Статистика неумолимо свидетельствует: русская деревня умирает. Каждый год в город уезжают почти 200 тысяч жителей. Уезжают навсегда. Повернуть этот процесс вспять, казалось бы, невозможно. Социальная деградация буквально выталкивает людей в крупные города, ведь невозможно жить там, где нет дорог, связи, школ, больниц, работы. Будущего, в конце концов.
Но это не значит, что ничего нельзя сделать. Россиянка Екатерина Затуливетер основала необычный проект «Альтуризм»: с его помощью неравнодушные горожане отправляются в глухие посёлки и помогают местным жителям строить скамейки, чистить пруды, красить лавочки... Как устроен этот необычный туризм, почему социальное волонтёрство может нанести вред и спасут ли горожане русскую глубинку – обо всём этом Катя рассказала «Русской Планете».
Катя, расскажите про то, как всё начиналось. Жила-была молодая девушка, которая, как и многие, отдыхала исключительно за границей. Потом она поехала туда учиться, да не куда-то, а в британский Брэдфорд, и вдруг узнаёт о какой-то технологии, которая может спасти русскую деревню…
- И ничего не происходит вообще! От знакомства с этой теорией до того момента, как я основала «Альтуризм» в 2014 году, прошло 7 лет. И, если честно, теорий было больше двухсот, я училась на магистратуре по разрешению конфликтов, и мы изучали огромное количество программ по разрешению конфликтов на разных стадиях, на разных территориях, и так далее. И изначально мыслей внедрить всю эту теорию не было – просто так сложилось.
Мыслей ездить по России в качестве туриста не было?
- Не приходили в голову никогда. Только когда начала внедрять модель, стала ездить по стране.
Как родилась идея такого необычного туризма?
- Туризм как таковой меня никогда не интересовал. Я работала, как и все, по найму, но мне нравилась идея социального предпринимательства - что ты можешь делать что-то классное и при этом зарабатывать. То есть отдавать себя этому делу не сверхурочно и по выходным, потому что каждый день нужно ходить в офис.
Меня привлекла технология, с помощью которой можно менять сознание людей с иждивенческого на активное, интересовал социальный бизнес, и я стала думать, как эту идею можно монетизировать. У меня нет богатых родителей, я не знала, как буду окупать проект и платить за аренду жилья, на что буду жить.
Нужно было придумать бизнес-модель, и подошла модель туристическая. Ситуация, когда нужно вовлечь активно мыслящих людей в деревне, предполагала, что какие-то люди туда должны поехать. И этот процесс уже похож на туризм. Почему бы не сделать это туристическим предложением?
Сперва я думала о социальных проектах в Африке или Азии. Идея изначально была так себе, а потом грянул кризис, и стало очевидно, что туда никто не поедет.
А не было идеи выйти на модель грантов?
- Мне наглости не хватило. У меня не было послужного списка реализованных проектов, успешных бизнесов и так далее. То есть, я не понимаю, что я делаю, и вдруг пойду просить у кого-то деньги? Для меня это был вообще не путь.
Кроме того, мне было важно понять - только ли у меня в голове такое сумасшествие? Разделяют ли эти идеи люди настолько, что готовы отдать свои кровью заработанные деньги и принять участие?
Я думала: если я уговорю одного человека - это не показатель. Может, у нас обоих одинаковая психологическая проблема. Но если таких людей много, то рынок доказывает, что твой продукт востребован. Значит, я действительно делаю что-то важное. Я советую получать гранты только на этапе масштабирования. Когда уже есть модель, она работает и нужен толчок – то гранты очень нужны, и мало какой бизнес может без этого обойтись.
Как вы зарабатываете?
- Туристические компании основаны, чтобы заниматься туризмом. Мы создавались, чтобы менять территории, и одна из финансовых моделей монетизации (при этом приносящая меньше всего прибыли) – это туристическая. Путешествий станет меньше, быть может, мы от них вообще отойдем. Но сейчас мы делаем свои проекты, имея визитную карточку поездок, где мы совершили чудо по созданию активных сообществ, которые без нас продолжают развивать свои территории.
Одними поездками заработать на жизнь невозможно. Сейчас, к примеру, мы зарабатываем также на экспертизе, социальным предпринимательством. Проводим семинары, лекции, разрабатываем большие программы по развитию территорий по заказу крупных компании или государства.
Почему наша деревня потеряла способность к сапомочинке? Да так, что нам нужны какие-то заморские теории.
- Не играет роли, заморская эта идея или нет. Из нас долго вытравливали чувство активности. Учили не высовываться, быть как все. Нам сложно менять что-то шаг за шагом, не ломая, эволюционно. Есть ещё психологическая черта у любого человека, не только в России – мы боимся изменений, что будет хуже, а не лучше.
Те люди, которые обращаются к вам с запросом изменить что-то в их деревне – кто они?
