 О негативных последствиях принятой пенсионной реформы, написано уже много. Но одним из существенных моментов является то, что повышение пенсионного возраста приведет к усилению деградационных процессов в русской провинции, в частности в сельской местности. Официальная пропаганда бравурно вещает: в России в аграрной сфере подъем, страна уже решила проблему продовольственной безопасности. Собирается много зерна, его активно экспортируют, Россия активно продвигается на мировые рынки курятины и свинины. Аграрная сфера провозглашается «локомотивом российской экономики».
Но реального освещения и анализа проблем русского села нет, то, как оно живет в реальности, информационный официоз не интересует. За бравурно-благостной картиной тщательно замалчиваются протестные акции сельчан, типа «кубанского тракторного марша фермеров на Москву».
Никто не задает вопрос: «Почему при всех успехах «локомотива экономики» русское село как таковое продолжает деградировать? Почему на сверхразвито-аграрной Кубани фермеры выходят на акции протеста»?
Прошедшие недавно по всей стране протесты против пенсионной реформы, полностью были замолчаны официальными масс-медиа.
Последствия развала советской хозяйственной системы для русского села приобрели масштабы глобальной катастрофы. За последние двадцать лет в России физически исчезли более двадцати тысяч сельских поселений, в 10 000 проживает меньше 8 жителей.
В большинстве российских деревень и сел нет сетевого газа и качественного водоснабжения. 42 000 деревень не имеют проводной телефонной связи, 32 000 – почты. Идет массовое закрытие школ, почтовых отделений, фельдшерско-акушерских пунктов.
Председатель комитета Государственной Думы по аграрным вопросам Владимир Кашин в 2017 вопрошал в одном из интервью: «Вот представьте, не будет наших рыболовецких поселков на северах, на Дальнем Востоке. Или не будет в Забайкалье наших станиц, сел и хуторов. Слушайте, тогда там будут жить другие люди. Там не будет русских».
После ада 1990-х в «нулевые» ситуация в сельской местности по крайней мере в районах благоприятных для земледелия, стала как-то стабилизироваться. Люди с трудом начали приспосабливаться к новым реалиям.
Нельзя сказать, что деградация деревни прекратилась. Но ее темпы, по крайней мере, по отношению к 1990-м годам значительно снизились. На изувеченном русском селе как-то начали выстраиваться некие, пусть уродливый формы «социально-экономического гомеостаза».
Вымерли сельские алкоголики. Многие сельчане выехали в города. Оставшиеся как-то научились выживать. Кто-то ездит на заработки в другие регионы, кто-то занимается мини- или микро-, на уровне личного подсобного хозяйства, - фермерством.
В «сытые нулевые» на селе появилось, хотя далеко не везде, хрупкое и зыбкое «равновесие». Деградация не остановилась, но хотя бы замедлились ее темпы.
В немалой степени этому способствовала существующая пенсионная система, ставшая для села значительным источником поступления «живых» денег.
Пенсии старикам были, по сути, видом косвенной инвестиционной государственной поддержки деревни, позволявшей ей как-то выживать. Теперь, с приходом новых правил выхода на пенсию, это уйдет. Для русского села наступают новые 1990-е, во многом более страшные, нежели те, которые уже прошли.
Одним из относительно позитивных явлений, не давших окончательно погибнуть деревне, стали «дачники».
В постсоветское время были приняты законы, позволяющие горожанам покупать дома на селе.
Многие люди, особенно пожилого возраста воспользовались этим правом и купив деревенские избы, временно или постоянно стали в них жить. Квартиры в городах сдавались, или в них селились дети-внуки.
«Возвращение к земле» явно способствовало снижению социальной нагрузки на города.
«Дачники» в настоящее время держат «на плаву» многие деревни, они сохраняют дома, строят новые, как-то обустраивают инфраструктуру общего пользования.
Прямо или косвенно имеющие определенные средства «новоприбывшие» помогают и коренным сельчанам. Нанять бульдозер для расчистки дороги зимой, привезти старикам продукты из магазина или лекарства из аптеки, - все это могут сделать «дачники».
Они, а больше проезжающие к ним городские родственники, во многом являются покупателями сельхозпродуктов произведенных «коренными местными», что в немалой степени поддерживает последних.
Но нынешняя пенсионная реформа в будущем приведет к невозможности для подавляющего большинства пожилых горожан провести остаток жизни «на земле».
К моменту выхода на пенсию их уровень здоровья и трудовой активности снизится до такого уровня, что обеспечить переезд и обустройство в сельской местности горожане уже не смогут. Уже имеющим недвижимость значительно труднее будет и вести хозяйство в условиях сельской местности, силы будут уже не те.
Большинство горожан – потенциальных «дачников» в 60-65 лет уже не смогут полноценно интегрироваться в далеко не пасторальную современную сельскую жизнь.
С повышением планки пенсионного возраста миграция из города в село, которая в настоящее время имеет место, почти исчезнет. Для русского села последствия исчезновения «дачников» будут крайне негативными.
Для основных, коренных жителей сельской местности уместно говорить о реальной катастрофе. Хотя на дворе и не 1990-е, но нынешняя деревенская жизнь и в настоящее время чудовищно тяжела.
