За время дальнейших боев Луцкого прорыва 3-й кавалерийский корпус под командованием генерал-лейтенанта В. Е. Маркова по-прежнему проявлял себя с самой лучшей стороны и содействовал максимальному продвижению наступления. То, как воевали «келлеровцы» в отсутствие своего командира, видно из приказов временно командующего корпусом.
24 июня: «Доблестные дивизии 3-го кавалерийского корпуса, 412-й пехотный [Славянский] полк и 3-й батальон 411-го пехотного [Сумского] полка. Вчера, 23 июня, противник, в несколько раз превосходящий нас силами, атаковал Вас на всем нашем фронте протяжением более 40 верст. Ожесточенные атаки неприятеля, поддержанные ураганным огнем его легкой и тяжелой артиллерии, веденные им непрерывно с раннего утра и до позднего вечера, Вами отбиты с большим для противника уроном.
Вы задержали натиск противника, стремившегося прорваться на Буковину, и сейчас стоите твердой ногой, запирая пути на Кимполунг — Гура-Гумора и далее на Черновицы. Уверен, что упорные бои, веденные Вами непрерывно уже восемь дней на вершинах Карпатских гор, еще более закалили Вас, Ваши доблесть и упорство еще увеличились. Наша армия смотрит на Вас и под Вашим прикрытием делает свое Великое дело. Не дадим же противнику выползти из Карпат, и всякую попытку его к этому встретим могучей Русской грудью. За все последние бои и, особенно за дело 23 июня, приношу искреннюю благодарность всем начальствующим лицам и молодцам нижним чинам"1.
29 июня: «С 16 по 26 июня в течение десяти дней непрерывно 3-й кавалерийский корпус вел упорный бой с превосходными силами противника. До 23 июня корпус, наступая на фронте до 50 верст, сбил противника с ряда укрепленных высот и отбросил его на сплошную, заранее укрепленную им позицию, преграждающую проходы в Венгрию на фронт Кирлибаба — Якобеши — Дорка — Ватра.
К этому времени противник, находившийся перед фронтом 3-го кавалерийского корпуса, значительно усилился подвозом пополнений и переброской сюда новых частей с Сербского и Итальянского фронтов. С рассветом 23 июня неприятель перешел на всем фронте 3-го кавалерийского корпуса подавляющими силами в решительное наступление. […]
В течение 23 июня неприятельские атаки на всем фронте корпуса отражались нашими контратаками, причем на многих участках дело неоднократно доходило до ожесточенных штыковых схваток. […] 23, 24 и 26 июня неприятель продолжал свои атаки… […] С рассветом 27 июня обнаружилось ослабление противника против всего правого фланга корпуса. Части корпуса, перейдя в наступление и преследуя противника, в этот же день перешли реку Молдову и заняли передовыми частями высоты по западному берегу этой реки. Противник отступил на свои прежние укрепленные позиции, оставив на местах, где в течение нескольких дней шли горячие бои, своих раненых, груды убитых, много оружия и патронов.
Итак, десять дней непрерывно, Вы, доблестные части 3-го кавалерийского корпуса: 1-я Донская казачья дивизия, 10-я кавалерийская дивизия, 1-я льготная Терская казачья дивизия и 412-й пехотный Славянский полк, вели упорные бои, сначала наступая, а последние четыре дня сдерживая натиск подавляющих сил противника, стремившихся окружить Вас и овладеть городом Кимполунгом. Имея в своих рядах по численности не более восьми батальонов, 3-й кавалерийский корпус на фронте 22 верст отражал яростные атаки 2−30 батальонов противника с многочисленной легкой и тяжелой артиллерией. […] На каждого из Вас, герои 3-го кавалерийского корпуса, приходилось по нескольку австрийцев, но могучий дух Ваш, беззаветная преданность долгу, удивительная стойкость и выносливость сломили упорство врага и заставили его постыдно отступить на свои укрепленные позиции.
Вы с честью выполнили возложенную на вас задачу, не позволили противнику прорваться в Буковину, удержали в своих руках город Кампулунг и даже близко не подпустили к нему врага, нанесли противнику тяжкие потери и захватили в плен 12 офицеров и до 800 нижних чинов. Будучи с 16 июня непосредственным Вашим начальником и свидетелем Вашей доблестной боевой работы с этого времени и до последних дней, я низко преклоняю голову пред Вами, герои 3-го кавалерийского корпуса, и горячо благодарю Вас"2.
До конца июня 1916 года на фронте 3-го кавалерийского корпуса продолжались упорные встречные бои: его части занимали горный хребет и упорно оборонялись. Из опросов пленных выяснилось, что во время наиболее тяжелых боев 25 и 26 июня 3-й кавалерийский корпус не только выдержал натиск 30 полностью укомплектованных австрийских и немецких батальонов с большим количеством легкой и тяжелой артиллерии, которые сильно превосходили келлеровцев, но и отбросил их на исходные позиции.