- Мы проводили аналитику, изучали, кто хочет, чтобы их деревня развивалась. Тех, кто жил там и никогда не выезжал - всего 1%. Это уникальные люди. У остальных был опыт проживания где-то ещё, в других городах, затем они вернулись. И они знают, что можно жить по-другому. Не обязательно лучше, просто иначе.
С приходом интернета, казалось бы, проще узнать о каких-то позитивных примерах, вдохновиться ими и попробовать внедрить у себя?
- Деревня и правда стала ближе. Но поиск информации - особый навык. Нужно знать, что искать. Соцсети показывают тебе то, чем ты уже интересуешься. Поэтому, например, о краудфандинге в деревне никто не знает вообще. И о каких-то полезных курсах не знают ничего, хотя их множество.
Но чужие идеи не всегда могут помочь. Мы, например, не выкладываем нашу технологию в общий доступ, потому как если сделаешь чуть-чуть не так, то можно деревне навредить. Мы новых сотрудников обучаем по полгода, и лишь затем они работают под присмотром тех, кто уже знает, как нужно делать. Так что просто увидеть где-то идею и реализовать её – не всегда работает.
Деревни умирают не только в России. Быть может, причина не в текущем социально-экономическом положении, а в каких-то глубинных процессах, противостоять которым мы не в силах. Стоит ли тратить столько сил на заведомо провальное дело?
- Процесс умирания деревень был естественным, пока росли города, пока главной ценностью были деньги и наращивание капитала. Но сейчас появляется всё больше людей, для которых важны ценности совершенно иные: права человека, развитие территорий, здоровая еда и образ жизни.
И в России всё больше людей, которые хотели бы жить в деревне, а не тратить 3 часа на дорогу до офиса: в маршрутке, в метро, потом сидишь в коробке с кондиционером весь день, потом поехал обратно в свою коробку, купленную в ипотеку. Многие не хотят так жить. Они не понимают, ради чего тратят столько сил - чтобы зарабатывать 60 тысяч в офисе и прожить всю жизнь вот так? Почему я не могу жить на своей земле?
Читайте в рубрике «Общество» Как туристы спасают русскую деревнюКатя Затуливетер: у наших людей должен быть выбор, жить в ипотечной коробке или на своей земле Как туристы спасают русскую деревню
Кому-то нравится городской образ жизни, кому-то нет, но должен быть выбор. А его нет. И я хочу, чтобы у наших людей этот выбор появился. А если в семье дети, то встаёт вопрос школ, больниц, и далеко уехать ты не можешь. Я часто слышу истории, как кто-то в деревне умер из-за несчастного случая, и думаю – а скорая могла бы доехать быстрее? Человек был бы жив?
И, конечно, встаёт вопрос работы – такой, которая тебя не озолотила бы, но дала возможность жить нормально, ездить отдыхать. Затем встаёт вопрос окружения. Нужно ли для этого ехать в Москву, или у тебя есть общение на нужном тебе культурном уровне? Можешь ли ты развиваться, учиться? Благодаря интернету таких возможностей больше, но всё же.
Сейчас мы идём на компромисс: что мы отдаём за то, чтобы осуществить свою мечту и жить в деревне, а не в коробке в ипотеку, а этих компромиссов быть не должно. Должна быть качественная жизнь там, где ты хочешь жить.
Правда ли, что деревням в Московской области приходится особенно туго?
- По Подмосковью мы не ездим, но, как мне кажется, Московская область в самом плохом положении. У неё нет возможности отцепиться от Москвы вообще. Либо там и дальше будут колоситься коттеджи, чьи владельцы огораживаются от остальных жителей страны пятиметровым забором, либо это будут совершенно депрессивные деревни без развития, а всё будет выкачиваться в Москву. Но отъезжаешь чуть дальше – Тульская, Смоленская области, и там уже возможны изменения, поскольку сила магнита в лице Москвы меньше.
Та деревня, которая заражена вирусом перемен, как она меняется?
- Главное изменение – это появление активного сообщества. Раньше каждый сам по себе думал, что хотел бы изменить что-то, а сейчас все эти люди вместе. Кто-то лидер, причем их может быть много, у них разные проекты. Кто-то хочет восстановить храм. Кто-то хочет отремонтировать автобусную остановку. Кому-то надо пруд очистить. При этом сообщество гибкое, если какой-то лидер выбывает на время из игры, а затем возвращается – проект живет. Не нужно заново всех собирать. Такое сообщество автономно. Они получают с нами навык совместной проектной работы, а потом учатся работать над более сложными.
А местные власти принимают участие?
- Они подтягиваются почти сразу. И когда они вместе с жителями убирают, к примеру, парк, происходит главное: они начинают общаться. Конечно, бывают и ссоры, но я этому даже радуюсь - это важный этап. Потому что теперь им не всё равно, они пройдут этот конфликт и будут развиваться дальше.
