14 октября 1920 года органы ВЧК расстреляли жителя города Мурома Алексея Федоровича Жадина. Ему было всего 34 года – жить бы да жить. Но вышло иначе, и отдаренный от природы, образованный, деятельный молодой человек, способный принести немалую пользу Родине, пополнил бесконечный список жертв революции и гражданской войны.
К истории почти вековой давности автора этих строк привел случай. Однажды, еще работая в областной газете «Нижегородская правда» и проводя журналистские расследования «белых пятен» истории, я получил письмо из Москвы. Писала научный сотрудник МГУ имени Ломоносова Марина К., которая, как оказалось, была внучкой того расстрелянного. В интернете она обнаружила кое-какие публикации нашей газеты на указанную тему, и решила поделиться своим опытом и своими мыслями. И вот что рассказала.
Алексей Федорович Жадин родился 9 февраля 1886 года в Муроме в состоятельной купеческой семье. Его отец, купец первой гильдии и потомственный почетный гражданин, происходил из древнего муромского рода. Алексей был любимцем в семье и сам любил и почитал родителей, нежно заботился о сестрах. В 1904 году он окончил Муромское реальное училище и стал помогать отцу в его семейном торговом предприятии. В их доме имелась большая библиотека, собранная в основном стараниями Алексея. Способный и жизнерадостный юноша был одним из тех, кто составлял цвет местной молодежи.
В 1908 году Алексей Жадин был обвенчан в церкви Сретения Господня с Софьей Ивановной Гундобиной.
Заинтересовавшись личностью этого незаурядного молодого человека, я связался с сотрудниками Муромского историко-краеведческого музея. Они дополнили рассказ москвички Марины К., рассказав, что Алексей Жадин был инициатором создания в Муроме научного общества любителей старины, выступал на страницах газеты «Муромский край» с призывами к бережному отношению к памятникам древности. Вдобавок он был увлеченным коллекционером, и часть его коллекций (оружие, военные лубки, предметы народной одежды) до сих пор находятся в музейных фондах.
Мирную и благополучную жизнь нарушили революция, политика партии большевиков вызывала возмущение и протест во всех слоях общества. Брестский «похабный мир», грабеж состоятельных слоев города и деревни, запрет торговли, удушение любых проявлений человеческого достоинства рождали народное сопротивление. В Муроме, подобно многим другим городам страны, возникла организация Союза защиты Родины и Свободы. Его ядром стали офицеры-фронтовики. Союз планировал одновременное выступление против ленинской диктатуры в Москве и 20 городах Поволжья.
В ночь на 8 июля 1918 года вспыхнуло антисоветское восстание в Муроме. Его возглавил местный уроженец, герой Великой войны Николай Павлович Сахаров, прибывший в город с группой офицеров на пароходе из Нижнего Новгорода, ставшего с зимы того же года местом скопления и расформирования по условиям Брестского договора многочисленных воинских частей и штабов, прибывавших с рухнувших фронтов. Политическим лидером восстания стал военный врач Николай Сергеевич Григорьев. По утверждению следователей ВЧК, в штаб повстанцев с обязанностями его казначея и связного с торгово-промышленным классом входил и купеческий сын Алексей Жадин.
Восставшие объявили себя муромским отрядом «Северной добровольческой армии». Благодаря их быстрым и решительным действиям была разоружена советская караульная рота, захвачены арсенал, военный комиссариат, в перестрелке было ранено несколько красноармейцев. В сущности, восстание было почти бескровным. На призыв штаба белого отряда о мобилизации откликнулось местное офицерство, интеллигенция, учащиеся. Рабочие мастерских Казанской железной дороги от участия в сопротивлении большевикам уклонились. А тем временем к Мурому спешили красные карательные отряды из Москвы, Владимира, Коврова, Выксы. Ввиду их явного численного превосходства повстанцы утром 10 июля покинули Муром.
