(Революционное насилие и левый экстремизм в первые месяцы после Октябрьского переворота. По материалам ГА РФ)
Доклад на X научно-практической конференции «Симферополь на перекрестках истории»
После Октябрьского переворота Крым стал ареной жесткого противостояния непримиримых политических сил. В декабре 1917 г. большевики и другие левые радикалы взяли под свой контроль Севастополь. Накануне этого город стал одним из первых регионов бывшей Российской империи, открывших мрачную страницу террора. Задолго до придания массовому уничтожению «врагов революции» официального статуса, здесь были расстреляны десятки офицеров и обывателей. Расправы проводили соответствующим образом распропагандированные военные моряки. Именно они станут опорой советской власти в Крыму в начальный период Гражданской войны. Следом за Севастополем насилие перекинулось и на другие крымские города. Устанавливая политическое господство, большевики и их союзники (левые эсеры и анархисты) расправлялись со своими противниками. При этом казни нередко совершались жестокими и садистскими способами.
В настоящее время известно много свидетельств о революционном терроре в Евпатории, Феодосии, Ялте. О происходившем в Симферополе написано значительно меньше. Отрывочные упоминания об этом аспекте жизни города в период «первого большевизма» приводятся как в эмигрантской, так и в ранней советской литературе. Но эти источники не дают всей картины.
В период нахождения полуострова под властью антибольшевистских правительств преступления леворадикалов скрупулезно расследовались. Особенно тщательно действовали следователи Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков, состоящей при главнокомандующем Вооруженными силами Юга России генерал-лейтенанте Антоне Деникине. В своей деятельности комиссия руководствовалась последним Уставом уголовного судопроизводства Российской империи (1914 г.). Комиссия имела право вызывать и допрашивать потерпевших и свидетелей, производить осмотры, обыски, выемки, освидетельствования и другие следственные действия. Протоколы комиссии имели силу следственных актов[2,с.3-4].
За время работы комиссии был накоплен огромный массив информации, свидетельствующей о жесточайшем разгуле насилия и криминала на территориях, которые находились под властью большевиков.
Документы деникинской Особой комиссии в настоящее время находятся на постоянном хранении в Государственном архиве Российской Федерации (ГА РФ) и составляют обширный фонд под номером р470. На сегодняшний день в научный оборот введены лишь некоторые материалы из этого фонда. Многое по-прежнему нуждается в изучении.
Одно из дел Особой комиссии содержит протоколы опросов очевидцев установления советской власти в январе 1918 г. в Симферополе. Следственные действия проводились в период с 13 по 17 июля 1919 г.
Согласно материалам дела, после взятия города большевиками в январе 1918 г. власть перешла к военно-революционному штабу (впоследствии преобразован в комитет), в составе которого преобладали севастопольские матросы и местные красногвардейцы (преимущественно рабочие аэропланного завода «Анатра»). Комендантом города назначен некий Чистяков, который считался рабочим. 14 января произошел обстрел двух церквей: Александро-Невского кафедрального собора и Петропавловской церкви.
«Собор, - читаем в материалах комиссии, - обстреливался во время архиерейского богослужения; в него стреляли из винтовок, один раз выстрелили из орудия. Этим выстрелом повредили колокольню. В Петропавловскую церковь стреляли из винтовок, при чем последствием этой стрельбы были разбитые стекла»[1, л.4].
Причиной обстрела послужил слух о якобы размещенных на колокольнях пулеметах, хотя в действительности там ничего не было.
Сразу же после вступления в город матросы стали рыскать по улицам, «производя поиски оружия, занимаясь грабежами серебра, золота и драгоценностей; арестовывали в домах и на улицах офицеров, «спекулянтов», и «буржуев» и многих из арестованных расстреляли» [1, л.4]. Среди убитых в ходе террора в первые дни был известный благотворитель и домовладелец Франц Шнейдер. 16 января расстреляны воинский начальник Шварцман (его убили на улице по дороге в тюрьму) и его делопроизводитель. Бессудные расправы продолжились и в последующие дни. Так, 16 или 17 января были арестованы отставной полковник Осинев(?) и двое прапорщиков. По дороге в военно-революционный штаб их поставили возле стены одного из домов напротив Петропавловской церкви и расстреляли. Осинев был убит наповал, прапорщики ранены. Спустя какое-то время их подобрали и перенесли в лазарет[1, л.4-5]. Расправы над офицерами также происходили в местности, называемой Дубки. Здесь были зарублены шашками прапорщик Панченко и еще один офицер.
