Андрей Дементьев – Человек, Поэт и Гражданин — не дожил трёх недель до 90-летнего юбилея. Он прожил удивительную жизнь. И смотрел на реальность без лишнего восторга
Кажется, совсем недавно мы сметали с полок и прилавков книжных магазинов новый сборник Андрея Дмитриевича. Заголовок «Я продолжаю влюбляться в тебя» кому-то мог показаться мальчишеским и даже странным. Не «отсвечивал» в нём груз прожитых лет. Не сквозило свойственная многим видавшим виды мастерам назидательная риторика.
Почти каждое из стихотворений было пронизано любовью к супруге Анне Давыдовне
Я продолжаю влюбляться в тебя.
И как подарок – судьбу принимаю.
Что там за окнами – свет декабря?
Или наивность зелёного мая?
Нашлось место для добродушного юмора
Я вальяжно сажусь в авто.
Не какой-нибудь пассажирик.
Мне теперь в дорогом пальто
Позавидует даже Жирик.
И для честной, прямой, донельзя болезненной, словно взгляд на солнце, оценки реальности. Самыми проникновенными почему-то кажутся эти строки из его последнего сборника.
Моя любимая страна,
Моя родимая Россия,
От наших слез ты – солона,
От наших радостей – красива.
Твоя великая судьба
В кремлёвских залах затерялась.
А ты наивна и слепа,
Не видишь, что с тобою сталось…
Сегодня принято считать, что без особого оптимизма на российскую реальность смотрят лишь те, кто не хлебнул горя, не прошёл войны.
Андрей Дементьев до конца жизни казался моложавым, бесконечно элегантным, не по годам подтянутым, эдаким величавым аристократом, барином. Те, кто был не знаком с его биографией, но слушал эти вечные песни, написанные на его стихи — «Алексей, Алёшенька, сынок», «Что с тобой, моя любимая» («Лебединая верность») — не знали, что свою бочку горя, беспрецедентных тягот и лишений, поэт испил ещё в детстве.
Была она настолько велика и бездонна, что свести счёты с жизнью Дементьев попытался ещё в 14-летнем возрасте. Но начнём сначала.
Он родился в Твери, где сегодня Дом поэзии с гордостью носит имя прославленного поэта.
В 30-е годы семья Андрея Дементьева подверглась репрессиям. Был репрессирован не только его отец, но и его дяди, а также дедушка. Удивительно, но папе — Дмитрию Никитичу, чья вина состояла в том, что он рассказал анекдот своему товарищу на рыбалке, помчавшемуся доносить в органы — удалось впоследствии вернуться домой. Он пережил Советский Союз, скончавшись в 1992-м, спустя год после распада СССР.
А вот дяди, братья отца, работавшие парикмахерами, и дед-грузчик, не имевшие никакого отношения к политике, погибли в лагерях. Злобы по отношению к власти не было. Старший брат, едва окончив «десятилетку», сразу же ушёл добровольцем на фронт.
Война застала семью, лишённую напрочь всех кормильцев, врасплох. Андрей Дмитриевич до конца жизни вспоминал эту растерянность людей, напряжённо слушавших сообщение Молотова о вероломном нападении Германии на СССР.
Сказать, что семье поэта Дементьева было голодно — не сказать ничего. Андрей рвал крапиву, из которой бабушка, как могла, варила щи. Умереть от истощения не давали выдаваемые на душу 300 граммов хлеба.
Вместе с одноклассниками, едва волоча ноги, Андрей ходил разгружать баржи, на которых привозили в школу дрова. Пацанята кое-как кололи их и, умирая от усталости, волокли в школу, где им наливали маленькую кружку горячего чая без сахара и давали кусочек хлеба.
Больше всего на свете Андрюша боялся не бомбёжек, не обстрелов, не этого проклятого зарева вдалеке. Он знал: только в сказках смерть приходит с косой. Во время войны она ходила по домам с почтальонской сумкой.
Однажды похоронку принесли и на брата. Узнав об этом, в дом пришли люди, которые… молча положили на стол свои кусочки хлеба, чтобы поддержать семью, лишившуюся последнего трудоспособного мужчины. Чтобы не умереть, Андрей ходил по грибы, выменивая их на базаре на хлеб и молоко.
