Наследие советского агитпропа и сегодня чрезвычайно живуче. Существует широкий спектр литературы, воспроизводящей характерные идеологические клише. Одной из таких мифологизированных тем являются репрессии и акты насилия, которые в годы Гражданской войны проводились на территориях, контролируемых белыми армиями. Оперируя выдернутыми из общего контекста цитатами, более-менее подтвержденными фактами, левоориентированные авторы объединяют их с откровенно сомнительной информацией.

Подобный подход имеет выраженный манипулятивный характер, в одних случаях имеющий целью сформировать у читателя убеждение, что насилие со стороны Белой армии и других антибольшевистских формирований предшествовало жестокости большевиков, и превосходило ее по масштабу, организации и количеству жертв. Также весьма распространена точка зрения, что оба враждующих лагеря были одинаково кровожадны, но в то же время любили свою страну, и желали ей блага и процветания. Отсюда тенденция к уравниванию красных и белых репрессий, стремление поставить сторонников и противников большевиков «на одну доску».

Создание мифа о «белом терроре» началось еще в годы Гражданской войны. Пришедшим к власти в ходе государственного переворота политическим экстремистам было необходимо как-то легитимировать свои действия. Путем манипуляций и подтасовок советским пропагандистам удавалось создать видимость неких масштабных репрессий, которые проводились на территориях, занятых белыми армиями. Сформировался определенный канон. Вначале эмоционально рассказывалось о «страшном разгуле контрреволюции» и «жестоком терроре», затем сообщалось о гибели нескольких коммунистов, схваченных при подготовке восстания или теракта и преданных военно-полевому суду. Надо сказать, что этот прием в освещении антибольшевистских репрессий практиковался весь советский период. Чем дальше были события Гражданской войны, тем пышнее становились ритуальные действа, связанные с увековечиванием памяти павших борцов. И тем более красочными подробностями обрастали те или иные эпизоды.

Весьма показателен в этом отношении Крым. Несмотря на то, что части Добровольческой армии появились на территории полуострова в ноябре 1918 г., советские и некоторые современные авторы относили к проявлениям «белого террора» расправы над большевиками и их сторонниками, которые проводились в течение предшествующих месяцев. В том числе, насилие со стороны крымско-татарских националистов в ходе этнического конфликта на Южном берегу Крыма в апреле 1918 г.

Предметно акты насилия в период пребывания региона в зоне ответственности белых военных властей можно разделить на следующие группы:

— криминальные эксцессы со стороны отдельных военных;

— насилие в ходе борьбы с красными партизанами;

— меры, которые применялись для укрепления обороноспособности и поддержания порядка в тылу;

— организованные репрессии, которые проводили специальные органы (контрразведки, военно-полевые суды).

И в советский период, и ныне, манипуляторы от агитпропа, что называется, сваливали все «в одну кучу». Начнем с того, что криминальные проявления в принципе нельзя относить к проявлениям репрессивной политики. Речь нужно вести пусть и многочисленных, но все же эксцессах, совершаемых конкретными лицами. Эти преступления расследовались, виновные привлекались к ответственности. Военных, совершивших антигуманные действия, как правило, отправляли на фронт.

В части организованного насилия наибольшие вспышки проявлялись в ходе борьбы с красными партизанами, а также с подпольщиками. И те, и другие не были невинными жертвами.

Краснопартизанские отряды (особенно те, которые оперировали в окрестностях Евпатории и Керчи в первой половине 1919 г. и были разгромлены) представляли собой уголовные банды, от которых страдало местное население. Подпольщики совершали террористические акты (при этом их не интересовало, что могут пострадать мирные жители), и всячески дестабилизировали обстановку в белом тылу. Конечно, в условиях Гражданской войны в ходе борьбы с этим злом под «горячую руку» нередко попадали невиновные люди, но это не было целью антибольшевистских репрессий.

Следует также отметить, что многие подпольщики и партизаны погибли не в результате репрессий, а в ходе боевых действий, оказывая вооруженное сопротивление. Несмотря на это, их также включали в число жертв «белого террора».

Также несостоятельным является утверждение, что репрессивные органы белых правительств полностью пренебрегали законностью. Так, несмотря на чрезвычайный характер, при рассмотрении дел военно-полевыми судами совершались необходимые процессуальные действия: опрос свидетелей, изучение вещественных доказательств, определение степени вины подсудимых. Приговоры выносились на основании норм дореволюционного российского законодательства: Уголовного Уложения, Воинского устава о наказаниях и были адекватны общественной опасности совершенных противоправных деяний. При этом смертная казнь не была единственной мерой наказания, которая применялась по отношению к осужденным. Принимались во внимание ходатайства общественности. Также практиковался дифференцированный подход в назначении наказания, исходя из степени вины подсудимых и степени общественной опасности инкриминируемых им преступлений.

Вплоть до оставления Крыма осенью 1920 г. острие репрессивной политики белых будет направлено преимущественно против подпольщиков и партизан. Данная деятельность показала высокую эффективность. Благодаря ей удалось предотвратить ряд крупных терактов и попыток восстаний.

Мероприятия белых по укреплению тыла преимущественно ассоциируются с именем генерала Якова Слащева, который действительно широко прибегал к насилию. Вместе с тем, жестокость данного военачальника частично была преувеличена его недоброжелателями, частично – оправдана необходимостью наведения порядка в тылу. Это отдельная обширная тема.

Вопрос о количестве жертв белых репрессий в Крыму до настоящего времени остается открытым. В советское время на полуострове насчитывалось около 300 памятников, связанных с событиями революции и Гражданской войны. Многие из них были поставлены на местах захоронений подпольщиков, красногвардейцев и партизан, в том числе репрессированных белыми. При этом большинство жертв известны поименно, причем речь идет самое большее – о десятках активных участников Гражданской войны на стороне красных, а встречающиеся в советской литературе утверждения о массовых жертвах среди мирного населения, как правило, голословны.

Имея все необходимые ресурсы и средства для установления имен всех пострадавших от белого террора и увековечивания их памяти, за десятки лет советские историки и пропагандисты, а также их идейные наследники особенно не продвинулись в данном вопросе.

Источник