(К 80-летию преставления епископа Василия Кинешемского ко Господу в сибирской ссылке и к 40-летию обретения его честных мощей)
 

«нѣсть бо тайно, еже не явится, ниже бысть 
потаено, но да прiидетъ въ явленiе: аще кто имать ушы слышати, да слышитъ.»
(Мк.4:22–23)

«Ничто́же покрове́но есть, е́же не откры́ется, 
и та́йно, е́же не разуме́ется.
Зане́, ели́ка во тме ре́сте, во све́те услы́шится,
 и е́же ко у́ху глаго́ласте во хра́мех, пропове́стся на кро́вех.»
(Лк.12:2–3)

Епископ Кинешемский Василий (в миру – Вениамин Сергеевич Преображенский) (1876–1945) был прославлен Патриархом Московским Алексием II в августе 1993 года в чине местночтимого святого Ивановской и Кинешемской Епархии, а в августе 2000 года Юбилейным Архиерейским Собором Русской Православной Церкви причислен к Собору Новомучеников и Исповедников Российских в чине священноисповедника для общецерковного почитания. В церковном календаре (месяцеслове) были установлены дни памяти священноисповедника Василия Кинешемского: 31 июля/13 августа – дата преставления ко Господу в 1945 году и 5/18 октября – дата обретения мощей в 1985 году. Имя Владыки Василия было включено в Соборы Ивановских, Воронежских и Полтавских святых.
Мощи епископа Василия были обретены в Сибири 18 октября 1985 года и перевезены в Москву, а в июле 1993 года перенесены в Свято-Введенский женский монастырь города Иваново и выставлены для всенародного почитания. В Макариево-Решемском женском монастыре была составлена бденная служба Святителю Василию.
 
Как повествует Открытая Православная Энциклопедия «Древо»: «11 июня 2012 года в Иваново прибыл секретарь Синодальной комиссии Московского Патриархата по канонизации святых игумен Дамаскин (Орловский) c распоряжением за подписью патриарха Московского и всея Руси Кирилла о том, что он, игумен Дамаскин должен принять из Введенского монастыря города Иваново мощи святителя Василия Кинешемского и передать монастырю мощи священномученика Владимира Введенского. По просьбе сестер монастыря данное распоряжение было продублировано указом епископа Иваново-Вознесенского и Вичугского Иосифа. Игумен Дамаскин принял в Введенском монастыре мощи святителя Василия и передал этой обители мощи священномученика Владимира. При этом представители Ивановской митрополии не присутствовали. Затем игумен Дамаскин с мощами святителя Василия покинул пределы Ивановской области с тем, чтобы доставить святыню в то место, которое будет для нее определено патриархом Московским и всея Руси Кириллом, место пребывания мощей не оглашалось.».
Кроме того, имя священноисповедника Василия Кинешемского и ещё 35 (тридцать пять) имен канонизированных Русской Православной Церковью святых из Собора Новомучеников и Исповедников Российских с 2013 года исключено из церковного календаря (месяцеслова), официально издающегося Московской Патриархией.
 
Произошедшее вызвало недоумение в обществе. Секретарь Синодальной комиссии по канонизации святых игумен Дамаскин (Орловский) через помощницу сообщил журналистам новостного издания «Известия», что вопрос находится «вне его компетенции». Никаких других разъяснений со стороны Московской Патриархии с того времени так и не последовало…
В свете наметившихся в минувшем 2024 году тенденций (исключение из «Концепции государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий» упоминания о репрессированном духовенстве, де-реабилитация священнослужителей – жертв сталинского террора, призывы к «канонизации» Патриарха Сергия (Страгородского) и т.д.) молчаливое предание забвению 12,5 лет назад трех с половиной десятков имен из Собора Новомучеников и Исповедников Российских не может не настораживать…
Почему же епископ Василий (Преображенский) оказался среди преданных забвению святых? Его пример наиболее яркий, поскольку исключение дней памяти из церковного календаря сопровождалось демонстративным изъятием мощей этого святого из ивановского Свято-Введенского монастыря, где они открыто пребывали для всенародного поклонения. Эти события вызвали общественный резонанс и смущение в церковной среде.