Потерявший всякую надежду 14-летний парнишка, решил свести счёты с жизнью. Дождавшись, когда бабушка уйдёт из дома, мальчик зажёг плиту и стал раскалять над ней найденный патрон. Юному самоубийце выстрела пришлось ждать предательски долго. Сердце пожилой женщины ёкнуло. Она вернулась. Дверь скрипнула… Громыхнуло в тот момент, когда Андрей поверну голову посмотреть, кто пришёл?
Первая лирика
Он был из поющей семьи. Дед работал в церковном хоре. Мама – в самодеятельной опере. Его приглашали в музыкальное училище, невзирая на «сомнительную биографию»! Репрессий, коснувшихся семьи, Андрей Дементьев ни от кого не скрывал (отец научил его никогда не врать). И от родственников никогда не отказывался.
На протяжении всей своей жизни, уже после войны, он будет кропотливо вписывать папу, дедушку, одного и второго дядю, которых уже давно не было в живых, в эти вузовские анкеты с каверзными вопросами: «Находились ли ваши родственники на оккупированных территориях или в местах лишения свободы, в плену?».
Все документы возвращались назад: из медицинского института, военной академии, института международных отношений, где мальчик сдавал экзамены на «отлично».
Но в музыкальное училище голосистого парня, знавшего наизусть арии Ленского, Татьяны, брали с распростёртыми объятиями. Душа его тяготела не к пению. К стихам. Первая влюблённость в девочку Люсю, сидевшую в классе и не обращавшую на Андрея никакого внимания, побудила его написать четверостишие:
Если бы я родился поэтом
Верно прославил себя бы стихом
Много писал бы о том и об этом,
Снова об этом…
Но больше о том.
Желая себе судьбы Грибоедова он, всё же, испытывал судьбу на факультете востоковедения, преподавателей которого юноша удивил знанием персидского языка. Ну, как тут не принять?
Здесь было литературное объединение. Издавался альманах. Проводились семинары молодых авторов, на один из которых приехал 27-летний поэт-фронтовик Сергей Наровчатов. Услышав стихи Андрея, он подошёл к нему, вгляделся в умное лицо, а затем доверительно сказал: «Вам, молодой человек, необходимо поступать в литературный институт».
«Меня не возьмут», — робко попытался возразить парнишка, не ожидавший такого развития событий.
«Я уже позвонил Луконину», — сказал Сергей Сергеевич, будучи в курсе непростой биографии юноши.
И сердце рванулось радостью.
Михаил Луконин был фронтовиком, военным корреспондентом, получившим Сталинскую премию, не достигнув 30-летнего рубежа. Именно он мог дать рекомендацию, без которой поступление в Литературный институт, превратившийся лишь в 90-е в проходной двор, в те годы было невозможно.
Андрей принёс Михаилу Луконину 13 стихотворений (до конца жизни 13 так и осталось его любимым числом). Почитавший, подымивший папиросой фронтовик-журналист-поэт Луконин, сразу же написал рекомендацию.
И жизнь потекла в другом русле. В 1949 году Андрей Дементьев поступил в Литературный, куда после войны в массовом порядке шли те, кому было что сказать — люди войны, среди которых были Евгений Винокуров, Юрий Бондарев, Расул Гамзатов. Преподавали Константин Симонов, Валентин Катаев, Александр Твардовский.
«Можно ли научиться писать стихи?» — часто спрашивали Андрея Дементьева.
И он признавал, что научиться нельзя. Можно лишь создать среду, в которой начинающий автор ощутит и реализует свой потенциал.
В те непростые годы советской реальности, на которые пришёлся расцвет творчества Андрея Дементьева, он не только создал уникальные шедевры, ставшие мегахитами в исполнении звёзд советской и российской эстрады, но и помог опубликоваться множеству по-настоящему талантливых литераторов на страницах издания, тираж которого достигал… 3 млн экземпляров.
«Юность»
Сегодня любой автор имеет доступ к многомиллионной аудитории посредством сети «Интернет». Мы помним годы, когда улицы «вымирали» во время показа легендарных кинолент. Но ещё раньше (а быть может, параллельно?) был период, когда люди спешили к почтовым ящикам и… ликовали, когда в нём оказывался журнал «Юность».
Именно в этом издании, возглавляемом главным редактором Андреем Дементьевым с 1981 по 1992 год, публиковались лишённый гражданства писатель Владимир Войнович («Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина»), Леонид Филатов («Про Федота-стрельца, удалого молодца», В.Аксёнов («Остров Крым»), Юрий Поляков «ЧП районного масштаба», «Сто дней до приказа».
