Поздней осенью, когда все основные работы в поле завершены, православные христиане отмечают день Святого Георгия Великомученика, покровителя всех земледельцев. Этот день приходится на 26 ноября по старому стилю и известен в народе как Юрьев день. В далёком прошлом на русской земле в Юрьев день, после полного и окончательного сбора урожая крестьяне рассчитывались с землевладельцами. Слово «объегорить» произошло от Егорьева дня, так иначе называли Юрьев день, и означает обмануть при расчётах.
До конца ХV века крестьяне считались свободными, хотя и работали на земле, им не принадлежавшей. На ней они проживали, а поля возделывали. Крестьяне могли перейти к другому землевладельцу, оставив землю по своей воле, если возникала такая осознанная и крайняя необходимость. Однако при переходе они обязаны были погасить полностью все долги и оплатить пошлину прежнему хозяину за пользование земельным наделом, так называемое пожилое.
Объединение русских земель вокруг княжества Московского требовало законодательного упорядочения перехода крестьян, которое осуществилось в 1497 году при Великом князе Иване III, утвердившем своеобразный свод законов – Судебник, разрешавший крестьянам уходить от своих владельцев в определенное время года, но совсем не запрещал переход от одного хозяина к другому. Любой крестьянин имел право уйти от своего хозяина, но только при условии полного завершения полевых работы и только раз в году – в конце осени в течение недели до Юрьева дня и такого же времени после него. Судебник, утверждённый позднее, в 1550 году, при царе Иване IV Грозном, сохранил право перехода крестьян.
Княжество Московское начало постепенно расширяться ещё при Иване III, который не был назван царём, но из его уст впервые прозвучало слово «государство». Государственному устроению на русской земле он уделял особое и большое внимание. При его правлении и в дальнейшем государство не только зарождалось, но и формировалось, укреплялось и сыграло важную роль в объединении множества разрозненных древнерусских земель. Одновременно с государственным устроением допускались поместные землевладения как вознаграждение за военную или гражданскую службу, без которых не обходится ни одно государство. Каждое поместье представляло собой земельный надел, находившийся в собственности государства. В то же время оно закреплялось временно за помещиком. От поместья произошло производное слово «помещик».
Государственные земли заселялось свободными крестьянами, которые отдавали часть произведённой сельскохозяйственной продукции в виде подати не государству, а помещикам, и это осуществлялось до тех пор, пока за ними числилась земля. Получив поместья от государства, помещики обязаны были нести ту или иную государеву службу, а часть собранных у крестьян податей шла на содержание служилых людей в зарождавшемся государстве и на материальное обеспечение гражданского населения, не связанного с работой на земле.
Кроме государственных, были земли, которыми помещики владели на правах частной собственности. Такие частные земли могли передаваться в качестве приданого невесте и по наследству. Наследственное владение землёй, называемое вотчиной, растянулось на несколько столетий вплоть до рокового октябрьского переворота 1917 года. Свою землю собственник возделывал, конечно же, не сам, а руками нанятых вольных крестьян. Возделывать землю он мог и по-другому, поселяя на ней работников – холопов, которые полностью зависели от землевладельца, во всем подчиняясь ему. Полная зависимость холопов от собственников мало чем отличалась от рабства. В крепостной России, да и гораздо позднее холопами нередко считали всех крестьян без разбора, и к ним же относили господских слуг. До сих пор холопом могут назвать вовсе не крестьянина, а любого человека, готового на всё ради раболепия и подхалимства.
Помещик, собственник земли, не имел право переселять крестьян из государственных поместий в свои частные владения. Такие крестьяне, хотя и были зависимыми от своего хозяина-помещика, но не считались его собственностью. Они всё же были относительно свободными и свои подати вносили не прямо государству, а помещикам, своеобразным посредникам, которые, выполняя свои обязанности, прямо или косвенно служили государю.
