Сагнак Игорь Владимирович

Историк-краевед, исследователь русского старообрядчества, издатель. Председатель Угличского родословно-краеведческого общества им. Ф.Х. Кисселя. Город Углич, Ярославская обл., Россия.

sagnaki@mail.ru

***

Основные понятия: Царственный Род; синергийная природа родовой Харизмы; Отеческий Чин в бытии; родовое обоснование «антропологического измерения» Русского Мифа…

***

- «Русский Миф» – однозначно и «фатально» – рождён событием Соборного Крещения Руси; провиденциальный и судьбоносный выбор Веры Православия – это основоположный онтологический узел, увязывающий воедино необозримое прошлое нашей древнеарийской и славянской предыстории, наше тысячелетнее историческое бытие и недоведомое Будущее – «родное и вселенское».

- Живым олицетворением этого выбора является личность святого благоверного князя Владимира Святославича, столпом и утверждением его («Древом Жизни» и «Лествицей Иякова» – см. ниже о Степенной книге!)– образы, жизнь и труды всех прямых его потомков.

- Базовые памятники древнерусской письменности (начиная с самого первого и фундаментального из них – Слова о Законе и Благодати митрополита Илариона Киевского, сер. XI стол.) задают и развивают основную парадигму нашего национального бытия как всечеловеческого вселенского делания, – Спасения: преображения самих себя и всего Мiра Божественною Благодатью, – и ключевым, центральным «агентом», проводником и движителем его полагают именно Княжеско-Царственный Род – живое родовое духовно-властное харизматическое¹  преемство – как Завет и Залог исполнимости нашей национальной миссии в Истории, понимаемой и как «Домостроительство Божие»². Апофеоз осознания и выражения этой идеи – Степенная книга Царского родословия (60-е гг. XVI столетия)³.

- Трагическое пресечение этого (неодномерного и драматичного, но вполне успешного, по всем сравнительно-историческим меркам) жизнестроительного водительства Домом русских князей своего народа-Церкви по пути Истории, состоявшееся в Смуту конца XVI – начала XVII столетий, явилось первой и главнейшей Революцией в нашей Истории; все дальнейшие расколы, смуты и нестроения – вплоть до сего дня – прямые последствия этого рокового срыва⁴, его неуклонное и катастрофическое (по меркам сущностным, духовным) «развитие»; на деле же – это вполне очевидная «инволюция» Русского Мифа, более или менее кощунственное (и своекорыстное) «пародирование», «травестирование» его. Подмена⁵ «Царского Корени», нарушение самой основы «метафизической и мистической» «благодатной легитимности СВЫШЕ» национальной Власти, дерзко, нагло и ловко осуществлённая молодой и хищной русской олигархией⁶ в самый возвышенный и ответственный момент нашего исторического бытия (середина-конец XVI столетия) не только дискредитировала (умело подвёрстанное к этой нужде, как самая существенная часть её механизма) новоучреждённое Патриаршество, а тем самым и всю русскую церковную иерархию⁷, не только спровоцировала первую монументальную Гражданскую войну в стране (поставившую её на грань существования), но и обрекла народ на метафизически выхолощенное в дальнейшем бытие в Истории, внутренне заведомо обезплодило⁸ её.

- Тем не менее, многие и очень многие представители этого, единственного по своему устроению и назначению, рода в нашей Истории и в последующие за «Революцией 16-го столетия» столетия являли собой ярчайшие образцы манифестации и действенности своей родовой Харизмы. Пристальное и сочувственное вглядывание и вживание в их (тоже – семейные и «внутри родовые») биографии⁹, их кропотливое изучение дают много ценнейшего материала для постижения этого, без преувеличения, уникального явления во всей мировой Истории. Комплексное, коллегиальное (соборное!) изучение этого явления под заявленным углом зрения – наинасущнейшее задание для современной отечественной гуманитаристики.