30 июня, вслед за своим командиром, был ранен и заменивший его генерал В. Е. Марков. Временное командование 3-м кавалерийским корпусом принял генерал-лейтенант Ф. С. Рерберг*. Уже 3 июля он повел «келлеровцев» в энергичное наступление, которое было остановлено противником только к концу месяца. До середины августа на фронте корпуса шли ожесточенные бои3.
3-й кавалерийский корпус и под руководством нового командира продолжал успешную боевую работу. В июле 1916 года генерал Рерберг писал: «9 июля начальник Уссурийской казачьей дивизии, получив донесение, что австрийцы с высоты 1647 (ур. Боирувка) сильно беспокоят нашу пехоту, занимающую позицию рядом с указанной высотой, приказал командиру Донской партизанской сотни сотнику [И. Ф.] Быкадорову произвести разведку этой высоты и по возможности сбить австрийцев, занимающих ее.
Сотник Быкадоров с 49 спешенными казаками пробрался через густой лес и овраги и на высоте 1647 произвел разведку ее и решил атаковать австрийцев. Зайдя в тыл противнику, повел наступление, но оно было обнаружено австрийским полевым караулом, поднявшим крик. Партизаны не дали опомниться караулу, бросились на австрийцев, троих закололи, а четверых взяли в плен и сейчас же вышли на австрийцев, занимающих высоту. Забросав австрийцев гранатами, кинулись в штыки. На месте боя осталось 33 австрийских трупа, остальные австрийцы побежали. Оставив на занятой высоте взвод казаков, сотник Быкадоров с остальными людьми побежал преследовать австрийцев, все время отрезая им путь, выгнал их на нашу пехоту, где австрийцы сложили оружие: сдалось в плен четыре офицера и 53 нижних чина. На высоте 1647 австрийцами оставлено много оружия и палаточный лагерь. В сотне партизан ранено казаков: один тяжело и четыре легко. За беспримерно лихие действия сердечно благодарю сотника Быкадорова и наиболее отличившихся казаков представляю к наградам"4.
Положение Австро-Венгрии к концу Брусиловского прорыва, успех которого по разным причинам не был развит в должной степени, было отчаянным. 14 августа в одной из телеграмм, направленных по армиям, генерал А. А. Брусилов писал: «По имеющимся достоверным сведениям Австрия находится в отчаянном положении, переживая КРИТИЧЕСКИЕ минуты. Эти данные необходимо довести до сведения всех чинов армии немедленно, дабы каждый из них воодушевленный этим сознанием, приложил всю свою энергию, упорство и отвагу для достижения поставленной армии задачи, памятуя, что новый удар австрийцам поставит их в БЕЗВЫХОДНОЕ положение и послужит поворотным пунктом во всем ходе войны"5.
Ставка неоднократно высоко оценивала успехи, достигнутые армиями Юго-Западного фронта в ходе наступления. Приведем лишь две телеграммы, зачитанные и перед чинами 3-го кавалерийского корпуса.
4 августа: «Начальник штаба фронтом передал следующую телеграмму генерала [М. В.] Алексеева: «Государь Император повелел мне передать благодарность Его Величества армиям 7-й и 9-й, усилиями, мужеством, доблестью и настойчивостью которых сломлены последние участки позиции и одержаны большие успехи, в которых кроется залог разгрома австрийцев и подкреплявших их германо-немецких дивизий. Алексеев». Счастлив объявить доблестным войскам благодарность нашего обожаемого Верховного Вождя. Генерал [П. А.] Лечицкий»».
25 августа: «По приказанию командующего армией сообщаю копию телеграммы: «Сердечно благодарю Вас и доблестные представляемые Вами войска за молитвы о даровании Нам победы. В течение минувшего года и, особенно в последние месяцы, действия закаленных в боях войск Юго-Западного фронта доставили Мне много отрадных минут и поселили во Мне еще большую уверенность в нашей близкой победе. С Божией милостью продолжайте столь успешно начатое дело, за которым с трепетным вниманием и гордостью следит вся наша Великая Родина. В сей знаменательный для Меня день Мне отрадно еще раз благодарить Вас и всех чинов Юго-Западного фронта от старших начальников до последнего рядового за неутомимый и беззаветный ратный подвиг. НИКОЛАЙ""6.
В августе 1916 года войну Австро-Венгрии объявила еще одна страна: «Румыния, в тесном единении с державами Согласия 15-го сего августа объявила войну Австро-Венгрии. На территорию Румынии, а также на территорию, занятую нашей армией, как например Буковину, каждая из союзных армий будет иметь право вступать лишь если интерес и совместная цель этого потребовали и по предварительному письменному случаю для каждого данного случая"7. Для России появление нового союзника обернулось особыми трудностями, поскольку неподготовленная румынская армия буквально сразу оказалась на грани разгрома. «Выступление Румынии было для России менее выгодным, чем пребывание ее в нейтралитете, ибо это выступление заставило нас уступать Румынии часть нашего заграничного ввоза, который и без того был катастрофически ограниченным"8.
