 В.Г. Чичерюкин-Мейнгардт. Кому наследует РФ. Русское зарубежье и зарубежные соотечественники (2)
Книга публикуется на "Русской Стратегии" с любезного разрешения автора
Под термин зарубежных соотечественников подогнали и четвертую волну эмиграции из РФ и СНГ, за которой закрепилось уничижительное название эмиграции колбасной. Её пик пришёлся на 1990-е гг. Этим людям, эмигрировавшим в 1990 – 2000-е гг. не грозили подвалы Лубянки и камеры на Шпалерной, Соловки – СЛОН (СЛОН – Соловецкие лагеря особого назначения, в последствии СТОН – Соловецкая тюрьма особого назначения) Беломорканал, который прозвали смерть – канал, Воркутинские, Котласские, Колымские лагеря. Не грозили им Мордовские лагеря и «психушки» для диссидентов эпохи застоя.
Им не нравилась постсоветская действительность РФ 1990-х гг. Но поскольку многим из них хотелось эмигрировать в США, то позволю себе напомнить этим господам – товарищам слова президента США Дж. Ф. Кеннеди: «Не спрашивай, что Америка может сделать для тебя. Лучше спроси, что ты можешь сделать для Америки». Позволю себе их немного перефразировать: «Не спрашивай, что Россия сможет сделать для тебя. Лучше спроси, что ты сможешь сделать для России». Золотые слова! Оговорюсь, под словом Россия я подразумеваю именно Россию, а не государство под названием РФ.
Летом 1999 г. будучи в Лос-Анжелосе, я разговаривал с русской женщиной, которая вместе с мужем эмигрировала из Казахстана в США совсем недавно. По просьбе Ю.Л. Графа – бывшего кадета, председателя Лос-Анжелосского Общества русских военных ветеранов, эта русская женщина показывала мне Дом русских ветеранов. О русских офицерах, казаках, генералах, которые состояли в свое время в этом Обществе, она мало что могла сказать. А у меня, во время этой экскурсии на языке вертелся вопрос, который я так и не решился задать моей гидессе – С каких это пор США стали Родиной для русских?
Тем более, что в Обществе состояли русские ветераны, с оружием в руках участвовавшие в Гражданской войне, а в ряде случаев и во Второй великой европейской войне, главным образом в рядах Русского Корпуса.
Осматривая экспонаты Дома русских ветеранов, я невольно обратил внимание на конный фотопортрет атамана Семиреченского казачьего войска генерала Б.В. Анненкова. Что он сказал бы этим своим бывшим землякам?
Я уже писал в первом издании книги «Кому наследует власть РФ?» о том, что в 1970 – 80-х гг. советские евреи, подав документы на выезд в Израиль, дабы послужить своей исторической Родине, восстановить разорванные войной родственные связи, доехав до перевалочных пунктов, которыми в те годы были Вена и Генуя, в ряде случаев о цели своей эмиграции забывали и подавали документы в дипломатические представительства США на предмет эмиграции за океан. Видимо они забывали о том, что историческая Родина евреев находится на Ближнем Востоке, а не на Североамериканском континенте.
На их фоне выглядит настоящим патриотом, героем, не побоюсь этого слова, юный москвич – еврей, который ещё в середине 1970-х гг. сознательно эмигрировал из СССР в Израиль. Там он поступил на военную службу и дослужился до звания лейтенанта. В 1978 г. во время вторжения израильских войск в южные районы Ливана, он погиб, исполняя свой воинский долг – его бронетранспортёр подорвался на мине, попав в засаду, подготовленную палестинскими партизанами.
Но вернёмся к четвертой волне эмиграции из РФ и СНГ. Зачастую в странах своего нового проживания, они сталкиваются с отчуждением и непониманием не только со стороны коренных жителей, но и со стороны потомков русских белых эмигрантов. И это закономерно. Ибо эти люди не могут быть достойны уважения.
