В современной исторической публицистике популярно мнение о том, что представители Белого движения — прямые продолжатели Февральской революции, «февралисты». При этом данное определение имеет негативный характер, не только как противопоставление Февраля Октябрю, но и, в качестве признака того, что революционная элита — революционеры-заговорщики изменили Государю. Следовательно, ни о каком монархизме Белых не может быть речи.

Совершенно очевидно, что подобного рода оценки имеют отнюдь не исторический характер. А, с другой стороны, чётко обозначается позиция, согласно которой либералы, поклонники и продолжатели белогвардейщины, ограбили страну в 1990-е.

Не касаясь вопросов формирования и эволюции политической программы Белого дела (эти проблемы затронуты во многих, увы малотиражных, монографиях и научных публикациях) приведём две «заглавные» статьи в официозной прессе Белого движения — газете «Сибирская Речь» (официоз белой Сибири) и газете «Великая Россия» (официоз белого Юга, её редактировали В.В. Шульгин и П.Б. Струве).

Подобные статьи в годовщину Февраля в белой прессе публиковались неоднократно и приводимые ниже, являются типичными. Однозначно негативных оценок как событий, собственно Февраля 1917-го, так и их последствий для России, приведших к Октябрю 1917-го в лагере Белого движения делалось много и тезис о феврализме белых не выдерживает объективной критики. Причём такие публикации появлялись не в далёком Русском Зарубежье, а в России, спустя всего лишь два года после «Великой и бескровной».

Иное дело, что представители антибольшевистских политических структур и движений (например, правые эсеры, представители «левого крыла» партии народной свободы) никоим образом не отрицали положительного значения Февраля 1917-го. Но можно ли этих деятелей отождествлять с Белым движением? Только на основании общего для них для всех антибольшевизма? Весьма зыбкое основание…

В этой связи хотелось бы привести слова ректора МПГУ, члена-корреспондента РАО А.В. Лубкова, его сравнительную оценку русских либералов начала ХХ века и современных т.н. либеральных политиков: «…Показательна судьба видного русского либерала… князя Дмитрия Шаховского (в 1918—1919 гг. князь Шаховской был одним из деятелей подпольного „Всероссийского Национального Центра“ — прим. В.Ц.). В соавторстве с Ириной Кузьминой (Литвиновой) мы написали о нём книгу, вышедшую несколько лет назад в серии „ЖЗЛ“… Дмитрий Иванович Шаховской бесспорно — русский патриот… Или другая крупнейшая фигура русского либерализма — Пётр Бернгардович Струве, выдающийся русский политический мыслитель и общественный деятель. Уже в 1915 году он покинул кадетскую партию. А позднее, в конце Гражданской войны, Струве становится министром иностранных дел в правительстве Петра Врангеля…».

«…У меня большие сомнения, — отмечает Лубков, — в том, что нынешние „либералы“, хотя они себя так именно называют, имеют прямое и непосредственное отношение к традициям русского дореволюционного либерального движения, особенно его земского этапа. Ведь именно во многом благодаря усилиям нашего земства были заложены условия для пробуждения самодеятельности и творческого развития населения в русской провинции…».

Показательно, что в приводимых ниже статьях не просто осуждается увлечение российского общества революционными идеями, но и даётся оценка перспективам развития России, как на основе сочетания элементов традиционной государственности, так и с учётом перемен, произошедших за время революции. Игнорировать эти перемены было невозможно и полный возврат в прошлое, конечно, был невозможен (это неоднократно отмечалось в программных заявлениях Белого движения).

Говоря о некоей непричастности большевиков к Февралю 1917-го, нужно помнить, что в Советской России, в те же 1918−1919 гг. (да и позднее), события Февральской революции праздновались ежегодно и никаких осуждений по поводу «свержения ненавистного царского режима» официальными лицами РСФСР не высказывалось. Наоборот. «Жертвы царизма, павшие в феврале 1917-го», наделялись ярким героическим ореолом.

