Может быть, конвоир ещё жив,

Что отца выводил на расстрел.

Если б я захотел,

Я на родину смог бы вернуться.

Я слышал, что все эти люди

Простили меня.

Иван Елагин

Тема политического террора, на котором зачиналась и которым питалась советская власть, ныне постепенно исчезает с телеэкрана и со страниц прессы. Сигнал из кремля, что негоже, мол, нам самих себя очернять так же, как это делают наши закордонные недруги-советологи, воспринят. В столетие событий 1917 г. обнародована теория «великой русской революции», а в вековой юбилей ВЧК руководителем российских спецслужб А. Бортниковым провозглашена прямая их преемственность от «вооруженного отряда партии», заявлена гордость за его деяния и за само слово «чекист».

Но что в истории написано кровью, не вырубить даже топором грубой исторической фальсификации. На совести коммунистического режима, правившего нашей Родиной свыше 70 лет, миллионы преступно загубленных жизней. Загубленных ради захвата и укрепления власти, во имя нежизнеспособного и – несмотря на жертвы – не выдержавшего испытание временем социального эксперимента, родившегося в воспаленных умах марксистских прожектеров.

Воистину советская власть питалась террором, особенно в первые ее десятилетия. Наименее изученной страницей  этой кровавой летописи являет период Второй мировой войны. В общественном сознании коренится представление, что, как и в годы гражданской усобицы, этот террор был вынужденным и даже спасительным, ибо помог «устоять и победить».

Между тем, анализ тех событий свидетельствует об ином: террор 1940-х был лишь отчасти вызван чрезвычайщиной военных лет, в основном же, как и ранее, диктовался самой природой большевизма: идеологией классовой розни, идеей насилия как универсального средства, крайней жестокостью режима, преемственностью и воспитанием органов госбезопасности тех лет. Как работала советская карательная машина в военное лихолетье, рассмотрим на примере ее функционирования в Горьковской (ныне Нижегородской) области.

22 июня 1941 года Германия напала на СССР. Началась Великая Отечественная война. Страна мобилизовалась на отпор врагу, и Горьковская область внесла весомый вклад в разгром фашизма, превратившись в арсенал государства и место формирования новых войсковых частей. Военкоматами было мобилизовано на фронт 822 тысячи бойцов. Нижегородцы-горьковчане проявили искренний патриотизм и волю к победе. Директива ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 29 июня 1941 года потребовала немедленной перестройки работы всех государственных органов на военный лад. Принимались меры по укреплению трудовой дисциплины и обеспечению правопорядка в чрезвычайных обстоятельствах военного времени. В июле 1941 г. вышел Указ Президиума Верховного Совета об ответственности за распространение ложных слухов, возбуждающих тревогу среди населения. Виновные карались тюремным заключением на срок от 2 до 5 лет по приговору военных трибуналов. В декабре последовал Указ «Об ответственности рабочих и служащих предприятий военной промышленности за самовольный уход с предприятий».

Война началась в условиях крупных социально-психологических противоречий, порождённых насильственной коллективизацией и террором середины 1930-х годов, и это множило ряды недовольных, а то и искренне желающих поражения СССР. Отчасти этим объясняется то, что в войну и особенно в начальную её фазу имели место массовое уклонение от призыва, дезертирство и добровольная сдача в плен. В 1942 году Горьковским городским военным трибуналом было осуждено 2345 дезертиров, в Горьковской области – 4207. Общее количество дезертиров-горьковчан за годы войны оценивается в 12 тысяч человек. Некоторые из них скрывались в лесах, создавали банды, совершали преступления, однако, в отличие от подобных явлений, имевших место в Нижегородской губернии в гражданскую войну, дезертиры периода Второй мировой не пользовались массовой поддержкой населения.

Деятельность госбезопасности в годы войны по своему характеру во многом была продолжением прежней, отчасти же приобрела новую специфику. В конце 1941 года структура органов НКВД СССР претерпела ряд существенных изменений, продиктованных потребностями военного времени. Коренной реорганизации подверглось Управление особых отделов, осуществлявших чекистское обслуживание Генштаба, фронтов, армий, разведуправления, родов войск, службы тыла, войск НКВД. К июню 1942 года штаты УОО НКВД СССР достигли 225 тысяч человек.