Ещё в 2000 г. мои знакомые прислали мне из Праги своего рода Манифест представителей колбасной эмиграции. Вот что они о себе пишут:
«В большинстве своем невольные эмигранты, покинувшие пределы своей родины и вынужденные под видом предпринимателей искать на чужбине возможность дать детям хоть какое – то образование, без примеси национальной идеи, наркотиков и влияния на ребенка проблем практически нищих учителей. В городе, ставшем символом горя русскоязычных семей и в то же время соломинкой, за которую удалось схватиться немногим, чтобы вырваться из ада, который существует на земле и имеет конкретное расположение – это территория бывшего СССР, где жены ждут своих мужей с работы с ужасом на лице и страхом за их судьбу, под аккомпанемент последних известий, каждый день передающих сводки о взрывах, убийствах и трагедиях, как будто идет третья мировая война или апокалипсис уже начался, где матери в пеклах локальных войн пытаются разыскать своих пропавших детей, отправляясь туда, откуда любому, целым вернувшимся домой после вечерней прогулки на голодной желудок, можно смело давать орден «За мужество», если он остался жив».(1)
И далее. «Но мы все равно любим тебя (Прагу, прим. Автора) несмотря на то, что нам всем пришлось враз стать предпринимателями, чтобы раствориться в тебе. Мы любим твой замечательный народ, хотя он всех нас считает преступниками. Зачем оправдываться, мы действительно преступники, раз допустили, чтобы у нас творилось то, что мы видим сейчас».(2)
Наверное не будет ошибкой назвать этот «Манифест» ярким образчиком холуйства.
Мне трижды довелось побывать в Праге – в 1996, 1997, 2004 гг. Ещё в первый приезд на Ольшанском кладбище я нашёл могилу младшей сестры моего прадеда Ольги Александровны Мейнгардт (1867–1954). Во время Гражданской войны она выехала из Москвы вместе с семьей своего брата Г.А. Мейнгардта осенью 1918 г. На Юге России она поступила на службу сотрудницей в ОСВАГ. Весной 1920 г. вместе с семьей своего брата она эвакуировалась из Новороссийска в Константинополь. Там Ольга Александровна приняла деятельное участие в организации русских детских садов и яслей, которыми руководила известная русская общественная деятельница А.В. Жекулина. В 1922 г. в рамках «Русской акции» правительства Чехословацкой республики русские детские учреждения, включая и гимназии, переехали из Турции в ЧСР. На протяжении многих лет О.А. Мейнгардт руководила всеми русскими детскими садами и яслями в Праге и её пригородах.
Позднее, продолжая заниматься историей русской белой эмиграции и генеалогией, я узнал, что ещё один наш родственник эмигрировал в Чехословакию в начале 1920-х гг. Звали его Фёдор Евгеньевич Кочетов (1895–1963). Из потомственных дворян Тульской губернии. Окончил Александровский кадетский корпус и Николаевское кавалерийское училище в Петербурге. Был выпущен в 13-й Нарвский гусарский полк. Участвовал во Второй Отечественной войне 1914–1918 гг. В Гражданскую войну воевал против большевиков на Юге России, в составе восстановленного 13-го Нарвского гусарского полка. Затем был Галлиполийский лагерь, в котором русские воины из камней выложили свой девиз на всю оставшуюся жизнь: «Помни, что только смерть избавит тебя от выполнения долга», потом переезд на Балканы и эмиграция, скорее всего по студенческой визе в Чехословакию. В ЧСР штабс – ротмистр Кочетов получил высшее образование и стал инженером. Работал по специальности и состоял в Галлиполийском землячестве. После оккупации Чехии Третьим рейхом продолжал работать. Выехал в конце войны в Германию. Выдачи советам избежал. Скончался в баварском городе Берхтесгадене.(3)
Дерзну предположить, что русский офицер Кочетов тоже полюбил Прагу, но ему в голову не приходило «раствориться» в ней и стать «предпринимателем». Честь русского дворянина и офицера не совместимы с холуйством, образец которого приводится выше. Кстати, белых русских эмигрантов, чехи не считали потенциальными преступниками. Ибо наши соотечественники старались зарекомендовать себя на службе с самой лучшей стороны. И нередко чехи во времена Первой республики говорили своим подчинённым: «Посмотрите, как добросовестно работает этот русский инженер (или агроном, или доктор, или ветеринар, прим. Автора). Учитесь у него!»
Мои родственники эмигрировали в ЧСР в рамках «Русской акции» чешского правительства. А в рамках какой акции оказались в Праге русскоязычные, заполняющие по выходным днях построенные русскими белыми эмигрантами церкви в подвале профессорского дома в Дейвицах и на Ольшанах?
В начале 1990-х гг., когда появилась возможность изменить жизнь в России в лучшую сторону на путях преемственности с исторической Российской государственностью, что сделали эти «наши зарубежные соотечественники»? Как говорят «интеллигентные» люди, они «сделали ноги».
Им можно адресовать строку из песни ветерана советского рока К. Никольского: «То ли птицы летят перелётные, то ли крысы бегут с корабля».
Под т. н. Пражским «манифестом» (брюхо одолело), который цитировался выше, могли бы подписаться большинство эмигрантов четвертой волны. Их миссия равна нулю.
Исключения подтверждают общее правило. Я здесь могу назвать имена бывших советских граждан А. Корлякова и В. Жуменко, обосновавшихся в постперестроечные годы во Франции.
