Тяжёлый физический труд во все времена утомлял крестьянина, и он всегда стремился сделать всё возможное, что в его силах, чтобы облегчить труд на земле. Некоторые крепкие крестьяне, наиболее опытные и организованные, в совершенстве владевшие своим земным делом, ещё до рокового октябрьского переворота 1917 года и задолго до бандитского раскулачивания и принудительной, грабительской коллективизации начали покупать механическую технику: сеялки, веялки и косилки, – произведённую на зарубежных и отечественных заводах. На смену сохе, плугу и лошади постепенно приходили совершенно другие орудия труда, которые по своему применению весьма разнообразны и сегодня называются сельскохозяйственной техникой. Если бы не социальные потрясения, которые испытал в полной мере русский народ на земле русской по воле большевицких самозванцев, и если бы крестьянам дали волю и свободу трудиться на своей земле совсем недолго, ещё несколько лет до нашествия самозванцев, то в их хорошо организованных и отлаженных хозяйствах появился бы и желанный железный конь – трактор, приобрести который хотели и стремились многие землепашцы-хлеборобы, чтобы, как можно быстрее, освободится от тяжёлого труда при обработке земли с помощью плуга и лошади. Однако проходили долгие десятилетия, и вожделенный трактор так и не появлялся на полях. Совершившийся октябрьский переворот 1917 года и затянувшаяся надолго братоубийственная война не освободили крестьянина от тяжёлого труда, а, наоборот, набросили на его шею ещё одно обременительное ярмо – непосильные, грабительские налоги и другие натуральные поборы.
Спустя некоторое время трудолюбивых и умелых крестьян постигла более страшная беда: большевицкие самозванцы и служаки, разжигая неукротимое пламя зависти и ненависти в обществе и объявив крепких крестьян кулаками, отняли у них землю и собственное имущество. Но таким бандитским грабежом они не ограничились – одних безвинных крестьян расстреляли без суда и следствия, других посадили в тюрьмы, а третьих сослали подальше от родной земли, в суровые края, где птицы замерзают на лету. Оставшихся якобы на свободе более ста миллионов крестьян на земле русской, как скотину, насильственно загнали в колхозы, где они лишились права свободно трудиться и получать за свой труд заработанный хлеб либо деньги. Иначе говоря, по воле и принуждению большевицких и партийных самозванцев крестьяне-колхозники оказались рабами, прикованными намертво железными цепями к чужой, колхозной земле, когда-то им принадлежавшей…
Спустя долгие десятилетия трактор всё же появился. Появился только не на собственных, а на колхозных полях. И во многих русских деревнях и сёлах, особенно в нечерноземной зоне, где всегда были худые земли, случилась другая рукотворная, трудно поправимая беда: тракторные плуги, стальные и массивные, закопали глубоко в землю тончайший, плодородный слой почвы, перемешав его в одних местах с песком, а в других с глиной. Естественный драгоценный слой почвы, формировавшийся самой природой в течение длительного времени, на протяжении многих столетий, почти сразу после несколько глубоких вспашек был навсегда похоронен в земле вместе с опытом пахарей-сеятелей, который накапливался и передавался от поколения к поколению.
Железный конь, в котором вместо чувствительного сердца пламенный мотор, стал вспахивать широкое колхозное поле на большой площади очень быстро и без больших затрат потогонного труда. Однако, вспахивали и сеяли каждый год очень много и сразу, но получали от такой поспешной, непродуманной вспашки и посева совсем мало. И со временем обрабатываемая земля, отвечавшая когда-то богатым урожаем, перестала родить, и собранного урожая на колхозных полях не стало хватать не только пахарям-сеятелям и их многодетным семьям, но и тем, кто никогда не пахал и не сеял, и среди них, конечно же, были люди, вполне достойные, которые зарабатывали свой хлеб честным путём, выполняя разные виды полезных работ и живя вне деревни. Были и другие люди, не трудившиеся ни в поле, ни на производстве, но с высокой трибуны самозваной власти без стыда и совести с ехидной улыбкой на лице произносившие одни и те же, «единственно верные», убаюкивающие слова: «Правильным путём идёте, товарищи!».
