Само собой, по ошибке я сошёл не  на той остановке, где следовало сойти. У церкви  Св. Флора и  Лавра. Единственной,   действующей,  при советской власти. Спросил дорогу и продолжил свой путь. Следующая церковь, которую я опять принял за Успенский собор, был  Никола  Ратный. Самый  старый в Кашире.

   В конце – концов, я преступил  порог Успенского собора. Служба заканчивалась. Велась она перед правым малым алтарем в трапезной. Большая часть трапезной была забрана  не то картонными, не то фанерными щитами до потолка. Главный алтарь, само собой был скрыт от глаз. Убранство было бедным. Мало икон.

   О. Алексий узнал меня и, по глазам видно, что  обрадовался.

   Служба закончилась. Прихожане подходили приложиться к кресту. Потом ещё задавали какие-то вопросы, просили благословения. Наконец, мы поздоровались, и, мой бывший сослуживец пригласил меня в крепкий на вид двухэтажный каменный дом рядом с церковью. Это был дом церковного причта. Лучше всего мне запомнилась большая просторная комната на первом этаже. Она была одновременно и гостиной и трапезной. В красном углу была божница с иконами. Иконы были, по моему, на полках книжного шкафа. То ли в шкафу за стеклом, то ли на стене, были фотопортреты Николая II, Патриарха  Алексия II (Ридигера) (1929 – 2008), его предшественника Патриарха Пимена (Извекова) (1910  - 1990) и церковного писателя С.А. Нилуса (1862 – 1929). Телевизора не было. Зато у стены стояло черное пианино. Кроме гостиной на первом этаже была кухня и кладовка. На втором этаже были, жилые комнаты. Настоятельские покои, т.е. комната, в которой жил о. Алексий, когда приезжал из Москвы. И комнаты для гостей.

   В гостиной мы выпили чаю. После чего, оставив свою дорожную хипповую суму, я отправился знакомиться с окрестностями церкви. Обошёл по ограде со всех сторон. Прошёлся вниз, по улице до площадки, откуда полюбовался на Оку и за Окские дали.

   Когда я вернулся в дом притча, меня ждал сюрприз. Из Москвы пожаловали новые гости. Это была Маша – попадья, супруга о. Алексия, и, наш бывший сослуживец Лёша Д. с женой Галей и сыном Антоном. На тот момент, распрощавшись с педагогическим поприщем, наш бывший коллега работал переводчиком  итальянского  языка на  московском  заводе  АЗЛК. Не знаю, какие совместные планы разрабатывало руководство АЗЛК с итальянцами, но такое время было. Совместные предприятия возникали из воздуха и так же чудесным  образом   очень  быстро  растворялись в нём.

   Вечером с кем-то из прихожан мы совершили прогулку по вечерней Кашире. Помнится,  мы подошли к ограде, за которой чернели силуэты зданий довольно внушительных размеров. Это была  местная чулочно – носочная фабрика, занимавшая бывший монастырь. Кажется о. Алексий посетовал на то, что местные жительницы окрестных улиц ходят к источнику, что под бывшим монастырём, на параллельной улице  и  в  нём стирают и полощут бельё.

   Время приближалось  к полуночи. По возвращении с прогулки нас в  гостиной  угостили  сочивом. Отведал его первый раз в своей жизни. А дальше пред Рождественская  ночь преподнесла нам ещё один сюрприз. Из Москвы в гости к о. Алексию приехали человек 10-12 его бывших выпускников и выпускниц. Я их хорошо помнил, поскольку вёл у них уроки истории в 6-м классе, а потом бывал на замене.

   Праздничная Рождественская служба продолжалась до трёх часов ночи. После её окончания мы проследовали в дом причта, где бы накрыт праздничный стол. Точнее, столы. Да ещё какие! Они ломились от яств! Во многом, благодаря приусадебным участкам и подсобным хозяйствам прихожан. Описывать холодные и горячие блюда и закуски не стану. Напитки были разной крепости, но никаких пресловутых «Роялей» и «Амарето»,  на столе не было.

