Валентин Распутин написал повесть-диалог, где, кроме главного действующего лица, ведущего этот диалог с собой, есть и еще вполне видимый третий — сам автор, который то переносит этот диалог на себя, то отдает его герою. Автор и герой так часто меняются местами, что в конце повести они сливаются в одно лицо, и нам трудно различить, где Иван Петрович, шофер из Сосновки, а где Распутин.

Спасительная жизнь православнаго человѣка неразрывно связана съ богослуженіемъ Церкви Христовой. Въ какомъ-то смыслѣ и келейная молитва является неотъемлемой частью богослуженія. Богослужебная жизнь года – это одна сплошная цѣпь, каждый часъ, каждый день которой не просто единица времени, а звено, связующее насъ съ прошедшимъ и направляющее въ будущее.

Вероятно многим из вас известно, что в одной обители, когда происходила ссора между кем-либо из братий, между монахом или послушником, то духовный отец не разрешал им читать молитву Господню. Почему? Потому что в этой молитве мы молимся: «Остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим». Т.е. прости нам грехи наши (долги это – грехи), потому что и мы оставляем должникам нашим. Или: постольку поскольку мы оставляем должникам нашим. «Значит, – говорил духовный отец своему духовному сыну, – если ты не оставляешь своему ближнему его грехов, то значит, ты просишь у Господа, чтобы Он не простил тебе грехи твои. А я не хочу, чтобы ты об этом молился. Поэтому, пока ты не помиришься, не читай молитву Господню». Самим собой понятно, что сразу терялся покой и все время приходило на ум: «Какой же я, собственно, христианин, если я не имею права читать главную христианскую молитву?» И это быстро приводило к сознанию необходимости примириться.

Вся в метели прошла преподобная Евфимия Великая - государыня масленица будет метельной! Прошел апостол Тимофей полузимник; за ним три вселенских святителя; Св. Никита епископ Новгородский - избавитель от пожара и всякого запаления; догорели восковые свечи Сретения Господня - были лютые сретенские морозы; прошли Симеон Богоприимец и Анна Пророчица.

Недалеко от Усть-Анзаса находятся такие села: Усть-Азас, За-Мрасу, (вверх по реке Мрасу); Дальний Кезек, Ближний Кезек, Челей и село Парушка (вниз по реке Мрасу). К этим селам нет дорог, поэтому многие из них уже заброшены. Долгое время таежники жили без электричества, газа, связи и дорог. И только в 2019 году власти обеспечили каждый дом солнечными батареями. Теперь у местных жителей в домах есть холодильники и телевизоры. Но до сих пор нет сотовой связи и Интернета. Здесь нет школы. В сентябре детей отправляют в школу-интернат в Таштаголе. А к родителям приезжают только на каникулы. Именно в такой момент мы нашли их в этой удивительной деревне. Горная Шория (Шорск. Таглыг Шор) — горно-таежный регион, расположенный в южной части Кемеровской области на стыке Алтая, Саян и Кузнецкого Алатау. Регион условно можно отнести к горной системе Алтая.

...

...

Христос, Богочеловек, для спасения людей, обновления, освящения и примирения с Отцом Небесным, основал на земле Свою Церковь и всех, принадлежащих к ней искренно, спасает благодатью, которую даровал ей изобильно, благодать на благодать, а противящихся ей отсылает, как непокорных и не обновленных, в муку вечную. Таким образом, Он, Христос Бог, как тогда, так и теперь лежит на восстание и на падение многих. А сколько этих восстающих и падающих — Богу известно, и отчасти и нам небезызвестно. Ибо сказано непреложною Истиною: много званых, а мало избранных (Матф.22:14). Сколько на наших глазах почти ежедневно падает, и падает невозвратно! Сколько всяких безобразий творится людьми тайно и явно! Сколь дерзко попираются Евангелие и Церковь Божия от беззаконников, раскольников, сектантов! Сколько безобразий, всяких пороков творится воочию. Но Бог поругаем не бывает (Гал.6:7). У Меня отмщение, Я воздам, говорит Господь (Евр.10:30).

