Командовал я 4-м взводом Инженерной роты отряда полковника Лесевицкого. 26-го февраля мы отступили к станице Васютинской, которая находилась в 22-х верстах от Екатеринодара. Вечером я поехал в Екатеринодар в штаб, взять новые телефоны, а старые были возвращены.
В штабе я был 28-го и там сделал все, что было нужно. После этого я спокойно прошел в баню. Было около 5 часов вечера. Я выкупался и пошел домой прилечь поспать, так как уже темнело. Я решил ехать обратно в свой отряд утром 1-го марта и прихватить трех кадет, которые приехали со мной в Екатеринодар, чтобы побывать у своих родителей, в своей семье. Но вместо того, чтобы идти прямо домой, я направился к дому одной знакомой мне гимназистки, Лидии Аксеновой, которая мне тогда нравилась и за которой я немного ухаживал. Она вышла ко мне на крыльцо, закутавшись в шаль, так как на дворе было довольно прохладно. На этом крыльце мы с Лидией довольно долго болтали, и я почувствовал, что начинаю замерзать после бани. Я заметил, что и моей гимназистке становилось постепенно холодно. Я подумал, что мне уже надо уходить, и начал прощаться, но вдруг увидел, что по улице, идущей от вокзала, происходит большое движение. Присмотревшись, я заменил, что идет обоз моей роты.
Должен сказать, что я был поражен. Ведь еще вчера моя часть находилась в 22-х верстах от Екатеринодара, и тогда еще ничего не предвещало отступление, а сейчас я вижу уже отходящий обоз. Я остановил несколько подвод и узнал от них, что некоторые взводы уже перешли Бобровский мост и находятся в данное время за Кубанью. Эта весть меня очень поразила. Хорош бы я был, - подумал я, - если бы пошел прямо спать домой: на утро я оказался бы в руках большевиков. Я быстро попрощался с Лидой и сказал ей, что мы покидаем город. Ее это тоже очень удивило. Она в свои свободные часы работала и в отряде и в лазарете, как и многие другие гимназистки. Я пошел на вокзал и убедился, что это правда, что наш отряд действительно отошел за Бобровский мост, за Кубань.
Тут я вспомнил о своих кадетах, которые приехали со мной из взвода и которые тоже ничего не знали об отходе наших частей. Когда встретился с первым из них, я ему сказал, чтобы он оставался дома, обратился к его отцу, объяснив ему, что войска уходят из Екатеринодара и что его сыну лучше оставаться дома.
- Нет, он не останется, - ответил отец. - Он ведь кадет. Пусть лучше умрет на поле боя, чем на моих глазах.
Я обнял есаула и сказал ему, что постараюсь поберечь его сына. Другого кадета я застал дома и сказал ему, чтобы он оставался дома, если не пожелает идти вместе с нами.
- Я кадет, и мое место в отряде, - твердо на это ответил кадет. Третий кадет был самым младшим из них, ему было всего около 15
Я объяснил его родителям, что мальчику надо оставаться дома, но чтобы он на первое время скрылся из дома. Но маленький кадетик не хотел слушать уговоров родителей и все твердо уверял:
- Ни за что не останусь!
В это время подошла сестра кадета Игоря Люся, гимназистка 8-го класса, и к ужасу матери вдруг заявила:
- Я тоже пойду в отряд, и Игорю тоже нужно идти! Игорь запальчиво заметил:
- Я сам знаю, что мне делать, и в советах девчонки не нуждаюсь.
Я прервал эту перебранку брата и сестры и сказал, что наше командование не разрешает брать в поход детей.
Оттуда я пошел к брату Николаю - штабс-капитану. Тут на меня накинулась его жена, моя невестка, и сказала, что Николай от жены и ребенка не уйдет.
- А ты иди, куда хочешь, - проговорила она. - Матери девиц будут довольны, что ты перестанешь морочить голову их дочкам. До сих пор бобылем ходишь. Младший женат, а ты все еще остался бобылем
- Смотри, Николай, будь осторожен, - сказал я брату и направился домой, чтобы проститься с отцом и матерью.
Был уже десятый час ночи. Там я взял свой мешок, положил в него запасные сапоги и забрал свою винтовку. Мать и отец проводили меня до калитки, перекрестили и поцеловали, и я пошел на вокзал и прошел мимо дома Лидии Аксеновой. Я позвонил. Оказывается, что Лида меня ждала. Я ей сказал, что иду на вокзал, и вдруг она мне заявила
- И я иду с тобой!
- Нет, - возразил я ей, - ты должна в этом году окончить гимназию. Не дело барышни месить грязь и подвергаться тяжелым лишениям. Ведь никто не знает, что ожидает нас в будущем, может быть, мы {?} погибнем.
Когда я проводил Лиду обратно к дому, от которого мы незаметно удалились, то я заметил, что ее отец и брат вышли на улицу в {поисках?} ее. Здесь мы с Лидой простились, и она поцеловала и перекрестила меня при отце и брате.