В результате, чтобы обезопасить тыл и предотвратить окончательный разгром Румынии «Государь Император Высочайше повелел соизволил образовать из войск 4-й и Дунайской, переименованной в 6-ю русских армий и из румынских войск особый Румынский фронт с подчинением Его Величеству Королю Румынии и назначить ответственным помощником Его Величества Короля Румынии генерала от кавалерии [В. В.] Сахарова с правами Главнокомандующего фронтом. Румынскому фронту повелевается считаться сформированным с 12 часов 3-го сего декабря"9.
Федор Артурович вернулся к своим частям после ранения лишь через три месяца. «Сего числа я вступил в командование 3-м кавалерийским корпусом», — отдал он 15 сентября свой первый по возвращении приказ. Прощаясь с подчиненными, замещавший его генерал-лейтенант Ф. С. Рерберг писал: «Сегодня сдал корпус его постоянному командиру. Два месяца пробыл я во главе 3-го кавалерийского корпуса и эти два месяца совместной с частями работы, подчас при очень трудных условиях, дали мне возможность увидеть и оценить славную боевую работу частей корпуса. Расставаясь ныне с членами штаба и всеми учреждениями 3-го кавалерийского корпуса, приношу всем чинам сердечную благодарность за их труд и их работу и желаю им от души дальнейших успехов"10.
Осенью 1916 года командование Юго-Западного фронта планировало развить достигнутые летом успехи. Однако противник сам наносил довольно чувствительные контрудары. 3-й кавалерийский корпус в это время не только упорно оборонялся, но и сам переходил в успешные контратаки. Во время одной из них в ходе боев 3−6 октября был захвачен стратегически важный населенный пункт Скапргенари, а части корпуса продолжили контрнаступление. О том, насколько упорны были тогда бои на этом участке, свидетельствует приказ Ф. А. Келлера от 6 октября, отданный им вскоре после занятия Скапргенари: «Ввиду сильного давления противника на левом фланге терцев наступление правым флангом приостановить, оставив заставу с пулеметом на высотах 1548 — 1647 — 1327. Занять высоты и укрепляться». 5 октября неприятель сумел потеснить терцев превосходящими силами, а также заставил отступить 412-й пехотный Славянский полк, попавший в особенно тяжелую ситуацию. Келлер приказал всеми имеющимися силами контратаковать врага и вернуть позиции. Однако до 17 октября эту задачу командир соседней 103-й пехотной дивизии, несмотря на то, что его части были усилены терцами, не выполнил. Проанализировав эту неудачу, Келлер возмутился тому, что утерянные позиции пытаются вернуть лобовыми атаками, а не действуют в обход, и это несмотря на то, что противник успел укрепиться на них.
Во многом прорыв стал возможен потому, что левый фланг отряда генерала В. И. Голощапова, где стояли румыны, был прорван, и возникла угроза обхода и окружения. Боевая работа все больше убеждала русские войска в невысокой боеспособности румын. Для исправления ситуации Келлер просил от командования срочного перехода в наступление соседнего с ним 26-го армейского корпуса. Вместе с тем 8 октября он отметил «самоотверженные боевые действия румынского батальона майора Войнеску, действовавшего совместно с терцами в боях под Дорна Ватра"11.
8 октября, подводя итоги боев за последнюю неделю, Федор Артурович писал: «С 1 по 6 октября все полки доблестной Терской дивизии, 10-й гусарский Ингерманландский полк, стрелковый дивизион 10-й кавалерийской дивизии, 13-й и 15-й Донские казачьи полки вынесли тяжелые дневные и ночные бои, не имея возможности не только отдохнуть, но и отогреться. Терцы огнем и штыковыми ударами всюду отбросили вчетверо превосходящего их противника, не уступив ему ни одной пяди земли. В этих же боях и также доблестно участвовали и подошедшие им на помощь донцы и гусары. Рядом штыковых атак несколько раз они осаживали настойчиво атаковавшего их яростными атаками противника… […] Глубоко и низко кланяюсь всем чудо-богатырям, которыми я имею счастье и честь командовать. Горячее Вам спасибо, удалые боевые товарищи, Вы сделали большое дело. Бог в помощь Вам и в предстоящих боях"12.
