Может показаться, что всё это преданья старины глубокой. Что теперь всё иначе. Такое чувство нередко посещает при чтении житий раннехристианских святых. Они кажутся чем-то вроде былин, легенд. Мученические судьбы святых века ХХ производят совсем иное впечатление. Что уж говорить о святых и героях, являющихся нашими современниками, живших с нами в одно время, иных из которых Бог сподобил нас знать…
Каждый год вспоминается у нас подвиг солдата Евгений Родионова, принявшего мученическую смерть за отказ отречься от Христа. Должен заметить, что это поминовение грешит одновременным забвением трёх бойцов, погибших вместе с Родионовым. Андрей Трусов, Игорь Яковлев и Александр Железнов – так их звали. Вообще, это весьма неверное свойство нашей общественной памяти. У нас чтут нескольких выбранных (а иных случаях вовсе назначенных и даже частично вымышленных, как было с «панфиловцами») героев, забывая при этом тысячи других, чьи подвиги ничуть не меньше.
Кто не слышал у нас о 6-й десантной роте? Но никто не вспомнит 20 сергиево-посадских ОМОНовцев, погибших в те же дни. Военное командование побоялось объявить одновременно об ОМОНе и десантниках – слишком велики были потери.
В целом, войны последних лет в их политической и командной составляющей не способствуют гордости за свою страну… Но не за свой народ. Потому что сыновья и дочери нашего народа даже в эти бездарные и по-подлому ведомые войны совершали бесчисленные подвиги, равные тем, что мы знаем из военной истории лучших времён, оставались русской Христовой ратью. Они – наша вечная слава, которой не пересилить предательствам политиков.
Одна простая история… Отбившийся от своей части 22-летний солдат Саня Сомов. Родом из волжской деревни. Брат погиб в Афгане, отец утонул. Работы в деревне было не найти и Саня отправился контрактником в Чечню. Простой русский парень, каких многие тысячи… Однажды разведвзвод попал в засаду. Несколько бойцов были ранены. «Похоже на то, что попали мы серьезно на этот раз, - вспоминает сослуживец Сомова Игорь Мариукин. - Осталось три дороги, что называется-либо идти в лоб (а всемером плюс четыре трехсотых, из них три тяжелых — это самоубийство), либо вернуться к дороге, но судя по тому, что мы слышали взрывы, возвращаться уже некуда, либо вдоль холма по зарослям попытаться как-то ускользнуть отсюда. А пока — забились в кусты, немного рассредоточившись, и отстреливаемся на звук.
Санька-«Сом» подползает к Кузьмичу, молча подбирает автомат «Филина» вдобавок к своему и на полусогнутых пробегает мимо нас ближе к краю зарослей, бася: «Всё, мужики, уходите с ранеными». Кузьмич что-то кричит ему вслед. Санька, не оборачиваясь, машет рукой, мол, — уходите. Потом, таким же макаром, под фонтанчиками пуль пробегает открытое место и скрывается в кустах напротив.
Саня, Саня… Все оборачиваются на Кузьмича — он секунду смотрит в ту сторону, где исчез Санька, вздыхает — и жестом показывает, что нужно уходить. Выстраиваемся цепочкой и ползем, пряча глаза друг от друга, ползем через заросли, в сторону, противоположную той, откуда пришли. На себе тащим раненых. Сзади нас не прекращающаяся перестрелка — все понимаем: шансов у Сани нет, и мы теперь просто ОБЯЗАНЫ выйти отсюда и дотащить трехсотых. Минута, другая, третья… пятая… ползем, пока ни на кого не наткнулись, сзади нас по-прежнему слышны очереди… Душа рвется пополам…»
Подоспевшие десантники разведгруппу выручили и «абреков» уничтожили. Тогда же нашли рядового Сомова. «Он лежал почти весь раздетый, в крови, с покромсанным торсом и пахом, с простреленными ногами. Как мы поняли, он был ранен в ноги, а потом его взяли чичи и начали терзать. Рядом валялись ножницы по металлу, все в крови. В Санькиной крови.
Саня был ещё жив, спутанное сознание временами появлялось у него, иногда взгляд становился даже осмысленным, боли он, похоже, уже не чувствовал. Мы стояли перед ним на коленях, и в те моменты, когда к нему возвращалось сознание, он сипло шептал: «Теперь куда я годен, домой только, ну хоть мамке подмогнуть, да вот подлечусь дома — и к вам, и за братом крепко скучаю… он меня ждет… я знаю… мы вдвоем к вам вернемся, славяне… родные…»
Через полчаса Сани не стало.