- В свете всего вышесказанного, крайне важно понимать, что куда более чем тысячелетняя Русская история – в неразрывной связи с мировой – представляет собою ЦЕЛЬНЫЙ, глубочайшим образом внутренне связный, историософский сюжет, фабула которого именно в переживаемое нами время выводит её на самую ответственную грань ключевого, итогового, мета-исторического выбора¹⁰. Онтологическая фокусировка этой повестки предполагает системную «пересборку» всех разрозненных и хаотически рассредоточенных реалий нашего исторического опыта, – ради восстановления самой основы его основ – ОТЕЧЕСКОГО ЧИНА В БЫТИИ.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Понятие харизмы, выражающее соответствующее ему реальное явление, в европейской культуре, как правило, связывается лишь с отдельной человеческой индивидуальностью – как явственное, яркое и действенное проявление в ней дара особого избранничества, причём преимущественно в плоскости «социальной», – как «харизма личная». В религиозном применении слово харизма означает «помазание свыше», «дар от Бога», действенная благодать. Выдающийся современный семиотик русской истории и харизматолог Б.А. Успенский, например и к сожалению, сводит понятие русской царственной и священно-церковной харизмы, однозначно на византийский манер, исключительно к сакральным аспектам ритуала, даже противопоставляя их родовым (5). Отрадно заметить в этой связи, что именно родовой преемник и наследник этого исследователя, Ф.Б. Успенский, творчески следуя за эскизными разработками В.Л. Комаровича (2), много лет кропотливо и  плодотворно изучает именно механизмы сохранения и бытования «криптоязыческих», потестарно-родовых традиций в исторической жизни русского Княжеского рода на протяжении всего русского Средневековья (X - XVI вв.) (3).  Фундаментально значимый  для наших разсуждений феномен «царственно»-родовой харизмы опознан современной российской наукой прежде всего на восточном материале: единственная известная нам монография, детально рассматривающая это явление (и обстоятельно и убедительно мотивирующая применение именно этого термина) посвящена родовой харизме Чингизидов – фактору, несомненно, существенно повлиявшему и на содержание идеологемы русской царской власти – но уже в последние столетия Древней Руси, собственно, в ранне- и средне-московский её периоды (4). На наш взгляд, уже само изначальное «мифически-демиургическое» «призвание варягов» и учреждение строя правления Русью именно на родовой  основе было: во-первых, однозначным и знаменательнейшим проявлением «потестарной», коренящейся в исконном родо-племенном укладе славян данности (и как эмпирической наличности, и как потребности в сохранении и усилении её), а во-вторых – успешно найденным способом утвердить её как принцип и поставить во главу угла. Дальнейшее развитие событий – закрепление и расширение Рода – было лишь «исторической удачей», понятой и принятой и Родом, и народом как его и общенациональная судьба и исполнение Божьего Промысла.

 Для понимания феномена властной родовой харизмы крайне важно учитывать многосложность, комплексность этого явления, его особую, сугубо- и трегубо- синергийную природу; в ней – гармонически и взаиморезонансно –  сопрягаются: «воля Неба» и духоподъёмлющее вольное признание «Земли» (мира людского), «молитва мёртвых за живых» и памятливая и действенная забота живых об ушедших. Огромную роль в этом нравственно-метафизическом явлении играет и совестная – «субъективно-психологическая» составляющая – как в князьях, так и в «людях». Родовая харизма князей, очевидно, реальна и действенна только в силу своей энергийно-соборной природы.

2. Стараясь не «злоупотреблять» богословскими терминами, мы полагаем их ограниченное, «нуждное» использование не только допустимым и приемлемым для того контекста, в котором ведётся изложение, но и необходимо-неизбежным: если не постулировать  за всей Русской историей особый, иератический статус, то, очевидно, и всякие содержательные разговоры о Русском Мифе или Русской Идее окажутся лишёнными внутренне-конструктивного смысла (не будут аутентичны - созвучны и соответственны её природе). Сказанное, по сути, означает то, что и фундаментальные, базовые тексты древнерусской письменности, как выражающие основы воцерковлённного национального самосознания, де-факто обладают статусом, по меньшей мере, национально-православного «Священного Предания». Этот – существеннейший – ракурс, эта ответственная (тонкая и «опасная»!) богословская рефлексия, по понятным (но неизвинительным) причинам, до сих пор остаются для всех нас скорее заданием, чем данностью…

