Начнем с максимы: человеческое страдание священно, вне зависимости от «правильных-неправильных» воззрений страдальца.
Оговорим сразу и другое: творчество Варлама Шаламова имеет огромную ценность, как свидетельство чудовищных злодеяний коммунистического режима.
Многие также высоко ценят именно художественность его произведений.
Если бы это был некролог о писателе, стоило бы ограничиться сказанным выше.
Но это не некролог. Просто еще одна попытка разобраться в механизмах манипулирования общественным сознанием. Ряд приемов я попыталась проиллюстрировать в моей недавней статье о Солженицыне.
Но тема далеко не исчерпана. Мне, к примеру, очень не нравится, когда враги учат нас, какими мы должны быть. С их, вражьей, точки зрения.
Несколько раз за последние недели я услышала (от разных людей) один и тот же вопрос: почему столько шума вокруг Солженицына? Может это «кому-то надо»? Вот же, «Шаламов писал о том же самом», а его никто не «раскручивал». Значит – Шаламов хорошо, а Солженицын – подозрительно.
Следы, как всегда, выводят на красные ресурсы. Товарищи оппоненты пытаются диктовать нам наши предпочтения.
Против Варлама Шаламова в самом деле не идет сейчас информационной войны. Нуворужи относятся к нему на удивление терпимо. За колымскую тему должны бы, кажется, ненавидеть люто. Ведь это же – озеро Коцит, повествование спускавшегося в круги ада. Не в первый, в самый девятый. Не случайно Шаламов язвительно отзывался о месте заточения Ивана Денисовича как о своеобразном зэковском курорте. Вошебойки-прожарки, вероятно, наличествуют и исправны, за весь день никого не проиграли в карты, пайка такова, что люди ходят, а не ползают.
Так казалось бы? Возможна ли для адептов Кургиняна фигура более ненавистная? Но нет, основные вбросы дезинформации яростно изливаются на Солженицына.
Почему от нас добиваются вывода «а Шаламов лучше»?
Идейный старт был не сходен, но близок. Шаламов бредил народовольцами-террористами, Солженицын же, даже уже в ссылке, пробовал писать какую-то пьесу о декабристах-террористах, едва ли мудрую. Некоторые различия, впрочем, прослеживаются с самого начала. Солженицын арестован по любым человеческим меркам безвинно – за критику властей в частном письме. Шаламов – за участие в троцкистской группировке, едва ли вымышленной. В год его первого ареста внутренние разборки между красными еще были отнюдь не фантомны. Троцкизм Шаламов исповедует, строго говоря, до конца дней. Стало быть, если декабристы Солженицына – случайность, недостаточная еще очистительная внутренняя работа от следов пропаганды, то народовольцы Шаламова – основополагающий фрагмент мировоззрения.
Первый срок был «мягким»: три года. В лагере Шаламов проявляет небанальную хватку, умудрившись отбить у солагерника приехавшую на свидание жену. Жена между тем не простая, но золотая: сестра Б.И.Гудзя, потомственного революционера и чекиста. (В тему данной статьи не ложатся биографические подробности жизни этого воистину примечательного человека, но, не поленясь порыться самостоятельно, читатель может узнать немало феерического и пикантного).
Отбыв срок, Шаламов, по совету обретенного шурина, «отрекается от троцкизма» и с головой погружается в деятельную столичную жизнь идейной обслуги соввласти: пишет очерки и фельетоны для журналов. Нравственных уроков не извлечено, три года забыты, как дурной сон.
Вне сомнения, грешить против руки дающей, вышедший из юношеских мечтаний литератор уже не хочет. Поэтому второй арест является классикой жанра: арестом ни за что. (Шурин уже «вычищен» из НКВД). Второй и третий срок – воистину страшны, чудовищны. Художественные свидетельства их, повторимся, бесценны. Но это именно тот случай, когда свидетельства выше свидетеля.
Шаламов до конца дней остается советским человеком, где-то на одном уровне с Жигулиным, которого ставил довольно-таки высоко:
Там, в тайге,
Вдали от селения,
Если боль от обид остра,
Рисовали мы профиль Ленина
На остывшей золе костра.
Там особою мерой мерили
Радость встреч и печаль разлук.
Там еще сильней мы поверили
В силу наших рабочих рук.
А ведь в зените «Нового мира» современнику трудно было различить: где Жигулин, где Шаламов, где Солженицын. На этом этапе все три литератора взаимодействуют меж собой, понимая, что делают общее дело – доносят до общества правду о пережитом лично и недавно, являются живыми голосами современной Истории.
Но Солженицын идет дальше – к религии и к исторической России. Шаламов же остается тем самым, каким был, отмежевавшись в юности от отца священника – атеистом до конца. Поэтому Солженицынскому – христианскому – «Спасибо тебе, тюрьма!» в его мировоззрении громким криком противостоит «Страдание вредно!»