   Праздничная трапеза продолжалась  не то до шести, не то до семи часов утра. Когда участники застолья стали расходится по домам, о. Алексий попросил меня и Лёшу проводить его класс до  ближайшей  автобусной остановки  и посадить на транспорт. Выполнив  поручение, мы вернулись и отправились в «гостевые» комнаты на втором этаже поспать. Поспали мы часа четыре.

   Попив чаю, продолжили знакомстве с Каширой. Засветло мы дошли до источника, о котором говорили накануне. Потом по лестнице спустились на берег Оки и вышли на лед. Кто-то обратил внимание на то, что лед толстый и прозрачный. Дойдя примерно до середины реки,  мы ещё раз полюбовались на монастырь,  белевший на противоположном берегу. Запомнилось его  название – Белопесоцкий.

   Во второй половине короткого зимнего дня, ближе к вечеру, Лёша со своим семейством и я отбыли в Москву. В последующие полтора года я неоднократно навещал о. Алексия в Кашире. Как правило,  по выходным дням.

   Моё знакомство с городом ограничивалось прогулками по Советской улице до старой водонапорной башни, выходами на берег Оки. Почему столь узким был ареал моего знакомства? Подобно, увы, немногим бывшим гражданам бывшего СССР, я открывал для себя «Россию, которую мы потеряли» в октябре 1917 года. А  историческая Российская государственность зиждилась на православном христианстве. Поэтому приезжая в гости к моему другу, я посещал службы и читал церковную литературу.

   В один из приездов я посетил краеведческий музей, благо располагался он совсем рядом.

   О. Алексий, будучи благочинным Каширы и её окрестностей периодически выезжал в окрестные населенные пункты, дабы исполнить церковные требы: кого-то отпевать, кого-то крестить, кого-то соборовать. Поэтому пару раз он просил меня заменить его, совсем как в школе, несколькими годами ранее, на уроках. Дело в том, что при Успенском соборе действовала воскресная школа для детей. Помнится,  первое занятие было посвящено памяти сорока севастийских мучеников. Пришли девчушки 7 – 8 лет от роду. Слушали очень внимательно. В нынешнем веке, собираясь в очередной раз в Каширу, ловлю себя на мысли о том, что сейчас мои слушательницы давным – давно стали взрослыми  тётями и, возможно, что уже их дети посещают воскресную школу, первые занятия в которой проводил   о. Алексий.

   Время шло. Собор, мало-помалу, возрождался. И хотя службы по-прежнему, проходили в правом пределе  перед малым алтарём, и убранство оставалось скудным и бедным, всё-таки,  картина менялась в лучшую сторону.

   В очередной приезд, пришедшийся на апрель 1993 года, я увидел,  что внутри церковной ограды начались работы по прокладке, или перекладке  коммуникаций. Да ещё накануне вскрыли церковный подвал и оттуда вынесли во двор землю, битый кирпич и прочий мусор. Поскольку учился я в заочном вузе, то археологической практики у нас не было. Об этом я жалею до сих пор. Хотя уже в бытность студентом, узнал, что главное в работе археологов не  земляные работы, а описание того, что нашли. И вот сейчас в  Кашире, удача сама плыла ко мне в руки. Я компенсирую себе отсутствие археологической практики  в пору студенческой юности!

   Испросив благословение у о. Алексия, я приступил к работе. Первая находка, попавшаяся мне на глаза, скорее разочаровала, чем обрадовала. Это был чугунок внушительных размеров. В нём можно было  искупать  младенца. Ну, куда мне его везти в Москву!  Дальнейшие находки, а свои занятия я продолжил и на следующий день и неделю спустя, принесли мне чувство  глубокого профессионального удовлетворения. Перечислю кратко.  Алюминиевая солдатская фляга начала ХХ века. Догадался потому, что у неё горлышко закрывалось затычкой, а не завинчивающейся пробкой. Кусок изразца, размером с мою ладонь. Изуродованная латунная лампадка. Нижняя часть паникадила. Из того же материала. Миниатюрный медный кувшинчик, донышко которому «съели» почвенные соли. Несколько кованных ржавых четырехгранных  гвоздей. Костяная ручка от кисточки. Предположительно, дамский аксессуар. Мелкие осколки  керамики. На ступеньках, ведущих в подвал под храмом, нашёл медную монету. Полушку. С большим трудом разобрал дату – 1734(?)  год.

