«Особое Мое внимание привлекла геройская смерть трех братьев Панаевых. Офицеров 12-го гусарского Ахтырского генерала Дениса Давыдова, ныне Ее Императорского Высочества Великой Княгини Ольги Александровны полка, ротмистров Бориса и Льва и штабс-ротмистра Гурия, доблестно павших на поле брани. Братья Панаевы, проникнутые глубоким сознанием святости данной ими присяги, бесстрашно исполнили свой долг до конца и отдали жизнь свою за Царя и Родину. Все три брата награждены орденом Св. Георгия 4-ой степени, и их смерть в открытом бою является завидным уделом воинов ставших грудью на защиту Меня и Отечества. Такое правильное понимание своего долга братьями Панаевыми всецело отношу к их матери, воспитавшей своих сыновей в духе беззаветной любви и преданности к Престолу и Родине. Сознание, что дети ее честно и мужественно исполнили долг свой, да наполнит гордостью материнское сердце и поможет ей стойко перенести ниспосланное свыше испытание. Признавая за благо отметить заслуги передо Мною и Отечеством вдовы полковника Веры Николаевны Панаевой, воспитавшей героев сыновей, жалую ее, в соответствие со ст. 8-ю статута знака отличия Св. Равноапостольной княгини Ольги, сим знаком 2-й степени и пожизненной ежегодной пенсией в 3000 рублей», - так писал в своём приказе от 2 апреля 1916 г. Император Николай Второй.

Род Панаевых с честью служил Отечеству из поколения в поколение. Полковник Аркадий Панаев, блестящий кавалерист, участвовал в Севастопольской кампании. Все четверо его сыновей пошли по его стопам: трое стали офицерами Ахтырского гусарского полка, четвёртый избрал морскую службу. Судьба оказалась равно немилосердна ко всем четверым…

Аркадий Панаев скончался, когда его старшему сыну, Борису, было лишь 10 лет. Для мальчика это стало большим потрясением. Углублённый в себя, чуждый весёлости, он рано повзрослел, стараясь заменить младшим братьям отца. В кадетском корпусе Борис пользовался неизменным авторитетом у сверстников, имел на них большое влияние. Начальство пользовалось этим, и бывали случаи, что не по летам умудрённого кадета переводили из одного отделения в другое, когда надо было навести порядок в шаловливом классе. В учёбе Борис также отличался большим прилежанием и был одним из лучших учеников в классе.

Окончив Николаевское кавалерийское училище, Борис был выпущен в Ахтырский Дениса Давыдова полк. С первых же месяцев службы приказы по полку и по дивизии пестрели лестными отзывами о его деятельности. Об отношение же солдат к своему командиру говорят письма тех из них, кого развела с ним военная судьба: «Уведомьте нас, где наш батинька находится, в какой они сотне, их благородие поручик. Мы очень об них тужим и спрашиваем друг друга, где наш учитель. Мы очень желаем к ним попасть служить. Когда мы его повидим, обцеловали бы им ноги и руки, но верно мы их недостойны видеть»; «Если кто с ними хотя мало служил, то, если куда отправляют его, то он цельный день плачет и говорит: «куда я пойду от отца своего» - и не идет. Я жизнь положу за такого командира. У меня отца такого не было».

Молодой офицер обращал на себя внимание глубочайшей религиозностью. Он нередко проводил ночи в молитвах, строго соблюдал посты, спал на досках, подложив под голову седло. Борис провел несколько месяцев на Валааме, скрывая свое офицерское звание, и неся трудные послушания. То был тип истинного рыцаря, монаха-воина, сочетающего воинскую доблесть с чистотой и молитвенным состоянием души.

Религиозность была свойственна всем Панаевым. Второй брат, Гурий, учился в Елизаветградском училище. Здесь многим запомнился случай, как юнкер младшего курса отнял у старших колоду карт и разорвал её… «В Б… пробыл девять дней, и пребывание в нем помню смутно, так как целые дни был пьян и играл в азартные игры: всегда, когда сажусь, вспоминаю тебя. Ты ведь меня удерживал от этих игр и пьянства. Сожалею, что некому теперь меня поудержать», - писал ему впоследствии один из товарищей. Смелый и находчивый, Гурий всегда и всем стремился помогать. «Дядько», - так называли его сослуживцы, так же, как в своё время называли и его отца… Самой большой его страстью были лошади. В своих кратких письмах домой Гурий обычно писал: «Мы и лошади здоровы», а часто даже «Лошади и мы здоровы». Лошади Панаева-второго были выдрессированы им настолько, что держали в зубах надеваемое им пальто. Надо заметить, что не менее учёны были и лошади Бориса, подававшие ему фуражку.

Превосходный наездник, Гурий принимал участие в скаковых состязаниях в Вене, где брал высокие призы. Существует его карточка, на которой он запечатлён перелетающим над крышей хаты… Все три брата употребляли выигранные в конных состязаниях деньги на поездки по монастырям.