Так, член Межсоборного присутствия РПЦ и секретарь Комиссии по канонизации святых Саратовской епархии, церковный историк иерей о. Максим Евгеньевич Плякин на вопрос журналистов новостного издания «Известия» заявил: «Представители комиссии по канонизации отмечали, в том числе публично, что наши представления о новомучениках после знакомства с архивами пришлось пересматривать. Например, в одном из дел святителя Василия Кинешемского содержатся, как принято говорить, признательные показания против третьих лиц: он свидетельствовал против Ираиды Тиховой, позже тоже прославленной во святых. Но неизвестно, этот ли казус имелся в виду при сокращении святцев».
Если предположение о. Максима Плякина верно, то как тогда понимать комментарий тому же изданию секретаря Синодальной комиссии по канонизации святых игумена Дамаскина (Орловского), что данный вопрос находится «вне его компетенции»?!
Святая исповедница Ираида Угличская (Ираида Осиповна (Иосифовна) Тихова) (1896–1967) – регент церковного хора в одноклировом каменном храме Успения Пресвятой Богородицы села Котово (на правом берегу реки Мимошни), Угличского района Ярославской области, духовная дочь Священномученика Серафима (Самойловича). У неё было домовладение в Котово, оставшееся в наследство от родителей, куда она пригласила жить епископа Василия, освобожденного в январе 1938 года из заключения в Рыбинском (Волжском) концлагере. Познакомились они не ранее весны 1941 года во время одного из Богослужений в городе Угличе, где служил их общий знакомый – священник о. Сергий Николаевич Ярославский (1899–1990), соузник Владыки по концлагерю.
 
И епископ Василий, и Ираида Тихова, и котовский приходской священник о. Константин Дмитриевич Соколов (+1944) придерживались старо-тихоновской ориентации и относились к непоминающим, то есть состояли в церковной оппозиции митрополиту Сергию (Страгородскому) и не разделяли его политики абсолютной лояльности и безоговорочной поддержки советской власти. Владыка Василий приехал в Котово 01 апреля 1942 года и поселился в доме И.О. Тиховой, им был организован Евангельский кружок, а во дворе рядом с домом, в бане – устроена домовая тайная (катакомбная) церковь, где он служил для небольшого круга верующих. Котовский приходской Успенский храм был закрыт советскими властями в конце 1930-х годов и превращен в склад. Весной 1942 года местный церковный совет обратился в Угличский райисполком с заявлением о государственной регистрации для котовского прихода проживавшего в селе священника о. Константина Соколова. Ходатайство было удовлетворено властями, и в Успенском храме возобновились общественные Богослужения. По договоренности с настоятелем, епископ Василий по будним дням вместе с отцом Константином в приходском храме служили Всенощные и Литургии в присутствии самых близких людей.
 
Тайная (катакомбная) община православных христиан в с. Котово была раскрыта и репрессирована советскими органами государственной безопасности по доносу эвакуированной из г. Ленинграда Александры Павловны Клушиной. Последняя зарубила топором свою квартирную хозяйку, расчленила и избавилась от её тела, сказав соседям, что убитая ею женщина «ушла в город и не вернулась». Колхозный бригадир попросил Ираиду Тихову сходить в местное отделение милиции и заявить о пропавшей односельчанке. Когда А.П. Клушина узнала об этом, написала два доноса в органы НКВД на И.О. Тихову: один от своего имени, другой от имени убитой ею хозяйки дома. Преступление А.П. Клушиной было раскрыто, её арестовали и осудили на восемь лет концлагерей. Однако, доносы убийцы на Ираиду Тихову были приняты советскими властями к сведению.
Кроме того, летом 1943 года с участниками котовской церковной общины произошел следующий инцидент. В районный центр, Углич (ок. 6 км. от Котово), в августе месяце прибыл архиепископ Иоанн (Соколов), назначенный за год до этого митрополитом Сергием (Страгородским) на вдовствующую с 1930-х годов Ярославскую и Ростовскую кафедру. Вновь прибывший архиерей был ближайшим сотрудником Владыки Сергия (Страгородского) и его личным духовником во время ульяновской ссылки в 1941–1942 годах. Архиепископ Иоанн (Соколов) имел дурную славу в церковной среде, духовенство и верующие считали его секретным сотрудником (сексотом) советских органов государственной безопасности (ОГПУ-НКВД-НКГБ), чему имелись явные подтверждения.
