На этой неделе в российских СМИ прошли две новости о соцопросах. И обе касались сверхпопулярной (но многим уже надоевшей темы) «фальсификации истории».
ВЦИОМ заявил, что по данным проведённого им телефонного исследования, из двух тысяч опрошенных россиян 66% «считают, что существует группа лиц, которая стремится переписать российскую историю, подменить исторические факты, чтобы навредить России, приуменьшить её величие». Что ожидаемо, в большей степени такого мнения придерживается старшее поколение, а среди молодёжи студенческого возраста его разделяет лишь половина. Что менее ожидаемо, отрицательную формулировку («Не существует такой группы лиц… Если отдельные историки и пересматривают исторические события…, то потому, что они стремятся докопаться до истины») вместе с половиной молодёжи выбрала половина лиц с неполным средним образованием – тогда как более образованные россияне оказались более склонны к первой версии («Ещё как существует!»).
Красноречиво, что сама публикация результатов исследования на сайте ВЦИОМа названа «Теория заговора против России». И одновременно с вопросом о существовании «группы лиц, стремящихся переписать историю», задавался аналогичный вопрос о группе лиц, стремящихся подорвать в России пресловутые традиционные духценности путём, как несложно догадаться, гей-пропаганды. Любопытно, что и по «проблеме пола» наибольшими скептиками также оказались молодёжь и лица с неполным средним образованием, а число ответивших «Не знаю» среди последних и окончивших ПТУ достигло порядка 20% – тогда как в вопросе о «фальсификаторах истории» респонденты были куда категоричнее.
Разумеется, данные соцопроса привлекли внимание российских и зарубежных СМИ, Рунета, вызвали предсказуемые реплики об управляемости и патриотическом алармизме общественного мнения. Гораздо меньше откликнувшихся отметили тенденциозность формулировки вопросов и подачи итогов исследования на сайте ВЦИОМа.
Во-первых, заголовок «Теория заговора против России» говорит о пристрастности публикаторов. «Теориями заговора» (conspiracy theories) или «конспирологическими теориями» традиционно именуют не просто неверные версии каких-то событий или процессов, но вздорные. Определение «теория заговора» само по себе решительно отметает какую-то гипотезу. Государственный центр социологических опросов не должен выносить оценочных суждений в своих информсообщениях. Не правда ли, некорректно же назвать официальные итоги соцопроса «Измышления о заговоре против России»? А это ровно то же самое, что публицистический штамп «теория заговора».
Во-вторых, перегретая тема гей-пропаганды является жупелом и для «гей-толерантной», и для «гей-нетолератной» части общества. Сопряжение в социологическом опросе темы «фальсификации истории» именно с темой «пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений» говорит о предвзятости или, во всяком случае, некорректности исследователей и публикаторов.
В-третьих, некорректны категоричные формулировки вопросов. Формулировка «группа лиц» и вправду граничит с областью конспирологии. Но как пожелаете отвечать на предложенный вопрос людям, уверенным, что какие-то усилия, направленные на изменение представлений о русском прошлом, и вправду предпринимаются? Не правильно ли было спрашивать не о «группе лиц», но об общественных слоях, силах, отдельных лицах?
В пользу этого, например, свидетельствуют результаты другого опроса – на этот раз украинского, приуроченного ко Дню независимости Украины. Две тысячи респондентов ответили на вопросы социологической группы «Рейтинг» о том, кто именно – Украина или Россия, УПЦ или РПЦ являются наследниками соответственно Киевской Руси и её православной церкви. В сравнении с опросом десятилетней давности, число проголосовавших за Украину возросло с 54% до 68%, за Россию – сократилось с 18% до 9%. Число неопределившихся также сократилось с 25% до 17%, отвечающих «ни одна из стран» – выросло с 3% до 6%. Число уверенных в преемственности созданной в 1992 г. (и так и не признанной другими церквами) УПЦ Киевского патриархата достигло 52%.
Как видим, в обществе, относительно недавно составлявшим с российским единое целое, происходят весьма серьёзные и неутешительные для России изменения, чему всячески способствуют немалые силы, включая широкий слой политически активной украинской общественности и её зарубежных симпатизантов. В России также немало людей, готовых гнуть украинскую линию. И круг желающих навязать российскому обществу свои собственные, уничижительные для России, трактовки тех или иных событий одними украинцами и украинофилами не ограничивается.