В дальнейшем сама сельская жизнь показала, что далеко не всякий крестьянин стремился во что бы то не стало перейти к другому землевладельцу. Ведь у каждого крестьянина была своя семья, как правило, многодетная, своя хата и своё хозяйство. Перевозить на новое место хату и надворные постройки, заводить хозяйство на новой земле и выполнить много других работ было не под силу даже крепкому крестьянину. Да и к своей земле, и к своей деревне крестьянин привыкал и не хотел покидать прежнее место жительства в поисках лучшей жизни. Возделываемая крестьянином земля во все времена какой-то неведомой силой притягивала его к себе, и он не хотел просто так расставаться с ней. Как бы врастая в свою любимую кормилицу-землю, земледелец становился неотделимым от неё, оставаясь неотъемлемой её частью. К тому же всякий крестьянин далеко не всегда знал, где же на Руси живётся хорошо, как это написано в замечательной поэме Николая Некрасова, выдающегося русского поэта, высоко ценившего крестьянский труд. В то же время здравомыслящий и рассудительный крестьянин никогда не забывал мудрую пословицу: живётся там хорошо, где нас нет. Вынуждены были уходить от своего хозяина-помещика лишь те крестьяне, которые не смогли справиться с чрезмерно большими поборами своего хозяина либо не смогли дальше выносить и терпеть неуважительное отношения к ним своего господина, который в погоне за выгодой не всегда помнил о ближнем своём. Стремились уйти к другому владельцу и те крестьяне, которые становились по тем или иным причинам должниками и не могли погасить долги.
Не заинтересованы в переходе были не только крестьяне, но и сами помещики, владения которых они могли покинуть. Такие помещики побуждали государя принять закон об ограничении перехода крестьян. Да и хозяйственные неурядицы требовали изменений отношений к беглым крестьянам. Поэтому для наведения порядка в зарождающемся государстве в 1597 году по инициативе Бориса Годунова царём Фёдором Иоановичем был принят закон, широко известный как указ об урочных летах, который запрещал переход крестьян от одного владельца к другому даже в Юрьев день в определённые годы на время составления писцовых книг – описи населения и земельного фонда. Этот запрет оказался неожиданным для крестьян, и как следствие, родилась поговорка: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!», которая прочно вошла в народный лексикон и передавалась от поколения к поколению в течение нескольких столетий.
Указ об урочных летах впервые определял срок сыска беглых крестьян – пять лет. Согласно нему, крестьяне, бежавшие от господ «до нынешнего… году за пять лет» подлежали сыску, суду и возвращению «назад, где кто жил». На бежавших более пяти лет назад и ранее указ не распространялся, их прежним владельцам не возвращали. Если же в течение «урочных лет» помещик не сумел найти своего крестьянина и не подал челобитную о его розыске, он терял на него право владения, и беглый закреплялся за новым владельцем. Норма «урочных лет» прикрепила к земле не только тяглых крестьян, но и их детей и жён, ранее не подпадавших под действие «заповедных лет». Любой переход рассматривался как бегство. Беглый подлежал возврату со всей семьей и имуществом. В дальнейшем срок сыска был увеличен до 15 лет. Так постепенно и последовательно утверждалась крепостная зависимость крестьян.
В то же время у любого крестьянина всё же оставалась возможность уйти от своего помещика, если возникала такая необходимость. Во всех указах о сроках сыска беглых крестьян шла речь о возвращении лишь должников, не рассчитавшихся с помещиком согласно порядным записям, то есть тех крестьян, которые пытались объегорить своего хозяина. Добросовестный крестьянин, исполнив свои обязательства, был свободен и волен идти куда угодно или оставаться на прежнем месте, или вовсе бросить землепашество и выбрать совсем другую работу, не связанную с землёй, если позволяли его средства, способности, навыки и умения. Однако многих землевладельцев такое отношение к своим крестьянам всё же не устраивало, и наиболее активные из них в своих челобитных настаивали на принятии бессрочного сыска. И царь Алексей Михайлович пошёл им навстречу – в 1649 году он подписал Соборное Уложение, юридически закрепившее бессрочный сыск беглых крестьян и возвращение их «с чадами и домочадцами и со всеми животами назад, где кто жил». С утверждением этого документа начинается полное закрепощение крестьян на русской земле в течение длительного периода, растянувшегося на более, чем два столетия, вплоть до отмены крепостного права.
