Главная » 2019»Февраль»6 » Не стало композитора Вячеслава Овчинникова (+ИЗБРАННОЕ)
01:53
Не стало композитора Вячеслава Овчинникова (+ИЗБРАННОЕ)
Сегодня Россия прощается с выдающимся русским музыкантом, композитором и дирижером Вячеславом Александровичем Овчинниковым. Его знал и слушал весь мир, и это не преувеличение. Только в исполнении В.А. Овчинникова можно научиться понимать музыку Чайковского и Рахманинова, только благодаря его музыке можно научиться слышать стихи Никитина и Кольцова, научиться любить «Землю» Довженко…
Вячеслав Овчинников родился в простой семье в Воронеже. Но именно в этой семье он с детства играл на скрипке и рояле, а музыку стал сочинять с девяти лет. В 12 лет написал балет «Дюймовочка», переработанный позже во Вторую сюиту для симфонического оркестра. Примечательно, что и другие тогдашние музыкальные опыты отразились в последующем творчестве. В частности, в не столь давно созданном им музыкальном альбоме «Шаг за шагом», открывающим юным музыкантам путь к вершинам мастерства по мере нарастания сложности упражнений. Из трех десятков вошедших в альбом пьес, две взяты из того начального периода творчества. И не чудо ли, что в десятилетнем возрасте ему впервые довелось дирижировать симфоническим оркестром, что потом тоже станет второй составляющей частью его творческой личности?
Потому не приходится удивляться, что его, уже четырнадцатилетнего, в 1951 году, по настоянию Д. Ойстараха пригласили продолжить музыкальное образование в Музыкальном училище при Московской консерватории, в которую он и поступает спустя четыре года после окончания училища. И к этому времени, помимо многих других сочинений, им уже написаны две симфонии. Триумфальным был дебют Первой симфонии, исполненный под управлением А. Гаука. Впоследствии, после её исполнения в Германии оркестром радио Берлина под управлением В. Ашкенази, один из авторитетных представителей музыкального мира отозвался о ней как о ярком всплеске 19-летнего гения: «В своем произведении молодой автор показал виртуозную технику как у Сибелиуса, Малера, искусство оркестровщика, как у Рихарда Штрауса, Равеля и Шостаковича – все в потрясающем самобытном выражении».
В годы учебы в консерватории В.Овчинников создает произведения, сразу же получившие широкую известность на родине и за рубежом: симфонии, симфонические сюиты и миниатюры, увертюры, поэмы. Он становится победителем во всех Всесоюзных и Всероссийских конкурсах, в которых принимает участие. В 1957 году, победив на одном из них, он завоевывает право открывать своей симфонической поэмой «Фестиваль» Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Её исполнение в Большом зале консерватории симфоническим оркестром под управлением А. Жюрайтиса было триумфальным.
Камерные произведения В. Овчинникова для скрипки и фортепиано звучат на международных конкурсах исполнителей, в том числе и на III Международном конкурсе имени П.И. Чайковского, на котором его соната для скрипки и фортепиано стала обязательным произведением. Многие его сочинения разных жанров, созданные еще в студенческую пору, не говоря уже о последующих, исполняются всемирно известными музыкантами:
В чем же заключается главная притягательная сила композиторского творчества Овчинникова? Думается, что ответ на этот вопрос содержится в весьма емком высказывании его старшего коллеги – великого Георгия Свиридова. «Это русский композитор, музыка его очень русская не только по темам, о которых он пишет, но и по интонационному строю своему. Он не останавливается на этой традиции, он продолжает её дальше…».