Может быть, в такой всеобщей колхозной беде на земле русской всё же виноват железный трактор с пламенным мотором, подменивший коня, которого многие века запрягали сначала в соху и телегу, а потом и в плуг? Может быть, зря каждый рассудительный и смекалистый крестьянин стремился иметь его в своём совсем небогатом хозяйстве, чтобы не мозолить свои натруженные руки, держа в руках плуг, вспахивая поле? Очевидно, нет! Трактор – это всего лишь изобретённое и произведённое человеком механико-технологическое орудие труда. И в отличие от человека оно лишено и разума, и воли. И, более того, пламенный мотор не заменяет ни сердце, ни душу, которая, по мнению английского натуралиста Чарльза Дарвина, больше всего отличает человека от всего живого в многообразнейшем неживом и живом мира, включающем животных, даже самых близких к человеку.
Возможно, в колхозных бедах, когда обрабатываемая земля отвечала неурожаем, виноват тракторист, оседлавший железного коня и взявший в свои руки бразды его управления? Конечно же, нет! Чаще всего тракторист – честный, добросовестный труженик и рассудительный человек, всем сердцем и душой стремившийся сделать всё, чтобы вспахиваемая им земля приносила многократный урожай. Однако во времена самозванцев он был подневольным и не свободным в своих намерениях и, особенно, в действиях – он пахал не по своей воле, не по воле Божией и не тогда, когда подсказывал его пытливый ум и неравнодушное сердце, а только тогда, когда ему приказывали сверху. Он сеял то, что ему было велено, не опираясь на богатейший крестьянский опыт его предков. А приказывали и велели всегда одни и те же, чаще всего недалёкие, невежественные люди – партийные самозванцы-безбожники, и им повиновались колхозные председатели, среди которых было немало достойных, благородных и толковых людей, умелых организаторов работы в поле, но они, как правило, действовали не по зову сердца, не опираясь на свои практические знания и на богатейший опыт земледелия, а по партийной отмашке сверху. Может быть, партийные вожаки, одурманенные никем и ничем не неограниченной властью, лучше других знали и понимали, как пахать, что и когда надо сеять, или они имели больший опыт, чем подневольные крестьяне-колхозники, трудившиеся в поте лица на земле? Конечно же, нет! Многие из подобных самозваных, полуобразованных властителей с красным билетом в кармане никогда не держали в руках ни сохи, ни плуга, ни косы. В подавляющем большинстве это были совсем недалёкие люди, едва владевшие простейшей грамотой и ставившие вместо подписи корявую загогулину. Для многих из них любая наука и любое обучение давались с большим трудом, а свои знания и навыки, как, отнимая, разделять и властвовать, они получали обычно на курсах партийного ликбеза. Вооружённые такими неголоволомными, но единственно «верными» знаниями, они стремительно поднимались по своей партийной лестнице, возвышаясь над трудовым народом, который вынужден был, беспрекословно подчиняясь им, кормить их хлебом, добытым своим трудом. И знать они не хотели, что такое спасительная, духовная лествица, уводящая человека от пагубных страстей властолюбия и тщеславия, и что такое кормилица-земля и почему она так называется. Главное для них было вовсе не выращивать хлеб и собирать богатый урожай, а совсем другое – любыми способами скорее получить красный билет, который обеспечивал бы им безбедную жизнь на все времена до скончания века вне зависимости от того, будет ли урожайный год или нет. Они подчинялись не воле Божией, а воле самозваных вожаков, безрассудно поклоняясь «гениальным вождям», или «свободно выбранным» своим кумирам-безбожникам, в которых они верили и портреты которых развешивали во всех многолюдных местах, даже там, куда никогда не зарастает народная тропа. Некоторые из них, заблудившиеся не по своей воле, искренне верили, что нынешнее поколение будет жить при коммунизме, в некоем рукотворном земном рае без Бога, а то, что далеко не всем людям хватало хлеба насущного, их совсем не интересовало и не волновало. Многие обладатели красных партийных билетов, или краснобилетчики не были настолько наивными, чтобы не понимать истинную сущность коммунизма, который был для них всего лишь некой ширмой громких слов, прикрывавших их неблагочестивые, грязные дела. В душе их вселялся нечистый дух, или дьявол властолюбия, всеми средствами привлекая их на свой соблазнительный путь власти тьмы, а не на путь светлого будущего, которым они хотели оболванить «непросвещённый», «тёмный» народ.