Соборное Уложение укрепляло централизованное управление, а вместе с централизацией крепчала и самодержавная власть. Такое новое законодательство упраздняло некоторые традиционные для высшей знати права – все города, монастырские и боярские слободы передавались под царское управление; учреждался монастырский приказ, ставивший владения церкви под контроль государства; монастырям запрещалось приобретать земли. Крепостное положение становилось наследственным, а сыск беглых крестьян – бессрочным. Крепостные крестьяне прикреплялись не к земле, а к её владельцам. Неограниченный срок сыска беглых крестьян и право землевладельца вернуть их и их потомков означали, что крестьяне становились навечно прикреплёнными, или прикованными незримыми цепями к тому поместью, где их застала перепись населения 1620-х годов. Отсюда произошли слова «крепостное право» и производное от них «крепостничество». Даже свободный от долгов крестьянин терял право менять место жительства – он всё равно становился крепостным. Произошёл полный и окончательный переворот в крестьянской жизни, лишивший крепостных в России право свободно выбирать место жительства и распоряжаться результатами своего труда и своим движимым и недвижимым имуществом. В результате большинство крестьян, лишённых земли и свободы, оказалось во власти своих помещиков, почти ничем и никем не ограниченной.
Согласно Соборному Уложению, крестьянин по своему статусу и положению в обществе приближался к барскому холопу. Его хозяйство признавалось собственностью помещика, да и он сам считается собственностью господина, которую можно было продавать на рынке, что чуть позднее и утвердилось. Поэтому у крепостных крестьян пропадала всякая охота добросовестно трудиться на чужой земле, повинуясь во всём и всегда своему господину.
С конца ХVII века широко распространялась порочная, унизительная практика купли-продажи крепостных крестьян помещиками, которые могли, кроме того, передать свои поместья вместе с крестьянами по наследству своим жёнам и детям. Спустя несколько десятилетий такая практика торговли бесправными крестьянами была закреплена законодательно, а чуть позднее помещик, кроме того, получил право ссылать крестьян в Сибирь и даже отправлять их на каторжные работы.
Соборное Уложение 1649 года законодательно утвердило полное и окончательное закрепощение крестьян, с которых помещики взыскивали подати и часть их своевременно вносили в казну. Кроме того, гораздо позднее, при Петре Первом, все помещики обязаны были отправлять определённое число своих крепостных в рекруты для несения военной службы. За укрывательство беглого рекрута любого помещика ждало суровое наказание.
Некоторые статьи Уложения все-таки предусматривали хоть и небольшие, но всё же ограничения на права владельцев крестьян. Так, помещик по своей воле не мог оставить крепостного без земли. Любой крестьянин имел право в судебном порядке обжаловать несправедливые, чрезмерно большие поборы своего владельца. За побои крепостных помещику грозило наказание. В частности, помещица Салтычиха за издевательства над своими крестьянами была приговорена к заточению. В 1768 году рядом с Лобным местом у позорного столба стояла Дарья Салтыкова, широко известная в народе Салтычиха, насмерть замучившая более ста своих крепостных. Пока приказный дьяк зачитывал с листа совершённые ею преступления и приговор, она стояла с непокрытой головой, а на её груди висела дощечка с надписью: «Мучительница и душегубица». После оглашения приговора её отправили на вечное заточение в Ивановский монастырь.
В одной из статей Уложения в защиту почти бесправных крепостных было написано: «Крещёных людей никому продавать не велено». Однако этот запрет, направленный на укрепление православия в России, в разное время нарушался по-разному, и особенно открыто был нарушен при Императоре Петре I, стремившемся повернуть православную Россию лицом к Западу. Людей продавали везде и всюду – не только по договорённости между помещиками, но и на рыночных площадях подобно домашнему скоту. Сам Император Петр I раздал в частное владение более 200 тысяч душ. Если учесть, что в то время учитывались только мужские души, то в такое владение пропадало гораздо большее число крепостных вместе со своими многодетными семьями. Крепостные души, живые, а не мёртвые, как по Гоголю, Петр I дарил своим приближённым. Так, его любимец князь Меньшиков стал владельцем около ста тысяч крестьянских душ.
Крепостное право прямо или косвенно коснулось не только крестьян, живших непосредственно на земле, не принадлежавшей им, но и рядовых горожан, или посадских людей, занимавшихся торговлей товарами и другими делами в городах. Их переезд из одного города в другой и даже из одной посадской слободы в другую, хотя и официально не запрещался, но ограничивался и строго контролировался. Посадские люди, в отличие от крестьян, несли тягло (платили подати) всей общиной, на основе круговой поруки, и всю подать ушедшего из слободы должны были выплачивать те, кто в ней оставался. Беглые посадские люди также подлежали бессрочному сыску.