И в-четвёртых. О том, какими должны быть подобные исследования общественного мнения. Не правильнее ли было дополнить вопрос о реальности фальсификации истории не вопросом о «традиционных ценностях», только уводящим общество в сторону низкопробных дрязг, а весьма важным детализирующим вопросом о том, какие же периоды истории, по мнению респондентов, подвергаются позитивному или негативному искажению? Вот здесь-то нас могли ожидать самые неожиданные открытия.
Например, невооружённым глазом видно, что советофильский ресентимент, попытка поквитаться с «фальсификаторами истории» за унижения, связанные с крахом Советского Союза и расцветом антитоталитарной пропаганды, зачастую неумной и непорядочной, ведут к болезненному оправданию и превозношению любых сторон советского прошлого.
При этом немалая часть общества, травмированная обвалом 90-х и напуганная сгущением антироссийских настроений и украинской дерусификаторской революцией, чует крамолу в любом интересе к досоветской действительности – куда острее, чем в позднесоветское время. Люди всерьёз опасаются, что терпимое отношение к дореволюционному периоду русской истории обернётся массовой изменой и новой социальной катастрофой.
Не менее опасна тенденция ко всевозможной экзотической мифологизации ранних периодов русской истории – от сомнительных, но заслуживающих обсуждения теорий доходящая до сектантских бредней. И вызвана эта мода не только неудовлетворённостью недавним прошлым и настоящим, не одним желанием иметь историю, полностью отличную от той, о которой нелицеприятно отзываются разнообразные нигилисты, но и навязчивостью надоевших лиц и заезженных тем, нехваткой ярких фильмов, интересных книг, хороших учителей, доходчивой и мудрой публицистики.
Судя по всему, главными врагами русской истории на сегодня являются отнюдь не пресловутые «фальсификаторы». Во всяком случае, если фальсификаторы суть те, кого таковыми рисуют проправительственные и левые ресурсы – все эти озлобленные российские либералы, постсоветские и западные русофобы.
Гораздо большую угрозу русскому национальному самосознанию и гражданскому духу нового поколения составляют нелюбопытство, лень, фальшь, неумное зауживание всей русской истории до нескольких эпизодов советской. И осёдланный частью медийного сообщества конёк «борьбы с фальсификацией истории» лишь усугубляет эту опасную тенденцию.
Под «фальсификацией» при появлении этого словечка сразу же стали понимать различные антироссийские информационные вбросы, основанные на сюжетах, связанных со Второй мировой войной, а также с присоединением Прибалтики к СССР и с будто бы антиукраинской политикой довоенного Советского Союза, якобы дошедшей до прямого геноцида по национальному признаку. Разумеется, такого рода политическая пропаганда существует, направлена против сегодняшней России и весьма эффективна. Провокативные передёргивания и отождествления русского с советским, нередко доходящие до антирусской расистской пропаганды и прямой мистификации, оказались даже эффективнее, чем рассчитывали сами пропагандисты и их заказчики. Ибо российской контрпропагандой в значительной мере стала советская, более того, сталинская, а затем и ленинская апологетика.
Такого же рода ответ на либеральное русофобское хамство ещё более абсурден: ведь состоит оно, большей частью, не в самостоятельных мистификациях, а в некорректных оценочных суждениях, тогда как основано либо на превратно истолкованных фактах, либо на антироссийской мифологии, совместно созданной идейными предтечами нынешних либералов и нынешних коммунистов.
Видя, что стабилизация постсоветской России давно перешла в нарастающий новый системный кризис, не имея для аргументов иного источника, кроме советской апологетики, основанной на всяческой демонизации русской дореволюционной жизни, повторяя «антисоветчик значит русофоб», отождествляя русских антикоммунистов с «гайдарочубайсами» и «бандеровцами», метящие в «фальсификаторов» неизбежно попадают в Россию. По сути можно уже говорить о русской псевдопатриотической русофобии. И это явление и его причины должны становиться предметом серьёзного и безотлагательного исследования.
Социологические опросы в области отношения к нашему прошлому нужны за тем, чтобы узнать, что конкретно тревожит наше общество и что поможет ему почувствовать себя увереннее. А никак не для того, чтобы малая часть общества испытывала приятный ужас от своего превосходства над общей массой.
Дометий Завольский
для Русской Стратегии
http://rys-strategia.ru/ |
