«К вам вернулся я, скорбные тени

В ореоле тернового венца,

К вам, горящие болью сердца,

Преклоняются сами колени...

И за ними иду... до конца!...»

Г.Галина.

ЗИМА 1918 года

«...26 февраля, после перехода железнодорожной линии у станции Новолеушковская, мы вынуждены были двигаться ускоренным маршем, ускоряя шаг, порой почти бегом, чтобы выйти из сферы артиллерийского огня большевицких бронепоездов. В таком напряжении прошли шестьдесят верст. К вечеру заняли станицу Старолеушковскую, сразу нам, сестрам надо было перевязывать растертые ноги добровольцев. К счастью, раненых в роте не было.

Наш командир второй роты князь Чичуа - грузин, храбрый офицер и милый внимательный человек, устраивал нас, сестер, по возможности, в лучшей хате, всегда на очень короткий отдых, и следил, чтобы у нас была какая-нибудь еда и сравнительные удобства.

В этот вечер в казачьей хате оказался граммофон, и вот вместо того, чтобы лечь скорее отдыхать, поставили пластинки с вальсами. Все было забыто, наши офицеры галантно пригласили меня и Таню (убита под Корочей), как единственных дам, и все мы, босые из-за растертых ног, закружились в вальсе. Ведь нам тогда было по 17 - 18 лет, а нашим кавалерам по 20 – 25.

На следующий день после выхода из станицы первой пулей, залетевшей издалека, еще до начала боя бедный князь был убит. Долго мы не могли понять, отчего он упал, не было видно крови, не было раны. Только позже увидели маленькую ранку под рукой. Он вел своего коня за уздечку и держал руку вверх. Пуля попала в сердце...»

(Отрывок из письма сестры милосердия

Корниловского ударного полка В.С.Левитовой.

8.7.70).

Пути Господни неисповедимы. Какой фатальный случай! А подумать вспомнить, да разве в те времена «Содома и Гоморры» на Святой Руси не было тысяч, десятков тысяч случаев, не менее фатальных, но все забывается, и уже почти некому вспомнить, рассказать о том, что доля стать незабываемым.

Убаюкивающий стук колес и покачиванье вагона убегающего вдаль поезда располагало к задумчивой дреме, виды гор, покрытых лесом, правда, непохожих на те, как там, все же воскрешали видения давно давно ушедших лет. Видны и здесь парящие орлы, но не те, не такие как те там, тогда... Меняются виды, проносятся маленькие станции, бегут телеграфные провода, то опускаясь, то возвышаясь, все монотоннее стучат колеса...

И вот... вся в белоснежном, спутница нашей жизни Греза своей волшебной палочкой приподняла тончайшую завесу, всю сотканную из предутреннего тумана, и все, что было, как на цветном экране, явилось вновь перед уставшими, закрытыми глазами: голоса, звуки старенького пианино, нежный запах роз, смех и слезы - вдруг стало явью в тяжелом сне.