А. Г. Шкуро, прибывший осенью 1916 года в распоряжение Федора Артуровича вспоминал позднее о своей встрече с прославленным генералом: ««Я слышал о славной работе вашего отряда, — сказал он. — Рад видеть вас в числе моих подчиненных и готов во всем и всегда идти вам навстречу, но буду требовать от вас работы с полным напряжением сил». Об этом, впрочем, граф мог бы и не говорить; все знали, что служба под его командой ни для кого не показалась бы синекурой. Действительно, после двухдневного отдыха на отряд были возложены чрезвычайно тяжелые задачи"13.
Интенсивность боев в октябре была чрезвычайно высока. Келлер отмечал, что, несмотря на самоотверженную работу корпусных хирургов, раненых поступало столько, что они не справлялись с работой и не успевали оперировать даже людей в тяжелом положении. Страдало и снабжение продуктами, которых, как выяснил Федор Артурович, раненые не видели целыми днями14.
О происходящем на фронте в середине октября свидетельствует телеграмма Ф. А. Келлера на имя командующего 9-й армией генерала П. А. Лечицкого: «Противник более силен, чем предполагалось. Около 13 часов он повел наступление по всему фронту расположения 3-го кавалерийского корпуса, направляя свой главный удар на высоты 1442 — 1459 — 1060. По словам попавшего в плен германца, на последний участок наступают части 16-го пехотного Баварского полка. Ввиду растянутости фронта 3-го кавалерийского корпуса есть опасение в том, что я не в силах буду удержаться, что грозит потерей всего кряжа 1399 — 1251 — 1442 — 1553 — 1581 — 1482. Для облегчения положения 3-го кавалерийского корпуса прошу о переходе в наступление правого фланга 68-й пехотной дивизии во фланг атакующего противника"15.
После этого состоялся телефонный разговор Келлера со штабом армии:
«- У аппарата командир корпуса.
— Здравия желаю, Ваше сиятельство, что прикажете?
— Здравствуйте, Ваше превосходительство. Дела у меня неважные — со всех сторон напирают. Вряд ли я смогу удержаться, так как не забудьте, что у меня не больше четырех батальонов растянуты на 12 верст. По-видимому, главное направление атаки противника — высоты 1399, 1409 и 1251, с одной стороны, а с другой — значительные силы напирают на высоты 1396 и 1442, а также в направлении высот 1452 и 1060, где накапливаются тоже большие силы. Положение опасно не только для меня, но и главным образом для 2-го [армейского] корпуса, так как если немцы прорвутся на 1399, то они выходят на дорогу вдоль ручья Нягра и на Вакария Регулуй, то есть в тыл 2-му [армейскому] корпусу.
Я сегодня утром посылал донесение, прося командующего 9-й армии приказать начальнику 68-й [пехотной] дивизии начать наступление на дорогу Голосарку — Бельбор во фланг наступающим на меня австрийцам. Второй корпус также мог бы помочь наступлением на высоту 1270, от которой австрийцы оттеснили мои части. Против меня объединились и австрийцы, и немцы, как показал пленный 16-го пехотного Баварского полка. Сказать, в каком количестве противник наступает, трудно, так как кругом — сплошной лес и, по-видимому, немцев ведут местные жители по только им известным тропам и заводят их в тыл тех высот, которые мы занимаем. Очень сильно затрудняет оборону то, что густые леса дают немцам возможность накапливаться чуть ли не в десяти шагах от наших частей.
— Могу ли я рассчитывать на скорую поддержку? Не откажите, Ваше сиятельство сказать, [1-я] Терская [казачья] дивизия у Вас вся в резерве или ее часть?
— Три полка терцев у меня в резерве. От полка, приданного 2-му [армейскому] корпусу, подошли две сотни. Но Вы знаете, что две сотни еще у Вас в штабе армии, а еще скажу, что 1-я Терская казачья дивизия — очень малочисленна по составу. Положение здесь еще осложняется тем, что перебрасывать резерв с одного места в другое почти невозможно, так как для того, чтобы перейти с одной горы на другую, надо потратить от трех до пяти часов. А фронт у меня пожалуй даже больше 12 верст. Меня атакуют на всем этом протяжении и могут порвать в любом месте, так что свой резерв я держу за теми позициями, которые считаю самыми опасными. В общем, мой резерв находится в трех группах, по одному полку в каждой.
— Сейчас иду докладывать командующему армией общие данные, что на Ваш правый фланг наступают около двух батальонов баварской пехоты с конными частями австрийцев. Разрешите идти? Не могла бы помочь своим наступлением 26-я [пехотная] дивизия на высоту 1270? Это сразу бы облегчило положение.
— Полагаю, что насчет сил, наступающих на мой правый фланг, Вы не ошиблись. Но, кроме того, на меня довольно усиленно напирают с юга на высоты 1442, 1452 и 1060, а также, по-видимому, накапливаются южнее высоты 1258. Если могу ожидать скорой поддержки, то постараюсь удержаться на занятых мной высотах. В противном случае сегодня же ночью осажу свой левый фланг назад по гребню высот 1442, 1553, 1581, 1482.