Фамилию Корлякова я услышал впервые летом 2006 г., когда гостил у вдовы моего дядюшки В.Е. Барсовой (ур. Поповой) в Сент-Мишель сюр Орж – следующий маленький город за Сент – Женевьев де Буа по южной железной дороге, ведущей из Парижа на юг страны, через Лион к побережью Средиземного моря. Именно Валентина Евгеньевна показала мне прекрасно изданный фотоальбом о жизни русской белой эмиграции во Франции. Альбом так и назывался «Русская эмиграция». Она же обратила мое внимание на фотографии, запечатлевшие жизнь русской эмигрантской колонии в нормандском городе Коломбеле в 1030-е гг. На них я увидел её отца – бывшего белого офицера-галлиполийца Е.И. Попова, в эмиграции принявшего сначала сан диакона, а потом сан священника, её братьев и сестер. Я же, в свою очередь обратил внимание на фото афиши, извещавшей русских парижан о предстоящей встрече членов Московского землячества города Парижа. Среди незнакомых фамилий увидел одну знакомую – Г.А. Мейнгардт (1866–1945) – это младший брат моего прадеда.(4)
Е.И. Попов, как и многие его сверстники, стал офицером военного времени в годы Второй Отечественной войны 1914–1918 гг. После демобилизации, он вернулся домой в Воронеж. Опять же, как немалое число бывших офицеров, он пытался уклониться от участия в Гражданской войне. Но ему это не удалось. В 1919 г., при подходе к Воронежу белых, советские власти провели аресты «социально – опасного элемента», в первую очередь «бывших». Как правило, арестованных в скором времени расстреливали чекисты. Бывший офицер Попов содержался в тюрьме, когда подошедшие к городу белогвардейцы начали обстрел из орудий. Один из снарядов угодил в тюремный корпус. Охрана стала разбегаться. Затем в тюрьму попало ещё несколько снарядов. В тюремных стенах образовались проломы. И сквозь эти проломы узники стали разбегаться. Сбежал из тюрьмы и Е.И. Попов. Он дождался прихода белых и вступил в ВСЮР. Служил в чине подпоручика до окончания боевых действий на Юге России, т. е. до Крымской эвакуации. Потом был Галлиполийский лагерь, переезд в Болгарию, в составе 1-го армейского корпуса генерала А.П. Кутепова, а уже из Болгарии он эмигрировал во Францию. Во Франции он обосновался в Нормандии, в городе Коломбеле. Как и многие русские эмигранты-мужчины, он поступил на работу на местный металлургический завод. Позднее рабочий Попов принял сан сначала диакона, а потом священника. В эмиграции он состоял в Союзе галлиполийцев и на протяжении многих лет выписывал журнал «Часовой». Во вторую мировую войну он помог выйти из окружения большой группе солдат РОА из тех батальонов, что несли охрану Атлантического вала в 1944 г.
После войны он служил в Бельфоре, где сотрудничал с местным отделением РОВС и Союзом галлиполийцев, который возглавлял терский казак полковник Мишутушкин.
В Москве, года два тому назад мне в руки попал фотоальбом, составленный В. Жуменко. «Белая Армия. Фотопортреты русских офицеров. 1917–1922». В нём уникальная подборка фотографий белых офицеров и генералов, по большей части из частных коллекций. Труд нашего соотечественника трудно переоценить. Ведь сколько бесценных эмигрантских архивов погибло безвозвратно! Погибло или из – за отсутствия наследников, или из – за потери ими русской самоидентификации.
В Праге такая участь ждала архив донского казака А.И. Левицкого и донской казачки, дочери генерал Балабина, Л.И. Балабиной (Фарковой).
Даже в начале века нынешнего у букинистов в Софии и в Праге мне попадались среди старых фотокарточек те, на которых запечатлели в свое время местные фотографы наших зарубежных соотечественников – русских белых эмигрантов.
Лет десять тому назад мне довелось услышать легенду о том, как несколькими годами раньше администрация Русского дома в Сент – Женевьев де Буа решила расчистить «Авгиевы конюшни». За многие годы на чердаке складывали вещи умерших одиноких русских белых эмигрантов. Их документы, фотографии, письма, дневники, жгли в течении нескольких дней.
Поэтому работу, проделанную А. Корляковым и В. Жуменко трудно переоценить.
Из биографии В. Жуменко, опубликованной в его фотоальбоме, следует, что его предки – терские казаки, большинство из которых погибли от рук большевиков за годы советской власти. А сам потомок терских казаков имеет больше общего с русской белой эмиграции, нежели со своими сверстниками из числа колбасных эмигрантов, бывших советских граждан, понаехавших во Францию с начала 1990-х гг.
|