3. Здесь мы прежде всего имеем ввиду Главу 72^-ю Первой Степени Степенной книги царского родословия «О праведном сродствии святаго Владимира», в которой, в сжатом виде, изложена главная мысль этого центрального и итогового памятника всей древнерусской письменности: «свято» и благословенно всё потомство благочестивого князя Владимира, просветившего Русскую землю святым крещением, — свято (благодатно) потому, что неотменно правоверно: ...благорасленное изращеніе, свzтаго и праведнаго его сэмени благословенныи плодъ, иже суть благородніи сынове его и внучата, въ роды и роды непремэнно царствоваху, державою его обладающе, и донынэ, Богомъ храними, все истинное благочестіе непоколэблемо держаще и Православную вэру непорочно исправлzюще, и, богоугодно живуще, многообразные по Бозэ подвигы показаша, ихже ради мнози и нетлэнными вэнци uвzзошасz отъ Бога.

Само это «тотальное» княжеское правоверие видится здесь как чудо: чюдо страшно и преславно и неизглаголанно, и чюдесъ превыше: даже и донынэ во всэхъ рускихъ самодержцехъ не бысть никтоже въ нихъ, иже бы неблагочестивъ былъ, и никтоже отъ нихъ никогдаже нимало не uсумнэсz, ни смутисz, ни соблазнисz о истинномъ Законэ христіzнскомъ, о животворныхъ Христовыхъ словесэхъ и єуангельскихъ и апостольскихъ преданіи и о отеческихъ uченіихъ. Но вси, божественныz силы промысломъ соблюдаеми и наставлzеми, єдинымъ правовэріz путемъ неразвратно, но єдинонравно течаху и вси, єдинъ єдинаго добродэтелми, къ Богу преспэвающе, и въ покаzніи и въ uмиленіи житіе свое препровождаху, и вси єдинодушно богодарованную имъ Рускую державу отъ всzкихъ єресеи крэпко соблюдаху и всэмъ сопротивнымъ страшни бываху.

И ещё: Поистинне рещи, веліе Владимирово благочадіе правовэрное, яко таковымъ многымъ отъ сэмени єго во многочюдесныхъ добродэтелехъ восиавшихъ: аще бы єдинъ или два блага – по єстеству бы было, а понеже до конца мнози неисчетни добродэтелни бышz, — и отъ сего разумети явленна и достохвална чюдеса не токмо Владимирова, но и сэмени єго праведнаго въ роды и въ роды и въ вэки!

Называя князя Владимира «новымъ Израилемъ» ( т.е. праотцем Ияковом), Степенная тут же делает и характерное, идущее от Слова Иларионова, со- и противо-поставление: Но отъ племени Авраамлz, иже суть израильтzне, мнози многажды заблудиша отъ Бога даннаго имъ Закона. Блаженнаго же Владимира благорасленныи плодъ въ роды и роды и донынэ никтоже не отпаде благодатнаго Христова Закона. Аще ли же нэкто отъ нихъ и человэческое нэчто сотвори, или нэкое прегрэшеніе содэz, или въ нэкіz крамолы uвzзну, или въ различныz скорби или бэды впаде, но истинныz вэры иже въ Господа Исуса Христа, никтоже не отпаде, ни отступи, якоже множествомъ паче пэска uмножишzсz, тако и многими добродэтелми мнози отъ нихъ Богомъ прославлени быша.

Здесь важно отметить, что текстом Степенной разумеются не токмо иже во всей Рустеи земли самодержателіе, но и роду ихъ благочестиваго владущіи и владоміи ими (или, несколько иначе, чуть ниже по тексту: мнози не токмо скипетродержателіе и властоначалницы, но мнози безчисленаго ихъ благородіа благорасленныи плодъ), т. е. речь идёт действительно о святости представителей всего рода равноапостольного князя Владимира – святости Рода как такового.

И далее — тоже исключительно важная и глубокая мысль, особенно значимая для нас в свете избранной для рассмотрения темы:

Мнози uбо отъ нихъ, аще и не празднуеми торжественно и не явлени суть, но обаче свzти суть, иже таковыz Своz uгодники Единому Богу хотzщю прославити сугубо, аще не здэ, то въ будущіи вэкъ.