Андрей Дементьев был бескомпромиссным. Не столько по отношению к авторам, сколько по отношению к вышестоящим инстанциям. Ему, автору стихов, на которые были написаны проникновенные лирические песни, все эти долгие 10 (вплоть до распада СССР) удавалось, словно умелому акробату, балансировать над пропастью. В неё не раз можно было упасть, после публикаций «антисоветских» произведений изгнанного из СССР Владимира Войновича. Грозили кулачищем доблестные военачальники, которым было не по нраву изобличение армейской реальности в «Ста днях до приказа».
Эта повесть готовилась к печати вскоре после того, как в Москве, на Васильевском спуске, преспокойно приземлился легкомоторный самолёт «Сессна-172 Скайхок». Им управлял 19-летний юнец из «вражеской» ФРГ Матиас Руст.
На столе главного редактора журнала «Юность» разрывался телефон:
— Вы намереваетесь опубликовать порочащую ряды советской армии повесть «Сто дней до приказа»?! — верещал в трубку грозный военный цензор. — Мы её не пропустим!
— Лучше бы вы не пропустили Руста, — флегматично ответил Дементьев.
— Мы напишем письмо в Политбюро! — раздался грозный рык на другом конце провода.
— Пришлите мне копию, я опубликую её в качестве послесловия к повести.
Последовали гудки.
Даже в период перестройки он мог лишиться за избранную линию поведения не только терявшего актуальность партбилета, но и должности, свободы, жизни, права на работу, гражданства. Но именно он был тем человеком, который, если и пользовался служебным положением, то только ради того, чтобы говорить со страниц «Юности» эту опасную правду и возвращать в страну этих талантливых изгнанников — Владимира Войновича, Галину Вишневскую, Мстислава Растроповича, которых пригласили назад после состоявшегося (весьма непростого) диалога Горбачёва и Дементьева.
— Андрюш! Мне и Славке вернули гражданство! — благодарно басила в трубку Вишневская.
— Ну, поздравляю, — ответил сыгравший в этом роль первой скрипки Дементьев.
— А ведь нас не спросили, хотим мы или нет, — кокетничала Вишневская.
— Да ладно тебе… — лишь смеялся в ответ главред.
Опубликовать повесть о Колчаке, написанную «наглухо запрещённым» Владимиром Максимовым? Ну, кто решился бы на это, если бы не преданный фанатик правды Андрей Дементьев.
Как ему удалось удержаться и выжить? Быть может, как в 40-е, когда он, ещё совсем мальчишка, попытался вскочить на подножку трамвая на ходу и повис на перилах, пытаясь удержаться и понимая, что, разжав руки, окажется перемолот колёсами огромной махины, двигавшейся на полном ходу и не пытавшейся тормозить.
Наши дни…
Был ли у дел? В прежнем масштабе не был. Созерцая потоки неимоверной пошлости, льющейся сегодня из всех щелей, мечтал собрать её авторов воедино и прочитать им вслух Рождественского, Вознесенского, Твардовского…
Слащаво-патриотическим настроениям Андрей Дмитриевич Дементьев был не подвержен. Сваи не забивал. Открыто говорил о колоссальном разрыве в современном российском обществе, где на фоне бравурных речей о великой русской истории и достижениях наших современников старики роются в помойках, а врачи и учителя постигают главное из русских искусств — искусство выживания. Рассуждая о главных профессиях нашей страны на страницах еженедельника «Аргументы и факты», он выделял отнюдь не маркетологов и продюсеров, менеджеров и брокеров, а врачей и учителей:
«Как им тяжело живётся — медсёстрам, нянечкам, врачам. Ну как врачу прожить на 22-25 тысяч в месяц, как семью прокормить? По нынешнему уровню цен это гроши! И я преклоняюсь перед этими людьми, которые несмотря на нищенские зарплаты продолжают отдавать себя служению людям. Снижайте, пожалуйста, доходы в сотни тысяч у чиновников. Пусть раскошелятся миллиардеры наши, помогут содержать свою страну в полном порядке. Введите же наконец налог на роскошь, о котором уже не первый год говорят! И пусть деньги эти пойдут на благо тех, кто спасает нам жизни».
Поэт в России больше, чем поэт.
Жаль, что он крайне редко бывает услышан.
Вечная память Андрею Дементьеву – поэту, гражданину и патриоту своего Отечества.
Андрей Карелин / 26 июня 2018, 19:07 | 