А человек, как известно, «создан для счастья, как птица для полёта». И всё шло неплохо, только вот Сталин обидел Троцкого и других хороших людей. Знакомо, не так ли?
Остаются далеко позади и Жигулин с Лениным, и Шаламов с Троцким и «Завещанием» Ленина же. Момент пересечения границы между советским и русским для Солженицына, это не «Круг Первый», который могли бы издать в СССР (подобных романов было немало, при всей их ценности), это «Архипелаг ГУЛАГ», уникальный «опыт художественного исследования», к которому писатель приступает, когда мосты уже сожжены.
Главное отличие Солженицына от других писателей-зэков в том, что личные беды оказываются для него лишь отправной точкой, альфой, а не омегой. В «Архипелаге» он обобщает свой опыт с чужим, исследуя эволюцию террора – от хаотического к государственно-системному. На место живописца заступил мыслитель и аналитик. «Архипелаг» до сих пор, при всех неизбежных в условиях своего создания недостатках (о коих так любят говорить) не имеет аналогов подобного масштаба. До Солженицына Запад совершенно иначе воспринимал пятьдесят лет истории СССР.
Сколь бы чудовищными не представились читателю страдания отдельных людей либо гонения на невинных в каком-то определенном месте и в какое-то определенное время, только системное обобщение заставляет общество содрогнуться и понять, что беда – не чужая. Что отстраненность от этой беды будет ее умножением.
Безумный разгул самой неистовой клеветы на Солженицына, бушевавший весь его год, к сожалению, не прошел бесследно. Он затронул даже людей, совершенно, вроде бы, далёких от красных симпатий. Я сталкиваюсь с этим повсеместно.
Генерал не выиграет битвы без солдат. Но и солдаты, хотя их много, не бойцы без генерала. Дискредитация «только» Солженицына откроет дорогу красному реваншу, для которого в стране сейчас, к сожалению, немало предпосылок.
Если Солженицына удастся опорочить, новые красные добьются своего. Только Солженицын сказал о русской беде на весь мир.
Свидетельств – множество. Но без Солженицына – каждое из них будет легче легкого погасить. Оставят ли Шаламова тем, кто сейчас простодушно полагает, что для истины довольно и его одного?
Зайдем на красные форумы. Кое-где блоггеры (пока еще не авторы статей, что показательно) обсуждают и Шаламова. В смысле не обсуждают, но осуждают. Вот баснословная цитата некоего анонима: «Однако, на самом деле большую часть лагерного срока он провел в больничке медбратом. (Надо полагать, пребывание медбратом в лагере на Колыме пишущему представляется легким времяпрепровождением. ЕЧ) Похоже стукачишка как и СоЛЖЕницин. ( Как видим, массовый адепт Кургиняна-Мамиконяна, далекий он наших споров, вполне уравнивает обоих. ЕЧ) Но читать его книги все-таки интересно и приятно. (SIC!!!!!) Душили все же мразь...»
Вдумаемся. Существо, жизнь которому дала скорее всего женщина, а все ж не самка собаки, пишет, что ему «приятно» читать «Колымские рассказы» Шаламова.
Логики тут искать не приходится. Немногим выше то же создание с апломбом утверждает, что писатель «всё врёт». И рацион-то был выше всех похвал, и медицинское обслуживание, и физкультура с культурной программой. И вдруг – срывается, непристойно обнажаясь. И понимаешь – он знает, что написана правда. Но правда его устраивает. «Уж мы их душили, душили!»
Кого – их? Да просто людей, остальное неважно. Просто живых людей, которые были кем-то любимы и кого-то любили. Это ли не сладострастие прочесть, как «доходят» чьи-то отцы, чьи-то мужья и сыновья. Нет, без водолаза на этих блогах определенно не обошлось.
Посмертная расправа над Шаламовым, ниспровергни нуворужи Солженицына, пройдет проще и без такого шума. Но воспоследует непременно.
Покуда общество изучает Солженицына – в его сени сохраняется и наследие Шаламова. Солженицын – гарантия того, что Шаламову – звучать. В обратную сторону это не сработает.
Шаламов не понял исторических ошибок предыдущих поколений, не строил прогнозов государственного устройства, не предрекал проблем со Средней Азией и Украиной. Противопоставлять его Солженицыну – неразумно. Лучше просто воздать должное его человеческому страданию и таланту.
Автору же этих строк нипочем бы не вспало сравнивать двух писателей, не прорисуйся своеобразная тенденция: а «заменить» бы одного на другого.
Уж просто не угадать, что граждане товарищи еще удумают противу Александра Исаевича.
Что-нибудь – непременно.
Год завершен, но расслабляться едва ли стоит.
Елена Чудинова
для Русской Стратегии
http://rys-strategia.ru/ | 