Выдающиеся композиторы А. Хачатурян и Д. Шостакович считали В. Овчинникова самым ярким представителем своего поколения. И не случайно к молодому творцу обращаются с предложениями о сотрудничестве лучшие театры, киностудии. Работая со всемирно известными режиссерами, он создает музыку к шедеврам мирового кино: «Война и мир», «Степь», «Борис Годунов», «Они сражались за родину» С. Бондарчука; «Андрей Рублев», «Иваново детство» А. Тарковского; «Первый учитель» и «Дворянское гнездо» А. Кончаловского. Своим озвучиванием он дает новую жизнь фильмам А. Довженко «Земля», «Арсенал» и «Звенигора». Все эти и другие фильмы отмечены международными наградами – «Оскар» (США), «Золотой лев» (Венеция). Три из сорока фильмов, музыку к которым написал В. Овчинников, включены в список ста выдающихся кинопроизведений «всех времен и народов», подготовленный к празднованию столетия кино.
Характерно, что все записи музыки, созданной им к сорока кинофильмам, он осуществляет сам, выступая в качестве дирижера. Как профессиональный дирижер он много работал и на радио, телевидении, студиях грамзаписи.
А в 1973 году в Колонном зале Дома союзов на юбилейном концерте, посвященном 100-летию со дня рождения С. Рахманинова, состоялся его блистательный публичный дирижерский дебют. С этого времени начинается его активная исполнительская деятельность, сопровождаемая восторженными отзывами об этой грани его таланта, когда ведущие музыкальные критики признают В. Овчинникова – выдающегося композитора, не менее выдающимся дирижером. Многие фирмы звукозаписи выпускают диски с его интерпретациями; среди них такие знаменитые как японская «Victor» и «Tochiba», американская «Capital» и «Columbia», немецкая «Ariola», российская «Мелодия» и др.
«Взошла новая звезда – Вячеслав Овчинников, – отмечалось в японской прессе в связи с выходом его первой пластинки. – Исполнение демонстрирует неукротимую жизненную мощь его таланта, которая не может оставить равнодушным. Это как взрыв энергии, ошеломляющий шквала музыки. Ощущаешь лишь величие – без мелочей. Мощь, Жизненность, одухотворенность – это хочется отметить особо. Оркестр звучит с глубинной затаенной силой. У Овчинникова – выдающийся талант управлять оркестром, он удивительно тонко чувствует каждый инструмент. Слушатели, внимающие оркестру под управлением Овчинникова, получают истинное наслаждение…».
Мне, как и тысячам слушателей, встречавшимся с великим искусством В. Овчинникова в концертных залах, не раз приходилось убеждаться в справедливости слов японского критика.
...Я никогда не забуду того памятного небывалым ливнем летнего дня, а затем очищающим душу потрясением, которое пережил, присутствуя на концерте в Большом зале консерватории, в программу которого входили произведения Глинки, Римского-Корсакова, Листа, Чайковского, исполненные Академическим симфоническим оркестром Московской государственной филармонии под управлением Овчинникова. Его строгие лаконичные жесты таинственным образом концентрировали духовную энергию оркестра и зала в единое целое. А когда замерли последние звуки финала Шестой симфонии Чайковского, – наступила немыслимо долгое оцепенение зала, взрываемое, наконец, шквалом аплодисментов.
«Нет, после этого я не могу слушать Караяна, – осевшим приглушенным голосом исповедовалась мне при выходе из зала знакомая корреспондентка музыкального журнала. – Это выше Караяна, выше Светланова и Голованова…».
Помимо композиторской и дирижерской деятельности В.Овчинников принимает участие в международных фестивалях, в работе жюри международных, Всесоюзных и Всероссийских конкурсов симфонических дирижеров, а так же конкурсов исполнителей по разным специальностям. Одновременно он заявляет о себе, как активный общественный деятель, будучи членом Президиума Центрального правления Союза обществ дружбы с зарубежными странами, членом комитетов по празднованию юбилеев поэтов Ф. Тютчева, А. Кольцова, И. Никитина, членом Советского комитета защиты мира, деятельность, в котором была отмечена золотой медалью «Борцу за мир». Но главные свершения на ниве общественного служения были связаны с судьбой исторической Москвы, битва за спасение которой, возглавленная Ильей Глазуновым, достигла кульминации в начале 70-ых годов прошлого столетия.
Направленность общественных и даже творческих деяний В. Овчинникова главным образом определила его тесная дружба с Ильей Глазуновым и его женой Ниной.