Ворвавшиеся в город каратели не были столь великодушны. Немедленно и в последующие дни было расстреляно не менее 26 человек (это при том, что все активные участники мятежа заблаговременно скрылись). Еще 12 человек были приговорены к смерти заочно, в их числе и Алексей Жадин. Подробнее об этом здесь: http://rys-strategia.ru/news/2018-07-06-5598
Семья бережно хранила память о нем. Бытовало предание, что Алексей Федорович напрямую не участвовал в мятеже, а был лишь представителем тех кругов общественности, которые горячо сочувствовали белой борьбе. В целом же подробности того, что произошло с Алексеем Жадиным после того злополучного лета, для его родных и близких долгое время оставались тайной.
– Эта трагическая история, – признавалась Марина К., – не давала мне покоя, и я занялась поисками. Было много запросов в официальные инстанции. Наконец, вопрос прояснило письмо, полученное мной из Центрального архива ФСБ России. Оно сообщало, что Алексей Федорович Жадин был арестован в Омске 4 апреля 1920 года местной ЧК по делу о Муромском белогвардейском восстании. Дело было передано в производство особому отделу Владимирской губернской чрезвычайной комиссии.
Ранее, приговором Владимирского губернского революционного трибунала от 26 февраля 1919 года Жадин А.Ф. заочно объявлялся «врагом народа» и в случае поимки подлежал расстрелу. Что и вскоре и произошло. Владимирская ЧК воспользовалась вынесенным ранее смертным приговором и привела его в исполнение.
В этой истории есть нестыковки. Дело в том, что постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 17 января 1920 года смертная казнь в Советской России отменялась. За два дня до этого глава ВЧК Дзержинский, предваряя публикацию этого декрета, опубликовал в «Известиях» пространную статью, полную показного гуманизма. Мол, разбиты Деникин, Юденич, Колчак, а сам Верховный правитель России казнен, поэтому в смертной казни больше нет никакой надобности. Дескать, вот мы, большевики, какие великодушные!
Правда, четыре месяца спустя, вероятно, под давлением ВЧК, сочветская власть приняла новый декрет – о применении смертной казни в местностях, объявленных на военном положении. Но во Владимирской губернии, куда после ареста в Омске был этапирован Алексей Жадин и где решалась его судьба, никакого военного положения не было и в помине.
Рассуждая таким образом, мы подходим к делу с обычной человеческой логикой и обыкновенной моралью. У большевиков же не было ни того, ни другого. Это хорошо понимали современники. Историк Сергей Петрович Мельгунов, автор классического труда «Красный террор в России», писал по поводу большевистских деклараций об отмене смертной казни и об их периодических амнистиях контрреволюционерам, что это не более чем обман, лицемерие, уловки, рассчитанные на наивных и несведущих людей. Всякая такая декларация становилась только прикрытием непрекращающихся убийств в подвалах ВЧК, всякую амнистию предваряли кровавые зачистки в чекистских узилищах. Так происходило и в 1919 году, и в 1920-м.
Мельгунов, со ссылкой на очевидца, пишет, что «в ночь перед выходом декрета об уничтожении смертной казни по приговорам чрезвычаек 120 человек увезли из Бутырок и расстреляли». Он же сообщает о публикации в «Известиях», словно забывших о декрете, сообщения, что с января по май расстреляно 521 человек, причем на долю трибуналов пришлось 176 расстрелов, а на долю одной лишь Московской ЧК – 131. «Каждая амнистия означала для тюрьмы массовые расстрелы».
Внучка Алексея Жадина обращалась с просьбой реабилитировать ее деда. В этом ей было отказано. Отказ распространился и на возможность ознакомиться с архивно-следственным делом дедушки на том основании, что он не реабилитирован. Все это свидетельствует о том, что гражданская война не окончена, ее психология не изжита.
Станислав Смирнов
для Русской Стратегии
http://rys-strategia.ru/
|
