 Спектаклем «Борис Годунов» в ГАБТе завершится в четверг фестиваль «Наш Мусоргский. Из глубины…», посвященный 185-летию со дня рождения композитора. Среди показанных постановок — незаконченная опера «Саламбо».
В анонсе Большого театра фестиваль назван грандиозным, что на первый взгляд можно счесть преувеличением. Какая же грандиозность в фестивале из пяти названий? Тем не менее заявка соответствует событию, просветительское значение которого трудно переоценить. Впервые в новейшей истории ГАБТа оперный Мусоргский представлен, что называется, в фокусе: на трех сценах показали все пять его опер, включая первую —«Саламбо». До сих пор юбилейные празднества в честь композитора, в том числе в его родном Санкт-Петербурге, обходились ее концертными исполнениями. В сценическом варианте (подлинные античные интерьеры, Валерий Гергиев за пультом, Ольга Бородина в титульной партии) «Саламбо» видели посетители Римского амфитеатра в испанской Мериде: в 1991-м ГАТОБ им. Кирова привозил ее на старейший в стране фестиваль классического театра. Теперь с оперой в декорациях и костюмах ознакомились и наша публика.
Мусоргский начал писать «Саламбо», увлекшись одноименным романом Флобера, чей русский перевод вышел в 1862 году. Но спустя какое-то время к процессу охладел: музыка для иноземного сюжета, датированного третьим веком до нашей эры, получалась слишком русской. «Хорош бы Карфаген вышел!» — сыронизировал композитор в одном из писем. Труды, однако, не пропали. Лучшие эпизоды он перенес в другие произведения, и прежде всего в «Бориса Годунова», где они легко узнаются в сцене у фонтана, монологах Бориса и народных собраниях. В то же время композитор оставил достаточно материала и оркестровых набросков для последующей сборки своего детища, чем не замедлили воспользоваться современные реставраторы. Большой театр вслед за Мариинским обратился к оркестровой версии профессора Санкт-Петербургской консерватории Вячеслава Наговицына, озаглавленной как «Сцены незавершенной оперы». Спектакль ГАБТа имеет тот же подзаголовок, но претендует на завершенность большого стиля.
Концертная версия Мариинского длится полтора часа, в Большом режиссер Сергей Новиков отважился на три, развернув сюжет от начального пира разгневанных ливийцев до смерти их предводителя Мато и его обольстительницы Саламбо. Воедино разрозненные эпизоды связывает художественное слово и сопутствующие ему мизансцены. Главы романа Флобера от имени своего героя, соправителя Карфагена Гамилькара, читает Владимир Стеклов. Кровавую историю древнего города народный артист расцвечивает искусными голосовыми модуляциях. Еще один известный актер Александр Олешко выходит в эпизодической, но пронзительной роли отца, у которого Гамилькар отнимает сына. «Вчера в Театре Вахтангова играл императора Павла Первого, а сегодня раба. Вот она, жизнь актерская», — поделился он с журналистами.
Сценическое оформление и костюмы художник-постановщик Ростислав Протасов выдержал в монументальном стиле русской академической школы. На заднике сменяют друг друга холмистые ландшафты с тесно поставленными многоэтажными домами, причудливыми храмовыми строениями и мраморными дворцами. Пламя под массивной скульптурой ненасытного Молоха заливает зал кроваво-красным цветом. Походный шатер Мато, отделанный бордовым бархатом, высится до колосников. Расшитые золотом и серебром одеяния Саламбо претендуют на самостоятельное дефиле. Традиционную картину дополняют современные технологии. Шествие плененного Мато сквозь разъяренную толпу показано в видеосюжете. Цифровое изображение священного покрывала-заинфа проецируется на опускной занавес. Правда, запечатленная на нем богиня Танит, покровительница Карфагена, напоминает модель из рекламы косметического средства, а, согласно историкам, это пуническое божество имело женское тело и голову льва. Но данный ляп легко исправить, как и постановочные погрешности, вроде демонстративной ловли бутафорских рыб и побивания Мато бутафорскими же камнями. Ничего юмористического в них вроде бы не содержится, тем не менее в зале раздаются смешки.
Сложнее обстоит дело с любовной сценой главных героев, где публика смеется уже в голос. Персонажи картинно возлегают на ложе и без каких-либо дополнительных действий и слов замирают. А что прикажете делать режиссеру? Лирического дуэта для пары Мусоргский не написал. Его вообще мало интересовали любовные перипетии, основное внимание он уделил народным сценам и предсмертному монологу Мато. Михаил Петренко в этой роли и хор Мариинского театра композиторских ожиданий не обманули, отработали сбалансированно и точно. У маэстро Гергиева, вставшего за дирижерский пульт, Мусоргский давно значится в любимых авторах, и в этот вечер зрителям было подарено по меньшей мере два вокально-оркестровых шедевра: затаенно-страстный монолог «Ночь», дважды спетый Юлией Маточкиной (Саламбо) и тончайший, почти невесомый по звуку хор ее прислужниц в храме Таниты.