В России в XV–XVII веках были не только крепостные, но и черносошные крестьяне, вольные в организации своего труда и свободные от помещиков. В отличие от крепостных крестьян они не были лично зависимыми, а потому несли тягло не помещикам, а в пользу Российского государства. Земля находилась в собственности черносошного крестьянина, и он мог отдавать её в залог и продавать, но с условием, чтобы сразу уплатил все общинные пошлины, или «обелил» свой надел. Жили такие относительно свободные крестьяне преимущественно на удалённых окраинах страны с суровым климатом, где возделывание неплодородных земель давалось с большим трудом. Поэтому они вынуждены были заниматься охотой, рыболовством, пушным промыслом, торговлей и другими делами, не связанными или косвенно связанными с обработкой земли. Особенно много черносошных крестьян жило в Поморье, не знавшем крепостного права и поэтому названным Голубой Русью. Численность поморских крестьян составляла не так уж мало, до одного миллиона человек. Подобные вольные крестьяне жили и в Сибири. В XVIII веке все черносошные крестьяне получили государственный статус.
На большей части огромной территории России крепостного права никогда не было. Однако об этом в отечественных учебниках по истории в недалёком советском прошлом сознательно умалчивалось, чтобы возвеличить роль октябрьского переворота 1917 года, в результате которого были изгнаны помещики. Даже в современных скороспелых источниках отечественной истории, написанных без учёта архивных материалов, не всегда отчетливо говориться о том, что далеко не вся обширная территория России была охвачена крепостным правом. Крестьяне, проживавшие на Русском Севере, во всех уральских, сибирских и дальневосточных губерниях, никогда не знали, что такое крепостное право. Оно не коснулось великого множества казачьих поселений и народов Северного Кавказа, Кавказа и Закавказья. Не было крепостного права ни в Финляндии, ни на Аляске, принадлежавшей в то время России. Общая доля крепостных крестьян к концу царствования Николая I сократилась примерно до одной трети всего населения.
Кто же из многочисленных народов России больше всех испытал на себе иго крепостничества? Ответ на этот вопрос содержится в секретном донесении графа Бенкендорфа, шефа корпуса жандармом. В этом документе, направленном Николаю I, он писал: «Во всей России только народ-победитель, русские крестьяне, находятся в состоянии рабства; все остальные: финны, татары, эсты, латыши, мордва, чуваши и другие – свободны». Можно по-разному относиться к этому донесению с откровенным высказыванием, но не вызывает сомнений то, что шеф жандармов владел достоверными сведениями о государственных делах и о том, какие же народы России были связаны крепостными цепями.
Позднее, о рабстве в России открыто заявлял известный русский публицист и историк Константин Аксаков. За несколько лет до отмены крепостного права, в 1855 году в обращении к Александру II он писал: «Образовалось иго государева над землей, и русская земля оказалась как бы завоеванною… Русский монарх получил значение деспота, а народ – значение раба-невольника на своей земле».
Законодательство Российской Империи, защищавшее помещичьи интересы, привело к тому, что крепостные крестьяне, лишённые всяческих гражданских и человеческих прав, оказались в рабстве у своих помещиков. О крестьянской неволе высказывался выдающийся русский историк Василий Ключевский, профессор Московского университета. Характеризуя жизнь подневольных крестьян, он писал: «Закон всё больше обезличивал крепостного, стирая с него последние признаки правоспособного лица».
Крепостная Россия отображена во многих произведениях отечественной литературы. К одному из таких произведений относится поэма «Мертвые души», написанная выдающимся русским писателем Николаем Гоголем до отмены крепостного права и опубликованной в 1842 году. В этом широко известном произведении осуждаются и высмеиваются обретённые человеческие пороки помещиков и губернских чиновников. Один из многих характерных персонажей поэмы – помещик Плюшкин. С ним встречается и ведёт переговоры о покупке крепостных «мёртвых душ» Чичиков, главный герой поэмы. До их встречи Николай Гоголь подробно описывает разорённую деревню и полуразрушенную фамильную усадьбу Плюшкина: «Какую-то особую ветхость заметил он (то есть Чичиков) на всех деревянных строениях: бревно на избах было темно и старо; многие крыши сквозили как решето: на иных оставался только конёк вверху да жерди по сторонам в виде рёбер… Окна в избёнках были без стёкол, иные были заткнуты тряпкой или зипуном… Частями стал выказываться господский дом… Каким-то дряхлым инвалидом глядел сей странный замок, длинный, длинный непомерно… Стены дома ощеливали местами нагую штукатурную решётку… Из окон только два были открыты, прочие были заставлены ставнями или даже забиты досками… Зелёная плесень уже покрыла ограду и ворота. Некоторое оживление вносил в эту печальную картину «весёлый сад» – старый, заросший и заглохлый, уходивший за усадьбой куда-то в поле.