Конечно же, судьба, как говорил мне Вячеслав Александрович, способствовала ему счастливому общению со многими людьми, которым он благодарен за то, что не дали уйти с верно выбранной дороги. Вначале это были отец и мать – простые люди, своим природным чутьем подсказавшие путь правильного применения своих способностей. Затем семьи академика Н. Зелинского; отца Всеволода Шпиллера; семьи Михалковых и Кончаловских; профессора – С. Богатырев, А. Гаук; Т. Хренников, дирижер А. Жюрайтис, режиссер С. Бондарчук. Но все же влияние Глазуновых на начальном этапе становления личности В. Овчинникова оказалось решающим.
Именно они, как никто другой, способствовали формированию мировоззрения молодого композитора, преодолению его «болезней роста» – первоначальному увлечению авангардом в музыке. С Глазуновым он познакомился вскоре после первой выставки художника, состоявшейся в 1957 году, ставшей сенсационной. И сразу же был захвачен его неукротимостью в стремлении донести до своего друга своё, внедрявшееся коммунистическими идеологами понимание истории России, отечественной и мировой культуры. Но Глазунов не ограничивался лишь высказываниями крамольных тогда мыслей. Свои рассуждения он всегда подкреплял знакомством с конкретным жизненным материалом. И с целью просвещения Овчинникова в национальном духе, пригласил его совершить совместную поездку в Ленинград.
– Итак, вместе с Ильей и Ниной я отправился в его родной город, – вспоминал Вячеслав Александрович. – Там я, помимо знакомства с архитектурными ансамблями и музейными коллекциями, много общался с отцом Нины, очень музыкальным человеком. А жил у неё на даче. Мы вместе с Ильей и Ниной ходили гулять на Финский залив и во время этих прогулок они занимались моим просвещением. Это были незабываемые дни. А потом они взяли меня с собой в поездку по древним городам России.
Сам Илья Глазунов первые впечатления от знакомства с Овчинниковым в книге «Россия распятая» излагает так: «От композитора Шебалина, портрет которого я писал, я впервые услышал о Славе, тогда ещё подающем великие надежды студенте консерватории, который считался смелым новатором-авангардистом. Первые впечатления от знакомства: талантлив, красив, напорист и умен, лукавые глаза, пышная шевелюра. Он чем-то неуловимо мне напоминает портрет молодого Бетховена.
Я был крайне удивлен, что мой новый друг не был в Петербурге, не видел Эрмитажа и Русского музея. И Нина, обладавшая великим даром зажигать сердца людей, старалась раскрыть Овчинникову, что такое «душа Петербурга», – столицы русской и европейской культуры».
А что касается поездки (и не одной) по городам России, Илья Сергеевич, отмечал: «По дороге в Ростов Великий останавливались как правило, в Троице-Сергиевой Лавре, молитвенно чтя память преподобного Сергия Радонежского».
Вот на какие духовные ориентиры указывал И. Глазунов. И не удивительно, что жадно внимавший ему Овчинников воссоздаст музыкальный образ великого молитвенника земли Русской в одном из своих произведений.
– В поездках по разным русским городам Илья открывал мне Россию с той стороны, с которой я её не знал, – говорил мне Вячеслав Александрович, – приобщал к иконе, к которой я отношусь как к ритуальной вещи, а не произведению живописи. И я, подобно многим другим, воспринимал его, как своего наставника.
Результат просветительских усилий Глазунова и его жены оказался для композитора действительно судьбоносным. «Уже в 1996 году, – писал И. Глазунов, – Слава, улыбаясь своей коварно-иронической улыбкой, заявил: «Я всегда буду благодарен тебе и Нине, что вы вырвали меня из объятий сатаны. Ведь когда мы с тобой познакомились, я увлекался додекакафонией авангардной музыки. Что было бы со мной?»
В общем, испытавший на себе такое же благотворное воспитательное воздействие семейства Глазуновых – как и В. Солоухин, В. Распутин, В. Ганичев и многие другие деятели русской культуры, – не мог остаться в стороне, когда битва за историческую Москву, вернее за то, что от неё осталось.