   Свою археологическую коллекцию, собранную в Кашире я показал моему родственнику Сергею Мейнгарду (1956 – 1997) спустя несколько месяцев. Серёжа ещё с 1980-х годов занимался реставрацией икон и поэтому разбирался в древностях. Он буквально с первого взгляда определил «возраст» находок.    Осколок изразца, политый зеленой глазурью, был изготовлен в конце XVII века. Кованные гвозди – XIX век. Латунная лампадка и фрагмент паникадила – конец  XIX –XX века. Солдатская фляга – начало ХХ века. С удивлением услышал я комментарий родственника о том, что в XIX веке армейские фляжки изготовляли из стекла.

   Моя каширская находка могла быть «участницей» Русско – японской войны 1904 – 1905 годов. И уж точно, Первой мировой 1914 – 1918 годов. Тут-то я припомнил. Когда свои археологические находки я продемонстрировал каширянам, которые участвовали  в работах по благоустройству двора Успенского собора, они подтвердили, что в Советской армии, по крайней мере,  в 1950-х годах, таких фляг не было. Более того. Вспомнили. В годы Первой мировой войны в двухэтажном особняке, что напротив храма, размещался лазарет.

   Изюминкой на вишенке, или вишенкой на изюминке, стал медный кувшинчик. Со слов Сергея, он был изготовлен или турецкими или арабскими мастерами в XVII  или даже в  XVI веке! Я изумился:  причём здесь Кашира?! Теперь настала очередь недоумевать моему родственнику, не историку.

- Володя! Ты карту вспомни. Что там дальше было, на юг от Тулы в средние века?

- Дикое поле.

- Правильно. А дальше?

- Дикое поле тянулось на юг. До Крыма, до Азовского  и  Черного морей. Крымское ханство было вассалом турецких султанов. А крымские татары совершали набеги на русские земли. До  второй половины семнадцатого века. А Кашира входила в систему крепостей Засечной черты.

- Правильно. Теперь ты понял, откуда твоя находка попала в Каширу?

- Понял.

   В последующие годы, рассказывая на уроках истории школьникам про вспомогательные исторические дисциплины, я им демонстрировал свои археологические находки. В первую очередь из Каширы.

   Наступило  лето 1993 года. В очередной приезд к о. Алексию, испросив благословения, совершил первое путешествие из Каширы в бывший уездный город Венёв, который в отличие от своей «сестры» Каширы до сих пор пребывает в составе Тульской губернии.

   А дальше пришло время о. Алексию перебираться в Москву, куда его переводило  священноначалие.

   До отъезда в столицу, я его успел навестить в последний раз. Кажется, это был июль 93-го. Так совпало, что ему нужно было поехать в Москву, в магазин за церковной литературой. Магазин находился в центре на Бульварном кольце, или кольце А. У кого-то из прихожан был «Жигуль» с прицепом, который очень хорошо можно было загрузить литературой. В салоне место свободное было. И вот впервые  за всё время моих поездок в Каширу, я совершил путешествие в обратном порядке не на  электричке, а на легковом автомобиле.

   Простившись с о. Алексием у старого дома, в котором был магазин, я направился пешком в сторону Чистых прудов. Бульварное кольцо, это один из самых любимых маршрутов в Москве.

   До конца ХХ века я лишь единожды побывал в Кашире. В феврале 1996 года с лучшими людьми моего 10 «Б» школы № 656 им. Макаренко. На экскурсии. Но это требует отдельного рассказа. И был ещё один эпизод,  связанный с Каширой.  В 1996 году случайно мне в руки  попала небольшая книга А.Л. Толмачева «Коширские  Болотовы». Эта  фамилия вызвала у меня определенную ассоциацию. В начале 1990-х, будучи в Туле, я приобрёл в книжном магазине  книгу, посвященную жизни и деятельности тульского дворянина В.А. Лёвшина (1746 – 1826) – яркого деятеля эпохи Просвещения в Тульском крае. В ней упоминался другой тульский дворянин, деятель эпохи Просвещения А.Т. Болотов (1738 – 1833).