При появлении хозяина всего этого пришедшего в полный упадок имения Чичиков первоначально принимает его за старуху-ключницу – настолько диковинно, грязно и бедно был тот одет: Послушай, матушка, – сказал он, выходя из брички, – «Что барин?...». Когда недоразумение разъяснилось, писатель подробно описывает внешность своего необычного героя: «Лицо его не представляло ничего особенного и выглядело как и у других худощавых стариков. Лишь подбородок выступал очень далеко вперёд, да привлекали внимание маленькие глазки, бегавшие как мыши из-под высоко поднятых бровей. Гораздо замечательнее был наряд его: никакими средствами и стараниями нельзя бы докопаться, из чего состряпан его халат: рукава и верхние полы до того засалились и залоснились, что походили на юфть, какая идёт на сапоги; позади вместо двух болтались четыре полы, из которых охлопьями лезла хлопчатая бумага. На шее тоже было повязано что-то такое, которого нельзя было разобрать: чулок ли, подвязка ли, или набрюшник, только никак не галстук».
В литературной критике сложилось вполне определенное восприятие этого необычного персонажа как некое воплощение скопидомства и жадности, которые одержали верх над образованным и неглупым человека, превратив его в ходячее посмешище даже для собственных крестьян. В русском разговорном языке и в литературной традиции имя «Плюшкин» стало нарицательным для мелочных, скупых людей, охваченных страстью к накопительству ненужных им, а подчас и совершенно бесполезных вещей.
Нарицательным стал и другой персонаж поэмы «Мертвые души» – помещик Манилов, образ которого с большим выразительным мастерством представлен в виде бездеятельного мечтателя. Мечтательное и в тоже время безразличное отношение ко всему окружающему до сих пор называется маниловщиной.
В поэме «Мертвые души» осуждаются и высмеиваются обретённые человеческие пороки, которые, во-многом, обнажало крепостное право. Однако во власти губительных пороков оказалась далеко не вся российская земля. Были, конечно же, и захудалые деревеньки, находившиеся во владении помещиков, подобных Плюшкину. Были и разваливавшиеся имения, владельцы которых не содержали их в порядке и вовсе не потому, что у них не было средств и не было подневольных слуг, а потому что лень и праздность их одерживали верх.
На бескрайних российских просторах всё же было великое множество благоустроенных деревень с добротными крестьянскими домами, срубленными сельскими мастерами-пахарями и утопающими в зелени. Большинство же помещичьих имений были похожи на дворцы. Они не разрушались и находилось в образцовом порядке. Многие помещики видели в крестьянине ближнего своего, а вовсе не бесправного раба, и всячески способствовали облегчить его труд на земле. Некоторые из них открывали школы для крестьянских детей, строили дороги и мосты, были милосердны и занимались благотворительностью. Они любили своих крестьян и стремились сделать всё зависящее от них, чтобы они стали вольными и свободными. Любил своих крестьян и граф Лев Николаевич Толстой, выдающийся русский писатель и мыслитель, своим словом и делом сделавший немало для их освобождения.
Гораздо раньше сделал немало для процветания России своим выразительным и метким словом, в продолжение Слова, которое было в начале, и русский писатель Николай Гоголь, выводивший яркими, сочными красками светлый образ России в виде стремительной русской тройки, «которой дают дорогу другие народы и государства». Эта образная метафора оказалась пророческой – в первом десятилетии до рокового октябрьского переворота 1917 года Великая Россия в своём развитии обогнала многие страны мира.