Третий брат, Лев, в родном корпусе был фельдфебелем и имел исключительное влияние на молодёжь. Он был не только образцовым офицером, но иконописцем и большим книгочеем…

Борис Панаев получил боевое крещение в Русско-японскую войну. После этого им было написано несколько работ по военному делу. В частности, брошюра «Командиру эскадрона к бою». В ней Борис писал: «Раз решена атака, она должна быть доведена до конца, т.е. до последнего солдата. Поворот солдат во время атаки недопустим ни в каком случае, - ни проволоки, ни волчьи ямы, - ничто не служит оправданием «ретирады». Жалок начальник, атака части коего не удалась, отбита, а он и цел и невредим. Пагубно злоупотреблять атаками: отбитые и бесполезные развращают войска. Но, когда часть уже пущена в атаку, она должна твердо помнить: «либо победа, либо смерть, - другой исход атаки преступен и должен караться по всей силе военного закона».

Незадолго до начала войны Бориса спросили:

- Какая смерть, по-твоему, самая лучшая, при каких обстоятельствах?

- Конечно, - сказал убежденно Борис, - самая красивая смерть перед своим эскадроном, - и, подумав, добавил: - Нет, есть смерть еще лучше.

- Какая?

- А вот в дальней глухой разведке… Так, чтобы сделать свое дело, послать полезное донесение, и не вернуться…

- Чем же это лучше?

- А потому, что смерть перед эскадроном немножко театральна.

26 августа близ деревни Демня авангард ахтырцев имел задачей выбить противника с позиций, которые он занимал за плотиной с обеих сторон. «Надо было идти под близким обстрелом, через извилистую и длинную (две версты) плотину, ведущую к железнодорожному полотну, оплетенному проволокой, - сообщает новомученик писатель Евгений Поселянин. - Атака этой позиции считалась невозможной. Борис Панаев просил начальника дивизии разрешить ему атаковать двумя эскадронами. Справа по три он понесся в атаку, ведя свой второй эскадрон. Далее неслись 1,5 эскадрона под командой его брата Гурия. Вот та минута, для которой, казалось, он был создан, для которой он воспитывал своих людей. Убийственный огонь осыпал узкую плотину. Кавалерийское сердце поймет удаль и дикую красоту этой картины.

Борис, уже раненый в ногу при подходе к плотине, летел с трубачом далеко впереди, с поднятой высоко шашкой, на своей любимой лошади Дрофа. Нога была раздроблена. Чтобы не упасть, он держался рукою за луку седла. К ней был привязан родовой образ Преображения, перед которым ему суждено было умереть. Новая рана в живот. Он все держится в седле, все продолжает скакать на противника по крутому подъему и, крича; «С Богом, за Россию», через проволоку врубается в австрийские ряды. Изнемогает, но еще рубит. Успевает сказать трубачу, чтобы тот взял с него сумку с эскадронной иконой. Подскакивает к австрийскому офицеру, схватывает его за шею, но тот выстрелом из револьвера в висок сражает Панаева. Мечты сбылись. Он вел свой эскадрон в атаку и умер среди своих солдат-учеников».

В том бою австрийцы потеряли 80 человек убитыми и 50 пленными. Русские лишь одного человека – Бориса Аркадьевича Панаева…

В эти дни в Петроград из далёкой Урги вернулся Лев. Чтобы начальство позволило ему уехать, он солгал, что его укусила бешеная собака, и что ему надо ехать в Иркутск делать себе прививку. Молодой офицер стремился на фронт. Достигнув его, он узнал о гибели старшего брата. А ещё через несколько дней лишился среднего…

В очередном бою Гурий Панаев, прорвав первую линию австрийцев, под огнем переплыл Днестр. «Выскочив на противоположный берег, он попал под огонь с близких дистанций, - пишет Евгений Поселянин. - Он - глухой, ориентируясь только глазами, прорвался через цепь и мимо резерва. Один гусар был ранен и убита лошадь. Чтобы подобрать раненого Гурий соскочил с коня, наскоро перевязал и поднял на седло. Во время этих его действий австрийцы поступили очень благородно и не стреляли до тех пор, пока всадники не поскакали дальше. Когда, доставив донесение, он узнал, что вызванная на помощь дивизия может выступить только к ночи, он вторично, уже с одним вестовым, прорвался сквозь расположения австрийцев и принес известие, что помощь идет и что, если удастся удержаться на теперешних позициях с теми ничтожными силами, которые у нас были, то за это будет благодарна вся Россия. Это не входило в его задачу; Георгиевский крест был ему уже обеспечен, и он мог возвращаться сравнительно безопасно со штабом идущей на помощь дивизии. Это показывает, что Гурий вызвался на отважное предприятие не ради награды. Убит он был через две недели после Бориса.

