Кино длиною в жизнь

Интервью с кинорежиссёром Сергеем Зайцевым

Этот разговор был записан в начале 2006 года. Тогда ещё мы не были с Серёжей близкими друзьями, да и познакомились не так давно. И хотя уже общались "на ты", в тексте интервью я использовал официальный тон. Трудно поверить, но с тех пор минуло уже двенадцать лет. Как летит время...

Впервые о режиссёре Сергее Зайцеве я услышал в дни фестиваля славянского кино «Золотой Витязь», несколько лет назад проходившего в Калуге. Тогда его документальная лента «Погибли за Францию», посвящённая чинам Русского экспедиционного корпуса, сражавшегося в 1–ю мировую войну на французской земле, произвела большое впечатление и на зрителей, и на конкурсное жюри. Результатом этого стало вручение автору фильма высшей награды фестиваля в соответствующей номинации, затем появились другие награды, в том числе – премия Российской киноакадемии «Золотой Орёл» за лучший документальный фильм года.

Я очень жалел, что в то время не смог посмотреть работу Сергея. Такая возможность появилась лишь в ноябре 2005 года, когда удалось организовать его приезд в Калугу, творческий вечер в областном Краеведческом музее, конечно – с показом фильма.

Помню, было некоторое беспокойство: придут ли люди на документальное кино,
от которого все давно отвыкли? Люди пришли. Я тогда порадовался за калужан, не потерявших интерес к серьёзному искусству, и по–хорошему позавидовал герою вечера, сумевшему достичь определённых вершин в столь сложном жанре, как кинодокументалистика. Об этом и о многом другом мы долго потом говорили с Сергеем и в Калуге, и в Москве, в Доме Русского Зарубежья, где он организовал киноклуб и создаёт киностудию. С некоторым удивлением я узнал, что до своего прихода в кино, Сергей серьёзно учился музыке, что он ещё и композитор, автор песен…

– А как получилось, что музыка отошла на второй план?

– Я ещё ребенком придумывал всякие киношные истории, причём придумывал их «монтажно», соединяя в воображении как бы отснятые кадры. Потом, поскольку у меня имелись какие–то музыкальные способности, я поступил в музыкальную школу, а далее – в Училище имени Гнесиных, и с удовольствием играл в разных группах, сочинял музыку, тексты песен. Но к концу обучения, на четвёртом курсе, понял, что так или иначе, буду к кино подбираться.

Как–то мы, будущие выпускники, стояли в курилке с преподавательницей музыкальной литературы, – времена наступили демократические, педагоги позволяли себе покурить в компании студентов, – и она нас спрашивала, кто как думает после учёбы устраиваться… Кто–то хотел дальше учиться музыке, кто–то собирался играть в оркестре, в ансамбле работать, я же сказал, что хочу снимать кино. Она удивилась: «А что вы тогда здесь делаете»? Задумавшись, я понял, что действительно сам не знаю, зачем там нахожусь…

– То есть, годы, проведённые в стенах «Гнесинки», прошли впустую?

– Я бы так не сказал. Режиссёр, который музыкально образован, на мой взгляд, делает кино тоньше. А хорошая музыка – это 80% успеха в кино: главное, грамотно её в фильме расположить, или точнее – привить музыку фильму.

– Но всё–таки как вы пришли в кино?

– В 1992 году я услышал, что при ВГИКе организованы сценарные курсы, записался туда и через некоторое время получил диплом «Молодой сценарист». А через два года поступил на Высшие режиссерские курсы, в мастерскую игрового кино, и вскоре снял свой первый фильм (по мотивам рассказа Александра Грина), ставший моей дипломной работой. Но в середине девяностых годов в нашем кино царила эпоха застоя, игровые фильмы почти не делались. Тогда молодые режиссёры готовы были снимать что угодно, лишь бы работать! И как–то само собой вышло, что я обратился к документальному жанру, это получило развитие. С тех пор, я прочно записан в документалисты, хотя изначально – «игровик» и надеюсь вернуться к игровому кино.

