Июль

Пожилой господин, расположившийся на скамеечке под парковыми елями, с неохотой оторвался от книги, тяжело поднялся и, вздохнув, направился к дому. Пора было поработать с дневником. За долгие годы, исписав уже несколько «томов», он так привык к этому занятию, что не мог уснуть, не доверив бумаге мыслей, что роились в голове. А помыслить было о чём. Известия с фронта были весьма неопределёнными, туманными и тревожными, а о внутренних делах ни читать, ни говорить, ни даже думать не хотелось.

«29 июля 1917 года, - записал князь Владимир Михайлович Голицын в дневнике. – В парке так влажно, что поутру нельзя было ходить, и я прошёлся по полям, где ещё ложился густой туман…» Эту «фенологическую» запись князь сделал по привычке отмечать каждую мелочь дня. Но мысли его занимало другое. Как же всё скатилось в такую ситуацию? Давно ли он, городской голова старой столицы, разрабатывал идею соединить трамвай с железной дорогой, продвигал проект строительства в Москве метро, заботился о благоустройстве города; давно ли за демократические взгляды назвали его «светлый поборник лучших начал самоуправления». Однако революция 1905 года всё перевернула с ног на голову. Князь как истинный либерал не приветствовал ни революционную горячку, ни правительственные репрессии. Тогда, в октябре девятьсот пятого, ужасаясь тому, что происходит, он сложил с себя полномочия городского головы, а через два месяца Семёновский полк под командой полковника Георгия Мина обстрелял из артиллерии восставшую Пресню.

Князь стряхнул пелену воспоминаний, и перо снова побежало по странице: «…Сделать выгодную аферу с «соблюдением нравственности», покривить душой с целью подставить кому-нибудь ножку, успокоить совесть, изобразив ей черное белым, - все это было ходячей монетой в таких кругах, которые считались высшим и которые кичились своей благовоспитанностью, своей аристократической порядочностью и брезгливо относились к другим кругам, будто бы этим не обладавшими. Какую яркую картину всего этого мог бы я нарисовать, притом из своего собственного опыта! Надо надеяться, что все эти «акробаты совести» исчезли у нас навсегда...»

О, наивный романтический князь. Сколько их, этих «акробатов совести», придётся ещё перетерпеть России!

В Железниках – калужском имении Голицыных – несмотря на революционную карусель в обеих столицах, текла по-прежнему мирная дачная жизнь. Стояло хорошее среднерусское лето; жители имения ездили в гости, ходили по грибы, купались. В это время за тысячи вёрст отсюда, в американской Долине Смерти, температура воздуха неуклонно ползла вверх и местные власти опасались, что кто-то может погибнуть, пытаясь пересечь её. В те дни ехать туда было равносильно самоубийству: весь июль и до середины августа воздух в Долине прогревался почти до плюс пятидесяти градусов Цельсия!
В прохладной Великобритании тем временем с упорством английского бульдога пробивался к власти Уинстон Черчилль. Карьера его складывалась неровно, два года назад он стал одним из инициаторов Дарданелльской операции, которая закончилась полным провалом и привела к правительственному кризису. Какое-то время он занимал должность канцлера герцогства Ланкастерского, но потом подал в отставку и в звании полковника отправился на фронт. Однако в июле семнадцатого судьба улыбнулась ему – он был назначен министром вооружений.

А в совсем уж холодной Гренландии аборигены – инуиты, – долгое время не имевшие никакой власти в стране, вдруг обнаружили, что есть такое понятие как датское право, которому придётся теперь подчиниться вопреки вековым традициям.

В мире искусств «шёл в гору» мексиканский художник с длиннейшим именем Диего Мария де ла Консепсьон Хуан Непомусено Эстанислао де ла Ривера и Баррьентос Акоста и Родригес. Закончив Академию художеств в Мадриде, он перебрался в Париж и набирался творческого опыта, а заодно и опыта политического. Среди его друзей кроме Модильяни и Пикассо бы замечен революционер из России – Илья Эренбург. Может быть, эта дружба и определила симпатии будущей знаменитости. Вскоре Ривера вступит в Мексиканскую компартию, потом приютит у себя в доме опального Троцкого, выйдет из компартии, но снова вернётся в неё. Тем летом семнадцатого они только теоретизировали и спорили о революции под голубой дымок трубки молодого Эренбурга, который как раз собирался вернуться в Россию.