— Ушел ли командир корпуса? Нет еще? Разрешите идти с докладом?
— Пожалуйста. Только будут дозоры, возможно, скорее дам свой ответ. Я буду ждать у аппарата, так как сегодня ночью хочу выехать сам на позицию.
— Прошу, Ваше сиятельство, не ждать, так как мне далеко идти, приказание командиру 2-го [армейского] корпуса будет послано, копия будет послана Вам. До свидания, всего хорошего"16.
В итоге просьба Ф. А. Келлера не осталась без внимания — ему был выделен [из 26-й пехотой дивизии] на помощь 102-й пехотный Вятский полк. Получив поддержку, в ночь с 29 на 30 октября Федор Артурович предпринял контратаку, о чем свидетельствует его приказ генералу В. И. Голощапову: «Приказываю Вам сегодня же принять под свою команду все части 10-й кавалерийской и 1-й Терской казачьей дивизий, находящиеся на кряже горы от высоты 1396 до высоты 1442 включительно. Тут находятся [2-й] Горско-Моздокский полк [Терского казачьего войска], 11-й драгунский [Рижский] полк, две сотни Оренбургского казачьего полка и [1-й] Волгский казачий полк. С ними Вы должны выбить противника, укрепившегося на кряже между высотами 1396 и 1442. Генералу [В. Е.] Маркову приказываю всю свою артиллерию предоставить в Ваше распоряжение на время исполнения поставленной Вам задачи"17.
Однако в это время резко ухудшилось положении на фронте 1-й Донской казачьей дивизии. Противник окружил ее 30 октября во много раз превосходящими силами и весь день на фронте донцев кипели ожесточенные бои, несколько раз переходящие в штыковые схватки. В конце концов, донцы под напором противника были вынуждены оставить свои позиции, проложив себе дорогу в рукопашном бою. Все их последующие контратаки и попытки вернуть оставленную позицию окончились неудачей из-за многократного превосходства противника.
Полученного полка для изменения ситуации на фронте корпуса явно не хватало, а имевшаяся под рукой 103-я пехотная дивизия, по мнению начальства, была неспособна реально поддержать 3-й кавалерийский корпус «из-за своих показателей». Это подтвердилось после прихода на линию огня одной из ее бригад. Ирония судьбы заключалась в том, что вместо реальной помощи от пополнения Келлеру пришлось самому оказывать ему помощь, тогда как сил для этого практически не было. Федор Артурович писал в то время, что «части 3-го кавалерийского корпуса четыре дня бессменно ведут бой и им очень надо выспаться, так как, несмотря на всю их доблесть и геройство, физическим силам человека есть предел"18.
Тяжелая обстановка на фронте 3-го кавалерийского корпуса вызвала нарекания в адрес Ф. А. Келлера со стороны командующего 9-й армией генерала П. А. Лечицкого. 17 октября он направил телеграмму на имя Федора Артуровича: «Ваш доклад НР 1035, как показывают боевые действия вчера и сегодня, не соответствует обстановке, на что обращаю Ваше внимание». Тут же последовал резкий ответ Келлера: «Мой доклад как всегда точно соответствовал обстановке, но она на войне меняется и ею надо, по моему мнению, уметь пользоваться. Ваше замечание нахожу для себя оскорбительным"19.
Взаимоотношения с армейским начальством у Ф. А. Келлера зачастую складывались непросто. Характеризуя их, служивший под началом Федора Артуровича А. Г. Шкуро, писал: «С начальством, если он считал себя задетым, шел положительно на ножи. Верхи его поэтому не любили"20. Келлер всегда стремился отстаивать свою точку зрения. Однако генерал Лечицкий и слушать не хотел доводы Федора Артуровича о том, что его люди за полгода ожесточенных непрекращающихся боев вымотались и нуждаются в отдыхе и доукомплектовании21. Это был далеко не единственный случай, когда Келлер выяснял отношения с вышестоящим начальством. Так, еще в начале 1915 года во время Карпатского сражения произошел конфликт между Ф. А. Келлером и командовавшим в то время 8-й армией генералом А. А. Брусиловым. Дежурный генерал 8-й армии граф Д. Ф. Гейден вспоминал в эмиграции, что раненый в бою Федор Артурович, возмущенный действиями генерала Брусилова, в это время приехал «раненый на автомобиле к зданию окружного суда, где мы стояли, вызвал меня и просил передать генералу Брусилову, что он не может подняться к нему и просит его спуститься вниз. Брусилов вышел, и Келлер, не стесняясь присутствием моим и шофера, наговорил ему массу откровенных слов, от которых Брусилову не поздоровилось, и после чего он ходил целый день мрачный"22.