Для сельчан нет работы, нет заработка. Зарплаты в 3000 (сторож) - 7000 (дворник школы-интерната для больных детей) рублей на селе – не редкость. Квалифицированные специалист, к примеру, бульдозерист-дорожник (Воронежская область), получает 12-15 тысяч рублей.
Только работки бюджетной и квазибюджетной сферы, типа электриков или железнодорожников, могут рассчитывать на более-менее сносный доход. Но работ подобного типа мало. С увеличением пенсионного возраста и так достигшая чудовищных размеров напряженность в сфере занятости еще более возрастет.
Во многих селах (а особенно в малых провинциальных городах) 1990-е уже наступили. Люди начинают питаться по минимуму, порой не на что купить хлеб. Его заменяют оладьи, блины или нарезанная охлажденная масса из дешевой вермишели.
По всей России в сельских магазинах ведется продажа продуктов в долг «под тетрадку». Гасится долг, зачастую в день получения пенсии стариками. На селе - порой единственный источник «живых» денег.
Это электричество, бензин для бензопилы, растительное масло, мука, сахар для варенья, стратегического, наряду с картошкой, продукта.
Если дети занимаются сельхозтрудом, результатом которого являются натуральные продукты, то их родители своими пенсиями по минимуму обеспечивают натурпроизводство деньгами.
Пенсии, как ни цинично звучит, являлись фактором поддержки семейных связей. Но в перспективе, особенно с учетом истончения морально-нравственных основ в обществе, с повышением пенсионного возраста многие пожилые люди станут лишними.
Сильно разнится социальная ситуация в селах ближних к городам и транспортным артериям и отдаленных от них.
Для последних характерна почти полная невозможность товарного производства продуктов.
Выращенную картошку или мясо можно сбыть, только если есть возможность доступа к рынкам крупных населенных пунктов. В этих условиях пенсии стариков в отдаленных сельских районах были особенно важным фактором социальной стабилизации.
Владимир Кашин не случайно обратил свое внимание на Сибирь и Дальний восток. Именно там, где товарного рынка сльхозпродутов почти нет, ситуация после повышения пенсионного возраста станет особенно катастрофичной.Как и на Русском севере и в центральной России.
Повышение пенсионного возраста неизбежно приведет к усилению оттока населения из сельской местности. Сельчане вынужденно будут стараться выехать и как-то закрепиться в городах в молодом возрасте. Люди среднего, и уж тем более предпенсионного возраста – мигранты из села, - в городах будут абсолютно никому не нужны.
В заключение следует отметить, что нынешним правителям России село и сельчане не интересны. В плане получения средств от «локомотива экономики» - сельхозпроизводства, нынешние либеральные политики сделали ставку на крупный агробизнес. Мелкому и среднему фермеру, - тракторные марши на Кубани это подтверждают, - не оставляют места в новых реалиях.
Либеральная схема сельскохозяйственной политики, ведущаяся в интересах крупных агрокорпораций, не прдсматривает мер по сохранению значительных масс сельского насления. Сельское нивелирование при такой схеме оказывается в большинстве своем просто лишним.
При современных схемах интенсивного сельхозпроизводства нужно мизерное количество работников. В сотни раз меньшее, чем трудилось в колхозах и совхозах производящих сопоставимые объемы продукции.
Одним из немногих «подпорок» не позволявших русскому селу погибнуть, была возможность выхода на раннюю пенсию. Теперь такой поддержки не будет.
Более чем возможно, что планировщики пенсионной реформы, прекрасно понимали, какой удар она нанесет российской провинции, к каким разрушительным последствиям приведет ее проведение. Новое очищение провинции от, как говорил Чубайс, «невписавшихся в рынок» возможно было сознательной, просчитанной целью.
Либеральная «социальная евгеника» имеет свою, античеловеческая логику «оптимизации населения». Реформа пенсионной системы приведет к тому, что жизнь в деревне окончательно станет уделом дауншифтеров или социальных аутсайдеров.
Надо отметить, что либеральные модели экономики в области сльхозпроизводства не предусматривают необходимости государственного инвестирования в село. Крупный агробизнес сам себя профинансирует. Социальный аспект при этом оказывается «за скобками».
Владимир Кашин говорил: « Все говорят, что мы селу помогаем – сегодня на него выделяется 1,2% федеральной части бюджета. Это ничего по сравнению с тем, что дают Китай, Индия, страны ЕС или Америка. Маленькая Швейцария 6 млрд долларов дает своему селу, хотя там всего 6 млн гектар. А мы – 3,5! Вы представляете разрыв? Китай – 154 млрд. А мы – 3,5».
Неизвестно доходящие ли до «низов» (и до собственно русских ненациональных регионов) 3,5 миллиарда в год, - это, по сути, издевательство.
Денег на социальную поддержку села сейчас практически не выделяется. Программы социальной поддержки сельчан либо не существуют, либо носят формальный характер. Хотя еще недавно, к примеру, программа «миллион на жилье сельскому врачу», что-то делалось.
Разумной и естественной мерой явилась бы компенсация негативных последствий пенсионной реформы госпрограммами поддержке жителей сельской местности. Но ничего такого нет, наоборот планируется лишить сельчан последних, таких как пониженные тарифы на оплату электроэнергии, льгот.
Российское село кремлевская власть, похоже, окончательно «списала со счетов».
| 