А знаменитая русская балерина Анна Павлова наоборот приняла решение в Россию не возвращаться. Её блестящие выступления породили настоящую «павломанию» во всём мире: «в кондитерских магазинах публика расхватывала шоколадные конфеты «Pavlova» с её подписью на коробке, в парфюмерных – духи, туалетную воду и мыло с тем же названием, в цветочных – розы пепельно-розового цвета, как её пачка в «Менуэте», а в магазинах одежды – расшитые манильские шали с кистями, которые она ввела в моду…»

Тем временем другая танцующая знаменитость – Мата Хари – томилась во французской тюрьме, ожидая приговора за шпионаж; адвокат советовал ей объявить о беременности, но та не согласилась.

Мировая война, как ни странно, дала толчок развитию науки и техники. Именно в семнадцатом были изобретены ручная электрическая дрель и автомат по непрерывному изготовлению стеклянных бутылок, гидролиз целлюлозы и театральный кондиционер, пиротерапия и стабилизатор гироскопа, и даже кеды, и даже… железобетонный теплоход! Тут сказался дефицит стали.

И всё же война – не мать родна; словно в гигантском котле, перемешивала она народы и страны, перемалывала империи и создавала предпосылки к возникновению новых. На греческом острове Корфу сербы, хорваты и словенцы подписали декларацию, в которой выразили желание создать единое государство. Мало кто тогда представлял себе, что именно сейчас рождается мощное славянское государство, столицу которого восемьдесят два года спустя, на самом краю ХХ века, будет бомбить американская авиация. Пока же с тревогой в небо приходилось смотреть британцам. В эти июльские дни огромные германские дирижабли – «цепеллины» совершили массированный налёт на промышленные районы Великобритании; «в отместку» англичане изъяли из титулов все немецкие имена, в результате чего правящая Сакс-Кобург-Готская династия стала называться Виндзорской. Да, англичанам было не до событий в России, а между тем там, в Петрограде, начались бурные демонстрации рабочих, солдат и кронштадтских моряков сразу и против Временного правительства, и против Совета. После некоторых колебаний большевики присоединились к демонстрантам, однако на этот раз выступления были жёстко подавлены верными правительству войсками. Естественно, большевиков обвинили в организации вооруженного восстания по заданию германского Генерального штаба, началось их преследование. Масла в огонь добавил русский журналист Г. Алексинский, опубликовавший в плехановской газете «Единство» статью о том, что Ленин и большевики финансируются немецким правительством; и Ленину пришлось перейти на нелегальное положение: он спасся бегством в Финляндию. «Июльские дни» привели к отставке князя Г.Е. Львова, а переходный кабинет сформировал уже Александр Керенский.

Вот в такую неспокойную пору священник Вячеслав Васильчиков производил на Белгородчине раскопки и открыл вход в основанный в XIV веке монахами Киево-Печерской лавры и затерянный к началу двадцатого века Свято-Троицкий Холковский монастырь – единственный пещерный монастырь в Белгородской области. И в это же самое время в Испании в ущелье Валторта спелеологи открыли крупнейший комплекс мезолитической наскальной живописи.

Судьба по-разному отнесётся к многочисленным Голицыным: кому-то подарит удачу и долгую безбедную жизнь, к кому-то повернётся спиной… Князя Владимира Михайловича арестуют, но отпустят по заступничеству самого председателя Моссовета Каменева, позже он будет лишён гражданских прав и сослан в Загорск, а потом в городок Дмитров. Он умрёт своей смертью в феврале 1932 года, будет отпет в Успенском соборе Дмитровского кремля и похоронен на кладбище около Казанской церкви села Подлипичье. Могила его не сохранится. Зато сохранится 33 тома его дневников, которые станут бесценным документом эпохи.

Судьба выделывает порой странные кульбиты. Несколько лет назад мне довелось участвовать в морском походе, посвящённом 90-летию исхода в 1920 году Русской эскадры из Севастополя в Бизерту. Только наш маршрут был проложен в обратном направлении – из Бизерты в Севастополь и символизировал возвращение русских, изгнанных когда-то революцией. Среди «возвращавшихся» были и потомки князей Трубецких, Шаховских и Голицыных. Трубецкой искромётно играл на балалайке (и даже в порыве вдохновения порвал струну), Шаховской всем улыбался и убеждал, что в России теперь всё будет великолепно, а совсем молодой Голицын на не очень уверенном русском всё время говорил о том, как он любит Россию и хочет переехать на родину, чтобы трудиться на её благо. Мне, ещё недавно советскому человеку, было забавно и смешно, когда за обеденным столом на корме лайнера я иногда обращался к Голицыну:

- Князь, будьте добры, передайте солонку…

В Россию он приедет. Но не останется. Впрочем, это уже совсем другая история.

Александр Ломтев

для Русской Стратегии

http://rys-strategia.ru/