Между тем документы показывают, что командование 9-й армии ставило осенью 1916 года перед Ф. А. Келлером непосильную задачу. Против ослабленного непрерывными боями 3-го кавалерийского корпуса противник выставил не менее двух свежих пехотных дивизий. В этих условиях речь не могла идти не только о наступлении. Проблематично было даже удержать те позиции, которые занимали «келлеровцы». В дело вмешался генерал-квартирмейстер штаба армий Юго-Западного фронта, который оспорил приказ Лечицкого, по которому 3-й кавалерийский корпус должен был пойти в самоубийственную атаку на хорошо укрепленные позиции противника. Осенью он писал главнокомандующему армиями Юго-Западного фронта генералу А. А. Брусилову: «Скажите, пожалуйста, мне что-то кажется, что Вы не оценили действия 3-го кавалерийского корпуса, а командующий армией позволяет себе посылать даже неприличные телеграммы. Меня это, конечно, мало трогает, так как я служу общему делу, но все же хотелось бы знать Ваше мнение, принесли ли действия 3-го кавалерийского корпуса ту пользу армии, которую я ожидал? Я считаю, что в отношении обеспечения и сосредоточения, которое еще продолжается, так и по занятию чрезвычайно выгодного исходного положения для дальнейшего наступления, его работа принесла фронту неоценимую услугу. Быстрота действий частей 3-го кавалерийского корпуса в последние два дня, взятие ими той укрепленной позиции, во что Ваше сиятельство в своем оперативном докладе отказалось верить и дало повод послать телеграмму НР 1035"23.
Безусловно, что критиковать Федора Артуровича было проще, чем поставить ему тягловую силу для перемещения в сложных условиях Карпат горных орудий. Из-за отсутствия вьючных животных чины горных батарей тащили орудия на себе. Это изнуряло людей, замедляло движение и снижало эффективность действий корпуса.
Тем временем 3-й кавалерийский корпус продолжал упорные оборонительные бои. «После полудня корпус, развернувшись на фронте от железной дороги у Цклисти до деревни Арги, завязал бой с насевшим противником, который развернул против нас конный полк и пехотные части, наступление которых поддерживает тяжелая и легкая артиллерия, — писал Ф. А. Келлер вышестоящему командованию. — Последовательно задерживая неприятеля огнем, 3-й кавалерийский корпус начал медленно отходить с наступлением темноты на укрепленные нашей пехотой позиции. В общем, против моего корпуса по разным донесениям действовало до двух кавалерийских дивизий, до четырех батальонов пехоты при мощной артиллерийской поддержке. К утру 4 декабря предполагаю сосредоточить корпус в районе деревень Салтуиоар — Гергеаза, а штаб — в Сационер. Вследствие больших переходов, а в последние дни — непрерывных боевых действий, в том числе и ночью, людской и конский состав корпуса сильно утомились и для дальнейших действий нуждаются хотя бы в кратковременном отдыхе на несколько дней. Необходимо также наладить подвоз продовольствия, приведя командование в известность о больших потерях в людях и лошадях"24.
Образование в декабре 1916 года Румынского фронта, в состав которого вошла и 9-я армия, во многом осложнило положение русских частей. Румынские войска были крайне ненадежны. Их слабая устойчивость на позициях вызывала большое неудовольствие Ф. А. Келлера. В своей полевой книжке он дает волю чувствам, жестко критикуя командование за то, что оно поставило его корпус фактически для прикрытия малобоеспособных румынских войск. Когда же румыны стояли впереди его частей, Федор Артурович проявлял беспокойство за судьбу своих подчиненных, поскольку эти «союзники» могли в любую минуту уйти без оповещения своих соседей и те легко оказывались в окружении25.
О положении на фронте и характере боев в это время рассказывает приказ, отданный в конце декабря 1916 года командующим 6-й армией (также вошедшей в состав Румынского фронта), генералом от кавалерии А. А. Цуриковым: «Оборонительное положение, занимаемое в настоящее время, отнюдь не должно знаменовать собой пассивности, которую однако приходится наблюдать почти на всем фронте. Такое пассивное положение совершенно недопустимо. Подготовленные и смело, дерзко проведенные разведки и набеги не только необходимы для выяснения обстановки и сковывания противника, постоянного его тревожения, утомления и подрыва его духа, но и для боевого воспитания наших, в большинстве по составу молодых частей, втягивания их исподволь в боевую работу. Будите в наших славных частях, в ваших молодцах-героях русскую удаль, молодечество, русскую смекалку, сметку, русский здравый смысл и, применяя все это искусным умом, возможно чаще ставьте противника неожиданно для него в неудобное, тяжелое, опасное, даже смешное положение. Законно заработанный смех над противником — добрый для нас показатель. Всемерно стремитесь к его достижению. Требую от всех корпусов постоянных смелых, дерзких, но тщательно обдуманных, подготовленных, искусных разведок, наскоков, набегов. Длинные ночи нам помогут в этой удалой работе"26.