Когда Владыка Иоанн (Соколов) находился в Угличе, некая женщина пришла к котовскому приходскому священнику о. Константину и от имени Владыки пригласила батюшку принять участие в архиерейском Богослужении в городе, а затем вместе с этим архиереем послужить в местной Успенской церкви. Однако, отец Константин, поминавший за Богослужениями митрополита Петра (Полянского), Патриаршего Местоблюстителя, и архиепископа Серафима (Самойловича), викария Ярославской и Ростовской епархии, принципиально отказался сослужить сергианскому иерарху, активно сотрудничавшему с чекистами. Женщина стала требовать от священника немедленно предоставить ей письменный отказ, но о. Константин отказался что-либо писать. Тогда, незнакомка потребовала от Ираиды Тиховой, как регента приходского хора, помощи в устроении церковной службы архиепископа Иоанна (Соколова), на что также получила отказ.
Разгневанный отказами котовских христиан-исповедников (священника и регента) ставленник митрополита Сергия (Страгородского) донес о произошедшем инциденте советским властям, потребовав от последних лишить о. Константина государственной регистрации, как священника. Это означало для батюшки полный запрет на легальное совершение общественных Богослужений. Несмотря на активные ходатайства местного церковного совета, в том числе, самой Ираиды Тиховой, и прихожан в защиту своего священника, прослужившего в Котово около 30 лет и пользовавшегося высоким авторитетом среди жителей, отец Константин был лишен государственной регистрации. Престарелый батюшка тяжело переживал запрет и спустя всего полгода, 09 мая 1944 года, отошел ко Господу и был погребен за алтарем Успенского храма в Котово.
Как давно подметили верующие, по истечению короткого периода времени после отъезда Владыки Иоанна (Соколова) из какого-либо города или епархии, там начинались массовые аресты духовенства органами госбезопасности. Так, например, произошло в Вологде летом 1937 года. Также случилось и после отъезда этого архиерея из Углича в августе 1943 года. Тогда чекистам пригодились написанные уголовницей А.П. Клушиной доносы на Ираиду Тихову.
Вскоре, 05/06 ноября 1943 года сотрудники Управления НКГБ по Ярославской области арестовали епископа Василия (Преображенского), Ираиду Осиповну Тихову, иеромонаха Дамаскина (Жабинского) в Котово. Местный священник о. Константин Соколов смог избежать ареста, по-видимому, только благодаря преклонному возрасту (68 лет), тяжелым болезням и массовой общественной поддержке односельчанами… Арестованные были заключены во внутреннюю тюрьму УНКГБ № 1 в Ярославле.
Выдвинутые против Ираиды Тиховой обвинения гласили: «антисоветская агитация, участница нелегальной а/с церковной организации "Истинно Православная Церковь", активная антисоветская деятельность, участие в организации подпольной домашней церкви».
При обыске на территории домовладения И.О. Тиховой были найдены и изъяты священные предметы, указывавшие на проведение тайных церковных Богослужений: святой антиминс, панагия, два серебряных креста, две иконы, полное архиерейское облачение и церковная утварь.
 
Все обвинения следователей УНКГБ Ираида Тихова категорически отрицала, и давать следствию обвинительные показания на епископа Василия, являвшегося одним из главных фигурантов фабрикуемого дела, отказывалась. Иеромонах Дамаскин (Жабинский), сослуживший Владыке в домашней (катакомбной) церкви в Котово, на допросах не отрицал ни факта тайных Богослужений, ни своего участия в них, ни участия епископа Василия, И.О. Тиховой и других верующих.
Согласно существовавшей в сталинские годы «правоприменительной» практике, не только участие духовенства и мирян в тайных Богослужениях в домашних (катакомбных) церквях, но и участие мирян в домашних христианских кружках уже рассматривалось следствием как «контрреволюционная агитация», «подпольная антисоветская деятельность» и подводилось под действие «политической» 58-й статьи УК РСФСР. Такой же подход прослеживается на примере подобных дел, сфабрикованных советскими органами госбезопасности и в других регионах страны.
Таким образом, обнаруженных чекистами при обыске в доме И.О. Тиховой священных предметов, облачений и церковной утвари, показаний о. Дамаскина (Жабинского), а также доносов уголовницы А.П. Клушиной и архиепископа Иоанна (Соколова) на тайную общину христиан в Котово, было вполне достаточно (по меркам того времени) для предъявления трем арестованным 05/06 ноября 1943 года фигурантам дела обвинений в «антисоветской деятельности» и их осуждения по 58-й статье.

 
Однако, перед следователями Ярославского УНКГБ, судя по всему, стояла задача не просто сфабриковать дело районного масштаба и осудить его фигурантов, но сломить и подчинить волю главного обвиняемого – епископа Василия, проживавшего в разных районах Ярославской области до ареста на протяжении пяти с половиной лет. В этом случае, перед следствием открывались бы неограниченные возможности по расширению масштаба дела с Угличского района на всю область, а может и дальше...