Я прошел на вокзал. Там была полная суматоха. Никто не знал, какие поезда уходят за Кубань. Я продрог от холода и стал искать какой-нибудь вагон, чтобы в кем немного согреться. На путях было {темно?}. Вдруг я слышу в одном из товарных вагонов женский смех. Я подошел к этому вагону и влез в него. Смотрю - стоит походная кухня, греется чай. Там я нашел двух знакомых мне девиц, дочек нотариуса {?}душко. Я попросил у них разрешения остаться. Девицы ответили согласием. В вагоне было тепло. Я выпил предложенный мне чай. Сахара у них было много, так что я мог брать его, сколько хотел. Когда выпил горячего чаю, я согрелся и, прислонившись к стене, вскоре заснул.
Когда я проснулся, я заметил, что поездной состав стоит, кругом никого нет. Я перепугался. Подумал, что этот состав вообще не ушел из Екатеринодара. Но почему ушли девицы, не предупреди! Значит, подумал я, из-за своего легкомыслия я теперь попаду большевикам. Снаружи начало светать. Я осторожно приоткрыл наружную дверь вагона и вижу, что кругом расстилается поле, что поезд стоит на железнодорожной насыпи. Следовательно, мы уже находимся за Кубанью. Я приоткрыл дверь шире. Стало всходить солнце, и передо мною открылось просторное поле. Я заметил, что по полотну железной дороги стоят несколько составов, что из вагонов высыпали люди, которые как муравьи, направлялись к черкесскому аулу. Я посмотрел кругом, никаких войск я не видел. По полю шли девушки и мальчики, так сказать весь молодой Екатеринодар: кадеты, реалисты, гимназисты и {многие из дети?}шек в легких ботинках. За ними шли старики. Молодежь выехала, будто на пикник. Мне пришла мысль, что это настоящий детский сад, что же мы будем делать с ними? Старики шли в генеральских погонах и с ними были многие штатские. В них я узнаю чиновников государственного банка и из Окружного Суда. Вижу адвокатов, судей и прокуроров.
Многих из них я знал по Екатеринодару. Вижу, что все направляются к Черкесскому аулу. Тогда я выпрыгнул из вагона и решил идти по направлению к аулу, тем более, что местность мне была знакомая. В ауле я нашел штаб своей роты, а также и свой взвод. Все оказались на месте, там же я встретил моих троих кадет и с ними Люсю. Я стал браниться и требовать, чтобы Люся возвратилась домой. А она мне твердо ответила, что не может бросить брата. Игорь на это обиделся.
- Девченка, а еще думает меня оберегать! - сказал он. А Люся ему ответила:
– Не пойду домой, а тебе, Игорь, дам подзатыльник! Тогда будешь помнить!
Все кругом стоявшие кадеты расхохотались.
- Вишь, какой вояка, даже сестра его собирается бить!
– Я девченок презираю и не хочу с ними связываться! - вышел из положения Игорь. Люся начала плакать и просила меня, чтобы я ее не отсылал обратно. Я ей заявил, что завтра решит начальство, как мне быть с нею и Игорем.
На следующее утро я произвел смотр моей команде. В ней находилось много кадет, реалистов, гимназистов, институток - на вид это был просто детский сад. Тут и Люся увидела, что ей можно оставаться.
Подошел командир инженерной роты генерал Хабалов и обратился к молодежи со следующими словами:
- Дети мои, мы идем неизвестно куда. Если казаки нас не поддержат, мы обречены на смерть. Мы, офицеры, - это одно, а вы другое, и в случае неудачи вас ждет страшная смерть. Сегодня мы еще можем направить вас в безопасное место, откуда вы возвратитесь домой. Подумайте об этом, а вечером я приду за ответом.
Я стал приводить взвод в порядок, заставил молодежь и всех моих подчиненных чистить винтовки и пулеметы. Кадеты откуда-то достали пулеметы и никому их не отдают, даже прячут. После чистки кадеты гимназисты попросили у меня разрешения отправиться в поиски за едой. Я их спросил, где они могут в такой обстановке достать еду и есть ли у них деньги на покупку таковой. Они ответили, чтобы я не беспокоился. В общем, человек 8 молодежи исчезли и начали свои поиски. Оказывается, что кадеты умели добывать еду, они умели уговаривать казачек и хозяек-хуторянок и всегда что-то получали. Поэтому я прозвал «дипломатами».
Девицы остриглись, надели на себя штаны и сапоги, сшили себе вещевые мешки и санитарные сумки и добыли даже санитарный материал. Вечером пришел в наше расположение генерал Хабалов. Я построил свою команду. Никто из молодежи не пожелал уйти. На это генерал им сказал: « Россию защищают дети. А где же отцы? А вам, взводному командиру, я хочу сказать, чтобы не бросали зря в боевую кашу мальчиков и девочек. Храни вас Господь, дети!