Его одежда, сорванная с него чичами, лежала рядом. Андрюха-«Твикс», пока мы забирали оружие-боеприпасы, собрал её и стал вынимать документы, Санины вещи, мелочь разную. Достал книжечку какую-то из Санькиного лифчика и начал машинально перелистывать. Я подошел сзади, Андрюха обернулся на меня и, скрывая слезы, отвернул лицо, продолжая листать. На одной из страниц, что-то было подчеркнуто. Я наклонился ниже, остановил Андрюхину руку, и мы оба прочли подчеркнутое.
Это было Евангелие от Иоанна, а подчеркнута Санькой была фраза: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих»».
Это был подвиг рядового. Офицеры же наши могли служить таким юным храбрецам достойным примером.
Взрывом лейтенанту Роману Сидорову оторвало обе ноги. Однако он нашел в себе силы открыть ответный огонь по позициям боевиков. Под его прикрытием бойцы успели эвакуировать из БМП уцелевших раненых и укрыть их за камнями у дороги, занять позиции и вступить в бой с боевиками. Вскоре их выручила подоспевшая подмога. Но лейтенанта Сидорова среди спасенных не было... Он погиб в горящей БПМ, не в силах выбраться оттуда и до последней минуты жизни продолжая вести огонь по врагу...
Капитан Олег Тибекин с вверенной ему ротой брал высоту с отметкой "398,3" в Октябрьском районе города Грозного. Важный пункт у боевиков был отбит, но силы оказались неравны. Когда ранило двух бойцов, командир вынес их из боя. Вернувшись, приказал солдатам сменить позицию, а сам остался прикрывать огнем отходивших. Подмога запоздала: ворвавшиеся на высоту боевики в упор расстреляли российского офицера.
Вызвав огонь на себя, капитан Александр Синельник дал возможность мотострелкам закрепиться на своих рубежах. По его танку было произведено 6 выстрелов из гранатомета, но, умело маневрируя боевой машиной, Синельник продолжал вести бой. В этот момент был произведен выстрел из ПТУРа. Командир роты, будучи смертельно раненным, вывел танк в безопасное место, успев приказать экипажу покинуть горящую машину.
Истекающий кровью капитан Дмитрий Серко приказал прапорщику отходить к основным силам группы и вызвать подкрепление, а сам остался прикрывать отход своего товарища. Дав бандитам подойти ближе, Серков уничтожил еще одного бандита и ранил второго. В ходе перестрелки спецназовец получил многочисленные пулевые ранения, от которых скончался на поле боя, спасая жизнь подчинённых.
Герой обеих чеченских войн майор Сергей Таранец, приказав солдатам отходить, остался прикрывать их отход. При смене позиции подорвался на мине, получил тяжелые ранения обеих ног, но продолжил бой. Сковал своими действиями группу боевиков до подхода подкрепления, которое скрытно вышло к месту боя и полностью уничтожило вражескую группу. Был эвакуирован в госпиталь, но скончался там на следующий день от ран и значительной потери крови.
Командир 503-го гвардейского мотострелкового полка полковник Сергей Стволов был неизменным примером для своих подчинённых. Когда боевики попытались отбить захваченные гвардейцами опорные пункты, полковник Стволов лично вывел на прямую наводку артдивизион и мощным огнем в упор расстрелял атакующих боевиков. Затем, не давая им опомниться, поднял подразделение в контратаку и полностью очистил от них территорию завода, превращенного в мощный узел сопротивления. В другом бою во главе группы вышел в тыл боевиков и лично уничтожил противотанковую управляемую ракетную установку с расчетом. В боях был ранен 4 раза, в том числе дважды - тяжело.
Это всего лишь несколько выписок из официальных биографий героев Чеченской войны. Таких выписок я мог бы сделать сотни… И у кого повернётся язык сказать, что Воинство наше кануло в лету?..
Новороссия дала нам длинный список героев, но и больше – образы природных воинов-вождей, которые, увы, встречаются куда реже, нежели просто герои. Скажу лишь о двоих из них: Алексее Мозговом и Александре Беднове.
Совесть, честь и достоинство, - повторял в своих выступлениях Мозговой. И вслед за генералом Кутеповым: «Только смерть может избавить нас от служения Родине». Так он жил. Следуя законам Чести, храня достоинство имени и звания, следуя Долгу – на верную смерть… Его семья осталась на оккупированной территории. Но подобно генералу Каппелю, он не внимал угрозам, считая Долг, народ выше своей семьи. Он боролся со злоупотреблениями, стремился помогать мирным жителям и налаживать жизнь на основе самоорганизации людей, берёг жизни своих подчинённых, не позволяя бездумно уничтожать их, как это было под Дебальцево. «Победа, которая достигается большими жертвами, это не победа. Для нас главное – сохранение жизней личного состава. За что постоянно переживаем и боремся», - говорил Комбриг. Он был бесстрашен перед противниками по обе стороны фронта и никогда не забывал, что по ту строну фронта, в окопах находятся тоже русские люди. И к ним обращался он, не заботясь о реакции тыловых «героев». Для Мозгового главным были – люди. Те, которых одурманили на той стороне. Те, которых обратили покорным стадом и там, и здесь, разучили думать и действовать самостоятельно. Он пытался достучаться до своего народа по обе стороны, пробудить русское самосознание и самостояние. С раннего утра выстраивалась к нему очередь просителей. И он, не спавший всю ночь, принимал, выслушивал, чем мог помогал. Сам же мог довольствоваться крайне малым. Один из бойцов личной охраны Комбрига, Юрий Горошко, приводит характерный эпизод: «…Через пять минут Метла заходит в комнату.