Похожая тактика масштабирования дел использовалась чекистами, например, после ареста епископа Таганрогского Иосифа (Чернова) в июне 1944 года. Тогда Управлению НКГБ по Ростовской области удалось сфабриковать дело, где главным обвиняемым сделали викарного архиерея из города Таганрога, включив в него массу эпизодов за пределами Таганрогского Викариатства, в итоге – осуждено 43-и жителя Ростовской области из городов Новочеркасск, Таганрог, Шахты, Азов и других мест.
В случае с епископом Василием (Преображенским) ничего подобного не наблюдается. Реальные сроки ссылки по итогам данного дела присуждены лишь двум обвиняемым фигурантам: Ираиде Тиховой и иеромонаху Дамаскину (Жабинскому), по 5 (пять) лет. Владыка Василий этапирован в Москву в конце января 1944 года, и в приговоре вообще не упоминается.
С момента заключения Владыки во внутреннюю тюрьму УНКГБ № 1 в Ярославле, 07 ноября 1943 года, к нему был применен так называемый следственный конвейер, когда заключенного на протяжении многих дней подвергали непрерывным допросам несколько (2-3 чел.) сменяющих друг друга следователей, полностью лишая при этом допрашиваемого сна и периодически – приема пищи и воды. Епископ Василий подвергался пытке следственным конвейером почти два месяца (54-ре дня). В итоге, в деле появился протокол допроса от 30 декабря 1943 года, где якобы он «сознается» в «антисоветской деятельности». Кроме того, в этом протоколе допроса содержалось «признание» Владыки о якобы участии в «антисоветской деятельности» третьих лиц: Ираиды Тиховой, её односельчан, некоторых давних знакомых и духовных чад архиерея.
Однако, так называемый протокол допроса епископа Василия, датированный 30 декабря 1943 года, содержащийся в деле, является машинописной копией (дубликатом), ни на одном из его листов нет подписи допрашиваемого Владыки, а на последнем листе нет подписи следователя. Где оригинал этого документа, почему отсутствует в деле?! Существовал ли вообще когда-нибудь оригинал протокола допроса епископа Василия от 30 декабря 1943 года?!
Центральный Архив ФСБ России утверждает, что рукописный оригинал протокола допроса архиерея от 30 декабря 1943 года, все страницы которого заверены «собственноручной подписью обвиняемого Преображенского В.С.», хранится в архивном уголовном Деле № Р-35561 у них в Москве. Однако, фотокопии листов данного документа ЦА ФСБ России в ответ на запрос направлять не стал, ссылаясь на положения Федерального закона «Об архивном деле в Российской Федерации» и Закона Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий».
В тоже время, Государственный Архив Ярославской области, где находится на хранении архивное уголовное Дело № С-11916 иеромонаха Дамаскина (Жабинского) и других 1944 года, в котором содержится дубликат протокола допроса Владыки Василия от 30 декабря 1943 года, прислал в ответ на запрос фотокопии листов указанного документа.
Следующая странность в оформлении указанного дубликата протокола допроса архиерея – отсутствие в его тексте указаний времени начала и окончания допроса, что является грубейшим нарушением при составлении документа подобного рода. В качестве следователя, допрашивавшего епископа Василия, указан начальник 2-го отдела УНКГБ по Ярославской области майор госбезопасности Алексей Григорьевич Ильичев (1905–1984). Руководитель такого уровня и звания не мог не знать внутриведомственных требований НКГБ СССР при оформлении протоколов допросов. Тогда почему не указано время проведения допроса Владыки?!
По сообщению ЦА ФСБ России, время проведения допроса епископа Василия отсутствует и в оригинале протокола от 30 декабря 1943 года, хранящемся в Москве. 
Текст копии протокола допроса епископа Василия от 30 декабря 1943 года напечатан на одной печатной машинке (шрифт содержит одинаковый характерный дефект в маленькой букве «т»), но в разное время: заголовок, дата и первый вопрос следователя отпечатаны чернилами яркого черного цвета и четко читаются, а весь остальной текст имеет поблекший (выцветший) вид, местами буквы сливаются друг с другом (будто не хватает резкости зрения для их прочтения). Данная разница в печатном шрифте дубликата протокола допроса свидетельствует, что его первый лист был извлечен из печатной машинки уже после того, как его начали печатать, и возвращен обратно спустя довольно продолжительное время, за которое чернила в печатной машинке успели заметно израсходоваться. Следовательно, датировка протокола допроса архиерея, указанная в начале его дубликата – 30 декабря 1943 года, не соответствует фактической дате набора его текста, который печатался гораздо позднее (судя по выцветшим чернилам). Почему?!