Органам надлежало обеспечить охрану важных объектов и организовать борьбу с вражескими шпионажем, террором, диверсиями. Такую работу развернули и сотрудники Горьковского УНКВД. За период 1941-1945 гг. было выявлено и разоблачено более 100 агентов германской разведки, в том числе 26 сброшенных в различных районах области на парашютах. Выявлялись и карались по закону военного времени пособники оккупантов, каратели.

В июле 1941 года во главе органов ГБ области встал ещё один выдвиженец периода сталинских чисток – 37-летний уроженец Самарканда Василий Рясной. За его плечами были Ашхабадское железнодорожное училище, Всесоюзная промышленная академия имени Сталина (Москва), годы комсомольской и партийной работы. В разгар ежовских чисток его, как и Питовранова, мобилизовали в органы НКВД, но перед назначением в Горький он успел поработать в центральном аппарате, сделав там быструю карьеру после того, как Л.П. Берия очистил Лубянку от выдвиженцев своего предшественника. В канун нападения Германии на СССР Рясной возглавлял 1-е отделение 1-го отдела 2-го управления НКГБ СССР, ведавшее оперобслуживанием немецких представительств в Москве, а после 22 июня – интернированием германских дипломатов.

Ещё два года спустя произойдет новое разделение, и решением Политбюро от 14.04.1943 наркомом НКГБ вновь назначат В.Н. Меркулова. Чуть позже, во время сражения на Курской дуге, пост начальника УНКГБ по Горьковской области займёт Михаил Баскаков, в будущем также высокопоставленный  генерал МВД-МГБ.  Он прослужит в Горьком до лета 1946 года.

Вместе с тем органы госбезопасности продолжили привычную для них деятельность по преследованию граждан за антисоветскую агитацию, в обстановке войны получив для этого дополнительные полномочия и оправдание. Наряду с выявлением действительных шпионов и диверсантов происходила фабрикация органами госбезопасности дел о вредительстве, саботаже, клевете на советский строй и т.п. Множество людей в этот период стало жертвой шпиономании и  идеологических предрассудков, довлевших над умами работников партийных и судебно-карательных органов. Благодаря действиям негласной агентуры органов ГБ любое неосторожное слово, сказанное на коммунальной кухне или в рабочей курилке, могло обернуться арестом и суровым приговором. «Понятно стремление оперработников поймать и разоблачить шпионов, пишет исследователь темы политических репрессий Л.П. Гордеева. – Но документы судебных органов показывают, что со стороны УНКВД-УНКГБ на практике проявлялось насилие, неоправданное даже с точки зрения интересов военного времени. Как и в предвоенные годы, продолжались аресты и обвинения в политических преступлениях, фабриковались дела о так называемых шпионских организациях».

По данным прокуратуры Горьковской области, уже во втором полугодии 1941 года было возбуждено 69 дел по статье 58-10 (шпионаж) и два – по статье 58-14 (саботаж, побег из колонии или с предприятия оборонного значения). За 1942 год органами НКВД оформлено 649 дел по ст. 58 УК РСФСР. Отделом прокуратуры по специальным делам расследовано 1329 дел той же категории. По статье 58 рассмотрено судами за январь-март 1942 г. – 58 дел, за апрель – 20, за май – 93, за июль – 74, за август – 38, за сентябрь – 40, за октябрь – 68, за ноябрь – 52. За военным трибуналом внутренних войск НКВД по Горьковской области числилось 697 человек,  за другими профильными учреждениями – 130 [4].

Большое распространение получили аресты и уголовные дела в отношении лиц, обвиняемых в  пораженческих настроениях. Борьба с антисоветской агитацией ударила по многим представителям местной интеллигенции. Примером этого может служить дело Александра Сипягина, первого директора «Нижполиграфа», а впоследствии журналиста ряда газет Нижнего Новгорода и Ижевска. Он был арестован 23 июня 1941 года и по обвинению в антисоветской агитации, пораженчестве и хранении контрреволюционной литературы осужден по статье 58-10, часть 1 на 10 лет концлагеря и 3 года поражения в правах. Приговор судебной коллегии по уголовным делам Горьковского областного суда был оглашён 7 октября того же года. В 1992 году А.С. Сипягина реабилитировали.

