Рано утром подъем  и выход  в  дальнейший поход. Куда? Туда куда поведет ген. Корнилов. Тяжело идти по густой черноземной грязи, особенно авангарду. У многих  сапоги быстро «дали течь» и развалились. Совершенно вязнут сестры милосердия, идущие в  слишком  больших  на них сапогах, которых  они не могут  вытащить из  глубокой грязи. Мужчинам  приходится переносить сестер  па руках  на твердое место, а потом  вытаскивать отдельно и их  сапоги. До лучшей дороги всех  сестер  отправили в обоз.

От  усталости на малых  привалах  все сразу валятся на землю. Но еще горше необходимость на этих  коротких  остановках  бежать «до ветру». Нужно наспех  стаскивать с себя, что положено в  этом  случае, потом  все заправить на свое место и успеть стать в  строй до конца припала, а иначе приходится бегом  догонять свою роту. Тогда поневоле вспоминается поговорка:

«Хорошо служить в солдатах, впрочем очень чижало».

Во второй половине дня, после 20 верстного перехода Армия втянулась в станицу Хомутовскую, куда уже раньше были высланы квартирьеры, с  предупреждением  не препятствовать расквартированию Армии. Атаман станицы подробно расспрашивал квартирьеров о задачах  Армии, и как она останется в  Хомутовской, и не начнет  ли отсюда действия против красных.

В Хомутовской, как  и в других донских станицах фронтовики против  своих стариков и против Армии: «Довольно навоевались и вшей собой кормили».

Но все же никаких выступлений против Добровольцев не было, и казаки и казачки радушно встретили пришедших, но к цели похода были равнодушны: «большевики нас не тронут!».

За порядком в станицах во время остановок наблюдал Комендант  Штаба Армии энергичный полк. Корвин-Круковский. Работы в  комендантском  управлении было много, так  как  вся тяжесть «тыла» ложилась на него.

Со всех  сторон  поступали приказы с  требованиями то одного, то другого, что заставляло иной раз  даже такого энергичного Коменданта, как  полк. Корвин-Круковский, задумываться и гадать, чей приказ он должен исполнить. Заводить же специальную канцелярию для этого и вести реестры входящих  и исходящих  бумаг — было невозможно, ибо  наше управление было на ногах. Приговоры осужденным  за проступки писались на простых листках  бумаги и передавались в  штаб Верховного. Там  на них  же писались резолюции, в  большинстве случаев  Ген. Корнилова, помеченные «+» (следовало наказание) или «—» (оправдание).

На следующий день рано утром кто еще спал, кто умывался, вдруг: трах, трах.

Та-та-та... ответили пулеметы, и свинцовые шмели зажужжали по станице.

Выскочили на улицу. Что такое?

По направлению от  противника шел  разъезд конного дивизиона.

- Что, щеголи, проспали, — посыпались насмешки добровольцев. Несчастные щеголи в  рваных  полушубках, благоразумно промолчали. Нужно было видеть их  истрепанных  коней, чтобы понять, в  чем  дело.

Беглым  шагом  вышли дежурные роты офицерского полка и рассыпались в  цепи перед  станицей. Впереди мелькала б лая папаха командира полка ген. Маркова.

Снаряды сыпались на станицу, как  из  мешка. Пулеметы подвигались все ближе и ближе.

В обозах суета. Спешно запрягают  коней, те пугаются выстрелов, бросаются, путаются в  постромках. Начальство ругается. Вот  выдвинулся санитарный обоз. На рысях  прошел  политический отдел .

Бум, бум, бум, заговорили, наконец, и добровольческие трехдюймовки.

На душе сразу стало легче.

Пулеметы противника стыдливо умолкают, попали, значит, в самый раз.

Выше, из  станицы - артиллерийский парк, и потянулось интендантство.

ПЕРВЫЕ НАЧАВШИЕ. К 100-летию 1-го Кубанского (Ледяного) похода

Купить