Кроме того, на первом листе копии протокола допроса епископа Василия видно, что текст его «ответа» на первый вопрос следователя печатался с заметным смещением (на две буквы) вправо относительно изначально выбранного размера отступа текста от левого края бумаги. То есть, буква «О» в первом слове «ОТВЕТ:» располагается под буквой «П» в первом слове «ВОПРОС:». Далее по тексту подобных смещений слов «ВОПРОС:» и «ОТВЕТ:» друг относительно друга и относительно левого края листов бумаги не наблюдается. При этом, указанное смещение текста совпадает с описанным выше цветовым контрастом чернил, которыми он печатался: слово «ВОПРОС:» набрано ярким черным шрифтом и четко читается, а слово «ОТВЕТ:» имеет уже поблекший (выцветший) и расплывчатый вид (т.е., печаталось гораздо позднее).
 
Таким образом, отсутствие в Деле № С-11916, хранящемся в ГАЯО, оригинала протокола допроса Владыки от 30 декабря 1943 года, а также перечисленные нарушения при оформлении, нестыковки и различия шрифта дубликата протокола допроса, могли бы указывать на его фабрикацию следствием, если бы не утверждение ЦА ФСБ России о том, что рукописный оригинал указанного документа находится в Деле № Р-35561, хранящемся в Москве.
Теперь обратимся к тексту так называемого протокола допроса епископа Василия от 30 декабря 1943 года. По структуре и содержанию рассматриваемый документ представляет из себя компиляцию из автобиографических сведений о епископе Василии, обрывков его отдельных фраз, описания эпизодов из предыдущих (уже закрытых) уголовных дел, по которым ранее репрессировался Владыка (в 1923, 1928, 1933 годах), показаний других фигурантов дела об архиерее, а также ложных обвинений и «признаний», приписываемых ему следователями. Например, на трех страницах содержится непрерываемый вопросами следователя автобиографический «рассказ» архиерея, что противоречит приемам проведения допросов в то время: появление столь длительного монолога обвиняемого о событиях 10-20-летней давности во время реального допроса было практически исключено – следователь обязательно прервал бы допрашиваемого уточняющими вопросами. Далее, на трех страницах дубликата протокола допроса содержится подробный перечень участников «антисоветской организации церковников» с краткими сведениями о каждом из них – всего 14-ть человек, который якобы «по памяти» приводит 68-летний архиерей после двух месяцев изтязаний следственным конвейером (пытка безсонницей). И, снова, следователь не задает допрашиваемому Владыке никаких уточняющих вопросов по поводу якобы «названных им» имен и фамилий. Абсурдность подобного «следственного материала» с медицинской точки зрения также может указывать на фальсификацию протокола допроса епископа Василия от 30 декабря 1943 года.
Обращает на себя внимание следующая фраза в тексте протокола допроса, приписываемая следствием Владыке: «О роли каждого из них в антисоветской организации я подробно расскажу на последующих допросах.». Однако, никаких протоколов (или даже их дубликатов) «последующих допросов» архиерея в деле не содержится. Почему?! Неужели следствие не ухватилось бы за эту возможность, если епископ Василий на самом деле был готов давать «признательные» показания?! Отсутствие в деле протоколов «последующих допросов» архиерея – это ещё один аргумент, указывающий на высокую вероятность фальсификации протокола допроса от 30 декабря 1943 года.
Кроме того, всех якобы перечисленных Владыкой в протоколе допроса от 30 декабря 1943 года «активных участников созданной и руководимой им антисоветской организации церковников» можно разделить условно на три группы:
- фигуранты предыдущих уголовных дел епископа Василия (1923, 1928, 1933 годов);
- знакомые Владыки по Рыбинскому концлагерю, также осужденные ранее за «антисоветскую деятельность»;
- члены церковного прихода села Котово, где полтора года перед арестом проживал и совершал Богослужения архиерей, проходившие в прошлом по уголовным делам или подвергавшиеся аресту за «антисоветскую деятельность».
Следовательно, Ярославское УНКГБ и без показаний епископа Василия располагало сведениями обо всех лицах, перечисленных в протоколе допроса от 30 декабря 1943 года, причем в больших объёмах, чем приведены в указанном протоколе.