Приказы, которые властители-самозванцы спускали сверху по партийной лестнице, в шестидесятые годы прошлого века, в отличие от первых трагических десятилетий самовластия после октябрьского переворота с многомиллионными жертвами русского и братского народов, не сводились к многочисленным арестам, массовым расстрелам, лишениям свободы и ссылкам неугодных им людей, а были, на первый взгляд, совсем безобидными и направленными на якобы благородные дела. Что плохого, скажем, в том, что сверху велят закончить полностью посевную компанию всех культур к майским праздникам, утверждённым самозванцами. Казалось бы, чем раньше вспашут поле и чем быстрее посеют, например, жито, тем раньше оно взойдёт, будет колоситься и созреет и тем раньше можно собрать урожай и, следовательно, тем лучше. Однако, на самом же деле, при слишком раннем посеве семена жита попадут во влажную, но холодную землю. В средней полосе русской равнины обычно к концу апреля земля не успевает достаточно хорошо прогреться солнечными лучами. Поэтому семена, попав в холодную почву, не будут долго всходить, а в то же время очень быстро наберут силу всепоглощающие и проворные сорняки и зелёной пеленой покроют всё поле.
Немудрёные приказы и указания самозванцев были простые и понятные, как им казалось. И нечего было голову морочить, рассуждать и следовать каким-то обрядам. Зачем верить каким-то народным приметам, которые передавались от поколения к поколению? Зачем молиться за богатый урожай? Зачем отмечать православные праздники, когда партийные приспешники придумали новые в честь своей победы над народом? К этим преднамеренно, но безрассудно внедряемым праздникам, изобретённым «великими» партийными фантазёрами всех времён и народов, пытались привязать все работы, в том числе и работы в поле, на земле. Скорее безоговорочно, без всяких рассуждений исполнить всё, что велено, якобы для того, чтобы быстрее приблизить «светлое будущее» – вот главная задача, а всё остальное – пережитки прошлого, и с ними надо раз и навсегда покончить. Главное – быстрее доложить вышестоящим партийным функционерам, что их приказы и указания выполнены вовремя и даже досрочно, а вовсе не человеческая забота о крестьянах-колхозниках и не стремление получить высокий урожай. Многие из подобных партийных приказчиков и повелителей, никогда не пахавшие, не сеявшие и не косившие, не имели даже малейшего представления о тяжёлом крестьянском труде. Некоторым из них вовсе не волновало, что колхозники за свой нелёгкий труд получают пресловутые палочки, а не выращенный ими хлеб и честно заработанные деньги. Имея все необходимое от подневольных тружеников, многие из них знать не хотели о том, что их трудом они живут, блаженствуя и наслаждаясь жизнью.
Если для крестьян, трудившихся на своей, не отнятой у них земле, главным было исполнить всё, что заповедовали их предки, накопившие богатейший жизненный опыт, чтобы вырастить хлеб, то для людей с красным билетом в кармане было главным и важным совсем другое – следовать «единственно верным» заветам, призывавшим отнимать, разделять и властвовать, и их вовсе не волновало, что такие призывы пагубны и греховны, ведь для них понятия греха, стыда и совести были пустым звуком. Большинству из них не было ведомо, что, совесть, по слову естествоиспытателя Дарвина, глубже других познавшего тайны живого мира, – самая сильная черта отличия человека от животных. С утратой совести человек, теряя своё человекоподобие, по своему внутреннему, духовному содержанию и по своим действиям и поступкам приближается к царству животных.