Из всего отряда в мой взвод направлялись все молодые люди, и , взвод имел специальное назначение; на него была возложена обязанность вести разведку и поддерживать техническую связь с другими частями. Вo взводе у меня было 20 молодых офицеров, 60 подростков и молодых девиц. Инженерная рота состояла из 4-х взводов. Каждый взвод имел свое назначение и действовал самостоятельно. Первым взводом командовал военный инженер полковник Сергей Васильевич Попов – он же заместитель командира роты; во главе второго взвода находился полковник-сапер Петр К.Алексеев. Третьим взводом командовал саперный капитан В.Бершов, а четвертым я, капитан Петр Т.Казамаров. Рота обслуживала технически весь отряд и считалась также боевым резервом отряда.
Через день все отдельные отряды были собраны в один Кубанский стрелковый полк. Командиром полка был назначен В.М.Тунеберг, который из штабс-капитанов был произведен в полковники. Кроме того, был сформирован отдельный батальон, командиром которого был назначен полковник Улагай. Также был образован Черкесский Конный полк. Конные полки были собраны в Гвардейский Конный дивизион, которым командой полковник Кузнецов. Кроме того, было образовано еще несколько сотен конников-казаков под командой полковника Косинова. В общем, состав Кубанского отряда доходил до 4000 человек. Помимо этого, были еще разные охранные отряды, как, например, отряд Государственного Банка и отряд Кубанской Краевой Рады. К этому надо прибавить неорганизованное гражданское население, обоз раненых. Многие интеллигентные покинули Екатеринодар. К этому надо прибавить еще образованные батареи - первая под командой полковника Крамарева и вторая есаула Корсуна. Всем Кубанским отрядом командовал полковник Покровский, произведенный в чин генерала, а над всей конницей был поставлен генерал Эрдели.
После приведения всех в порядок отряд выступил по направлению к станице Пензенской, где были получены сведения, что армия генерала Корнилова покинула Ростов и идет к Екатеринодару.
В станице Пензенской отряд разделился. Ночью ушла в горы гвардейская казачья конница под командой полковника Кузнецова и в{ся?} батарея есаула Корсуна. Это было большим ударом для отряда. Отряд был поколеблен тем, что оторвалась от нас лучшая часть нашей армии, но к 12 часам порядок в отряде был восстановлен, и принято общее решение идти навстречу генералу Корнилову... Хотели переправиться через Кубань у станицы Пашковской, чтобы потом {идти?} обратно в Екатеринодар, но переправа отряду не удалась. Тогда было решено уходить в горы. При нашем возвращении закипел боа у станицы Калужской, где большевики скопили большие силы. Я получил приказ охранять наш крайний левый фланг, и мы стали на позицию левее отряда полковника Улагая.
Две из наших девиц взяли винтовки, а другие стали санитарами, {?} за пулеметами находились кадеты под наблюдением офицеров. Бой был очень упорный. Когда полковник Филимонов, наш Кубанский атаман, увидел, что противник постепенно усиливается, он решил проехать по тылам. Он поднял всех стариков, которые влились к нам и образовали также несколько цепей, причем некоторые были безоружными. Когда большевики заметили, что к нам подошло большое подкрепление, они стали постепенно отходить. Конная атака красных на наш левый фланг нашими пулеметчиками отбита. Некоторые из красных всадников подскакали к нам на 30 шагов, но были пулеметным огнем остановлены.
В это время, когда наша победа уже была обозначена, вдруг в направлении к станице Калужской появилось несколько всадников, у них были белые повязки на шапках и папахах. Их сопровождали некоторые черкесы. Все, которые их заметили, начали кричать, что это Корниловцы. Сначала никто этому не верил, думали, что это подозрительный трюк, но черкесы, которые стали прибывать к нам, сказали, что Корнилов действительно находится уже близко от нас. Можно сказать что весь наш тыл поднялся, все стали кричать, что Корнилов пришел. Фронт, как один человек, поднялся, все ринулись вперед, и станица Калужская была быстро взята нами. В это время стал накрапывать дождь, и наших раненых мы начали спешно отправлять в станицу, рота заночевала на хуторах.
Генерал Хабалов потом благодарил наших юных бойцов и поздравлял с первым боевым крещением. В ответ на это юноши и девицы вместе прокричали «Рады стараться» и закончили громовым «ура».
В этом бою особенно отличился капитан Николай Иванович Симоненко, который построил через речку и таким образом дал нашим батареям возможность переправиться на ту сторону и черкесской коннице зайти в тыл красных. Бой был для нас тяжелым, и надо отдать справедливость Корниловцам, что они нас спасли. Это мало кто знал.
На следующий день наша рота была двинута на станицу Калужскую. Начались более сильные дожди, холодные, смешанные со снегом. Наш взвод сидел в теплых хатах. Девицы беззаботно смеялись и даже не предчувствовали, что мы находимся на краю гибели, так как красные не оставляли нас в покое. Отряд полковника Кузнецова, оторвавшись от нас и обессилив наш отряд на 400 человек лучшей конницы, пропал горах и попал в руки к большевикам. Полковник Кузнецов был убит, есаул Корсун был посажен в Майкопскую тюрьму, откуда был потом спасен.
«Первопоходник» № 5 Февраль 1972 г. |