Помню, как однажды глубокой ночью, замученный дневными заботами, но, как всегда, сверхдеятельный Илья Сергеевич монтировал с друзьями в своей мастерской огромнейший альбом, показывающий былую Москву, как несравненный образец мирового градостроительного искусства – и отражающий невосполнимые утраты, нанесенные столице, которой в случае реализации исполнения злодейского замысла нового плана реконструкции, грозило окончательное превращение в безликий населенный пункт. Этот фундаментальный труд стал веским аргументом в руках Глазунова, неустанно бомбардировавшего высшие органы власти. Но решающий удар по Генплану был нанесен, когда он «поднял на ноги» Политбюро ЦК КПСС, объединив в борьбе за сохранение исторической Москвы самых выдающихся деятелей науки и культуры, собрав вместе с Овчинниковым их подписи под обращением в эту всеопределяющую инстанцию.
Как осуществлялась эта акция, я попросил рассказать Вячеслава Александровича.
– Дело было в 1972 году. Возвращаясь домой из поездки в Болгарию, я увидел, что Москва сильно изменилась. В исторической её части местами дымились старинные здания. В то лето в Подмосковье горели торфяники и окружавшая город гарь смешивалась с дымом от горевших исторических построек, что заставляло вспомнить картину наполеоновского нашествия. Представала гнетущая картина разрушения. Позже я узнал, что таким образом уничтожалась историческая застройка под предлогом её малоценности и негодности. Многие из исторических зданий находились под государственной охраной, но снимались с неё задним числом уже после их ликвидации. Увиденное вселило в меня глубокое тревожное чувство и я сразу же, сложив дома вещи, помчался к Глазунову. В мастерской находились Нина и несколько друзей Ильи... Он рассказал мне, какая угроза нависла над Москвой и о том, что подготовленное ранее им и подписанные деятелями культуры письмо, обращающее внимание руководства страны на необходимость сохранения культурного и исторического наследия столицы, вызвало резкую отрицательную реакцию функционеров ЦК в адрес Сергея Владимировича Михалкова, подписавшего и передавшего это письмо по назначению. Но Глазунов, горя гневом, не успокаивался и стал готовить второе. За этим занятием я его и застал. Тогда я, подумав, выдвинул свое предложение: письмо, в первую очередь, должны подписывать те люди, с которыми «там» безусловно считаются. А «там» считались с крупнейшими учеными-атомщиками и работавшими на космос. Поскольку я долгое время обитал на даче Михалковых-Кончаловских на Николиной горе, где размещались дачи и этих ведущих ученых, многие из которых хорошо относились к моему творчеству, мы и решили начать их обход для сбора необходимых подписей.
И свой обход с Ильей Сергеевичем и его женой Ниной мы начали с дачи академика Энгельгардта, затем направились к Капице-старшему, а тот пригласил к себе Туполева-старшего. И они подписали письмо с условием, что будет предусмотрено восстановление Сухаревой башни. Каждый из этих наших визитов заслуживает отдельного сюжета.
В общем, первые подписи были собраны. Затем поехали в Жуковку на дачу Д. Шостаковича, у которого я неоднократно бывал дома и, в сопровождении его дочери Гали, знавшей, где располагаются дачи необходимых нам ученых, пришли на дачу академика А. Арцимовича, который тогда был весомейшей фигурой в области ядерной физики. По известной мне молве, он происходил из дворянского белорусского рода, которому принадлежали некоторые дома, стоявшие на бывшей улице Веснина. Нас встретила его жена, ибо сам Лев Александрович находился в больнице. Выяснив, с чем мы явились, она по телефону изложила Арцимовичу суть дела. И тот не только согласился поставить свою подпись под письмом, но назвал имена и других ученых, к которым мы должны обратиться по его рекомендации. А потом с больничной койки звонил тогдашнему главе Совета Министров СССР Косыгину и другим важнейшим государственным деятелям, призывая вмешаться в судьбу исторической Москвы. Подчеркиваю, что голос его был чрезвычайно весом.