Чёрствые сердца многих партийных самозванцев и «слуг народа» были похожи на проезжую, хорошо протоптанную и укатанную дорогу. Если на неё попадает даже самое лучшее, отборное зерно, то оно, не проникая глубоко в землю, остаётся на её поверхности и становится лёгкой добычей всякой пролётной птицы. Чаще всего подобные люди грубые, невоспитанные, невежественные и по своей натуре во многом похожи на животных. Жили и живут они по большей части потребительской жизнью: вкусно поесть, вдоволь выспаться, одеваться во всё изысканное – выше этого они ничего не знали и не хотели знать. Их скудное мировоззрение по своей сути сводится только к материальным потребностям. Бразды управления, корыто, корм и пойло – только этим ограничивается их опустошённая душа, оказавшаяся во власти дьявола, который вытравливает в них всякое человекоподобие. Завладевший окончательно их душами дьявол заглушает слово Божие и голос совести. Для них понятий божественной истины и Святого Духа не существовало и не существует. Многие из них с циничной насмешкой и откровенным презрением относятся к идеалам правды, добра и красоты, которые всё человечество во все времена считало величайшими святынями. К таким драгоценным святыням всегда стремились истинные подвижники и лучшие творцы истории, готовые, ради спасения их, отдать все свои силы, а если потребуется, пожертвовать и своей жизнью.
Пренебрегая духовно-нравственными ценностями, партийные глашатаи «истин» вековых, опираясь на утопию «великих классиков», пытались навязать народу мнимые идеалы, свою правду, и через многотиражную «Правду» одурманить ими «непросвещённый», «тёмный» народ. Не добро, не красота и не совесть, определяли их скудное миропонимание, а беспредельная, никем и ничем не ограниченная власть, карьера и сиюминутная выгода – вот, к чему они стремились во все времена от начала октябрьского переворота 1917 года. Слово Божие встречало у них либо осознанное, уверенное отрицание, либо в лучшем случае тупое безразличие. Любое истинное слово отскакивало от их непроницаемого сердца, как горох от стенки, не пробивая даже внешней оболочки и не проникая внутрь, в глубину. Если оно иногда всплывало в памяти, унаследованной от предков, то проявлялось в жизни лишь до того момента, когда первый порыв распутства, сладострастия, властолюбия и других пороков, как налетевшая хищная птица, поглощал все ценнейшие богатства без остатка, а грубое сердце оставалось по-прежнему твёрдым, как камень, и непроницаемым для постижения спасительной, божественной истины.
Среди партийных властителей и служак были и такие, чьи сердца похожи на каменистую почву. На каменистой почве может пробиться разве что мелкая травка, а всякое благородное зерно, если и взойдет, то скоро под ярким солнцем увянет, засохнет и погибнет. Такие люди чаще всего не приносили большого вреда и при обычной спокойной жизни были способны лишь на маленькие дела, не требующие каких-либо усилий ума и сердца, не говоря уж о каких-то благородных начинаниях. Некоторые из них читали с упоением художественные произведения известных отечественных и зарубежных классиков, но и здесь дальше вздохов и словесных восторгов дело не доходило. Они открыто не противились добру и ничего не имели против добродетели и нравственности в своём понимании и даже хотели бы попасть в некоторое своё прекрасное царство светлого будущего, но при условии, что для этого от них не потребуется никаких лишений и что это можно сделать при полном земном комфорте и со всем мыслимым и немыслимым материальным обеспечением. Они непременно хотели бы въехать в такое фантастическое царство в золочёной карете либо на белом коне. В душе подобных людей властолюбие и себялюбие образуют твёрдый каменистый пласт. Обыкновенно такие низменные свойства души закрыты вуалью сердечной чувствительности и даже добрых намерений. Но когда добрые порывы необходимо воплотить в жизнь, или сделать какое-либо доброе дело, то сразу начинают проявляться присущие таким людям пагубные свойства души: против добрых дел восстаёт прежде всего себялюбие. А это означает, что всякий благородный порыв наталкивается на холодную каменистую стену эгоизма и быстро блекнет, как нераспустившийся бутон сорванной розы.