29 августа густыми цепями наступала австрийская пехотная дивизия, при поддержке сильного артиллерийского и пулеметного огня. Четыре эскадрона ахтырцев были пущены на них в атаку. Гурий Панаев скакал с пикой в руке. Две линии неприятеля были уже смяты. При прохождежи третьей он потерял лошадь и действовал пешим, пока не был сражен пулей и осколком снаряда в грудь. Офицеры Белгородскаго полка видели, как тяжело раненый Гурий лежал на земле, держа за узду лошадь. Страдая, он успел крикнуть им: «Пошлите матери сказать, что я убит в конной атаке». Тело Гурия нашли через несколько дней в овине, ограбленным, с уцелевшим на нем каким-то чудом родовым образом Преображения, перед которым умер Борис. Брат его, хоронивший его, как он сам хоронил Бориса, был поражен духовной красотой его лица. Как и подвиг Бориса, останется незабвенным и то мужество, с которым 33 гусара бросились в атаку на 1000 неприятелей».

Льву Панаеву суждено было пережить братьев лишь на несколько месяцев. Сделанные им сбережения он назначил на помощь семьям павших гусар своего 4-го эскадрона, на икону-памятник в эскадроне и на церкви. Молодой офицер писал, что «этим хочет по силе и возможности воздать Господу Богу, всегда во благовремении подававшему нам хлеб насущный и корм для лошадок. Даже там, где дважды прошла военная гроза и местами не осталось камня на камне, по истине фураж мы имеем чудом». «У меня осталась заветная мечта - запечатлеть на картине подвиги братьев, особенно Гурия, так как Борис, вероятно, будет увековечен и так», - признавался рыцарь-иконописец в одном из писем.

«16-го или 17-го января четвертый эскадрон Панаева захватил много пленных, - сообщает Евгений Поселянин. - 19-го января эскадрон был послан занять окопы, в которых из-за сильного огня не могла держаться наша пехота. Минут через десять после того, как эскадрон занял окопы, Лев Панаев повел его в штыки на «ура» на окопы противника по глубокому снегу по пояс. Расстояние было около 500 шагов. За четвертым эскадроном поднялся шестой, а также целый полк стрелков. Получилось широкое наступление. Пройдя шагов 50 впереди нижних чинов, Лев Панаев был убит наповал двумя пулями в печень. Корнет Забелло подбежал к нему, увидал, что безнадежно, и повел дальше. Атака продолжалась.

Она закончилась крупным успехом: окопы врага и поселок за окопами были нами заняты. Панаев, как и его братья, посмертно награжден орденом св. Победоносца Георгия 4-ой степени.Так Промысел послал и ему ту смерть, которую он называл «завидной», и стал он последним смыкающим звеном в этой чудной цепи белых рыцарей».

«Если можно выбирать смерть, то одна из самых завидных это на войне при исполнении своего долга. Вот, почему не приходится сожалеть о жертвах войны и во всех обстоятельствах видеть волю Божию и святой Промысел, который наблюдается здесь на каждом шагу в каждой мелочи», - так писал Лев Аркадьевич Панаев незадолго до гибели.

Младший из Панаевых, Платон, был лейтенантом Сибирской флотилии. В Ахтырский полк он прибыл, чтобы практиковаться в артиллерийской стрельбе по наземным целям, незадолго до гибели Льва. Тогда же он подал рапорт генералу А.А. Брусилову с просьбой о переводе его с флота в Ахтырский полк. «Панаевы ‒ героическая семья, чем их больше в полку, тем лучше», - был ответ генерала. Однако, сразу после смерти Льва Платона отозвали из действующей армии в Петроград, и вскоре он снова оказался на флоте. Погиб Платон Аркадьевич Панаев в 1918 г. Вере Николаевне Панаевой недобрая судьба судила пережить всех своих сыновей, и, подобно Епистинии Степановой, матери героев, павших уже в следующую 1941-45 гг. войну, она могла бы сказать: «Когда тебе тяжело, ты вспомни про мою судьбу, и тебе будет легче…».

Первый же воспеватель подвига братьев Панаевых, новомученик Евгений Поселянин, так завершил своё слово, посвящённое им и обращённое к будущим офицерам: «Господа, Вы Все будете служить. Многие из вас вскоре станут на поля сражений. Никогда, никогда не забывайте этих трех людей, птенцов общего с вами гнезда. Когда вы строитесь строем, и раздастся команда «равняйсь» вы все вглядываетесь в неподвижно стоящего правофлангового. Так пусть в строю вашей жизни праведная троица братьев Панаевых будет для вас правофланговыми. По ним равняйтесь. Дай вам Бог прожить и прослужить, как они и, если судит Бог, умереть в нужный час, как они. Мы произносим «умереть, смерть» по старой дурной привычке, ибо теперь, сильнее, чем когда-нибудь, ощутимые нити переплели области земной и небесной жизни.

«Смерть» ложное слово для несуществующего явления. Для верующего нет смерти, а есть радостный напор вечно обновляющегося бытия. И эти, в своей гибели бессмертные, люди с вами, своими юными товарищами. Смотрят на вас и зовут вперед, вперед за собой. И в жизни, и в бою, все вперед и вперед, в лучезарные дали, к ожидающему Богу».

Е. Фёдорова

для Русской Стратегии

http://rys-strategia.ru/