– В вашем творчестве лейтмотивом звучит тема русской эмиграции. Полагаю, это не случайно?

– Фильм, с которого я начал работу, был связан с исходом армии генерала Врангеля и, в частности, с моряками Черноморской эскадры, ушедшей в 1921 году из Константинополя к берегам Туниса, в Бизерту. Предыстория его такова. Пятнадцать лет назад, ещё в качестве туриста, мне довелось побывать в Бизерте – месте последней стоянки кораблей Русского Императорского флота. Знакомясь с городом, я посетил разрушенный христианский погост, где вместе с англичанами, итальянцами, сербами, погибшими в годы 1–й мировой войны, похоронены и наши моряки–эмигранты. Впечатление от увиденного, от прикосновения к судьбам русских изгнанников, было настолько сильным, что я понял: просто так уйти отсюда невозможно, я когда–нибудь вернусь и сделаю фильм. Через пять лет так и произошло, я вернулся в Тунис и снял фильм «Лики Отечества» – как раз о том, как жили в Бизерте наши моряки.

– Героиней этого фильма стала Анастасия Александровна Ширинская*, дочь командира миноносца «Жаркий», последняя из тех, чьи жизни оказались связанными с Бизертой…

– Да, это – удивительно открытый, контактный человек. В её доме в Бизерте двери распахнуты для всех, интересующихся старой, дореволюционной Россией, русским флотом, белой эмиграцией… Она сразу же принимает, сразу поит чаем. Анастасия Александровна 1912 года рождения – значит, ей сейчас 93 года! – а она до сих пор ведёт активнейшую жизнь. Мы ещё раз вместе побывали на том самом кладбище, где похоронены русские моряки, она привела меня в Храм Александра Невского, где хранятся старые Андреевские флаги, 1–ю мировую войну видевшие, и где укреплена мемориальная доска с названиями всех кораблей, которые в Бизерту пришли… Анастасия Александровна – живая душа русской Бизерты. Я не знаю, что там будет, когда её, не дай Бог, не станет…

– Что привлекает вас в Русском зарубежье, помимо культурного и исторического наследия, оставленного первыми волнами эмиграции?

– Люди, конкретные личности. Вот, например, Марина Антоновна Деникина–Грей**, – увы, недавно ушедшая от нас… Я несколько раз был у неё в Версале. Она участвовала в съёмках фильма «Последнее каре»***, над которым я сейчас работаю. Эта лента будет посвящена русским офицерам, жившим во Франции в 1920–30 годы. Марина Антоновна, как вы знаете, приезжала на перезахоронение праха своего отца, генерала Антона Ивановича Деникина, в последний раз побывав в России за полтора месяца до кончины. Я сейчас думаю: а, может, она и должна была вот эту миссию выполнить. Говорят, ничего случайного не бывает.

Вообще, старые эмигранты, с которыми мне доводилось встречаться, люди совершенно разные, не похожие друг на друга, но, так или иначе – сильно тоскующие по родине. Сейчас, конечно, приехать в Россию, хотя бы на время, совсем не сложно. Но бывают особые случаи… Так, очень известный представитель второй волны эмиграции, замечательный историк, чьи книги издаются сейчас в нашей стране, Николай Николаевич Рутыч (Рутченко) не едет в Россию до сих пор. А не был он здесь с 1943 года, когда оказался в плену, а потом – в Германии. И вряд ли он уже приедет, его жена не пускает, – боится, что он разволнуется, и сердце не выдержит.

– Ваши фильмы впрямую связаны с российской историей ХХ века, с наиболее трагическими её моментами. Случались ли претензии со стороны зрителей по поводу оценки вами тех или иных исторических фактов?