Но всё же гораздо раньше, в первой половине XIX, развитие крестьянской России сдерживало крепостничество. В то время не только писали и открыто говорили о тяжёлой крестьянской, подневольной жизни, но и всё чаще стали проявляться недовольства крепостных крестьян, которые нередко выливались в волнения, особенно участившиеся во время Крымской войны, начавшейся в 1853 году и длившейся в течение трёх лет. Потому правители Государева Российского вынуждены были пойти на законодательные ограничения крепостного права.
Первый важный шаг в освобождении крестьян сделал Император Павел I ещё задолго до отмены крепостного права. В 1797 году он подписал Манифест о трёхдневной барщине. Акт подписания был совершён в апреле, в день празднования коронации Императора, совпавшего с первым днём Пасхи. Этот законодательный акт Российского Императора впервые со времени появления крепостничества ограничивал использование крестьянского труда в пользу двора, государства и помещиком тремя днями в течение каждой недели и запрещал принуждать крестьян к работе в воскресные и праздничные дни, в которые они могли бы отдохнуть от тяжёлого труда на земле и пойти в церковь, чтобы принять участие в Божественной Литургии. Манифест специально оговаривал, что три рабочих дня каждую неделю крестьян мог работать на себя, а не на барина, что в значительной степени способствовало самостоятельному развитию и укреплению крестьянских хозяйств.
Следующий шаг в раскрепощении крестьян сделал Российский Император Александр I, подписав в 1803 году указ об отпуске помещиками своих крестьян на волю при обоюдном согласии. Этот документ, широко известный как указ о вольных хлебопашцах, давал право помещикам освобождать крепостных крестьян поодиночке и даже селениями с выдачей земельных наделов.
За свою обретённую волю крестьяне обязаны были выплачивать выкуп или исполнять те или иные повинности. Если оговорённые в соглашении обязательства не выполнялись, крестьян вынужден был вернуться к помещику. Тем не менее ничто не мешало владельцу отпустить крестьянина безвозмездно – всё определялось тем, насколько мог договориться крестьянин с помещиком. Крестьян, получивший таким образом волю, назывался свободными или вольным хлебопашцем.
В указе о вольных хлебопашцах впервые прописывалось законодательное положение о возможности освобождения крестьян с землей за выкуп, если таковой был оговорён в договоре. Это положение легло потом в основу предстоящей реформы 1861 года. По всей видимости, Александр I возлагал на указ большие надежды – ежегодно в его канцелярию подавались сведения о числе освободившихся крестьян. Однако жизнь распорядилась совсем по-иному – подавляющее большинство помещиков не торопилось давать волю своим крестьянам и не хотело терять почти неограниченную власть над ними. Проходили десятилетия, и за всё время действия указа в Российской Империи было освобождено от крепостной зависимости совсем немного, всего лишь около 1,5 процента крестьян.
В 1816–1819 годах крепостное право было отменено в прибалтийских губерниях Российской Империи: Эстляндии, Курляндии, Лифляндии и на острове Эзель.
Важный и решительный шаг в освобождении крестьян сделал Всероссийский Император Александр II, подписав 19 февраля 1861 года Манифест «О всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей». Этот важнейший государственный документ вошёл в историю как Манифест об отмене крепостного права. В связи с отменой крепостного права на русской земле Императора Александра II стали называть Освободителем. Освободителем его называли и называют болгары в честь другого важнейшего события – их освобождения от турецкого ига.
Манифест об отмене крепостного права впервые был оглашен в Прощёное Воскресенье во всех российских православных храмах и церквах. При этом с трепетом и радостью произносились слова: «Дворянство добровольно отказалось от права на личность крепостных людей...». Манифест заканчивается словами: «Осени себя крестным знамением, православный народ, и призови с нами Божие благословение на твой свободный труд, залог твоего домашнего благополучия и блага общественного».
До отмены крепостного права подавляющее большинство крестьянского населения России не имело фамилий, и только после освобождения от крепостной зависимости вольные крестьяне наравне с другими гражданами получили право носить фамилию вместе с именем и отчеством.
Крепостная зависимость в России была упразднена одним росчерком пера Александра II, Царя-освободителя, а несколько позднее в «демократических» Соединенных Штатах Америки освобождение от совершенно бесправного рабства не обошлось без четырёхлетней кровопролитной войны с великим множеством человеческих жертв.
