Размышления после просмотра сербской документальной авторской картины “Я тоже русский. Две мечты сербского поэта”, автор Юлия Воинова-Жунич, 2018 г. Премьера состоится 14 сентября 2018 года в Республике Сербской.
Чинно чередуются кадры с видами вечернего мегаполиса. На их фоне оживает портрет несколько небрежно-богемно длинноволосого по-сербски человека.
После “по-сербски», хотелось поставить смайлик, но вспомнилось, что это не Фейсбук, где легко разыскать друзей — в их числе и меня — что и осуществила героическая женщина с говорящей фамилией, свидетельствующей о принадлежности к народу Воинов из непокоренного Донбасса — автор созерцаемой картины. Вернемся к смайлику, поскольку не все читатели уловили сходство нашего длинноволосого героя с другим длинноволосым именитым сербом — режиссером и музыкантом Эмиром Кустурицей… Не только Православие объединяет художников.
Эмир Кустурица
Прежде чем обратимся вновь к героическому Донбассу, которому посвящен фильм, продолжим повествование о беззвучно шевелящем губами, ожившем, словно сквозь толщу слоящихся сновидений, длинноволосом портрете, растворившемся так же незаметно, как и появился в сменяющих друг друга кадрах, но уже словно где-то в поднебесье.
Надпись: Москва — Белград — Баня Лука.
Крыло самолёта возвращает из миражных макропланов воздушных масс к щемящей реальности. Проселочная дорога указывает на то, что путь из Белграда пролегает в город с поэтическим названием Баня Лука, тот самый, где был сформирован 1-ый Краинский корпус Войска Республики Сербской. Далее — в боснийский сербский городок Прнявор, а, затем, в деревушку Палачковцы, где родился поэт.
По ней уходит вдаль одинокий странник с чемоданом-тележкой, словно детской игрушечной лошадкой на верёвочке, послушно катящейся вслед.
Мы хорошо знаем, что православный народ, отделенный от Великой Сербии — боснийские сербы — составляют почти половину территории Боснии и Герцеговины и образуют Республику Сербскую — государственное образование сербов. Босния и Герцеговина, появились в результате расчленения многонациональной Югославии, ранее, до 1918 года, входившей в состав Австрийской империи…
Когда рядом с кино-героем оказывается красочная телега с парой лошадок — путник радо взбирается на “попутку”. Лошадки, словно задев копытцем звучащие в натянутом первым морозцем воздухе струны, нетерпеливо порываются мчаться вдаль!
А вот и деревенский радостный праздник: священник завершает молебен, а прихожане, срезав сухие ветки упавшего дерева разжигают костёр. На душе, как и в воздухе, становится совсем тепло…
В особенности, когда мы видим в том ожившем портрете реального человека — поэта Любомира Поповича.
Не надо напоминать о том, что род Поповичей знаменит — чего стоит один только русский советский космонавт, носящий эту фамилию! Вслушиваемся в неспешное, словно поэтический верлибр, повествование поэта о себе и осознаем, что содержание сказанного нам понятно!
Любомир Попович (кадр из фильма)
То ли потому, что сопроводительные титры идут на русском и сербском языках. То ли по той причине, что сербский понятен всякому русскому. То ли от того, что герой говорит по-русски, но с сильным сербским акцентом? Как бы ни было, удивительно, но речь ясна! Неужели за четверть века, проведенные в России, Любомир не приобрел чистоту речи? Или напротив, сохранил ее древнюю сербскую самобытность?! Так, к примеру, малороссы всегда отличались своим выговором в среде великороссов или выходцев из Литовской Руси. Украинскому зрителю титры в этом случае ни к чему.
Словно ощутив, что его неспешное повествование заинтриговало зрителя, поэт его прерывает… уводя нас к старинному каменному храму — в своё детство.
Когда-то, — Любомир помнит, что это было 27 января — батюшка раздавал детям стихи и просил декламировать их наизусть. Поэт не позабыл четверостишие, доставшееся ему более полувека назад и, словно воображая себя батюшкой из глубины детских видений, торжественно, как проповедь, с паперти храма декламирует врезавшиеся в память строки…
Храм сейчас закрыт, но, заглянув в окошко, мы, словно в глубину колодца, погружаемся в события последнего десятилетия прошедшего века. Сейчас это уже история, которую изучают специалисты. В общих чертах и обывателю известно, что, подобно “донбасским малороссам”, боснийские сербы были одной из противоборствующих сторон в ходе гражданской войны 1992—1995, стремясь к сохранению единой государственности с Сербией.
Многие военные лидеры боснийских сербов — герои православного народа — были осуждены Международным трибуналом по несуществующей уже Югославии как, якобы, военные преступники, коими на самом деле они не были… Их лидер Радован Караджич и командовавший войсками боснийских сербов генерал Ратко Младич арестованы в Сербии по прошествии более 15 лет после окончания гражданской войны и переданы тому самому Международному трибуналу…
В конфликт были вовлечены армия Хорватии, добровольцы и наёмники со всех сторон и вооружённые силы НАТО.
Это было следствием падения в 1989 году Берлинской стены, тогда и начались процессы распада государств, искусственно созданных после исчезновения в 1918 году трех европейских империй: Российской, Германской и Австрийской. Обострились межнациональные конфликты, ранее мирно сдерживаемые любимыми народом монархами…
В марте 1989 года кризис в Югославии усугубился после принятия поправок к конституции Сербии, позволивших правительству республики ограничить автономию Косово и Воеводины. Эти автономные края имели по голосу в югославском президиуме. Таким образом Сербия под руководством Слободана Милошевича получила в общей сложности три голоса в югославском президиуме. Также с помощью голосов от Черногории Сербия могла задавать тон при голосовании. Это вызвало раздражение в других союзных республиках и призывы к реформе федерации.