...

...

...

Что это? Теплая слеза выкатилась из глаз молодого человека и упала на ледяное стекло. Снизу доносился шум толпы, звонки конок, грозные окрики кучеров. Там кипела жизнь. Оттуда сверкали бархатистые вероломные глаза Вари, виднелись ярко освещенная гостиная и полутемный балкон, озаренный электрическим фонарем. На мягкой мебели у символических ширм сидит теперь Варя. И против нее в куцем фраке поэт Лебединский торжественно читает свое новое произведение. Он отрицает в нем любовь, отрицает все святое на земле. Ему рукоплещут. Студент целует ручку Вари, за ним тянется чернобородый инженер, румяный артиллерист сел за рояль и прыснул оттуда кафешантанной венгеркой. И ни слова про него, ни вздоха, ни мысли о нем на этом белом лбу, в этих лучистых бархатных глазах... И звезды, не волнуясь, не бледнея, спокойно смотрят на шумный город, на уснувшие реки, на тихие деревни и на необъятный простор степей. Им все равно... Николай Иванович быстро встал. Он собрал свои деньги, положил их в бумажник. Бережно перевязал он письма матери и спрятал их в шкатулку. Взялся было за перо, да бросил. Позвал человека, приказал достать чемоданы. «Скорее, скорее, - думал он: - еще поспею на курьерский». Маленький домик, высокие тополя, раскидистые дубы, а главное старушка в черной кружевной косынке вдруг стали ему так несказанно дóроги в эту минуту...

Без документов Татьяну не могли венчать. Метрики были в деревне. Да надо и тетушке все объяснить, устроить. Андрею не очень хотелось ехать, но отказать сестре он не мог. «И зачем им венчаться, - думал, подъезжая к вокзалу. - Ну любят, ну и живут вместе... Нет, метрику доставай, тетушку успокаивай...» Андрей был явно недоволен и зевал. Правда, предстояла ночь в вагоне, тридцать верст на лошадях, - и тетушку видеть всего день. Жельня место славное, и тетушка мила, но все же ему было лень. Он утешился тем, что выпил водки, и пошел в вагон спать. Когда проснулся, было светло. В окна лепила метель. Андрей встал, пошел умываться. До его станции было еще часа два. Он приободрился - на него нашло то ровное, спокойное-веселое настроение, какое бывало обыкновенно, - он стал думать о предстоящей езде. Наверно, ему вышлют доху. Он закутается - и продремлет всю дорогу до Жельни, в сумерках ввалится к тетушке, будет греться, есть за чаем горячие баранки с маслом. Ладно! Пожалуй, и неплохо, что поехал.

...

Зима стала вдруг; еще вчера не было признака снега, дул ветер, поднималась вода, к вечеру начали было палить пушки, а к ночи все стихло, замерло, точно притаилось, с помутневшего неба полетели широкие, ватные хлопья, затем разрядились, закружились в воздухе миллионами беленьких звездочек, и пошел настоящий, ровный снег, к утру прихватил порядочный мороз, и, когда Наталья Алексеевна проснулась и, зябко кутаясь во фланелевый, розовый халат, подошла к окну, она ахнула, и ее бледное личико осветилось, согрелось веселой улыбкой. Санный путь был готов.

«Сегодня ангелы должны летать низко-низко над землей. А вот я их не вижу. Но зато здесь с нами ангел, который мне помогает, - с любовью думал Шурик. - Он дал мне даже то, чего я и не просил - игрушки, елку, конфеты. Все у меня есть. Вот только папа... Папы, папы нет», - мелькнула горькая мысль. Он вдруг встретился взглядом с матерью. В ее больших, грустных глазах он прочел ту же тоску. Он понял, как ей должно быть грустно среди счастливых, улыбающихся лиц... Мальчик украдкой взглянул на своего ангела. Его губы были полуоткрыты: вот-вот он скажет ликующее, торжественное слово.