С отменой крепостного права земля постепенно переходила в общинное владение крестьян. Часть её подлежала выкупу у помещиков в течение 49 лет при круговой поруке общины, а позднее, в 1905 году выкупные платежи на землю были отменены.
Крепостные крестьяне провозглашались свободными, но в жизни не стали свободными от труда на земле, им не принадлежавшей. Однако они могли расширять свои наделы земли и укрупнять свои хозяйства. И у них появились стимул и желание добросовестно работать на земле.
После отмены крепостного права помещики остались в своих поместьях. Их никто не грабил и не изгонял из своих владений, как это случилось после рокового октябрьского переворота 1917 года. Однако они вынуждены были повернуться лицом к крестьянам, чтобы не оказаться у разбитого корыта.
Россия постепенно освобождалась от крепостной зависимости, и в течение нескольких десятилетий по многим показателям развития сельского хозяйства и некоторых отраслей промышленности она вышла на первое место в мире. К 1913 году Великая крестьянская Россия оказалась лидером по производству и экспорту основных продовольственных и непродовольственных товаров. Многонациональное российское население богатело и приумножалось.
В первые десятилетия XX века на великую Россию свалились «великие потрясения», о которых предупреждали многие здравомыслящие, дальновидные люди. Свершился роковой октябрьский переворот 1917 года, вследствие которого во власти оказались самозваные большевики без царя в голове, поправшие внутренний нравственный закон, спасавший человека от духовного растления. Затем развязалась кровопролитная, братоубийственная война. А спустя несколько лет на крестьянскую Россию обрушилась ещё одна очередная беда – бандитское раскулачивание и принудительная, сплошная коллективизация. Кровавыми жертвами всех этих чудовищных, трагических событий стали десятки миллионов безвинных людей, в том числе и подавляющее большинство крестьян. Десятки миллионов крестьян, измождённых неволей, вместе с другими многочисленными «врагами народа» томились в тюрьмах, лагерях и ссылках. Оставшиеся якобы на свободе крестьяне оказались прикованными намертво к чужой земле только не крепостными, а колхозными цепями. Работая в поте лица и пройдя все круги рукотворного земного ада, они испытали на себе все муки не ведомого ранее рабства. Деревни стали постепенно сиротеть и вымирать, а вместе с ними стала вымирать русская нация и сокращаться население страны. И такой трагический процесс, мучительный для русского и братских народов, растянулся на долгие десятилетия…
Многонациональная Российская Империя с богатейшими природными ресурсами и уникальным интеллектуальным потенциалом, ступившая на цивилизованный путь развития, процветала вплоть до рокового октябрьского переворота 1917 года, а её население богатело и приумножалось. Прошли десятилетия суровых испытаний, и Великая Россия, производившая продовольствие и другие товары, вполне хватавших для внутреннего потребления и поставки за границу, превратилась в беднейшее государство, не способное обеспечить даже своё население самым жизненно необходимым – хлебом насущным.
Библиографические ссылки
Карпенков С.Х. Концепции современного естествознания. Учебник для вузов, 13-е изд. М.: Директ-Медиа, 2018.
Карпенков С.Х. Концепции современного естествознания. Практикум, 6-е изд. М.: Директ-Медиа, 2016.
Карпенков С.Х. Экология. Учебник в 2-х кн., 3-е изд., М.: Директ-Медиа, 2024.
Карпенков С.Х. Экология. Практикум, 2-е изд. М.: Директ-Медиа, 2022.
Карпенков С.Х. Экология. Учебник для бакалавров. М.: Логос, 2014.
Карпенков С.Х. Технические средства информационных технологий. 5-е изд. М.: Директ-Медиа, 2023.
Карпенков С.Х. Концепции современного естествознания. Справочник. М.: Высшая школа, 2004.
Карпенков С.Х. Незабытое прошлое. М.: Директ-Медиа, 2015.
Карпенков С.Х. Воробьёвы кручи. М.: Директ-Медиа, 2015.
Карпенков С.Х. Русский богатырь на троне. М.: ООО «Традиция», 2019.
Карпенков С.Х. Стратегия спасения. Из бездны большевизма к великой
России. М.: ООО «Традиция», 2018.
Карпенков С.Х. К истории одного преступления // Уничтоженные как класс. М.: ООО «Традиция», 2020. С. 3 – 65.
Степан Харланович Карпенков
для Русской Стратегии
|