В 1942 году на 8 лет лишения свободы был осуждён видный художник-карикатурист издательства «Горьковская коммуна» Николай Головин. Подобно многим другим журналистам его призвали в армию, назначив художником в редакцию газеты 142-й авиадивизии, и вскоре арестовали. Через два года Николай Васильевич был освобождён и отправлен на фронт.

Летом 1943 года органами НКВД было инициировано так называемое «Дело горьковских писателей». По нему репрессиям подверглись известные литераторы Николай Кочин, Александр Патреев, Павел Штатнов, а также заведующий Горьковским книжным издательством Михаил Залесин. А менее чем через два года получил 8 лет лагерей особого режима ещё один видный горьковский писатель – Фёдор Жиженков.

Действуя по шаблонам 1930-1937 гг., органы НКГБ фабриковали дела о вредительстве и вымышленных организациях. Так, в самом начале войны сфальсифицирована антисоветская вредительская организация в оборонной промышленности. В рамках этого дела были арестованы и осуждены Особым совещанием или трибуналами бывший директор завода № 80 Дзержинска С.П. Горин, директор завода «Двигатель революции» В.П. Суслов, ряд инженеров заводов «Заводстрой», «Ява» № 506, «Красное Сормово», № 92 и др.

Зачастую неоправданно жестокими были кары за нарушение производственной дисциплины. По Указу 1941 года только за период с 1942-го по февраль 1943 года Военным трибуналом с формулировкой «за прогулы и дезертирство» были осуждены на срок 5 лет и выше 8723 рабочих оборонных предприятий Горького и Дзержинска.

Вот еще ряд примеров. Взятых из областной Книги памяти.

Воронин Виктор Григорьевич, 1912 г.р., уроженец с. Шатки Арзамасского уезда, житель г. Горького. С 1936 г. работал на авиазаводе № 21 им. Орджоникидзе слесарем-мотористом, контролёром, мастером. Арестован 9 июля 1941 г., приговорён Горьковским обл. судом по статье 58-10, часть  1 к 8 г. лагерей. Реабилитирован.

Глуханьков Николай Максимович (1912 – 1950), уроженец с. Языково Курмышского уезда, житель г. Горького, конструктор военной техники ЦКБ ГАЗа. Арестован 30.01.1943, приговорён Военным трибуналом войск НКВД Московского округа 17.05.1943 по статьям 58-8, 10 к 10 г. ИТЛ. Обвинялся в том, что «проводил профашистскую агитацию, высказывал пораженческие настроения, повстанческие и террористические намерения». Реабилитирован в 1959 г. пленумом Верховного Суда СССР.

Калягина Фаина Дмитриевна, 1916 г.р., уроженка с. Студенец Горбатовского уезда, жительница Павлова, мастер цеха № 11 на заводе автотракторного инструмента. Арестована 20.03.1944, приговорена Горьковским обл. судом по ст. 58-14 к 4 г. ИТЛ. Обвинялась в том, что не вышла на работу 8 февраля 1944, несмотря на приказ директора. Реабилитирована.

Касаткин Николай Фёдорович, 1897 г.р., житель г. Горького. Окончил Нижегородскую духовную семинарию. Работал учителем в селениях Мерлиновка, Пузская Слобода, Байково, Баженово, Малая Пуза, Сырятино, на станции Горький-Сортировочный. С 1936 г. студент ГГПИ, с 1938 г. учитель ср. школы № 21 Сталинского р-на г. Горького, затем – с. Пузская Слобода Починковского р-на. В 1944 арестован, приговорён Военным трибуналом Горьковской железной дороги к 10 г. ИТЛ. Реабилитирован 20.05.1958.

Пономарёв Сергей Петрович (1905 – 1943), уроженец Саратовской губ., житель г. Горького, начальник ОТК авиазавода № 21. Арестован 2 апреля 1942 г., приговорён Особым совещанием при НКВД к 20 г. ИТЛ «за вредительскую деятельность». Реабилитирован в 1956 г.