Конкретизируя и поясняя своё изложение, Степенная книга даёт и подробный перечень типов княжеской святости: Иночествомъ. Отъ нихъ же мнози иночествомъ и постническими труды Богу uгодишz. Супружьствомъ. Овіи же въ благозаконномъ супружьствэ и чzда породишz, по Заповэдемъ Христовымъ благочестно пожишz, и вэчнаго блаженства сподобишzсz и ликомъ свzтыхъ причтошzсz. Безсупружьствомъ. Иніи же безсупружнымъ житіемъ и чистою совэстію къ Богу приближишzсz. Мученіемъ. Прочіи же многими мученическими подвигы исповэданіе Христово добрэ пострадвшz. На бранэхъ. И мнози же на бранэхъ доблествено храбръствоваше и тамо за христіzньское достоzніе животъ свои Христу Богу предашz. Въ плэненіихъ. Иніи же въ плэненіи въ многообразныхъ злостраданіихъ вэру Христову соблюдше и теченіе совершивше. Въ межюусобицахъ. Овіи же отъ межюусобныz крамолы uзами обложени. Въ темницахъ. Иніи же въ темницахъ держими. Ослэпленіемъ. Прочіи же очію лишаеми. Въ нужахъ. И въ иныхъ различныхъ нужахъ многиа бэды претерпэвше, конецъ житію пріzшz и вместо земныz славы Небесное Царство получишz. Юродствомъ. Иніи же богомудростнымъ притвореніемъ яко uроди вмэнишzсz Христовы ради любви въ нищетнэ образэ, и бездомовни изволишz быти, и многотрудно страньствовавше, и спасошасz. Ихже безчисленаго благородиа неисчетнаz имена написана суть на Небесэхъ, на земли же памzть ихъ съ похвалами пребываетъ во вэкы!

Есть все основания быть уверенными в том, что здесь перед нами не этикетный придворный панегирик и не этатистски-сервильная эмфаза. Содержание этой главы, как и содержание всей Книги – вовсе не просто «плод литературного и богословского творчества» её составителей, — это поразительно ёмкий свод самосознания самой Древней Русской Истории, осуществлённый на высшем её взлёте (и излёте, как нам открывается теперь). Образы и формулировки Степенной книги царского родословия – это, по сути дела, уникальный ключ ко всему духовному миру Древней Руси.

Итак, мы видим, что любой древнерусский князь, самой природой древнерусской жизни, укладом и устоями её, был осенён духом особого избранничества и был как бы предназначен к святости, словно «обречён» на неё: в компетенции самого князя, да и то лишь частично, оставался лишь «выбор» типа святости, а зачастую главное в жизненном делании князя состояло в смиренно-деятельном приятии того извода святости, который предлагала ему сама жизнь (т.е. Бог).

В этом поразительном обнаружении, которое мы сейчас совершили, самое важное состоит в том, что перед нами отнюдь не столько явление «идеологической» сакрализации власти (как склонна была думать, думала и продолжает думать историческая наука), и даже не сакрализация самого принципа власти (родового), но благоговейное свидетельствование и признание длящегося чуда – дарования Руси как стране и народу особого дара правоверного избранничества, гарантами и блюстителями которого и являются русские князья: И что можемъ воздати Царю царствующимъ, Господеви Богу нашему, Иже богатно даровалъ намъ такихъ крэпкодушныхъ начzлниковъ благочестиа, самодержавныхъ и равныхъ апостоломъ, премудрую въ женахъ Ольгу и достохвалнаго въ царехъ Владимира, и бесчисленное сэмz єго благородное, на нихже, яко на камени, uтверди Христосъ непоколеблемо основаніе Вэры, ихже къ Богу отъ рускихъ родовъ начzлнымъ предстателствомъ и мы, недостойніи, сподобихомсz єдино стадо быти, пасомо Тэмъ Самэмъ Исусъ Христомъ, истиннымъ Богомъ и Спасомъ нашимъ, Иже єсть Глава всэмъ, и Дверь, и Пастырь, и Владыка, и Господь. Вот глубинный исток и нерушимое основание тех национальных интуиций, которые в первый же век христианства на Руси выразились в обжигающей душу догадке о работничестве 11^го часа, а четырьмя-пятью столетиями позднее – и сладостным, и страшным сном о Руси как Третьем Риме! (6)