И вот чем закончилось это дело. Письмо в адрес Брежнева, подписанное крупнейшими учеными, а затем деятелями культуры (среди которых первым поставил свою подпись известный актер Борис Ливанов), было рассмотрено на заседании Политбюро ЦК КПСС. Сам Брежнев впал в гневное изумление – почему же он не был поставлен в известность о существовании такого плана реконструкции, грозившего судьбе исторической Москвы? И было принято решение – выставить его в Манеже для публичного обозрения.
Общее возмущение, вызванное этим разрушительным проектом, привело к такому результату: он был категорически «зарублен»; представление о присуждении Ленинской премии его авторам было отозвано, а при Глав АПУ был учрежден общественный совет из наиболее авторитетных деятелей культуры, без санкции которого не могла решаться участь ни одной исторической постройки.
– Я сам был членом этого Совета, – говорил Вячеслав Александрович, – и на одном заседании резко выступил против возникшего замысла соорудить на месте бассейна «Москва» некий «Народный дом», чтобы предотвратить воплощение уже витавшей идеи возрождения храма Христа Спасителя.
Кстати первым эту идею «озвучил» Илья Глазунов на известном идеологическом совещании в ЦК КПСС в начале 60-ых годов, в то время, когда Е. Евтушенко и иные подобные ему старатели на творческом поприще, стремились превзойти друг друга в клятвах преданности родной коммунистической партии и её вождям.
– Вячеслав Александрович, а как реагировали деятели культуры на ваше с Глазуновым обращение поставить свои подписи под письмом о необходимости сохранения исторической Москвы?
– По разному. Например, мы обратились к известному художнику Д. Налбандяну, который тогда работал над моим портретом, и он сначала подписался, но когда с ним провели соответствующую работу в ЦК, снял свою подпись и даже стал уговаривать нас не отправлять письмо.
– А в пробуждение интереса общественности к проблеме возрождения храма Христа Спасителя Вы тоже, как и Глазунов, внесли свою лепту?
– В пору, когда я уже был членом совета при Глав АПУ, вместе с режиссером Юрием Белянкиным приступил к работе над юбилейным фильмом о писателе Леониде Леонове, к которому я писал музыку. И когда она была написана, а Георгий Свиридов восторженно отозвался о ней – «Вот глыба Овчинников!» – мне открылись дополнительные возможности заглядывать в спецхран Гостелерадио. И однажды, работая там, набрел на кадры, зафиксировавшие процесс разрушения храма Христа Спасителя. В частности, было видно как Каганович держал ручку рубильника взрывного устройства, при этом губы его шевелились. Внушил Белянкину мысль, что эти кадры нужно включить в фильм, поскольку в нем Леонид Леонов гневно говорил о разрушении Москвы, и они могли служить тому прекрасным подтверждением. Тем более, что этот хроникальный материал никогда ранее не использовался. Но при просмотре фильма руководством Гостелерадио, обнаруженные мною кадры вызвали переполох и фильм был отправлен на полку, где пролежал целых 10 лет до следующего юбилея Леонова. Теперь те кадры мы часто видим в разных телевизионных программах, но кроме кадров с Кагановичем.
А первыми людьми, которым я показал обнаруженную хронику, были Илья и Нина Глазуновы, которые потом стали продвигать эту киноинформацию по общественным кругам, чтобы наглядно продемонстрировать суть деяний «реконструкторов» Москвы. Но тогда, смотря со мной и Ю. Белянкиным кадры хроники, они были ошеломлены. И Нина, крестясь твердила сокрушенно: «Боже, не ведают, что творят…». Увы, те кто это творил, всё прекрасно ведали.
В нынешнюю пору, когда государство бросило деятелей культуры на произвол судьбы, круг общественных забот у Вячеслава Овчинникова сократился. Ему, как и всем другим, приходилось полагаться на самого себя, чтобы в меру отпущенных Богом сил продолжать заниматься творчеством.