Для Корнея Ковалёва евангельские слова «сеять в тернии» означали бросить зёрна в отнятую у крестьян землю и ставшую колхозной, ничейной и неблагословенной, либо посеять всякие зёрна подряд, а не отборные лучшие, и зарыть их в сырую, холодную землю. Такие брошенные зёрна будут долго лежать в земле мёртвым грузом, не прорастая, а проворные, вездесущие сорняки станут очень быстро, как на дрожжах, расти и вытянут из почвы все питательные соки, необходимые для роста благородного семени. А когда земля хорошо прогреется солнцем, пробьются и ростки посеянных зёрен, но будет поздно – наберут силу сорняки и заглушат всё засеянное поле, и побороть их уже не сможет никакое культурное растение. Знает ли об этом сеятель? В большинстве случаев он знает. И непременно всякий сеятель-колхозник знает и другое – он сеет не на своей земле, а на чужой. Сеет не для себя, а для других. Чаще всего он не задумывается над тем, для чего и ради чего он это делает, но твёрдо знает, что за свой труд в поле он почти ничего не получит. Работает он не по своей иль Божьей воле, а по принуждению, по приказу. И ему глубоко безразлично, даст ли вспаханное и посеянное им поле богатый урожай или нет. Он хорошо знает: плодами его неблагодарного труда воспользуются другие, ведомые и неведомые ему люди. В сердце такого сеятеля хоть и теплится благочестивое начало, унаследованное от своих предков-крестьян, но побеждают тернии безразличия, и, естественно, он стремится, как можно, скорее освободится от своего рабского, подневольного труда.
Другое дело, когда тот же пахарь трудится на свой, не отнятой у него земле. Варварское изъятие у крестьян всей, без остатка, земли и дерзкая попытка загнать их подобно скоту в единое стойло – сначала в коммуну, а потом в колхозы и насильно удержать их там – кончилась разрухой и голодом. Поэтому прихватившие власть большевицкие самозванцы во главе с «гениальными вождями» и в большей степени их последователи пошли на милость, оставили по клочку земли каждой семье колхозника. Они вынуждены были это сделать после разорительной и преступной коллективизации. В противном случае вымерли бы от голода все крестьяне-хлеборобы, а вместе с ними и все партийные вожаки и «слуги народа», которые кормились чужим хлебом. Для каждого двора колхозника оставили всего не более полгектара пахотной земли. И такой крохотной земли хватало, чтобы худо-бедно прокормить свою многодетную семью и через грабительские налоги и различные натуральные поборы содержать огромную армию партийцев-бездельников и их многочисленных служак.
На своей земле пахарь-труженик постарается сделать всё возможное, чтобы посеянное им семя взошло, выросло и принесло многократный, а, может быть, и стократный урожай, как сказано в Библии. Он не торопится, а подождёт, пока весеннее ласковое солнце прогреет весь плодородный слой почвы. Вспашет землю утром, как только сойдёт роса, а посеет вечером, когда подсохнет верхний слой почвы. Он бросает зёрна, отобранные и запасённые зёрна для посева, не в опустошённую, а в удобренную почву: в родительскую субботу, как заповедовали его родители, он вывезет на своё поле навоз, накопившийся за всё время зимнего стояния скота без выгона на пастбище. Только на следующий день после посева, рано утром, на заре, когда посеянные зёрна покроются росой, подрастающие дети пахаря, едва отошедшие от сна, неторопливо, босяком пройдут с лошадью и бороной по засеянному полю.
Ухоженная и удобренная земля на своей узкой полосе отзывается богатым урожаем. Прислушиваясь к советам и наставлениям своих предков, крестьянин, обрабатывая свою, а не чужую землю, вольно или скорее невольно делает всё, чтобы его земля стала доброй и всё посеянное на ней приносило богатый урожай. У подобных тружеников слова не расходятся с делом: слушая и воспринимая слово Божие, они пытаются его исполнить в своей жизни. Однако и у этих благочестивых и трудолюбивых людей отзывчивое доброе сердце не бывает одинаково совершенным. Поэтому и плоды разные: у одних тридцатикратные, у других шестидесятикратные, а у иных и стократные, как сказано в Евангелии.