– Когда фильм «Погибли за Францию» посмотрела Наталья Родионовна Малиновская –
дочь знаменитого маршала, начавшего свой боевой путь в годы 1–й мировой в составе Русского экспедиционного корпуса – она сказала: «Спасибо вам большое за то, что вы никого не судите: ни белых, ни красных, ни Корнилова, ни Временное правительство, ни тех, кто вернулся в Россию после прихода там к власти большевиков, ни тех, кто остался сражаться на западном фронте в Русском Легионе …». И я, действительно, старался никого не судить, поэтому, вероятно, никаких серьёзных выпадов в мою сторону за три последних года, что я фильм показываю, не было.

– А «несерьёзные» выпады были?

– По поводу ленты «Погибли за Францию» мне пару раз пришлось выслушивать замечания из уст историков, настроенных, скажем так, в коммунистическом духе. Они упрекали меня за прозвучавшую в фильме фразу «позор Брест–Литовского предательства», говорили, что заключение мира с немцами в 1918 году было необходимостью. Но дело даже не в том, что мнения наши не совпадают. Для офицеров, бывших в тот момент на Западном фронте, для русских офицеров вообще, заключение сепаратного мира в Бресте явилось позором, национальным унижением! И я говорю, что это для них так было. Мы можем с вами, как угодно это оценивать, но для офицеров Русского экспедиционного корпуса сей факт однозначно стал «ударом в спину», именно поэтому они и остались на Западном фронте, чтобы, как сказано в фильме, «омыть своей кровью позор Брест-Литовского предательства». И они омыли его своей кровью.

– Свидетельством этому стало название – Русский Легион Чести…

– Именно так наших героев назвала французская пресса! Они всё время на передовой были… Марокканская ударная дивизия, в которую входили русские части, всегда была на передовой, французы её не жалели, а Русский Легион был на «передовой передовой». И унтер–офицер Малиновский, будущий советский маршал, во время прорыва «линии Гинденбурга», считавшейся неприступным укреплением, первым со своим пулеметом ворвался на немецкие позиции. За это он получил второй Георгиевский крест, о котором так никогда и не узнал.

Дело в том, что, когда в 1919 году генерал Щербачёв, представитель Верховного правителя России адмирала Колчака во Франции, отдал приказ о награждении унтер–офицера Малиновского вторым Георгиевским крестом, тот уже, вернувшись в Россию, вступил… в ряды Красной армии. Шла вторая половина 1919 года, разгул чекистского террора, и хорошо, что тогда про второго «Георгия» Малиновского не стало никому известно! Наталья Родионовна, дочь маршала, тоже об этом ничего не знала. Она говорила, что отец берёг и очень ценил свой первый Георгиевский крест, полученный в 1915 году во время боёв под Сморгонью за спасение пулемётов. А то, что Малиновский дважды Георгиевский кавалер, открылось недавно, после одного из премьерных показов фильма «Погибли за Францию». Тогда историк Русского экспедиционного корпуса Светлана Сергеевна Попова рассказала про недавно обнаруженные документы, подтверждающие вторую награду Малиновского. Удивительный и мало кому известный факт!

– В фильме «Погибли за Францию» звучат голоса знаменитых, всеми любимых артистов: Юрия Соломина, Юрия Назарова, Александра Феклистова. Это было принципиальное решение, чтобы в закадровом тексте ленты присутствовали узнаваемые голосовые интонации драматических актеров?

– Конечно. Ведь, к примеру, за имиджем Юрия Мефодьевича Соломина в кино тянется шлейф «адъютанта его превосходительства», благородных русских офицеров… Кстати – именно Родион Яковлевич Малиновский, будучи Министром обороны СССР, освободил Соломина от армейской службы, написав резолюцию, что в театре и кино он для армии сделает больше! Сразу же после этого в пьесах и кинофильмах Соломин сыграл более двадцати «военных» ролей. Так буквально были восприняты слова маршала Малиновского.