Строго говоря, Степенная книга – лишь один из важнейших духовно-идеологичеких памятников той знаменательнейшей поры в нашей Истории; на деле с ней тесно соседствуют и «сотрудничают» и – тоже ярчайшие и эпохальные – «Стоглав» и «Царственная Книга» (Лицевой летописный свод), «Великие Минеи-Четьи» и системы фресок Архангельского и Благовещенского соборов. Комплексное содержание этих глубочайших историософских и богословских манифестаций можно и должно понять как СОБОРНУЮ ПРИСЯГУ Богу – от ликов Священства и Народа – в неуклонной верности Богоизбранному Царственному Роду. Могучий «патерналистский» заряд, содержащийся в идее родового правления, родовой ответственности, родовых гарантий суверенитета страны означал неотменное духовное братство во едином Отце всех современных друг другу потомков своего исторического Праотца – Крестителя Руси – единственно истинно-христианское русское упование в плоскости социальной.

4. Воспринимая этот срыв как несомненное «попущение Божие» (всегда располагающееся для него в рамках и пределах Божьего же Промысла!), воцерковлённое сознание (и, тем более, – мирское, самим своим «развенчивающим» вопросом же и отвечая на собственный вопрос!) не может не задаваться вопрошанием: почему это произошло и «что из того хощет быти?»

Очевидно, что горестный и трагический опыт повсевременных удельных усобиц, братская рознь князей как «послуга» «татарщине», особенно разительно – масштабная (и загадочная!) «внутрисемейная» Смута второй трети XV столетия, «кровопивственность издревле» (кн. А.М. Курбский) князей династии (ровно в противовес Роду!) Калитичей, систематически безжалостно истреблявшей своё собственное ближайшее и дальнее родство, пресловутые жестокости Опричнины Грозного, – всё это лежало и всегда будет лежать в основе весомых «претензий» к представителям правящего Рода в целом. Но столь же очевидно и то, что и доселе вопрос остаётся вопросом, что – равно! – и историческая наука, и номинальное церковно-богословское сознание, – как видно, следуя глубоко ложному принципу: «всё действительное разумно»! – не только не имеют устойчивой традиции отвечания на него, но и вообще, по сути, зачастую слишком легко обходятся без его постановки.

5. Технически выраженная как замена: сначала принципа родового правления династическим, а затем замены «угасшей» династии «династиями» подложными – откровенно «выборными» и – не от Царственного Корня. Самыми красноречивыми документами этих ловко-лукавых технических ухищрений являются «соборные» и «уложенные» грамоты годуновского избрания и поставления (последняя по времени ревизия этого сюжета проведена в блестящих работах современных историков В.И. Ульяновского и  Д.И. Антонова). Эпичное и фантасмагорическое «возвращение» «Царя-Димитрия», как и «удаление» столь явственно отстраняемых от возможных претензий на Трон «личных» князей-харизматиков исконного родового корня М.В. Скопина-Шуйского (злодейски отравленного, но погребённого в царской усыпальнице!) и Д.М. Пожарского, только подчёркивают неуклонную решимость верхов русской элиты той поры любой ценою оторвать Власть от её Родового Корня. Парадоксальным подтверждением неотменной, «абсолютной» значимости (негативного признания!), неискоренимой легитимности исконно Царственного Рода являлось и систематическое подчёркивание (мнимого) родства новой династии - Романовых - именно с родом Рюриковичей (регулярные оговорки в ранних официальных титулах и в позднейших редакциях Степенной книги, структура эмблематичных «Царских древ» барочной эпохи и т.п. Для исполнения этой неисполнимой миссии на время даже учреждался самостоятельный Записной Приказ). Важнейшим и, пожалуй, наиболее выразительным свидетельством этого «метафизического» перелома в жизни страны является русское Самозванчество (неслыханное и немыслимое ранее!) – как хроническая поведенческая стратегия «невольно юродствующей» народной стихии, – «встречно-подменная» стратегия «провокативного политического эпатажа», – ещё одна форма  драматичного проявления неотменного снижения онтологического статуса самого нашего бытия в Истории. Строго говоря, в этом статусе – онтологических самозванцев и «антихристов» (псевдо-харизматиков, лже-помазанников) – и пребывают с той поры (то есть, начиная с первого из них –  «царя Бориса Фёдоровича») все правители в нашей Истории вплоть до настоящего дня.