Работая на своей земле, любой крестьянин чувствует себя полновластным её хозяином и в то же время господином самого себя. Работает он добровольно, свободно и непринуждённо, не считаясь ни со временем, ни со своими силами, работает в поте лица от зари до зари. Он знает, что в какой-то мере трудится на себя, а не на других господ или каких-то самозваных диктаторов, и поэтому испытывает удовлетворение и радость от своего труда. Совсем по-другому он ощущает себя, работая не на своей земле, может быть, на земле, когда-то принадлежавшей ему или его предкам, но отнятой и ставшей ничейной, или чужой. Труд на такой земле подневольный, принудительный и не в радость крестьянину. И не по его воле и не по воле Божией в его чувствительном сердце проведена невиданная граница, разделяющая своё и чужое. Его вынуждают жить по двум совершенно разным, не совместимым между собой правилам, или одновременно служить двум господам. В Библии вполне определённо и однозначно сказано, что никто не может служить одновременно двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Попытка установить равновесие в душе человека между двумя противоположными началами никогда не венчалась успехом. Истинная же душа человеческая по своей божественной природе цельная и двоится не может.
В крестьянской жизни противоречие между двумя непримиримыми началами души решалось двумя разными путями. Один из них – не желая трудиться задаром в колхозе, колхозники правдами и неправдами готовы были покинуть свою родную землю и уехать в город, где в то время зарабатывали средства, вполне достаточные для обеспечения своих семей. Так поступали, но далеко немногие крестьяне: притяжение родной земли оказывалось сильнее естественного желания освободится от рабского колхозного труда. Наиболее широко был распространён другой путь – покидали деревню подросшие дети, едва достигнув совершеннолетия. Они уезжали в город, как правило, навсегда, чтобы не испытать на себе всей тяжести сельской жизни, которая выпала на горькую долю их родителей. И многие из них, оставаясь в одиночестве, невзгодах и нищете, в мучительных болезнях и муках доживали свой век на родной земле. Так постепенно пустела когда-то благородная русская земля, сиротели деревни и сёла, а потом совсем умирали.
До рокового переворота семнадцатого года в русских деревнях и сёлах жили истинные крестьяне с нераздвоенной, цельной душой. Подчиняя свою волю воле Божией, они пахали и сеяли, работая в поле от зари до зари. И их ухоженная, добрая земля приносила многократный, а иногда стократный урожай. Но случился роковой октябрьский переворот, затем нагрянула сплошная бандитская коллективизация, и большевицкие самозванцы объявили многих благочестивых и благородных тружеников-крестьян кулаками и, причислив к врагам народа, отняли у них землю, всё движимое и недвижимое имущество и сослали кого на Соловки, кого ещё дальше, а кого и расстреляли. На родной земле каким-то чудом остались лишь немногие крепкие крестьяне, претерпев все муки рукотворного, земного ада. Подавляющее же большинство крестьян со средним достатком, загнанных в колхозы, оказались далеко не свободными – их нищенская жизнь отличались от тюремной, лишь тем, что деревни и сёла не обносились колючей проволокой и вокруг них не ходили служаки с собаками и винтовкой в руках.
Остался в родной деревне и Корней Ковалёв. Он не был богатым, но имел свою землю и совсем небольшое хозяйство, нажитое своим трудом и унаследованное от родителей. Нагрянуло бандитское раскулачивание, и у его отца местные самозванцы отняли землю площадью более двенадцати десятин, увели на колхозный двор двух рабочих лошадей, две дойные коровы. Разобрали гумно, построенное руками хозяина, и его брёвна местные мужики по приказу прихлебателей-партийцев отвезли и небрежно свалили под открытым небом на скотном дворе вблизи колхозного коровника. Описали и отняли весь хозяйственный инвентарь и домашнее имущество и пытались выселить многодетную семью Ковалёвых из собственной хаты, которую они сами построили.