- Есть чё пожрать?
- Сходи на кухню, там может ещё что-то осталось с обеда? - говорит ему Лесник.
- Нет там ни хрена, одна холодная гречка в кастрюле. Даже хлеба нет.
- Тогда жрать нечего. Тушенка кончилась ещё вчера, ты же знаешь.
- Надо в магазин сходить. У кого бабки есть? - спрашиваю я парней.
(…)
Одеваю бронежилет. Сверху свою разгрузку, в которой четыре магазина с патронами и две гранаты. Проверяю всё ли на месте? После чего выдвигаюсь на выход.
(…)
В это же время, на кухне, Лесник ставит кипятить чайник. Заходит Мозговой. Открывает холодильник. Там пусто.
- У нас поесть что-нибудь есть? - спрашивает он Лесника.
- Алексей Борисович, только вот гречка, но она холодная. Могу разогреть.
- Да ладно, не надо. Я так поем. Тарелка есть?
- Да. Вот чистые.
Борисыч накладывает себе гречку в тарелку и выходит из кухни. А я возвращаюсь в штаб с пакетом продуктов».
Много схожего можно сказать об Александре Беднове. Оба командира следовали заповеди генерала М.А. Драгомирова: «Сбережение людей — святейший долг каждого начальника». Оба ревностно относились к моральному облику своих подчинённых. В обоих подразделениях была введена строгая дисциплина. Запрещены спиртные напитки. Бывший милиционер Беднов обеспечивал правопорядок во вверенном ему районе в самые тяжёлые для Луганщины месяцы. Он же всемерно помогал госпиталю, опекал детей-сирот. Для посторонних командир всегда делал больше, нежели для родных, полагая невозможным пользоваться служебным положением. С большим вниманием Беднов относился к нуждам своих бойцов. Он заботился об их обеспечении, об возможно лучшем устройстве не лечение в случае ранения. «Глупыми понтами «шашки наголо - и на танки» я не страдал никогда. Бойцы, которые 5 месяцев воевали без копейки, без какой-либо материальной мотивации - это золотой фонд нашего русского мира. Многие приехали сюда чисто из идейных соображений и клали на алтарь нашей свободы и независимости свои жизни и здоровье, как бы пафосно это ни звучало. У меня есть ребята, которые дома писали завещание, утрясали все финансовые вопросы, выплачивали долги по кредитам и приезжали сюда. Представьте: человек ехал и готов был умереть - просто потому, что он русский человек, потому что он осознавал, что здесь, в Новороссии, он защищает не только нашу, Луганскую землю, а всю русскую землю. Это бесценные люди - даже золото тускнеет по сравнению с ними. Поэтому я выстроил систему так, чтобы как можно больше дать людям знаний, навыков, экипировки, оружия - чтобы только они остались целыми! За все время боевых действий у меня погибло четыре человека, раненых - около двух десятков», - говорил Александр Александрович. Человек весьма широкого кругозора, начитанный и эрудированный, верный русской идее, он был истинным воином и, как и Мозговой, мог бы ещё многое сделать для Новороссии, если бы…
Впрочем, «если бы» - тема иная, и её, жгущей душу раскалённым железом, в этих письмах я не хочу. Может быть, когда-нибудь позже я напишу, а лучше расскажу тебе, как тяжело быть Воином, когда за спиной у тебя нет тыла, но есть ещё один затаённый враг, который бьёт подчас куда точнее, нежели тот, что стоит перед тобой по другую сторону фронта. Наши далёкие предшественники, сражатели Армии Императорской, были избавлены от подобного испытания, и в том было великое их счастье.
В завершении же хочу привести тебе завет Комбрига Алексея Мозгового всем будущим Воинам: «Как говорил генерал А.П. Кутепов: «Только смерть может избавить нас от служения Родине!» В этих словах многое. Никогда русский офицер не должен служить за мзду, не должен служить за зарплату и дополнительные пайки или за очередную звёздочку на погонах. Русский офицер служит всегда чести, совести и достоинству. И своему народу».

Специально для "Русской Стратегии"