Данная публикация открывает серию подборок документов, существенно корректирующих превратные и необъективные представления о Белом движении в России. Хотелось бы надеяться, что блаодаря им многие, интересующиеся историей Великой Российской революции, Гражданской войны и Белого движения, в частности, расширят, а, возможно, в чём-то, изменят свои взгляды.

Публикация и комментарии: Василий Цветков.

+ + +

«…Омск, 14 марта 1919 г.

Третьего дня в значительной степени не по нашей воле, так как типографские рабочие пожелали праздновать, мы праздновали годовщину русской революции молчанием на этот день печатного слова (в «кровавой Колчаки», в Омске типографские рабочие отметили забастовкой вторую годовщину Февраля 1917-го года, тогда как их товарищи по классу в РСФСР отметили это событие в качестве государственного праздника — В.Ц.). Хотя, при обстановке всероссийского бедствия, которое мы ныне переживаем и которое вышло прямо из памятных дней конца марта 1917 г., было бы вполне уместно помянуть «великие события» во всенародном стыде и молчании, мы всё-таки не можем не коснуться этого предмета исторических воспоминаний.

Подведём некоторые, наиболее общие итоги пережитого. В русском обществе до печального опыта революции, всячески подчёркивалось убеждение, что революция представляет собой благо, которого можно желать и наступлению которого можно всячески содействовать. Целые поколения молодёжи воспитывались в почитании революционного действия, в отрицательном отношении к мысли о предпочтительности творческого развития без толчков и потрясений. Революция, но не эволюция, было кличем властителей дум ряда подрастающих русских поколений. В частности, на этой почве разрослось то своеобразное и глупое явление, что самая прогрессивная по существу радикально-демократическая партия в России, конституционные демократы, противополагавшая революционному методу упорный труд над последовательным творческим развитием отношений жизни, встречали за свой эволюционизм близкое к животной ненависти отношение наших революционных кругов. В революции видели долг, высшую общественную правду, благородство и красоту.

Она пришла… Она пережита… Близится время, когда её возможно будет обозреть от начала до конца. Безумие и бедствие — вот два ближайших определения революционного процесса. Не случайно подлинным героем русской революции оказались большевики. Герой воплощает в себе душу того явления, в развитии которого он принимает участие. А большевики наиболее последовательные революционеры, наиболее открыто выступающие социалисты. Это — в зеркале жизни — отражение революции, и, по справедливости, не следует пенять на зеркало, если отражённый образ вызывает чувство ужаса и омерзения.

Революция прошла чистым разрушением по всему полю русской жизни. Она разбила основы государственного существования нации, прежде всего, определила безысходное и кабальное международное положение России. Внутри самой страны она принесла разгром народного хозяйства и разложила первичные условия производительности народного труда в самый неподходящий для русского народа момент его существования, когда сама судьба ему повелела предельное напряжение этой производительности. Революция растлила национальное самосознание русских, явилась началом, разъедающим все внутренние духовные скрепы общественного и государственного сожительства и ввергла русский народ — в совокупности своих последствий — в невыносимо тяжкое состояние, которое будет ему стоить целых десятилетий упорного труда по восстановлению национальной жизни, которая революцией была превращена в рассыпанную храмину.

Более всего в этой революции было шума вокруг рабочего и земельного вопроса. В первом она удружила русским рабочим, создав состояние разрушения в русской промышленности и надолго затруднив её развитие. Крайне сложная обстановка послевоенных лет, по-видимому, позволит восстановить в ближайшие годы русскую промышленность, но предстоящие годы затруднений не могут не отозваться наиболее тяжко на промышленном пролетариате, которому предстоит испить всю чашу завоеваний революции и неумолимых законов экономики.

Земельный вопрос путём революции оказался разрешён так, что за каждую десятину безвозмездно отчуждённой земли плата законным их владельцам представляет собой величину вполне ничтожную. Так называемых «гражданских свобод» и «демократического устройства» население России не видело за всё время развития «Великой революции», которая была сплошным отрицанием правовой защиты гражданина и господством бесчестного обмана народа — «суверена демократии» — его минутными вождями — проходимцами «революционной демократии».