6. Осознание того обстоятельства, что политико-экономический строй жизни нашей страны утвердился как протеически-олигархический именно  тех пор и именно на объявленном основании, тоже стоит немалого. Вместо Царства Благодатного Закона  мы получили «Империю» (первым и назвался публично «Ин-ператором» именно Лжедмитрий I, вместе со своим прямым предшественником Борисом Фёдоровичем столь во многом «предвосхищавший» грядущие свершения Императора Петра…), вместо Единой Святой Соборной Церкви – напыщенно-этатистского Державного Оборотня и груду остро-блестящих маргинальных осколков староверских «согласий», целый фейерверк фантасмагорических сект и грядущую прогрессирующую атеизацию простонародья; вместо заботливой и добротной национальной элиты – «онеметченный слой» чужеродных «господ», скоро обративших «народ» в «чернь» -  рабов и быдло, вместо органичного строя национальной жизни и культуры – вялое житейское барахтание, разбегание самого бойкого люда по окраинам, труды из-под палки остающихся  и затянувшуюся и доныне длящуюся муку (яркого, самобытнейшего, творческого!) выпрастывания всякого исконного почина из-под груд никчёмно-наносного несвоего. Подлинным чудом кажутся на этом фоне «Золотой» русский 19 век с его мирового уровня Литературой и  литературно-философский «Серебряный» начала 20-го, но и то, и другое – это всего лишь «метафоры», «шифры» и «аллегории» тех органичных и должных свершений, того Слова и Дела о Благодати, с которого так ликующе и обнадеженно начиналась когда-то наша Живая Речь в Истории…

7. «…несть истинны во царе же и въ патриарсе, ни во всемъ же священномъ чину, ни во всемъ народе Моемъ, Новемъ Израиле», – говорит Сам Спас «некоему мужу духовну»  в одном из ключевых духовно-пророчественных «Видений» времени Смуты (1, с.200). К сожалению, Русское Старообрядчество (как условно-цельное явление) так и не поставило перед собою вопроса о подлинных причинах, истоках и механизме Раскола Русской Церкви, полемически и риторически поначалу сведя всё к злоухищрениям «еретика-патриарха» и проискам прочих злодеев-еретиков, а затем и вовсе погрязнув во внутренней и внешней полемике. Между тем, очевидно, что глубинные внутренние напряжения в церковной  и духовной жизни народа – «исконны», они накапливались и вызревали столетиями.  Но – и это главное в осознании бедственного положения Православия в «мире сем»: оно оказалось заложником глубочайших  антиномий собственной догматики, прежде всего – агрессивных анахронизмов античной эсхатологии и апокалиптики, внутренне экзальтирующе-обезсмысливающих  всякое ответственное соборное посюстороннее историческое делание. 

8. Таким образом, «технически», и «субъект генерирования» и «субъект потребления» плодов национальной исторической жизни оказались  оторванными от исконной национальной основы, легко выносимыми за незримые и зримые пределы народа и страны: здесь и коренится самая природа перманентной и неуклонно прогрессирующей с тех пор «утраты национального суверенитета». Только так становятся по-настоящему понятными, например всё монументальное и нелепое трёхсотлетнее «Имперское строительство» (на зыбучем песке «псевдодинастии»; как, впрочем, и её, династии,  неизбежный крах) – по самой своей сути проект системной колонизации Евразии в интересах Европы, или предфинальная (и парадоксальная!) фаза этого «строительства» – «время великих строек» – СССР, (цинично и – снова злонамеренно и весьма своекорыстно! – пародируемая ныне сугубо прямо на наших глазах). Делая эти существеннейшие констатации важно отметить, что смысл и назначение сих эпохальных и бедственнейших псевдоморфоз (и их внутренних рефлексий на самих себя, как ныне) подлинно национальной жизни – реальны и крайне содержательны: это, по сути, тщательно организованные («сысподи») формы рязрядки вхолостую (и даже во ощутимейший урон) колоссальных подспудных энергий нашего национального бытия и устроения, его фундаментальных, базовых могучих и жизнеутверждающих архетипов.