– Фильм о Русском экспедиционном корпусе принес Вам высшую награду фестиваля славянского кино «Золотой Витязь». Как всё происходило?

– Я, разумеется, рассчитывал получить какую–то оценку своей работы, но совершенно не ожидал высшей награды, на закрытие кино–форума приехал с опозданием и вошёл в зал, когда церемония уже началась. Не став искать своего места, я так и расположился в проходе между креслами.

Дело дошло до моей номинации – телевизионных и видео–фильмов. И вот вручаются сначала дипломы, затем – бронзовый «витязь», затем говорят, что оргкомитет фестиваля принял решение вручить в этом году двух серебряных «витязей». У меня ещё теплилась надежда, что, может быть, один из них – за мой фильм. Вручается первый серебряный «витязь», второй… Не мне… Я думаю: ну, всё, сейчас выйду из зала. У меня в тот миг какое–то горькое чувство появилось: ну, вот работаешь, работаешь, и – никакого признания! О том, что мне могут присудить первое место, тогда и в мыслях не было, это совсем невероятным казалось. Между тем, звучит: «Итак – золотой «витязь», но режиссёр и фильм не называются, а вместо этого гаснет свет, и на экране возникают кадры… из моей картины! Я увёз «Золотого Витязя» из Калуги, а на следующий день улетел на премьеру своего фильма в Париж.

– Вам приходилось показывать свое кино и в крупнейших городах Европы, и в нашей российской провинции. Есть ли что–то общее в реакции на фильм о событиях 1–й мировой войны у русских людей в Париже и у тех же русских, но – из районного центра Калужской области?

– Этим «общим» является осознание того, что нам, русским, надо повернуться лицом к своему историческому прошлому. Нежелание быть «Иванами, не помнящими родства», – есть и у русских парижан, и у зрителей самых маленьких наших городов. Хотя старые русские эмигранты – всё–таки люди, родство помнящие. И тем не менее… Вот что касается 1–й мировой войны. Подумайте только: два с половиной миллиона (!) наших с вами соотечественников – не инопланетян каких–нибудь, а наших же дедов и прадедов пали на фронтах 1–й мировой, лежат в безвестных могилах. Представляете? – два с половиной миллиона могил стёрты с лица земли… И что мы знаем об этой войне, которую целый век у нас обходили молчанием? Что мы знаем о Русском экспедиционном корпусе?

– Вы уже сказали, что сейчас работа над фильмами о русской военной эмиграции продолжается, таким образом «Погибли за Францию» является частью некой киноэпопеи…

– Точнее – трилогии, так как две последующие картины тоже будут связаны с Францией. Это фильмы о том, как складывались судьбы офицеров–эмигрантов до 2–й мировой войны и во время её. Последний из них будет посвящен русским участникам французского Сопротивления.

– Как вы смотрите на развитие современного российского кино – и документального, и игрового, в которое всё–таки хотите вернуться?

– Наше игровое кино наконец–то поднимается с колен. Сейчас крупные предприниматели поняли, что кинобизнес – дело действительно выгодное, тому уже есть примеры: «Девятая рота», которая принесла серьёзную прибыль своим создателям, несмотря на то, что её не было в рекламных ресурсах 1–го телевизионного канала. Когда с участием 1–го телеканала производились фильмы «Турецкий гамбит», «Статский советник», то они рекламировались на этом самом рейтинговом канале. У «Девятой роты» такой рекламы не было, и, тем не менее, данный кино–проект оказался весьма успешным. Это показательно.

Увы, ничего подобного не происходит с игровым авторским кино, с тем, каким занимается Кира Муратова, каким занимался Андрей Тарковский.