Впоследствии тела убитых выдали родственникам для погребения. При движении траурной процессии матросы поначалу выражали сочувствие и снимали головные уборы, но после того, как узнали, кого провожают в последний путь, впали в неистовство. Перед похоронами Панченко один из большевиков явился к настоятелю Старо-Кладбищенской церкви Константину Колчанову и заявил ему, что если тело офицера будет погребено без разрешения комитета, или будет оставлено в церкви на ночь – священник будет убит, церковь разграблена, а останки усопшего выброшены из могилы. Поэтому родственникам погибшего более ничего не оставалось, как подчиниться. Лишь после получения разрешения труп Панченко был предан земле[1, л.5].
Не всех арестованных убивали сразу. Многих из них сперва заключили в городскую тюрьму, откуда затем выводили на расстрел. Зафиксирован случай, когда над одним из узников учинили расправу прямо в тюрьме. Ожидая своей участи, люди страдали от холода и голода. Из еды давали лишь воду и фунт хлеба. Случаи освобождения были редки[1, л.5]. Установить, сколько людей содержалось в тюрьме в тот период, не представляется возможным, так как с 19 января 1918 г. и до прихода немцев в мае того же года книга приема перестала вестись[1, л.38]. Таким образом, единственным источником информации о количестве заключенных были дела арестованных. Основанием для заключения под стражу был приговор революционного трибунала. Людей привлекали к ответственности за любые проявления нелояльного отношения к новой власти либо за участие в подавлении революционных выступлений в начале ХХ в. По состоянию на 12 февраля в тюрьме содержались 96 человек, из них только 19 были арестованы за уголовные преступления, 8 – за «контрреволюционную деятельность», прочие содержались под стражей без предъявления обвинения[1, л.39].
Новые власти закрыли все местные газеты, ликвидировали судебные учреждения, провели национализацию банков, домовладений, аптек, гостиниц, бань, частных учебных заведений. В собственность государства передали общественный транспорт, все фабрики и заводы, все земли. Помимо этого было национализировано все церковное имущество, а затем был издан декрет о запрете отправления православных обрядов. Именно православных, не католических, лютеранских или иных[1, л.6]. Надо сказать, хотя эти декреты не реализовались на практике, и вызвали возмущение верующих, большевикам и их союзникам удалось реализовать другие мероприятия. Имущие классы были обложены денежной контрибуцией, за неуплату которой полагалось тюремное заключение. К концу января сторонники «углубления революции» составили обширные списки лиц, подлежащих расстрелу. В дальнейшем занесенных в эти списки стали арестовывать и с начиная с 12 февраля расстреливать. Местом массовых казней стал район городского кладбища. Группы лиц, намеченных к уничтожению, подводили к стене некрополя и расстреливали. Там же зарывали тела. Точная цифра погибших неизвестна.Впоследствии жительницы слободок и города на свой страх и риск провели раскопки могил и выкопали 12, а затем еще 8 трупов расстрелянных офицеров. Некоторые тела после казни бросали в пустые ямы, но оставляли без погребения.
При этом расстрел не являлся единственным способом умерщвления. Многие были зарублены, и когда их хоронили, отрубленные руки и другие части тел производили на людей ужасное впечатление, из-за чего многие потом не могли спать в течение нескольких ночей.
Допрошенный в качестве свидетеля священник Александр Эндека (будущий лидер обновленцев в Крыму) показал, что с января по май 1918 г. он отпевал нескольких лиц, убитых большевиками. Среди них – поручик Дмитрий Еременко (летчик, убит в городе при выходе из бани 13 января), подполковник 32-го пехотного запасного полка Александр Дмитренко (убит 15 января при выходе из Петроградской гостиницы). Еременко был расстрелян, а Дмитренко исколот штыками, так что на нем не было живого места. Также Эндека упоминает о двух неопознанных офицерах и сестре милосердия, расстрелянных и также исколотых штыками. Их тела 19 января матросы привезли в мертвецкий покой, бросили и уехали[1, л.18].
Также расправы происходили и в городской тюрьме. Вместе с тем, известны примеры, когда некоторых арестованных освобождали из-под стражи после внесения контрибуции[1, л.7].
Репрессиям подвергались не только русские офицеры и представители «буржуазии», но и крымские татары. В деле приведены показания муллы Сеида Мемета Эфенди, в которых он называет перечень имен военнослужащих из числа мусульман, служивших в крымскотатарских национальных частях и убитых большевиками. И здесь зафиксированы страшные подробности расправ, и дано описание состояния тел погибших. Многие из них имели штыковые и рубленные раны, у некоторых отрезаны уши, выколоты глаза, раздроблены черепа. Перед казнью обреченных грабили, так как практически все, кого Сеид Мемет проводил в последний путь, были в нижнем белье, либо раздеты догола. Перед совершением погребального обряда мулле также приходилось испрашивать разрешения властей. Удовлетворив его просьбу, те даже выделили ему охрану из 4 матросов. По дороге на кладбище матросы стали издеваться над священнослужителем и его верой, ввиду чего он вынужден был отказаться от таких телохранителей[1, л.23].