На факт компиляции ярославскими следователями содержания протокола допроса Владыки от 30 декабря 1943 года из материалов предыдущих уголовных дел, по которым ранее репрессировался архиерей (в 1923, 1928, 1933 годах), указывает и состав приведенных в данном протоколе обвинений епископа Василия и «активных участников созданной и руководимой им антисоветской организации церковников»: «принадлежность к нелегальной церкви», «восхваление дореволюционной жизни», «создание евангельских кружков» или участие в них, «антисоветские убеждения». По всем этим обвинениям и сам Владыка, и его духовные чада или просто знакомые, перечисленные в указанном протоколе, уже были осуждены и отбыли наказание (заключение, ссылку) ещё в довоенный период.
К перечисленным обвинениям в протоколе допроса от 30 декабря 1943 года добавились, конечно, и новые, шаблонные для военного времени: в «пораженческих настроениях», в «активном бойкотировании легальной церкви», в «противодействии проведению патриотической работы среди верующих» (это про отказ сослужить с сергианским иерархом). И, это тоже повод усомниться в достоверности содержания данного протокола.
Но, самым главным доказательством того, что протокол допроса епископа Василия от 30 декабря 1943 года ярославские следователи писали не со слов архиерея, является содержащийся в его тексте якобы «ответ» Владыки на вопрос следователя: «вы знаете проживающего в городе Тутаеве Георгия Георгиевича Седова?». В качестве «ответа» архиерея приведен следующий текст: «нет, не знаю и слышу о нем впервые здесь на следствии». Если бы епископ Василий действительно сотрудничал со следствием, то он бы дал показания и на Г.Г. Седова, который также, как и И.О. Тихова, участвовал в тайных Богослужениях Владыки в Котово и даже сослужил ему в качестве псаломщика.
Егор Егорович (или Георгий Георгиевич) Седов состоял псаломщик Воскресенского собора в Тутаеве (до 1918 года – Романов-Борисоглебск) и являлся духовным сыном Святителя Афанасия (Сахарова). Спустя 1,5 месяца после ареста членов котовской христианской общины, 24 декабря 1943 года был арестован и Е.Е. Седов. Основанием для его ареста и обвинений в «антисоветской деятельности» стали показания арестованного ранее иеромонаха Дамаскина (Жабинского), часто бывавшего в доме Седова в Тутаеве.
Однако, несмотря на давление следователей в течение всего 11-месячного периода пребывания Егора Егоровича в предварительном заключении, он так и не дал им признательных показаний, и по приговору Особого Совещания при НКВД СССР 07-го октября 1944 года был освобожден из тюрьмы. Освобождение Седова стало возможным только благодаря отсутствию на него показаний епископа Василия. Даже следователи, фабриковавшие протокол допроса Владыки не знали об их знакомстве, иначе по-другому бы «ответили» на свой вопрос.
Кроме того, Е.Е. Седов не проходил ранее ни по одному из предыдущих уголовных дел епископа Василия (1923, 1928, 1933 годов), поэтому, следствие и не смогло привести в скомпилированном по материалам этих дел тексте протокола допроса от 30 декабря 1943 года никаких сведений, связывающих Егора Егоровича с Владыкой.
Как ранее отмечалось, следователи пытались сломить волю Владыки для фабрикации дела против катакомбных церковных общин в областном масштабе или даже выйти за пределы Ярославской области. В пользу этого свидетельствует и протокол допроса епископа Василия от 30 декабря 1943 года, при составлении (фальсификации) которого в его тексте следствием указаны имена и фамилии не только жителей Угличского района, но и жителей других районов Ярославской области (Рыбинского, Тутаевского), а также соседних областей (Костромской, Ивановской). Таким образом, следователи-фальсификаторы сами выдали свои намерения.
Однако, сломить волю епископа Василия следователям УНКГБ по Ярославской области так и не удалось, поэтому, ими был сфабрикован так называемый протокол допроса Владыки от 30 декабря 1943 года с его «признательными показаниями» с целью оказания давления на других фигурантов дела. Для большего он не пригоден, поскольку при первой же очной ставке архиерея с любым из фигурантов дела приписываемые Владыке следователями ложные «показания» были бы им опровергнуты. Так, например, произошло при очной ставке епископа Василия и его духовной дочери Ираиды Тиховой 24-го января 1944 года. Привожу ниже полностью текст Протокола их очной ставки:
«Протокол очной ставки между обвиняемыми – ПРЕОБРАЖЕНСКИМ Вениамином Сергеевичем и ТИХОВОЙ Ираидой Осиповной 
от 24-го января 1944 года. г. Ярославль.