Но более всего мне жаль нашего настоящего – привычней для всех сказать документального, но на самом деле правильнее говорить – неигрового кино. Оно находится в самой кризисной ситуации. И не потому, что фильмов этого жанра не снимают, а потому что те «документальные» фильмы, которые делают наши телевизионные каналы, каждый в своем формате, не могут всерьёз считаться произведениями искусства. В качестве документального кино телезрители получают сейчас «жареную» информацию, которая определённым образом подаётся, определёнными порциями, между рекламой…

– То есть, это уже не кино, а телепередачи…

– Это телепередачи, где, как правило, нет серьёзных художественных приемов. Кино это не назовешь.

– Каковы же перспективы?

– Я пока особых перспектив для выхода серьёзных авторских фильмов на широкую аудиторию не вижу. Мы можем лишь популяризовать их своими силами. К примеру, сейчас в Доме Русского зарубежья создан кино–клуб «Русский путь», и вот такое кино там показывается.

– Вы являетесь не только организатором, но и президентом кино–клуба «Русский путь», да и в целом ваша работа во многом связана с Домом Русского Зарубежья…

– Правильнее он именуется Библиотека–фонд «Русское Зарубежье», но все теперь привычно говорят – Дом… Это – большой научный и культурный центр по изучению наследия русской эмиграции, а сейчас уже в целом – Русской культуры. Два года назад я был приглашен туда на должность заведующего видео–архивом, который сейчас формируется, то есть – собираются фильмы по истории России, по истории русской эмиграции. Затем по моему предложению была организована киностудия при Доме Русского Зарубежья, она сейчас находится в стадии становления. Киностудию мы назвали «Русский путь», так же, как называется издательство Александра Исаевича Солженицына.

И вот недавно мы открыли кино–клуб с таким же названием, где показываться фильмы, по тем или иным причинам не имевшие широкой зрительской аудитории, не получившие телевизионной трибуны. К сожалению, должен сказать, что у нас в стране хорошее кино, русское национальное кино, как правило, телевизионной трибуны сейчас не имеет. Поэтому в нашем клубе мы устраиваем премьеры талантливых работ молодых режиссеров и их старших коллег, проводим творческие вечера, читаем лекции по истории русского зарубежного кино, демонстрируем архивные ленты. И, таким образом, помогаем достойным произведениям киноискусства найти своего зрителя.

– Могли бы вы сформулировать основную задачу кинодокументалиста, да и вообще человека, который снимает художественное кино? Вот историк скажет: для меня главное – объективность, воссоздание и осмысление конкретных фактов, того, что было на самом деле… Писатель, возможно, видит свою задачу иначе. А ради чего снимается фильм?

– Когда–то Ремарк сказал: «Жизнь слишком длинна для одной любви». Всё–таки не раз бывает в жизни любовь, и каждая женщина уносит кусочек твоего сердца… Вот и каждый фильм также уносит кусочек сердца своего автора, если он неформально сделан. Мне думается, что документальное кино, равно как и игровое кино – а и то, и другое кино – художественное! – должно обязательно уносить кусочек твоего сердца, а значит, рождать ту неповторимую эмоцию, ради которой всё кино и делается. Кино делается ради эмоции! Нельзя одним фильмом перевернуть мир, но эмоция, которую в душе зрителя ты вызвал своей картиной – дорогого стоит.

Конечно, можно всё это сформулировать и по–другому. Помню, одно из моих интервью вышло под заголовком: «Во всём разобраться, но не судить». То есть режиссёр – в частности, кинодокументалист – должен, конечно, и во всём разобраться, особенно, если его работа касается истории, и постараться не навязывать своих оценок… Но, главное, своим фильмом он должен вызвать у зрителей ту самую эмоцию.

– Кино всегда было связано с политикой, порой превращалось в орудие пропаганды… Готовы ли вы к тому, что и вам, возможно, придется снимать фильмы, чтобы поддерживать ими определенную идеологию? Или не снимать их и тогда уйти из кино…

– Какова будет эта идеология? – вот в чем вопрос. Если она – не агрессивно, конечно, не грубо – будет направлена на утверждение русской национальной идеи, то я стану работать в её русле, потому что считаю, наше национальное самосознание повышать просто необходимо. Ну, посмотрим правде в глаза: ведь о русских ноги сейчас вытирают, а русские спасибо за это говорят… Беда в том, что мы сами себе цену не знаем и по лености души не хотим её знать.