В нравственном и эстетическом отношениях революция была насквозь презренна, глубоко низменна и безобразна. Она была борьбой со всем, что возвышает человека над скотиной, борьбой против возвышенного чувства патриотизма, против чувства Бога и государства в человеке, борьбой с началами личного достоинства и личной чести, патологическим погромом красоты и духовности, стремлением уравнять всех, всех погрузивши в грязь и мутные волны черни.

При всём том революция была громадным событием, которое изменило лицо русской жизни до неузнаваемости. Она разрушила не более, не менее, как всю Россию. И величайшим безумием слепоты нужно признать мысль о возможности восстановления России в том самом виде, в каком её постигло революционное разрушение. Как ни трудно свыкнуться с этой мыслью и взять за отправную точку во всех политических суждениях общества и во всех обстоятельных идеях государственной деятельности.

Государственное строительство должно отправляться от того, что дано жизнью. Никаких фантазий и никакого утопизма! Надо принимать Россию такой, какова она есть. И так как Россия находится в состоянии разрушения, то надо строить иную, по существу новую Россию. Перед нами великое строительство, и никогда — бездарная копировка. Всё то, что уже есть, всё то, что уже совершилось, в том объёме, в каком оно есть и в каком оно совершилось, должно быть постигнуто и учтено. Мы хотим снова могучей России, и перед этой великой целью ничтожны вопросы о тех временных перемещениях, которые произошли в частицах общественной цели. Нет времени покрывать всю Россию судебным процессом о правом и неправом владении, нет времени оплакивать мертвецов, хотя бы очень близких и дорогих. Нет времени распалять в себе чувство утраты. Все благородные силы любви и гнева, пиетета и презрения должны быть призваны к служению одной великой цели, перед которой законно пренебречь всем наказанием взбунтовавшихся или растерявшихся пьяных илотов, которые выпустили из своих рук и своими ногами растоптали своё отечество. Не этим поколением кончается историческая жизнь великого народа. К детям и внукам детей должны быть прикованы взоры строителей. А дети и души ещё не рождённые, но русские души, неповинны в низости и расслаблении своих отцов и дедов.

Там, где сплелись в хаотической путанице гнилые узлы, их нужно разрубать коротким ударом. Все годные камни и все здоровые брёвна, которые мы найдём на пепелище, должны быть взяты, приняты и пущены в дело. Ни старой гнили, ни новой чревоточины. России нужны будут пригодные — в свете грозной задачи — построение новой России.

Пережитая революция может, хотя бы отчасти, примирить с собой, если она даст нам науку в области государства и национальных задач. Если революция поможет нам освободиться от гнилостного яда социалистических идей, если она сожжёт в нас взгляд на власть, как на вотчину, если она вызовет в нас движение к творческой мысли и уважение к творчеству, если она научит нас просветлённому труду над Россией и ради России, об ней можно будет сказать, что её безумие было целительным безумием.

Величие народа история воспитывает, создавая ему великие трудности. Если его величие кажущееся, он, как стекло, будет разбит. Если его величие подлинное, он, как булат, будет скован в новую форму национальной мощи.

Мы ощущаем внутреннее величие русского народа и потому верим, что он преодолеет все трудности и проклятия, которые принесло ему бедствие революции. С новой верой в Бога и в свою великодержавную судьбу Россия, воскресшая, сойдёт с креста революции, на который её возвели её фарисеи, её Пилаты и её одуревшая, ослепшая чернь.

Без автора // Сибирская Речь, Омск, 14 (1) марта 1919 г.

+ + +

Бескровная

«Правительство юное, люди науки и много сословий и лиц,

Пожали убийцам кровавые руки, прославили наших убийц…"

«Молитва офицера».

Можно так или иначе относиться к февральскому перевороту, изменившему государственный строй России два года тому назад, можно сочувствовать ему, можно радоваться совершившемуся событию, можно проклинать его, словом, можно иметь тот или иной взгляд на этот исторический факт, можно и должно доказывать правоту того взгляда, который данному лицу кажется наиболее правильным.