                                           Очная ставка начата в 14 часов 30 мин.
                                                                  закончена в 16 часов 00 мин.

ВОПРОС ПРЕОБРАЖЕНСКОМУ – Знаете ли вы сидящую перед вами гражданку?
ОТВЕТ – Да, знаю. Передо мной ТИХОВА Ираида Осиповна, моя духовная дочь и последовательница. С ней я познакомился в начале 1942 года в селе Котово Угличского района. С того времени до дня ареста я проживал у ТИХОВОЙ в доме, находился с нею в хороших отношениях. Личных счетов и ссор с ней не имел.
ВОПРОС ТИХОВОЙ – Правильно ли показывает ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ о времени, обстоятельствах знакомства и характере отношений с ним?
ОТВЕТ – Да, ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ показывает правильно. В апреле месяце 1942 года, когда (Василий) Вениамин Сергеевич прибыл в город Углич, в церковь, находящуюся в нашем селе Котове, я познакомилась с ним и пригласила его жить к себе в дом. Личных счетов и ссор я с ним не имела.
ВОПРОС ПРЕОБРАЖЕНСКОМУ – Подтверждаете ли вы свои показания в отношении себя и других, в частности в отношении ТИХОВОЙ, которые дали на допросах?
ОТВЕТ – На допросах я показал о существовании и о деятельности руководимой мной антисоветской организации, членом которой является ТИХОВА Ираида Осиповна. Об этом я показал на предыдущих допросах и свои показания полностью подтверждаю.
ВОПРОС ПРЕОБРАЖЕНСКОМУ – Что конкретно вы показали о ТИХОВОЙ?
ОТВЕТ – На допросах о ТИХОВОЙ я показал, что знаю ее как бывшую учительницу, регентшу церковного хора, ранее арестовывалась за антисоветскую деятельность. С ее слов мне известно, что ранее она поддерживала близкую связь с бывшим угличским архиепископом Серафимом Самойловичем, училась на созданных им в городе Угличе богословских курсах. После осуждения его, оказывала ему и другим лицам из духовенства, осужденным за антисоветскую деятельность, широкую материальную помощь. По убеждениям ТИХОВА является моей единомышленницей, также как и я антисоветски настроена и активным противником легально действующей церкви.
ВОПРОС ТИХОВОЙ – Подтверждаете ли вы показания Вениамина Сергеевича о вас?
ОТВЕТ – Правильно. Связь с архиепископом Серафимом я имела, ему и другим осужденным за антисоветскую деятельность материально помогала. К Советской власти, как власти атеистической, не признающей религию, действительно я отношусь отрицательно. В этом вопросе ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ показывает правильно.
ВОПРОС ПРЕОБРАЖЕНСКОМУ – Приведите конкретные факты антисоветских разговоров с ТИХОВОЙ.
ОТВЕТ – Конкретных фактов подобных разговоров не помню.
ВОПРОС ПРЕОБРАЖЕНСКОМУ – Расскажите о проводимой вами, совместно с ТИХОВОЙ, практической антисоветской работе.
ОТВЕТ – В доме ТИХОВОЙ Ираиды Осиповны мною была организована тайная домашняя церковь, в этом она принимала участие. ТИХОВА участвовала в тайных богослужениях и являлась членом созданного мною в селе Котово нелегального евангельского кружка. В создании этого кружка она принимала участие, а собрания этого кружка происходили под моим руководством в ее доме.
ВОПРОС ТИХОВОЙ – Подтверждаете ли эти показания?
ОТВЕТ – Тайные богослужения происходили в моей бане. Сборища верующих, участников евангельского кружка происходило в моем доме под руководством ПРЕОБРАЖЕНСКОГО. Об этом он также показал правильно.
ВОПРОС ПРЕОБРАЖЕНСКОМУ – Имеете ли вопросы к ТИХОВОЙ?
ОТВЕТ – Вопросов к ТИХОВОЙ не имею.
ВОПРОС ТИХОВОЙ – К ПРЕОБРАЖЕНСКОМУ у вас есть вопросы?
ОТВЕТ – Вопросов к ПРЕОБРАЖЕНСКОМУ у меня не имеется.
Записано с наших слов правильно. В. ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ, ТИХОВА.»