Однако после публикации сталинского головокружения от безумия, которое очень быстро распространилось в крестьянской среде, глава семьи Ковалёв, владевший простейшей грамотой, обратился в районный суд. И на удивление местных партийных прихвостней суд вынес неожиданное для них решение: раскулачивание Ковалёва признать незаконным. И суд на основании законодательных нормативов того времени, предписал вернуть семье Ковалёвых одну корову, одну лошадь вместе с упряжью, телегу, гумно, одну борону, один плуг и некоторые предметы домашнего быта. По решению суда Ковалёвым оставили землю, но не двенадцать десятин, принадлежавших им, а всего восемнадцать соток приусадебного участка. Колхозные и районные властители никак не хотели смириться с решением суда и настойчиво и упорно предлагали Ковалёву вступить в колхоз якобы по собственному желанию. Но он твёрдо стоял на своём, зная о том, что вступление в колхоз все-таки дело добровольное, а не по принуждению. И местные самозванцы, боясь нарушить второй раз закон (первый раз они нарушили при раскулачивании Ковалёвых), не стали применять на этот раз повторно репрессивные меры и пришли к выводу, что всё-таки нужно вернуть Ковалёвым всё предписанное судом. Однако многое из домашних предметов и хозяйственный инвентарь так и не удалось вернуть – их сразу же разворовали местные нечестивые люди. Не оказалось на колхозном дворе, ни плуга, ни бороны. Не было и лошадей – они были ухоженными и лучше других, и местные самозванцы передали их районным властителям. Дойных коров тоже не было на колхозном, скотном дворе – их сразу же отвели в районный центр на мясо. Не успели разворовать разбросанные брёвна гумна. Все они лежали на том же месте, куда их свалили, как будто дожидаясь своего хозяина. И хозяин вскоре, после решения суда явился, перевёз их на телеге за несколько раз и сложил из них на прежнем месте гумно, где оно стояло раньше до его разрушения.
Проходили многие десятилетия, и гумно Ковалёвых, срубленное топором да долотом и покрытое соломой, оставалось единственным не только в деревне Вязово и не только в районе, но и во всей области. Музейные работники, профессионально оценив такую реликвию, несколько раз приезжали в деревню и убедительно просили хозяина передать гумно в музей для демонстрации деревянного крестьянского зодчества. Но Ковалёву никак не хотелось расставаться со всем тем, что он сделал своими руками. Гораздо раньше, в начале тридцатых годов прошлого века гумно под разными предлогами пытались отнять, но оно устояло вопреки предписанию партийцев-проходимцев всё отнять, чтобы безраздельно властвовать.
Неоднократно пытались отнять и приусадебную землю. Но Ковалёв отстаивал свои права и защищал свою землю от варварского изъятия. Он любил её, и она оставалась для него всегда доброй. И всё, что не сеял бы он на ней, всегда давало богатый урожай. И крохотный клочок земли всегда кормил большую семью Ковалёвых, никогда не оставляя её без пропитания. И пятью хлебами можно накормить пять тысяч, когда слышится и воспринимается слово Божие. Своим благородным трудом пахарь и сеятель Ковалёв кормил не только свою семью, но и партийных и властных прихвостней, выплачивая обременительно большие налоги и другие поборы. И каким бы тяжёлым и непосильным не был его труд, и какие бы издевательства и унижения не испытывал, он всегда оставался цельной натурой. Его душа никогда не раздваивалась, и посеянное в его добром сердце слово Божие всегда приносило плоды, видимые и невидимые.
Библиографические ссылки
Карпенков С.Х. Концепции современного естествознания. Учебник для вузов, 13-е изд. М.: Директ-Медиа, 2018.
Карпенков С.Х. Концепции современного естествознания. Практикум, 6-е изд. М.: Директ-Медиа, 2016.
Карпенков С.Х. Экология. Учебник в 2-х кн., 3-е изд., М.: Директ-Медиа, 2024.
Карпенков С.Х. Экология. Практикум, 2-е изд. М.: Директ-Медиа, 2022.
Карпенков С.Х. Экология. Учебник для бакалавров. М.: Логос, 2014.
Карпенков С.Х. Технические средства информационных технологий. 5-е изд. М.: Директ-Медиа, 2023.
Карпенков С.Х. Концепции современного естествознания. Справочник. М.: Высшая школа, 2004.
Карпенков С.Х. Незабытое прошлое. М.: Директ-Медиа, 2015.
Карпенков С.Х. Воробьёвы кручи. М.: Директ-Медиа, 2015.
Карпенков С.Х. Русский богатырь на троне. М.: ООО «Традиция», 2019.
Карпенков С.Х. Стратегия спасения. Из бездны большевизма к великой
России. М.: ООО «Традиция», 2018.
Карпенков С.Х. К истории одного преступления // Уничтоженные как класс. М.: ООО «Традиция», 2020. С. 3 – 65.
Карпенков Степан Харланович
Русская Стратегия
|
