 Эта кампания, скажем откровенно, не была популярна среди россиян. Причин тому много. Позднесоветская пропаганда «только б не было войны» растила и воспитывала людей в духе абстрактного гуманизма и пацифизма. Причины на поверхности — руководители страны, люди, опаленные Великие Отечественной, искренне не хотели ее повторения для себя и своей страны даже в малом масштабе. Поэтому-то, решившись на битву за Афганистан, вели ее половинчато, опасливо, всячески скрывая от советских граждан. Сугубо по-человечески такое поведение можно понять, но в итоге оно привело к деформации сознания обывателей и к выработке рефлекса ужасаться от одного намека на мысль, что где-то нужно брать в руки оружие и рисковать жизнью, пусть и за правое дело. Перестроечные СМИ и «демократы» с высоких трибунах облили армию грязью и довершили дело материального разоружения армии и ментального разоружения граждан, причем сугубо одностороннего, не требуемого от противников по холодной войне. Наконец, уже в ходе самой чеченской кампании СМИ и «демократы» прошлись по армии и людской психике третьей катковой атакой.
В принципе, поводов ругать ту войну, не с абстрактно-пацифистских, а с реалистических позиций было немало. Ельцинский режим, сам фактически где косвенно, а где и прямо взрастивший режим дудаевский, начал войну не тогда, когда можно было спасти от геноцида десятки тысяч русских людей, а тогда, когда они уже большей частью были уничтожены. Цели кампании были сформулированы криво и косо, обнажая очевидную криминально-феодальную подоплеку происходящего. Велась война, прежде всего политическими руководителями, но и персонажами в погонах вроде П.С.Грачева, бездарно, безвольно, а часто и предательски, по принципу «шаг вперед — три назад и в сторону».
Однако ведь был и запредельный героизм простых солдат, офицеров и таких генералов, как Лев Рохлин. Был беспримерный мученический подвиг Евгения Родионова. Была поддержка кампании национал-патриотической оппозицией, еще год назад противостоявшей ельцинскому режиму в кровавые октябрьские дни 1993 года, но понимавшей: ельцины приходят и уходят, а Россия и ее целостность остаются. Был номер НБП-шной «Лимонки» с заголовком (по памяти) «Браво, господин президент!». И была, в общем-то, почти достигнутая к августу 1996 года военная победа, несмотря ни на что.
А затем случилось грандиозное предательство. Имеющий донельзя мутные корни захват боевиками Грозного, ультиматум генерала Пуликовского, пообещавшего, что через 48 часов, после эвакуации гражданского населения через специальный коридор, вся вражеская сила, которая не сдастся, навсегда останется на грозненских улицах. Срочный визит в Чечню Лебедя с Березовским и похабные крики БАБа Пуликовскому — отлезь, генерал, не мешай своей бравадой нам «миротворствовать», сиречь делать дела. И по-быстрому, а то армия очнется и взбунтуется, подписанная в Хасавюрте Лебедем и Масхадовым бумажка, которую через три года придется отменять новой кровью. Как там говорили в Германии после Версальского мира, «удар ножом в спину»?
Существует, кстати, распространенное определение России после 1991 года как «версальской». Многие патриоты не любят этот штамп, понятно почему — либералы с его помощью усиленно намекают на якобы фашистскую и реваншистскую сущность нашей страны и нашего народа, который обязательно воспроизведет, ибо иначе не умеет, Третий Рейх в одеждах Третьего Рима. На мой взгляд, несмотря на недобросовестное использование недобросовестными людьми, данный словесный оборот очень подходит для описания состояния великой державы после унизительного поражения и территориальных, а еще страшнее — моральных потерь. Но если такое определение кому-то не по душе, можно сказать — «хасавюртовская Россия», и это ведь актуально по сей день. Изжив Хасавюрт военным путем и крайне спорно, непоследовательно и противоречиво закрепив итоги сего изживания политически, мы все еще толком не изжили хасавюртовскую оптику миросозерцания.
Мы боимся лишний раз сделать резкий жест и везде ощущаем, очень часто с полным на то основанием, тень предательства. Даже внутренняя целостность страны лишь недавно стала относительно стабильным фактором, хотя с нынешними тенденциями ползучего этносепаратизма этот вопрос может в любой момент вновь актуализироваться. О каком-то выходе за пределы границ и понимании России как историко-геополитического субъекта, превышающего объем нынешней РФ, просто задуматься немыслимо. Крым стал яркой вспышкой, преодолевшей, как показалось, хасавюртовский морок, но дальше Хасавюрт с лихвой отыграл упущенное. Нельзя! Страшно! Крым это уникальный случай, а вообще Украина от Ростова до Будапешта для нас свята и неприкосновенна. Интересно, что эту незыблемость и единственноверность РФ как на веки вечные неизменного аналога России отстаивают в унисон либералы и казенные государственники-охранители. Причем для либералов кощунственным кажется лишь изменение территории РФ в сторону увеличения, а если уменьшать — да ради Бога. Они и вслух не стесняются об этом говорить, вот, например, Евгения Альбац как-то молвила, что распад России на части лично для нее большой трагедией не станет.
Спустя двадцатилетие после Хасавюрта Россия все еще слишком хасавюртовская. Сделать ее иной — наша задача.
Станислав Смагин |