Что касается постановки, то, думается, идеальный вариант для этой оперы — так называемый «семистейдж»: полуконцертное, полусценическое исполнение, предполагающее костюмы и тематический фон. А для завершения «незавершенных сцен» и восполнения смысловых пробелов отлично подойдет художественное слово в исполнении хороших актеров. В спектакле Большого театра оно оказалось весьма кстати.
Помимо «Саламбо» на фестивале были показаны всемирно известные «Хованщина» и «Борис Годунов» (обе оперы в величественных постановках Леонида Баратова и Федора Федоровского) и куда менее знакомые широкому зрителю «Женитьба» и «Сорочинская ярмарка». В них композитор отказался от оперных стандартов и, по собственным словам, занимался созданием жизненной прозы, воспроизведением в музыке простого человеческого говора. Ярчайшее гоголевское слово было ему в помощь. Для корифея оперной режиссуры Бориса Александровича Покровского подобные произведения — а к открытиям Мусоргского, как к живительному роднику, приникали крупнейшие мастера XX века — были благодатным полем. Символично, что фестивальные «Женитьба» и «Сорочинская ярмарка» смотрелись посвящением не только их автору, но и Покровскому, основателю Камерного музыкального театра, ныне подразделения ГАБТа.
«Женитьбу» он ставил в 1989-м совместно с Геннадием Рождественским. «Сорочинская ярмарка», поставленная в 2000-м, стала его последней работой. Специально для фестиваля режиссер Ксения Шостакович перенесла ее с Камерной сцены на Новую, где она теперь и будет идти. Интерактивность площадного театра (зрители в Камерном располагались по обе стороны сцены, музыканты в малороссийских костюмах чуть поодаль за плетнем) исчезла, массовые сцены стали многолюднее, до украшающих сценическое пространство связок лука, шматов сала, крынок, тыкв, арбузов, горшков с галушками и прочих плодов малороссийского изобилия рукой уже не дотянуться, но атмосферу того спектакля удалось сохранить.
«Может быть и зритель, пришедший к нам, разделит нашу радость. Радость, простоту, покой и красоту слышим мы в сказочной, созданной Гоголем и Мусоргским Малороссии», — писал Борис Покровский накануне премьеры. Все это есть в новом старом спектакле. Есть там теперь и «Ночь на Лысой горе» с тройным хором, солистами и балетом, задуманная Мусоргским как интермеццо между действиями, но в пространство Камерной сцены не вместившаяся. Черти, ведьмы, оборотни и прочая нечисть во главе с Чернобогом сошлась в полночном шабаше, по танцевальной лексике, впрочем, вполне благопристойном (хореограф — Екатерина Миронова). Без эпатирующих излишеств обходится и мастерская оркестровка Виссариона Шебалина, детали которой отшлифовал с оркестром ГАБТа маэстро Гергиев. В сети есть запись, где он с оркестром Мариинского исполняет авторскую версию, и вот это действительно бесовский пляс. Тон его «горячий и беспорядочный», как и хотел композитор, бросивший вызов оркестровым и композиционным нормам своей эпохи. Потом эта дерзость сама стала нормой, но Мусоргский и сегодня продолжает удивлять.
12 декабря на волне фестивального успеха ГАБТ даст еще одно представление «Саламбо». А именные композиторские фестивали с последующим включением спектаклей в репертуар, по словам Валерия Гергиева, станут традицией. «Все богатства нашей национальной культуры в ближайшее время будут собраны на сцене Большого театра. Главное — это знать, почему Мусоргский или Чайковский, Глинка или Римский-Корсаков, Бородин или Прокофьев — великие русские творцы», — рассказал он журналистам.
Приобщиться к знанию смогут не только москвичи и гости столицы. Прямые трансляции спектаклей планируются как в соцсетях, так и в кинотеатрах. Фестиваль Мусоргского положил начало этой беспрецедентной просветительской акции. «Хованщину» и «Бориса Годунова» уже увидели кинозрители 30 российских городов.
Фотографии: опера "Саламбо", Дамир Юсупов/Большой театр; на анонсе - опера "Сорочинская ярмарка", Татьяна Спиридонова/Большой театр.
Светлана НАБОРЩИКОВА |