Среди погибших были представители различных национальностей и вероисповедания. Так, согласно показаниям настоятеля Симферопольской караимской кенассы, Исаака Ормели, одной из жертв террора был офицер-караим по фамилии Робачевский. Его похоронили в братской могиле. Также матросами были убиты супруги Вениамин и ФумлаКальфа, очень богатые люди. Расправа произошла в их имении при станции Альма неподалеку от Бахчисарая[1, л.36].
Несмотря на выраженное враждебное отношение к Русской православной Церкви и ее служителям, священников в период «первого крымского большевизма» старались не трогать, опасаясь возмущения верующих. Вместе с тем, жилища церковнослужителей (включая покои архиепископа) подверглись многочисленным обыскам и грабежам. Обыски проводились ночью, при этом обыскивающие вели себя агрессивно и нагло. В целом, на протяжении всего пребывания города под властью большевиков священники опасались за свою жизнь, и старались не появляться на улицах. Допрошенный в качестве свидетеля настоятель больничной церкви Николай Мезенцев показал, что был однажды остановлен на улице и подвергнут обыску. Он же свидетельствовал о том, что представители новой власти нередко приходили в храм пьяные, в шапках и с папиросами. Был и такой случай: в момент совершения на кладбище чина отпевания одного из убитых в ходе террора, вооруженные рабочие ради развлечения открыли огонь в сторону причта[1, л.16].
Осквернению подверглись и мусульманские культовые учреждения. При взятии города большевики разломали решетку в военной мечети Крымского конного полка, забрались внутрь, вынесли оттуда персидские ковры (один из них был подарен императрицей Александрой Федоровной) и разорвали их. Также злоумышленники похитили кружку с пожертвованиями и повредили 12 Коранов[1, л.23].
Местная власть практически целиком состояла из маргиналов и лиц с темным прошлым. Коменданта Симферополя Чистякова допрошенные характеризуют как авантюриста и взяточника. Отрицательные оценки даны и другим местным советским руководителям. Это были либо малограмотные рабочие, либо недоучившиеся гимназисты. Образованных людей среди них практически не было.
«Тут были и коммивояжеры, - делился своими наблюдениями один из свидетелей, - и приказчики, портные, рабочие из сапожников, жестяников и т.д. С соответствующим образовательным цензом, все они были глубоко безнравственны во всех отношениях и не чисты на руку. Хамство проявлялось во всех областях при деятельности, в которой они не считались ни с Общероссийскими законами или своими декретами, ни со здравым смыслом, или логикой, ни с совестью или сердцем. Это были обманщики в самом широком смысле, обманщики даже по отношению к пролетариату, которому они не стесняясь сообщали самую наглую ложь»[1, л.28].
Прежние органы власти и местного самоуправления были ликвидированы. В деле приведены показания председателя уездной земской управы, Мустафы Кипчакского. По его свидетельству, в феврале 1918 г. в управу пришли неизвестные лица во главе с крестьянином Тарасом Скрыпкой, человеком с уголовным прошлым, который в ультимативной форме потребовал от членов управы немедленно сложить свои полномочия, угрожая в случае неповиновения репрессиями. Когда те попытались протестовать, говоря, что для этого необходимо соблюсти формальную процедуру роспуска, им ответили, что распоряжения новой власти не подлежат обсуждению. В итоге члены управы вынуждены были подчиниться.
Став новым председателем управы, Скрыпка и другие сторонники «диктатуры пролетариата» назначили себе большие оклады, при этом фактически запустили работу во всех ключевых сферах (медицине, образовании, дорожном хозяйстве). Вся их деятельность свелась исключительно к личному обогащению. Такая же участь постигла и волостное земство, а также земские учреждения по всему Крыму[1, л.34]. Объявленная национализация помещичьей земли на практике обернулась тотальным разграблением землевладений и их материальной базы[1, л.35].
Так продолжалось вплоть до падения советской власти весной 1918 г. В дальнейшем красные будут занимать Симферополь и Крым еще дважды – в 1919-м и 1920-м годах, и всякий раз их приход будет сопровождаться жестоким террором, национализацией имущества, убийствами и грабежами.
Материалы деникинской комиссии по расследованию злодеяний большевиков являются исключительно важным источником не только о репрессиях советской власти Крыму в годы Гражданской войны, но и содержат огромный массив информации о жизни полуострова в этот драматичный период.
Список литературы:
- ГА РФ, ф. р470, Оп. 2, д. 89.
- Красный террор в годы Гражданской войны / Сост., вступ. ст. Ю.Фельштинского, Г.Чернявского – 3-е изд., доп. – М.: Книжный Клуб Книговек, 2013.
РПО им. Императора Александра III |