   Как оказалось, в старину Кашира называлась не Каширой, а Коширой. Выяснив это деталь, я ознакомился с книгой. А.Л. Толмачева. В ней встретил упоминание о том, что кавалерийский офицер Пётр Онуфриевич Болотов, дальний родственник А.Т. Болотова был женат на Пелагее Андреевне Долинино - Иванской. Сомнений быть не могло. Пелагея и Анна Долинино - Иванские были родными сёстрами. Заинтересовавшись таким генеалогическим сюжетом, я обратился в Российский государственный военно – исторический  архив  РГВИА. Там выявил Послужной список П.О. Болотова, из которого следовало, что родился он в 1808 году. Дослужился до чина штабс – ротмистра. Участвовал в подавлении Польского мятежа 1831 года. С 1835 года в отставке. Женат был на  П.А. Долинино – Иванской.

   Тогда  я ещё не знал о том, что с автором книги «Коширские  Болотовы» мы состоим в дальнем родстве. Более того, сёстры Анна и Пелагея приходились внучками другом известному деятелю эпохи Просвещения Тульского края  отставному секунд-майору  Ивану Кондратьевичу Давыдову (1741 – 1814). Он был одного круга  и с Болотовым,  и с Лёвшиным. Весьма вероятно, что И.К. Давыдов бывал в имении   Дворяниново  А.Т. Болотова, что расположено в Каширском уезде Тульской губернии.

   Прошло ещё несколько лет.

   На  дворе стояли солнечные  октябрьские  дни  2004 года. Как-то само собой возникла идея вновь посетить Каширу. Связи  с  о. Алексием не терял. Прослужив несколько лет в штате храма Св. Равноапостольного Князя Владимира на  Ивановской горке, он был переведен в храм Св. Троицы в Хохлах настоятелем. Периодически его навещал кто-то из бывших прихожан – каширян.  О том, что после него в Успенском соборе служил о. Николай Гришин, я узнал из публикации в журнале «История Государства Российского. Московский журнал»,  с которым сотрудничал  в  1990-е  годы.

   Из Москвы я стартовал с Павелецкого вокзала. В Кашире на привокзальной площади сел на автобус и доехал до Советской улицы. Спускаясь по ней под горку,  невольно залюбовался золотыми куполами и выкрашенными в желтый цвет стенами Успенского кафедрального собора. Вспомнилось, каким я увидел его впервые в 1992 году. Обшарпанные,  и облупившиеся стены, деревца и кустарник на крыше.

   По пути к собору я решил осмотреть краеведческий музей. И тут меня ждал сюрприз. За прошедшие годы он переехал из одноэтажного деревянного дома в симпатичный крепенький особнячок о двух этажах, что напротив собора. Как мне показалось, экспозиция мало изменилась за минувшие годы. Исчез фотопортрет комкора  РККА С.А. Меженинова (1890 – 1937). Зато на втором этаже появилась экспозиция, посвященная о. Николаю Гришину (1925 – 1998), четвёртому настоятелю Успенского кафедрального собора. Уроженец подмосковных Химок, участник Великой Отечественной войны, он состоялся в мирской, или светской жизни как известный ученый астрофизик, многие годы изучавший природный феномен – серебристые облака.

  Осмотрев музей и поставив свечки в Успенском  соборе, я вышел на площадку, рядом с симпатичным двухэтажным деревянным домом, памятную мне по предыдущим приездам,  и оттуда полюбовался на за Окские дали и сделал фото на память. Да-да. Лишь в октябре 2004 года я сделал первую фото сессию Каширы своим фотоаппаратом – плёночным «Кодаком» - мыльницей. На обратном пути обратил внимание  на  то, что в сквере исчез памятник «вечно живому». Будто там его и не было.

   Ради любопытства заглянул в продуктовый магазин на углу Советской улицы и К. Маркса. «Репертуар» на прилавках был немногим скромнее, чем в Москве. Но, очередей, как в начале 1990-х, не было. По одежде каширяне мало чем отличались от столичных жителей. Кто-то разговаривал по мобильному телефону. Кто-то клал деньги в банкомате.