После отделения Словении и Хорватии от Социалистической Федеративной Республики Югославии в 1991 году настал черёд многонациональной Социалистической Республики Босния и Герцеговина, в которой проживали главным образом босняки мусульмане, православные сербы и хорваты католики. Референдум о независимости республики прошёл в феврале 1992 года без участия боснийских сербов. Его результаты были отвергнуты лидерами боснийских сербов, которые создали свою собственную республику. После провозглашения независимости разгорелась война, в которой боснийские сербы получили поддержку от правительства Сербии, возглавляемого Слободаном Милошевичем, и Югославской Народной Армии. Вскоре боевые действия разгорелись на территории всей республики и начались первые этнические чистки… В той войне велись ожесточённые боевые действия, беспорядочные обстрелы городов и сёл, массовые изнасилования, геноцид. Осада Сараево и резня в Сребренице стали печально знаменитыми событиями той жуткой народной бойни.
Война была прекращена после подписания Общего рамочного соглашения о мире в Боснии и Герцеговине в Париже в декабре 1995 года. Мирные переговоры велись и в Дейтоне, штат Огайо, и завершились в декабре 1995 года подписанием документов, известных как Дейтонское соглашение.
Зритель знает об этих официальных сводках и потому “тихий” эпизод фильма о войне, где все события оставлены “за кадром”, говорит ему о многом.
А в кадре титр — 1992 год: “Здесь шли бои,” — поэт примостился у развалин мощной некогда каменной стены. Так напоминающей тот самый отрезок в 1,3 км, оставленный в Берлине как памятник одному из самых известных символов холодной войны. Но в Сербии война была горячей — как следствие разрушения тремя годами ранее той самой стены, отделяющей Запад от Востока. Разделительная линия протяжённостью около 45 км проходила прямо по улицам и домам, каналам и водным путям города. Официально действовал 81 уличный пропускной пункт, 13 переходов в метро и на городской железной дороге. Кроме того, существовали сотни нелегальных путей. Ежедневно границу между обеими частями города пересекали по различным причинам от 300 до 500 тысяч человек.
В Берлине герой фильма не бывал. Он отправился в совершенно противоположном направлении. Но разделенная колючей проволокой граница с мусульманской территорией Боснии — совсем рядом… Словно “Берлин”, сам настигающий поэта в этой отдаленной и покаянно притихшей глуши.
В ночном бою 25 лет назад ополченец Любомир не зря “брал свой Берлин”! Поэт печален, спокоен и, словно умиротворен. А ведь он сам был участником той ночной битвы, когда по слову его предшественника “смешались в кучу кони, люди и залпы тысячи орудий…” и погибли 20 человек из близлежащих деревень, возможно его друзей детства, которым тоже доставались от батюшки стишки для заучивания. Тогда раненый серб выносил на плечах неприятеля хорвата из кровавого месива бойни… Выжить! Только бы выжить! Кто кого и куда выносил и спасал оставшихся в живых, тогда понять было трудно. А через какое-то время здесь и появилась эта граница — колючая проволока: словно материализовались те натянутые в морозном воздухе струны предстоящей встречи с малой родиной. Вместе с родной Сербией пришли и страшные воспоминания о той ночи. Сам Любомир все простил, но не забыл. Ночная бойня превратилась в битву с самим собой и длилась четверть века в России, куда уехал православный серб по зову сердца и в поисках защиты от внезапного притеснителя.
Для Любомира не важно, кем его воспринимают окружающие — русским ли, сербом, — он убежден, главное что все мы — Православные, подобно нашим предкам должны стоять за свою Веру и Отечество земное и Небесное. И не принципиально, каким образом расположены три цвета на флаге — снизу вверх или сверху вниз…
Его влекли Есенинские места близ Рязани, где поселился и задержался на долгие годы! Там родилась дочь.
В картине внезапно появляется авторский комментарий! Кто это? Дочь ли повествует об отце? Жена ли? Все раскроется лишь к финалу: мы узнаем как Донбасс связан с Боснийской Сербией, чем древняя Сербия была для России и почему в 1914 году Государь Николай II принимает решение вступиться за братьев Сербов, не опасаясь даже объявления войны своим родственником кайзером Вильгельмом…
Мятущаяся душа привела поэта и в Сибирь.
Он шабашил наравне с другими. Сохранил благодарственные и почетные грамоты от мера города и предприятия.
Фотопортрет дочери всегда рядом на письменном столе — ее профессиональные графические рисунки-иллюстрации вдохновляют поэта.
Два года назад Любомир приехал из России и понял, что обязан остаться: “что так часто ходишь на дорогу в старомодном ветхом шушуне?” Эти есенинские строки Любомир воплотил в реальность. Умиротворенное лицо матери за рукодельем — следствие поступка сына…
Каково предназначение поэта? Глаголом жечь сердца людей… Стал ли пророком поэт, носящий священническую фамилию? Но жечь сердца людей поступком — православному христианину можно и должно наравне с глаголом.
Творческая генеалогия Любомира Поповича восходит скорее к ахматовскому “Когда б вы знали из какого сора растут стихи не ведая стыда…” Россия — 90-ых годов утопала в “сорных” явлениях — последствиях падения той самой стены, отделявшей сталкеровскую зону вожделенных желаний от реальности, где лелеяли мечту о превосходстве ядерного оружия… Где почти выжжены были в душах православного народа, выстраданные многовековым прошлым чаяния о своём монархе-заступнике царе-батюшке.
Неонилла Пасичник
15.08.2018, Киев