Никогда ещё не было и никогда не будет в мире исторического события, которое оценивалось бы одинаково. Тем более нельзя ожидать, что февральский переворот в России, имеющий безусловно мировое значение, мог вызвать по отношению к себе однообразную оценку.

Можно давать этому событию всевозможные эпитеты и прилагательные, можно называть его «великим», можно считать «праздником из праздников», можно определить его как источник всех несчастий, свалившихся на Россию за последние два года, можно думать так или иначе!

Нельзя делать только одного — нельзя к февральской революции в России применять термин «бескровная».

Такая оценка этого государственного события и излишняя, и лживая!

Выступление женщин и работниц в Петрограде на почве недостатка хлеба (как странно звучит это теперь, когда население Петрограда, фактически узнав, что такое голод, молчит) превратилось в государственный переворот лишь в тот момент, когда к выступившим присоединились воинские части, когда солдаты, убив своих офицеров, оставшихся, несмотря на личную опасность, угрожавшую их жизни, верными раз принятой присяге, вышли на улицу!

Трупы этих верных жертв «бескровной» революции, глумящаяся толпа разукрашенных пулемётными лентами солдат, молниеносно превратившаяся в «товарищей», только после долгих просьб выдала для погребения родным, которые лишь на девятый день решились объявить в газетах о «скоропостижной» смерти своих близких.

По тому же пути пошла «сорокавосьмичасовая бескровная» революция в Кронштадте, где первые два переворота ознаменовались также убийствами офицеров.

С первых же мгновений «бескровной» революции по всему лицу земли русской полилась яркая струя офицерской крови, проклятой памяти приказ № 1-й только усилил этот кошмарный поток, который уже к концу первого года захлестнул линию русских боевых окопов и заточил, гордую былыми успехами, Русскую армию.

Попавшие в тиски самозванного вершителя судеб великой страны Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, сначала Комитет Государственной Думы, а потом Временное Правительство поддерживали очевидную ложь о «бескровном» характере переворота! Это можно было объяснить сначала непониманием, потом тактическим приёмом, а затем и просто заигрыванием с разнузданной солдатской массой, в руки которой фактически перешла власть, и угождением низким инстинктам, которое было необходимо для всех революционных деятелей, желающих остаться у призрака власти и закрепивших правительственной декларацией шкурничество петроградского гарнизона, не желавшего идти на фронт.

Не бывшие никогда в окопах солдаты, набранные словно по чьему-то злому умыслу, вопреки законам «старого режима» из числа петроградских рабочих, под руководством тёмных псевдонимов, купленных германским золотом, стали распоряжаться страной!

Правительство было бессильно бороться с этим нарастающим злом. Вся деятельность военного министра сводилась только к смягчению и регламентации полуграмотных распоряжений самочинного Совета! Все попытки взять в руки солдатскую массу терпели неудачу и, выпущенная на свободу, она кинулась раньше всего на тех, кого её научили считать своими тюремщиками — убийства офицеров стали фактом заурядным, бороться с которыми правительство могло только воззванием, криками и т. п. мерами, конечно не имевшими никакого результата.

Пролитая в первые дни «бескровной» революции офицерская кровь лилась и льётся, не переставая!

Всё это факты давно известные, давно получившие должную оценку, но всё-таки до сих пор находятся люди, вспоминающие о минувших событиях с истерическим выкриком о «бескровном» характере этих событий.

Пора, наконец, забыть заученное без разумения слово, пора посмотреть трезвыми глазами на то, что было и что есть несомненным фактом, и понять, что русская революция купалась и купается в крови.

А здесь, на Кубани, под защитой тех, чья кровь первой пролилась во славу революционных опытов над Родиной, подобная терминология является уже не недомыслием или ошибкой, а прямым преступлением по отношению к тем, кто за весь двухлетний период русской революции видел лишь обиды, оскорбления, издевательства и самую смерть, по отношению к русским офицерам, на крови которых строилась русская революция и лучшая часть которых всё же нашла в себе силы поднять оружие в защиту поруганной Родины!

Семёновский Л.Г. // Великая Россия, № 49, пятница 1 (14) марта 1919 года.