  С чем была проблема, так это с питанием. С  трудом удалось найти что-то вроде столовой, где пообедал. Но, обед был таков, что уже в поезде есть захотелось. Поэтому на Павелецком вокзале, найдя подходящую вывеску палатки, или ларька, купил то ли пару чебуреков, то ли кусок пиццы, и насытился.

   Про палатки я вспомнил не случайно. Где-то в конце 2010-х на Горбушке купил  двойной сборник песен «ДДТ». По большей части песни были знакомые, но несколько песен услышал впервые. И самая-самая, песня «Ларёк». Как так получилось, что не услышал её в ту эпоху, когда она родилась, не знаю. Но, слушая её, вспоминаю ларьки на Павелецком вокзале в начале 90-х. И похожие картины на других  вокзалах постсоветской  Москвы. В первую очередь «Ленинградский» и прилегающую к нему  Каланчёвскую  площадь.

   Следующая поездка в Каширу состоялась в сентябре 2015 года.

   На сей раз добирался на автобусе с площади у Павелецкого вокзала. И в Каширу вошёл со стороны Советской улицы. Издалека заметил высокую колокольню Введенской церкви, украшенную часами. Вот знакомое здание бывшей водонапорной башни. Вот вывеска кинотеатра «Родина». Всё мне было знакомо. Всё было узнаваемо. Вот только пообедать  снова оказалось проблематично.

   Единственный в городе ресторан «Садко»  был закрыт по поводу чьего-то банкета. Пришлось сесть на маршрутку и поехать за обедом из Каширы – 1 в Каширу – 2. Там я пообедал в аналогичном заведении под названием «Сытый кот». Причём большой зал так же был закрыт на спец-обслуживание. Но, в зале поменьше  официанты накормили меня и ещё двух – трёх посетителей.

   Что запомнилось? На дворе стояло бабье лето. Вечером спустился по лестнице на берег Оки. Вот тут я  залюбовался невероятной красоты закатом на Оке. Стояла тишина, изредка нарушаемая тарахтеньем одинокой моторной лодки да кряканьем уток. Хотелось снова приехать сюда. Но, непременно летом. На несколько дней. С ночёвкой. Чтобы пожить здесь. И непременно открыть в реке Оке купальный сезон.

   Минуло ещё несколько лет. Позади остался  не  доброй памяти 2020 год, с его эпидемией короновируса, невесть откуда нагрянувшего и «прогулявшегося» по всему белу свету. В начале 2021 года говоря военным языком, обстановка стала нормализоваться. И появился у меня повод приехать снова в Каширу. Даже не один.

   Об эту пору я давным-давно распрощался со школой, перейдя на работу в Российский государственный гуманитарный университет - РГГУ в 2006 году. С 2009 года, начав преподавать на кафедре Истории России новейшего времени, периодически на семинарах демонстрировал студентам свои археологические находки. Но, в силу крайне неблагоприятных служебных обстоятельств в конце 2020 года я уволился из РГГУ. Поэтому моя археологическая коллекция оказалась невостребованной.

   Была ещё одна причина для новой поездки в Каширу.

   В октябре 2019 года я принял участие в научной конференции, посвященной 100-летию решающих сражений Гражданской войны. На ней я выступил с сообщением на тему «Тульский край и туляки в 1919 году». Выступление стало отправной точкой для сбора материалов для новой книги, посвященной Тульскому  краю и тулякам – офицерам в годы Гражданской войны. И  хотя эта тема весьма слабо отражена в музейных экспозициях Тульского края, тем не  менее, я не исключал  вероятности  интересных  находок.

   Вот так,  в марте 2021 года, я снова приехал в Каширу. Сойдя, как обычно, на остановке у бывшего магазина «Кормилец»  направился в сторону старой водонапорной башни. В глаза бросился  памятник стрельцу, «канонично» вооруженного пищалью и бердышом. Вспомнилось, что летом 2019 года в разговорах с тульским краеведами звучала грядущая памятная  дата – 500-летие возведения Засечной черты на землях Тульского воеводства. Увы! Из-за пандемии намечавшиеся мероприятия пришлось очень сильно скорректировать. Но, тем не  менее, памятник русскому стрельцу в Кашире открыли. 