К концу 1916 года части 3-го кавалерийского корпуса после многомесячных непрерывных боев нуждались в отдыхе, пополнении и смене обмундирования, вышедшего у большинства офицеров, солдат и казаков из строя. Положение было настолько тяжелым, что 15 декабря Ф. А. Келлер направил в Ставку рапорт: «Генералу для поручений при Верховном Главнокомандующем Свиты генералу [Б. М.] Петрово-Соловово. 3-й кавалерийский корпус, находясь в постоянных боях и походах, совершенно истомился. Пребывая в короткое время в трех армиях, что потребовало от корпуса напряженной работы не считаясь с его положением, он дошел до шестирядного состава во взводах и не составляет уже той грозной силы, которую представлял до сих пор, и в скором времени должен будет прийти в совершенно небоеспособное состояние. Ходатайствую об отведении корпуса в составе 10-й кавалерийской, 1-й Донской казачьей и 1-й Терской казачьей дивизий в глубокий тыл хотя бы на короткое время, чтобы дать ему возможность пополниться и привести в порядок материальную часть для дальнейшей работы"27.
Однако наверху, очевидно, плохо отдавали себе отчет в происходящем и просили подождать Федору Артуровичу еще три месяца — до февраля 1917 года28. Но ситуация становилась настолько тяжелой, что Ф. А. Келлер 6 января 1917 года лично просил помощника главнокомандующего армиями Румынского фронта генерала от кавалерии В. В. Сахарова об отведении его подразделений с линии фронта в тыл. Дополнительной причиной, побудившей Федора Артуровича пойти на этот шаг, стало решение командования о переподчинении его корпуса румынскому командованию. В результате корпус стал постоянно попадать в затруднительные ситуации. На каждом шагу румыны подставляли 3-й кавалерийский корпус под удар, не затрудняя себя в то же время даже его снабжением.
Не дождавшись ответа, Федор Артурович через день направил телеграмму начальнику штаба армий Румынского фронта генерал-лейтенанту М. И. Шишкевичу: «Из Ружнешти. Прошу не отказать сообщить, какая последовала резолюция помощника Августейшего Главнокомандующего на телеграмму от 6 января за N 16 и будет ли отведен 3-й корпус, так как каждый день промедления пагубно на нем отзывается"29.
И действительно, из-за плохого питания по причине отвратительной работы румынских интендантов и такого же снабжения медикаментами личный и конский состав корпуса начали косить эпидемии. Вместе с боевыми потерями они вывели из строя большую часть офицеров, казаков и солдат. На 29 января 1917 года в строю осталось: в 10-й кавалерийской дивизии — 17 офицеров и 506 солдат; 1-й Терской казачьей дивизии — 11 офицеров, 403 казака и 76 лошадей; 1-й Донской казачьей дивизии — 16 офицеров, 435 казаков и 105 лошадей; Заамурской пограничной кавалерийской дивизии — 9 офицеров, 209 солдат и 270 лошадей. В относительно недавно прибывшим в состав корпуса стрелковом дивизионе оказалось людей и коней больше, чем в любой из дивизий корпуса — 20 офицеров и 796 солдат с 320 лошадями. Всего в январе 1917 года в 3-м кавалерийском корпусе было около 3000 человек с 650 лошадями. Сравним: на 1 ноября 1916 года в нем было 12 343 шашки и 831 штык30. Уже по одному этому можно сделать вывод, что к концу 1916 года «келлеровцы» могли считаться «кавалерийским корпусом» лишь по названию.
Поскольку ответа на новое обращение не последовало, 10 января 1917 года Келлер направил очередную телеграмму: «Ввиду того, что 1) при условиях, в которые поставлен в настоящее время распоряжениями генерала [А.] Авереско 3-й кавалерийский корпус, ему в небоевой обстановке грозит полное уничтожение. После почти трех лет войны я поставлен в положение, в котором принужден просить о снятии с меня ответственности за сохранение частей вверенного мне корпуса для предстоящей еще в будущем боевой работы; 2) подчинение русского генерала, работавшего с самого начала войны всегда в передовых линиях наших войск и не испытавшего неудачи, генералу румынских войск, ознаменовавших себя только отступлениями и постыдным бегством, не может не быть обидным для всей Русской армии в целом и меня лично. На основании полученных мной в 1905 году и в настоящей войне трех тяжелых ранений ходатайствую перед Вашим Высочеством о зачислении меня в резерв чинов Киевского военного округа по случаю болезненного состояния вследствие полученных ран"31.
Этот крик души подействовал на вышестоящее командование отрезвляюще. 29 января из Ясс начался запоздалый отвод частей 3-го кавалерийского корпуса в тыл, в Бессарабию. В тылу уже чувствовался надвигающийся хаос: для постоя гражданские власти не могли отвести корпусу даже положенное число квартир.