9. Это имена (и родовые биографии!) князей А.М. Курбского, М.В. Скопина-Шуйского, Д.М.Пожарского; князей Хворостининых и Мышецких (безвестно-знаменитые «братья Денисовы» – харизматические основатели и устроители Выга – староверского «заонежского Китежа»: это – одновременно – и единственная успешно осуществлённая Утопия в отечественной Истории, и реальный прообраз грядущего «воссоздания Святой Руси»), Куракиных и Лобановых, Ромодановских и Хованских (тоже считавшихся и считавших себя Рюриковичами в ту эпоху), Долгоруковых и Кропоткиных, Одоевских и Вяземских, Щербатовых и Ухтомских, Лыковых и Шаховских и ещё десятков и, вероятно,  сотен выдающихся и малоизвестных родов и героев нашей Истории.

Но самым показательным и глубоким (и парадоксальным!) явлением в этой связи, на наш взгляд, являются личность и Учение скромнейшего «крипторюриковича» Николая Фёдоровича Фёдорова (урождённого князя Гагарина). Генеалогия не знает понятия «незаконнорожденности»: кровное рождение – отцовство и сыновство – непреложный и самодостаточный факт бытия (здесь уместно вспомнить о том, что и сам святой Основатель рода, по преданию, являлся «бастардом» – «робичичем», то есть рождённым своим князем-отцом от служанки его матери, св. благоверной княгини Ольги-Елены). «Сверхморализм»  богодухновенного и блаженного Старца, «московского Сократа», – его Учение и проповедь об Общем Деле, о Всемирном Родстве, его доктрина всепримиряющего и всеисцеляющего «русско-всемирного» Самодержавия, сама особая техника его этического мышления, проникновеннейшей нравственно-метафизической медитации, – это ярчайшая и глубочайшая манифестация Царственно-Княжеской Родовой Харизмы – одного из самых главных и ценных – средоточных и ключевых – достояний русского бытия во всей  Мировой Истории.

 10. Преодоление «Истории», неэсхатологический (!), некатастрофический  ВЫВОД национальной, а с ней и  Мировой истории в новый «эон» земного бытия при категорическом требовании сохранения Человека как воплощённого образа богоподобия  (в его наличной физической, душевной и духовной родовой данности, ибо это – «пуповина», нерасторжимо связывающая нас с предками!), олицетворённого свыше Исусом Христом как всечеловеческой Ипостасью Пресвятой Троицы (для безконечного целомудренного совершенствования себя и Мира) – это и есть искомая и извечная «национальная идея» Руси-России. Фактическое упразднение политического измерения общественного бытия, превращение его в поли-этическое (позволим здесь себе такую –  непраздно-праздничную! – игру слов) посредством  возвращения  к духовно-символическому правлению благословенного Рода Правых (Пс. 111:2) задаёт дальнейшему строю жизни  фундаментальный антропологический – родовой – камертон, позволяет насытить нетленными родовыми реалиями и смыслами и преобразить бытие каждой уникальной человеческой индивидуальности по её свободному выбору, смыкает «начала и концы» времён и смыслов, утоляет нашу извечную всеобщую родовую «ностальгию по Истокам».

ЛИТЕРАТУРА

1. Библиотека литературы Древней Руси, т.14, СПб, Наука, 2006

2.Комарович В.Л. Культ рода и земли в княжеской среде XI-XIII вв.//ТОДРЛ. М.; Л. 1960. С. 84-104

3.Литвина А.Ф., Успенский Ф.Б. Выбор имени у русских князей. Династическая история сквозь призму антропонимики. М., Индрик, 2006

4.Скрынникова Т.Д. Харизма и власть в эпоху Чингис-хана.  СПб, Евразия, 2013. (2-е изд.)

5.Успенский Б. А. Царь и патриарх: харизма власти в России (Византийская

модель и ее русское переосмысление). – М.: Школа

Языки русской культуры, 1998

6. Сагнак И.В. Об углическом Староверии: работы разных лет. Углич, 2014, с. 46-47.