   Полюбовавшись  памятником,  фасадом кинотеатра «Родина»,  колокольней  Вознесенской церкви, я направился в музей.

   Светило яркое мартовское солнце,  на асфальте блестели  лужи и ручейки, струившиеся  под уклон. Всё было так, как без малого  30 лет тому назад. Увлекшись воспоминаниями,  или  засмотревшись  по сторонам, где-то  на полпути к музею я поскользнулся на ледяной корке и шлёпнулся на тротуар. Поднявшись и отряхнувшись, продолжил свой путь, не забывая смотреть под ноги. 

   В  музейной экспозиции мало что изменилось за прошедшие  неполные шесть лет. Но, профессиональное чутьё меня не обмануло. Едва ли я мог в прошлый раз не  обратить внимание, на фотопортрет пожилого русского офицера. Лицо обрамляли довольно большая борода и усы. На  голове лохматая  манчжурская  папаха, офицерский мундир конца XIX – XX веков, украшенный  наградной колодкой из дюжины орденов и медалей. Справка под фотопортретом гласила о том, что местный уроженец полковник Д.В. Ильин, ветеран трёх войн, был последним уездным предводителем дворянства Каширского уезда Тульской губернии.  На всякий случай я записал имя полковника, поскольку его биография представляла интерес для моей будущей книги.

   С  изображением  полковника – «манчжурца»  соседствовали  фотографии  каширян,  чьи  фамилии  побудили и их занести в записную книжку. Молодой  чернобородый господин в штатском костюме с дамой, оказался А.М. Давыдовским. «Как же! – вспомнилось мне, - Такую же фамилию носил дядя Анны Андреевны Вицинской!». Её дед – отставной секунд – майор Иван Кондратьевич Давыдов во втором браке прижил детей. Но, поскольку брак был не совсем законным, то дав  дочери  Марии свою фамилию – Давыдова, сыну Михаилу он дал фамилию чуть измененную – Давыдовский. Михаил Давыдовский в грозную пору Отечественной войны 1812 года вступил в Тульское дворянское ополчение. Хотя по документам дворянского звания у него не было.  Принял участие в Заграничных походах Русской армии в 1813 – 1814 годах. Дослужился до чина поручика. А с ним получил потомственное дворянское звание.  Однако, за прошедшие годы всё было как-то не досуг выяснить, была ли родственная связь, между М.И. Давыдовским и А.М. Давыдовским.

   С фотографией супругов Давыдовских соседствовало фото г-жи Арцыбашевой. Переписывая это имя, опять-таки вспомнил. Племянник Анны Андреевны – Евгений Львович Кочетов (1845 – 1905) был женат на Зинаиде Арцыбашевой. Но и тут установить была ли родственная связь,  пока не удалось.

   Моя любознательность заинтересовала смотрительницу. А когда я ей сказал о том, приехал  из Москвы и привёз дары музею, интрига достигла апогея. Записав имена каширян,   я направился в кабинет директора музея.

   Приветливая женщина, оказавшаяся директором музея, приняла меня. Представившись и рассказав о своём знакомстве с Каширой, благодаря о. Алексию, я начал извлекать из своего черного рюкзака те самые археологические находки, собранные в Кашире в  начале 90-х и раскладывать прямо на столе. По мере извлечения очередной археологической находки, у директора музея и её сотрудниц подарки вызвали  ещё большее изумление и восторг.

   Завязалась оживленная беседа. Директор музея, каюсь, с первого раза не запомнил имя – отчество, а это была  Наталья Васильевна Забегайло, добрым словом вспомнила о. Алексия. Я ей рассказал о  том, что пишу биографический очерк комкора Меженинова. Наталья Васильевна припомнила, что дет десять тому назад музей посетили какие-то дальние родственники комкора. И они были приятно удивлены,  узнав о том, что одна из улиц города носит имя их родственника. Про полковника Ильина известно, что его потомки живут в Италии. Кто-то из его детей после Гражданской войны оказался на Аппенинском полуострове. В общем, темы для разговоров и для дальнейшего сотрудничества у нас нашлись.