– На вашей творческой встрече в Калуге присутствовала группа студентов, будущих работников телевидения, и я случайно услышал, как преподаватель сказала одному из них: «Ты собирался задавать вопросы, а почему же молчал всё время?». Он ответил: «Вы понимаете, я ведь впервые в жизни живого кинодокументалиста увидел!». Что бы вы посоветовали молодым, очень молодым людям, которые в наше сложное время хотят заниматься кино, как им лучше идти к своей цели?

– Ну, легких времён никогда не было, и, я думаю, идти за своей мечтой всегда одинаково трудно. Но – надо идти за своей мечтой! Да, это банальная, романтическая фраза. А как же иначе скажешь? Я вот сейчас пытаюсь осмыслить собственный путь, и получается, что я всегда шёл за своей мечтой и сейчас продолжаю идти за ней в ущерб здоровью, в ущерб иногда семейным делам, обязанностям. Но тут важно понять: если в этом твоё предназначение, если ты решил, что да, это – твоя дорога, и ступил на неё, то сворачивать уже нельзя. Свернул раз, прощено это не будет. Не дай Бог изменить себе хотя бы единожды.

– Мистика…

– Да нет, не мистика. Скорее – мировой закон сохранения энергии. Возьмём, к примеру, людские страсти. Муж изменил жене, она говорит: «Всё, теперь ты для меня не существуешь!». Ну, вот и с профессией также.

Мы едем по ночной Москве, за окнами машины, как кинокадры, мелькают яркие вспышки реклам, залитые светом витрины… Возможно, великий Шекспир был не вполне точен, сказав, что вся наша жизнь – театр. А если жизнь – это кино? Кино длиною в жизнь…

Дмитрий Кузнецов

Москва, февраль 2006 г.

* Анастасия Александровна Ширинская–Манштейн умерла 21 декабря 2009 года, через четыре года после записи этого интервью, в возрасте 97 лет. Она – автор знаменитой книги воспоминаний "Бизерта. Последняя стоянка", а ещё – светлый, добрый и благородный человек и потому – абсолютно не приемлющий коммунистическую идеологию, вообще – всякую советчину. Вот её характерные высказывания: «Я ждала русского гражданства. Советское не хотела. Потом ждала, когда паспорт будет с двуглавым орлом – посольство предлагало с гербом интернационала, я дождалась с орлом. Такая я упрямая старуха». И ещё одно – о России: "В измерениях времени 70 лет – это ничто. Поэтому наше поколение знало, что такая страна, такая цивилизация тысячелетняя с такими качествами русского народа не может погибнуть".

** Марина Ивановна Деникина–Грей умерла 16 ноября 2005 года через месяц с небольшим после перезахоронения родителей – Антона Ивановича и Ксении Васильевны Деникиных – на кладбище Донского монастыря в Москве. Многие годы она занималась тележурналистикой, была ведущей программ на французском TV. Автор нескольких книг – о своём отце и о судьбах русских эмигрантов. Жила в Версале, под Парижем.

*** К сожалению, фильм "Последнее каре" так и остался в проекте, пока ещё не реализованном. По разным причинам, в том числе и финансовым, Сергею пришлось отложить монтаж уже отснятого и собранного в зарубежных киноархивах богатейшего материала. Но в период с 2006 по 2015 годы им было сделано несколько полнометражных неигровых картин, в том числе – "Порог сердца" (о легендарном исполнителе романсов Валерии Агафонове), "Союзники" (о заключительном этапе Второй мировой войны, высадке союзных войск в Нормандии в 1944 году) и других... Ну, а "Последнее каре" ещё ждёт своего часа, и он непременно настанет.