Поспелов Сергей Васильевич, 1922 г.р., уроженец с. Маля Пица Нижегородского уезда, житель Павлова, секретарь комитета ВЛКСМ завода № 467. Арестован 8 июня 1945 г., приговорён Горьковским обл. судом 17.09.1945 к 7 г. ИТЛ по обвинению в «антисоветских измышлениях на советскую действительность». Реабилитирован в 1962 г.

Чайкин Пётр Михайлович, 1910 г.р., уроженец Башкирии, житель Дзержинска, мастер Игумновской ТЭЦ. Арестован в октябре 1941 г., приговорён Военным трибуналом войск НКВД Горьковского округа к 10 г. ИТЛ. Обвинялся в том, что, имея радиоприёмник, «принимал фашистские радиопередачи и распространял провокационные слухи, пускаемые фашистами». Реабилитирован в 1990 г.

Широков Александр Яковлевич (1882 – 1942), уроженец д. Пица Нижегородского уезда, житель г. Горького, печник Нагорного пищеторга. Арестован 25 июня 1941 г., приговорён ОСО при НКВД 5.01.1942 к 10 г. ИТЛ. Реабилитирован в 1989 г.

К концу войны наметилось относительное сокращение числа уголовных дел по 58-й статье. Если в 1944 году судами Горьковской области рассмотрено 304 уголовных дела, то в первом полугодии 1945 года – только 50 дел с 52 подсудимыми, из них по статье 58-10 (шпионаж) – 14 дел на 15 человек.

 Несправедливые репрессии затронули массу военнопленных или вышедших из окружения, огульно объявленных  изменниками Родины. Семьи таких красноармейцев лишались пособий и другой помощи.  Побывавших в плену могли уволить с работы. Так произошло, к примеру, с жителем села Большое Козино Балахнинского района Василием Щуровым. До войны он трудился слесарем на заводе № 92. В 1940 году призван в РККА, войну встретил стрелком 15-го танкового полка. В бою с немцами в июле 1942 года попал в плен. Дважды бежал. После второго, удачного, побега его укрыла семья Пастежик, муж, жена и дочка лет пяти, в чешском городке Теплице. В марте 1945 года Василий Щуров вновь встал в строй и до конца войны воевал снайпером в 294-м стрелковом полку. После Победы вернулся на родной завод. Но о том, что Щуров был в плену, вскоре узнали и с работы немедленно уволили.

Обычно вернувшиеся из плена направлялись в фильтрационные лагеря. По приказу НКВД от 5.12.1944 такой проверочно-фильтрационный лагерь был создан на территории Горьковской области. В фондах Центрального архива области хранится 24766 фильтрационных дел, переданных из архива УФСБ по Нижегородской области. Среди них есть дело нижегородца авиатехника С.М. Пикулькина, попавшего во вражеский плен и совершившего в 1943 году побег из фашистского концлагеря на захваченном вместе с товарищами самолёте. После возвращения на Родину Степан Михайлович был арестован органами СМЕРШ и осуждён Особым совещанием при НКВД на 3 года лишения свободы. И этот случай далеко не единственный.

За рамками настоящей статьи оставлен вопрос о репрессиях в действующей армии. В целом они носили такой же, как и на гражданке, гипертрофированный характер, с печатью большевистской непримиримости и неразборчивости. В органах действовала прививка, полученная в период ВЧК, массовых расстрелов заложников вроде крымского 1920-1921 гг. Сплошь и рядом руководство страны и воинское командование делало расправы своего рода прикрытием собственных просчётов и провалов. Приведем лишь одну цифру: только в 1941-1942 гг. и одними лишь военными трибуналами фронтов и армий было приговорено к расстрелу «за паникерство, трусость и самовольное оставление поля боя» 157 593 красноармейца (см. Смыслов О.С. Проклятые легионы. М., 2007. С. 52).

Чекистам удавалось выявлять действительных пособников врага и агентов германских спецслужб. Но в то же время жертвами зачастую неоправданной подозрительности, а то и откровенных фальсификаций становилось множество солдат, офицеров и мирных граждан, честно исполнявших свой воинский и гражданский долг.

Станислав Смирнов

для Русской Стратегии

http://rys-strategia.ru/