Военный моряк принял смерть, приличную мужчине и адмиралу. Можно долго спорить о том, как повернулся бы ход войны, если бы Макаров принял тогда иное решение или если бы его хотя бы сумели достать живым из воды. Однако едва ли память Макарова нуждается в спекуляциях: покойный адмирал и без того успел сделать на удивление много. Он не был, может быть, идеальным флотоводцем, и так уж сложилось, что славу себе Макаров стяжал в основном не на боевом посту. Однако его заслуги перед Россией и даже миром на удивление громадны для адмирала, столь мало участвовавшего в морских баталиях. Достаточно сказать, что одно из любимых детищ Макарова, ледокол «Ермак», пережил создателя на многие десятилетия и позже его можно было видеть и спасающим затертых во льдах «купцов», и выручающим флот из Ревеля, к которому подходили немцы во время Великой войны, и эвакуирующим солдат с мыса Ханко в 1941-м, и работающим на Севморпути после войны. Труды Макарова заложили один из крупных камней в фундамент мировой океанографии. До сих пор военные флоты всего мира используют торпеды, которые впервые успешно опробовал экипаж «Константина». Разносторонний и энергичный, Макаров оказался более ученым и изобретателем, нежели командующим эскадрой, однако, не успев принять участия в крупных битвах, мирное время он использовал с потрясающей эффективностью, успев самостоятельно создать себе бурную и мощную биографию. При его складе характера сложно было вообразить смерть на постели, при нотариусе и враче. В конечном счете он сумел завоевать уважение и в России, и далеко за ее пределами, в том числе даже среди своих противников.

Бледнеет морозная ночь; алмазами искрятся в голубом небе далекие звезды; светлыми точками мигают огни по всему селу Чардыму, тихо дремлющему под пушистыми снегами; белые пары клубятся над широкими полыньями крепко скованной льдами Волги. На версту, на две по ее равнине светятся ярко-горящие огни в старой деревянной церкви, стоящей на высоком холме, на самом берегу теперь молчаливой реки. Церковь полна народом; простые люди горячо молятся в эту морозную ночь в своем храме Новорожденному Младенцу Христу; лица всех обращены к маленькому иконостасу, освещенному копеечными, грошовыми свечками; умиленные взоры устремлены на святые лики темных икон. Тихий голос старца-пастыря в светлых ризах, белого как лунь, мягкий и ясный, сердечно исходит из синего, звездного, как небо, маленького алтаря. Смирение и покорность видны на лицах молящихся. Эти люди, кажется, ясно видят Чудного Младенца, лежавшего в Вифлеемских яслях, Который принес мир на землю, мир для кротких сердцем. За тихими возгласами пастыря светло и радостно разливается по всему храму стройное пение детей-поповичей. - Гаврюша и Митя Пимерковы, Андрюша и Сеня Мансветовы уже с неделю приехали к родителям - причетникам Петровичу и Тихонычу - на рождественские праздники. Они отдохнули от тяжелой науки, покатались вволю с маленькими сестренками с ледяной горы, ждали, день ото дня нетерпеливее этой Божьей ночи - и дождались. Скоро кончится утреня, и пойдут поповичи славить Христа к батюшке с матушкой, к старосте Михеичy, к бурмистру, к управителю. Гаврюша, два-три вечера перед этой ночью, уходил из низенькой горенки от брата Мити на простор, в ограду, и там, сидя за алтарем на камне, шептал что-то, глядя с пригорка в белую даль, расстилавшуюся над Волгой. Это была его тайна и пока для всех оставалась тайной.

Мы отправляемся на Русский север - родину поморов и полярного сияния. Здесь сохранились памятники деревянного зодчества, которых в центральной и южной части страны практически не осталось, средневековые фрески, произведения древних ремёсел, яркие краски северной кухни. А еще это край ночного солнца, огромного разнообразия ягод, грибов, пещер, езды на оленьих упряжках, рыбалки... И ещё чего-то, что всегда остаётся за скобками, за кадром, за полярным кругом.

К 210-летию Федора Тютчева