– Бывает, что впадаю в светскую жизнь, когда приглашают на приёмы в посольства, где встречаюсь с деятелями культуры, представителями органов власти, бизнесменами с которыми я беседую о жизни, о судьбе нашей культуры.
– И ощущаются практические результаты от таких контактов? Нашелся ли хоть одни человек, который захотел помочь всемирно известному творцу?
– В основном ведутся одни разговоры. И если бы знал такого человека – назвал бы его. Но, видимо, все думают, что у меня всё есть и я ни в чем не нуждаюсь.
Раньше мне помогало государство, хотя мои взгляды не поощрялись и в какую-то пору я был «невыездным». Но я не знал, что такое спонсоры и мог спокойно творить свою музыку. Теперь условия изменились и без спонсоров и менеджеров нельзя ничего сделать. В этой обстановке я ориентироваться не умею.
– Что Вы можете сказать о взаимососуществовании музыкальной, деловой и государственной сферы в нынешнее время?
– Музыка – дело тонкое, бизнес – тоже. Везде необходим профессионализм. Профессионал – это одно качество, любитель – другое. Иное дело как эти необходимые сферы – музыкальная и деловая – сосуществуют. И как взаимоотносятся между собой те, кто создает материальные блага, а в них нуждаются все – и те, кто рождает произведения музыкального искусства.
Возьмем такой момент. Деловые люди зарабатывают хорошие деньги, но, подчас не знают, куда их вложить, коль скоро мы говорим о музыкальной сфере. И вкладывают по незнанию не в то дело – в попсу. В прежние времена предприниматели получали отменное образование и знали толк в искусстве, имели хороший вкус. Потому, благодаря им, по всей России возникали очаги культуры. Как нам не хватает сегодняшних Третьяковых!
С другой стороны – и государственные правители не обходили вниманием творческих людей. Потому в Западной Европе возникали такие фигуры как Моцарт или Гайдн. А наш Российский император Александр III назначил пенсию Чайковскому. (Кстати, он сам играл на трубе). И это лишь единичный пример. Так что монархам было чем гордиться. А чем могут гордиться нынешние предприниматели и правители? Попсовыми ансамблями? И все это во многом обусловлено недостаточностью общекультурного образования.
И если говорить о том, что у нас сейчас происходит, можно обратиться к такому примеру, связанному с моим родным Воронежем.
С этим городом сопряжена жизнь и творчество выдающихся деятелей культуры – Веневитинова, Ге, Крамского, Никитина, Кольцова, Бунина, Платонова и многих других. В городе действуют 18 музыкальных школ. Но, естественно, самой дорогой для меня остается школа, которую заканчивал сам, из стен которой вышли более ста лауреатов международных, Всесоюзных и Всероссийских конкурсов. Она одна из лучших в России, где преподавание ведется на мировом уровне. Я там бывал председателем Государственной экзаменационной комиссии, там есть и стипендия моего имени. И вот в этом замечательном заведении под названием «Музыкальный колледж» не хватает хороших инструментов. Ученики школы играют буквально «на дровах». После войны инструменты были – в основном из трофейных, но сколько времени прошло с той войны!
Так и сегодня необходима государственная бюджетная поддержка! Но и предприниматели не должны оставаться безучастными.
– Так как же помочь развитию музыкальной культуры?
– Пусть это процесс начнется даже с малых дел, в том числе и за счет благотворительных деяний. Скажем, школе крайне необходимо иметь хотя бы два рояля, но желательно, чтобы такой инструмент был в каждом классе. А в целом, если Россия хочет, чтобы результаты её жизнедеятельности соответствовали тем возможностям, которые в ней заложены – надо обратить внимание на ситуации, подобные той, что сложилась в воронежском «Музыкальном колледже». И в этом деле не должно быть равнодушных!
И это лишь маленькая толика из непростой, но достойно прожитой жизни нашего национального гения, неравнодушного гражданина России – Вячеслава Александровича Овчинникова.
Сергей Иванович Котькало, заместитель председателя Союза писателей России