   В качестве ответного дара я получил карманные календарики с изображением здания музея и герба Каширы и  набор литографий с видами старой Каширы. Один подарочный набор для меня, один для о. Алексия.

   Попрощавшись с сотрудницами музея,  я вышел на улицу и направился  вверх по Советской. Дойдя до перекрёстка, повернул на право, и,  дошёл до Никитского монастыря. Ознакомился с его историей на стендах  во дворе, да ещё полюбовался на Оку со смотровой площадки.

   В общем, начиная с мартовской поездки 2021 года, я снова проторил путь в Каширу. Писать о каждой не имеет смысла. Отмечу лишь август  2022  года  и август  2023 года.

   В тот приезд состоялось долгожданное знакомство с Никитским женским монастырем  и  старым  городским кладбищем, напротив монастырских ворот. Меня интересовали в первую очередь памятники каширянам, которые по возрасту могли быть участниками  Первой мировой и Гражданской войн. Таковых обнаружилось семь или восемь. Но лишь на одного выявил Послужной список в РГВИА. Остальные, если и участвовали в Первой мировой войне, то  были нижними чинами. Скорее  всего.

   Довольно много оказалось захоронений участников Великой Отечественной войны  1941 – 1945 годов. По большей части это были офицеры. Ушли из жизни в 1950-х – 1970-х годах. Могилы  выглядели заброшенными. Явно их давно никто не посещал. Возможно,  будучи уроженцами иных краев и областей Советского Союза, они, выйдя в запас или в отставку, по каким-то причинам решили поселиться в Кашире. Возможно,  здесь стояли какие-то воинские части, в которых они служили, а впоследствии, скорее всего в неоднозначные 90-е их расформировали. Возможно, у этих офицеров не было семей. А может семьи были, но со временем куда-то переехали  в другие края. Один из них, полковник (?) Советской армии Федоркевич Ф.Г. (1899 – 1959), начинавший службу ещё в Русской армии, был уроженцем Белоруссии. И вот теперь в глаза бросаются покосившиеся, с облезшей  краской пирамидки и красные звезды. Кое-где имена полностью были нечитабельные.

   По  моему  во времена СССР за воинскими захоронениями обязаны были следить военные комиссариаты. Но, кто знает, может  в постсоветское время военкоматы освободили от  этой обязанности.  Во всяком случае, в Кашире военный комиссариат есть.

   Запомнились руины бывшей кладбищенской церкви, или часовни, напротив ворот,  и часовня в углу кладбища на могиле представителей обрусевшей ветви довольно известной ост-зейской фамилии фон Бер. Последняя,  выглядела вполне прилично. Попалось несколько старинных, как мне показалось  XIX века надгробий  в виде саркофагов, поросших мхом и вросших в землю.

   Спустя год я вновь посетил Каширу. На сей раз,  остановился на три дня в гостинице «Энергетик» в новой Кашире. Или, Кашира – 2, или бывший Каганович. Как говорится, уже по традиции  посетил музей, монастырь, кладбище. Наконец-то открыл купальный сезон в Оке, о чем мечтал 30 (тридцать) лет. Чистая вода. Периодически на поверхности схлопывались пузырьки – это рыба всплывала, что бы воздуха глотнуть. Причём как и в былые посещения этого места, было видно - на противоположном низменном берегу, подъехавшие на авто рыболовы, удят рыбу. Не знаю, как каширянам, но мне облагороженный пляж понравился.

   Посетил на второй день и Белопесоцкий монастырь. Чем-то мне напомнил Иосифо – Волоцкий монастырь в подмосковной Теряевой слободе.

   А вот времени для знакомства с новой Каширой не хватило.  В Кашире-2, как я узнал, существует музей истории создания Каширской ГРЭС.  На противоположном берегу Оки есть интересное место – затон, о котором я узнал от каширского краеведа. Значит,  причины для новых поездок в  Каширу  как говорится, налицо. 

Русская Стратегия