Незадолго до отвода частей 3-го кавалерийского корпуса с фронта Федор Артурович 15 января 1917 года был произведен в генералы от кавалерии (старшинство 16 июня 1916 года). Символично, что один из немногих сохранивших до конца верность Государю военачальников, Ф. А. Келлер стал одним из последних, если не последним офицером, произведенным в полные генералы самим Императором.
К концу 1916 — началу 1917 года, по оценке генерала от инфантерии А. М. Зайончковского, Русская армия достигла «по своей численности и по техническому снабжению ее всем необходимым наибольшего за всю войну развития"32. Более двухсот боеспособных дивизий противостояли неприятелю, значительно превосходя его силы. На многих участках фронта инициативой полностью владели русские войска.
Приближался февраль 1917 года…

Примечания
1 РГВИА. Ф. 2311. Оп. 1. Д. 6. Лл. 99−99 об.
2 Там же. Лл. 114−115 об.
3 РГВИА. Ф. 3520. Оп. 1. Д. 90. Л. 758.
4 РГВИА. Ф. 2311. Оп. 1. Д. 6. Л. 126.
5 Там же. Л. 162.
6 Там же. Д. 6. Л. 150; Д. 7. Л. 11.
7 Там же. Д. 6. Л. 162.
8 Головин Н. Н. Указ. соч. С. 328.
9 РГВИА. Ф. 2311. Оп. 1. Д. 24. Лл. 201−201 об.
10 Там же. Д. 7. Лл. 37, 39.
11 РГВИА. Ф. 3520. Оп. 1. Д. 90. Л. 633, 677, 722.
12 РГВИА. Ф. 2311. Оп. 1. Д. 7. Лл. 52−53.
13 Шкуро А. Г. Гражданская война в России: Записки белого партизана. М., 2004. С. 68.
14 РГВИА. Ф. 3520. Оп. 1. Д. 90. Лл. 696, 730.
15 Там же. Л. 780.
16 Там же. Лл. 785−787.
17 Там же. Лл. 791−792.
18 Там же. Д. 90. Лл. 794, 799, 803, 807.
19 Там же. Л. 769.
20 Шкуро А. Г. Указ. соч. С. 68.
21 РГВИА. Ф. 3520. Оп. 1. Д. 90. Л. 770.
22 Записки графа Д. Ф. Гейдена (1914−1917 гг.) // Военно-исторический вестник. N 38. Париж, 1971. С. 15.
23 РГВИА. Ф. 3520. Оп. 1. Д. 90. Л. 771.
24 Там же. Д. 330. Л. 1.
25 Там же. Лл. 24, 25.
26 РГВИА. Ф. 2311. Оп. 1. Д. 24. Л. 399.
27 РГВИА. Ф. 3520. Оп. 1. Д. 330. Л. 64.
28 Там же. Л. 64.
29 Там же. Д. 372. Л. 27, 29.
30 Там же. Лл. 66, 67; Д. 370. Лл. 96, 459.
31 Там же. Д. 372. Лл. 33, 85.
32 Зайончковский A. M.Первая мировая война. СПб., 2002. С. 278.

* Рерберг Федор Сергеевич (1860−1933).Окончил 2-ю Санкт-Петербургскую военную гимназию, Михайловское артиллерийское училище (1881), Николаевскую академию Генерального штаба (1892), Офицерскую кавалерийскую школу. Выпущен в 6-ю артиллерийскую бригаду. С 1892 года старший адъютант штаба 14-й кавалерийской дивизии; с 1898 — штаба Виленского Военного округа; с 1900 — заведующий передвижением войск по железнодорожным и водяным путям Виленского района; с 1907 — командир 9-го драгунского Елисаветградского полка; с 1909 — начальник военных сообщений Виленского, а с 1911 года — Киевского военных округов. Генерал-майор (1911). С началом Великой войны — начальник этапно-хозяйственного управления штаба 3-й армии Юго-Западного фронта. В ноябре 1914 года командовал 2-й Кубанской казачьей, а позднее 7-й кавалерийской дивизиями. Генерал-лейтенант (1915). В течение войны неоднократно возглавлял, оставаясь начальником дивизии, сводные кавалерийские корпуса и исполнял обязанности командира 3-го кавалерийского и 26-го армейского корпусов. Награжден орденом Святого Георгия 4-й степени (апрель 1916 года). С апреля 1917 года — командир 7-го кавалерийского корпуса, одновременно в июле-августе был временно командующим 11-й армией; в ноябре-декабре — командующий Особой армией. После Октябрьского переворота уехал в эмиграцию; принимал деятельное участие в работе Союза русских инвалидов в Болгарии.