Как видно из приведенного текста, епископ Василий и Ираида Тихова во время очной ставки между ними 24-го января 1944 года сообщают следствию только те сведения о себе, которые и так были давно известны следователям из показаний других фигурантов дела (например, иеромонаха Дамаскина (Жабинского), из агентурных донесений (доносы уголовницы А.П. Клушиной и архиепископа Иоанна (Соколова), из прошлого уголовного дела И.О. Тиховой, а также в результате проведенного чекистами обыска в ее доме в Котово. Но, ни слова об «антисоветских разговорах», «враждебных замыслах», «пораженческих настроениях» и прочих ложных обвинениях, которые следователи пытались сфабриковать против Владыки и его духовных чад. Нельзя не заметить единодушия в словах этих двух Исповедников, открыто свидетельствующих о своей Вере перед угрозой жизни и свободе.
Никто из перечисленных в протоколе допроса епископа Василия от 30 декабря 1943 года, за исключением самого Владыки, И.О. Тиховой и сотрудничавшего со следствием иеромонаха Дамаскина (Жабинского), привлечен к уголовной ответственности и осужден не был. Более того, упомянутый в числе «активных участников {…} антисоветской организации церковников» под № 1 угличский священник о. Сергий Николаевич Ярославский, бывший соузник епископа Василия по концлагерю, продолжил пастырское служение на своём приходе, а спустя всего пять лет – весной 1949 года был возведен в сан игумена, в 1952–1953 годах заочно окончил Ленинградскую духовную семинарию.
Учитывая ужесточение государственной политики в СССР по отношению к Церкви и духовенству в 1948 году, описанное продвижение по службе иерея о. С.Н. Ярославского в то время не могло состояться без непосредственного участия советских органов государственной безопасности и их прямых ставленников – уполномоченных по делам Русской Православной Церкви, согласовывавших и утверждавших все кадровые решения в епархиях РПЦ. Очевидно, что ярославские чекисты не могли «не знать» о существовании протокола допроса епископа Василия от 30 декабря 1943 года и об упоминании в нём иерея о. С.Н. Ярославского. Следовательно, продвижение этого священника по службе в 1949–1953 годах и, соответственно, игнорирование чекистами текста указанного протокола подтверждает факт фальсификации этого документа ярославскими следователями в 1943 году.
Если страницы оригинала так называемого протокола допроса епископа Василия от 30 декабря 1943 года, действительно, заверены «собственноручной подписью обвиняемого Преображенского В.С.», то это может означать лишь, что ярославские следователи многодневными пытками довели Владыку до полусознательного состояния и затем силой вынудили его завизировать либо чистые листы бумаги, либо уже исписанные текстом сфальсифицированного ими протокола не читая его.
Однако, при этом, следует учитывать, что архиерей находился во внутренней тюрьме УНКГБ № 1 в Ярославле с 07 ноября 1943 года, и до момента появления протокола его допроса – 30 декабря 1943 года (если верить официальной датировке данного документа) прошло 54 (пятьдесят четыре) дня. Всё это время Владыка подвергался пыткам (следственным конвейером) и избиениям. Поэтому, пример епископа Василия (Преображенского) прямо опровергает следующее утверждение бывшего секретаря Синодальной Комиссии по канонизации святых архимандрита Дамаскина (Орловского): «Большая часть людей, которых мучили, не подписала. Это ясно даже, когда поразмышляешь о психологии человека. Когда на него нажимают, у него сопротивляемость возрастает. Подписали большая часть тех, кого не мучили, кто не захотел просто лишиться душевного комфорта в разговоре со следователем. Они подписали всё и вся, и на всех. Потом, правда, встречаются объяснения, почему подписали. Что, да, они не хотели портить своих отношений, что следователь грубо с ними разговаривал… Это всё на очень душевном уровне решалось, а вовсе не под нажимом каких-то сверхъестественных пыток. Кстати сказать, когда пытали людей, мучили, они или не подписывали. Они или просто падали в обморок, потому что есть же в сопротивляемости мера человека, известная… И дальше хоть что, он уже всё равно сам ничего подписать не может и ничего не чувствует. Его что пытай, что не пытай. Есть порог чувствительности. Поэтому аргументация, что все подписали, потому что их пытали, - несостоятельна по причине, что Господь так человека устроил. Большая часть людей, сдавшихся и согласившихся сотрудничать в широком виде со следствием, подписывала всё сама, без всякого физического нажима…».

Григорий Трофимов

Первая публикация - журнал "Посев", №3, 2025, стр.46-55;