Бывало, что за ваш счёт жители пытались решить свои проблемы?
- Так не выйдет, потому что мы за сам проект не платим. Ресурсы они должны найти сами. К тому же, подготовка длится до полугода, и там сложные задачи. Выдержат только те, кто действительно хочет развивать свою территорию. Мы своими руками в деревнях ничего не делаем.
Сперва мы узнаём, можем ли мы помочь. Если да, то полгода или год обучаем жителей: как работать с соседями, с местными жителями, чтобы они тоже стали активными. Например, даётся задача обойти все дворы в деревне и спросить что-то. Те, кто хотят сесть на шею, для них это сложно, они не будут ничего делать.
Почему проекты развития туризма в малых городах часто оказываются провальными?
- Туры делаются для туристов, это главная ошибка. Их надо делать для тех людей, к кому вы приезжаете, и это первое, что мы переворачиваем в сознании тех туристов, что к нам обращаются. У нас очень сильно укоренилась мысль, что всё должно делаться ради тех божеств, что приедут. А они не оставят деревне ни копейки. Им нужна инфраструктура, если не найдут туалет – то весь автобус сходит по нужде в твой огород. И мусор оставит там же. Поэтому, вместо того, чтобы развивать территории, мы наносим таким туризмом непоправимый вред.
Мы хоть и маленькая компания, но стараемся воспитывать осознанность местных жителей, спрашиваем, что надо им. Мы всегда останавливаемся у местных жителей, едим у них же. А туристы в конечном итоге рады, что местные не пляшут перед ними, как в кабаке на гармони для тебя кто-то играет, а тебе неловко, поскольку туристы понимают, что это не настоящая жизнь. В обычных путешествиях туристы чувствуют фальшь, понимают, что что-то не то, и перестают ездить. И местные тоже разочарованы. Но мы всегда спрашиваем деревенских, готовы ли они ко всем последствиям, если к ним будут ездить толпы. Многие не готовы.
Чем альтуристы отличаются от волонтёров?
Нас часто так называют, но мы не волонтёры. Вред от волонтёрского туризма может быть непоправимым. Как вообще появились такие движения? В США и в Англии как-то решили отправлять студентов в страны третьего мира, чтобы учить их уму-разуму. Мол, мы вам сейчас принесём свои культурные ценности, и научим, как надо. Можете себе представить, что 18-летний юноша научит взрослых людей чему-то?
Яркий пример: приезжают куда-то в Африку, а там нет школы. Долго её строят, наконец, когда школа готова, случается так, что дети в ней не учатся. Но им не нужны стены. Если бы к ним раз в неделю приходила учительница, они бы и на земле сидели. Понимание школы как стен в нашей культуре и там - не совпадает.
Как-то ООН допустила серьёзную ошибку, этот случай вошёл в учебники. В одной из деревень волонтёры увидели, что женщины каждый день ходят за водой за 20 километров. Как же так, возмутились волонтёры – это далеко, и таскают всё на себе. Ну, вырыли колодец. А через несколько лет приехали в ту же деревню и с ужасом обнаружили, что там все со всеми перессорились, чуть ли не до кровавых убийств.
Оказалось, культура этого племени была построена так, что поход женщин за водой была единственной возможностью побыть наедине с собой. Когда их этой возможности лишили – им оказалось некуда выплёскивать негатив, стало не с кем делиться проблемами. И уровень стресса в деревне начал зашкаливать.
В России волонтёры могут навредить?
- Это одна из причин, почему я никогда не вожу иностранцев в свои туры. Мне часто говорят, что я теряю золотую жилу, но иначе мы нанесём непоправимый вред нашей деревне. Иностранцы не имеют права влиять на нас со своей культурой. Со своими ценностями ты не можешь лезть в другую страну. У них своя страна, у нас своя. Когда свои приезжают к своим – это другое.
В России есть несколько религиозных волонтёрских организаций. Они делают великое дело - реставрируют колокольни, часовни. Но даже в этом случае получается, что ты приехал, починил, а местных жителей не привлёк, у них нет чувства сопричастности с этим объектом. Они не будут его беречь.
Тяжело это признавать, но, если в деревне нет людей, которые хотят что-то изменить – мы не имеем права там ничего спасать. Проще дать этому умереть. Но если есть хотя бы один человек, то мы можем научить его, как развить чувство сопричастности в своих соседях.
Если мы будем просто везде ездить и красить заборы да скамейки – нас на всю страну не хватит, даже если вся Москва будет ездить каждый год, даже если все деньги, выделенные на оборону, пустить на деревню – ничего не выйдет. Но если мы создаём там сообщество, которое само свою деревню развивает, то в следующий приезд мы видим, как этот цветок распускается. И нам уже не нужно ничего там делать, разве что отправиться на новое место.
Источник |
