Часто в наше время приходится слышать, или читать длинные монологи о тяжком положении русской культуры, о бедственной ситуации с музеями, филармониями, литературными журналами. Обычно при этом звучит характерное риторическое восклицание – где же современные меценаты, где люди, способные повторить дела Мамонтова, или Дягилева? Где те, кто свои капиталы использует не на покупку британского футбольного клуба, или очередную яхту размером с большой противолодочный корабль, а на поддержку и спасение сокровищ национальной культуры?
А они здесь. Они, в общем-то, рядом с нами, и занимаются делом. Только мы их почему-то не замечаем, то ли увлекшись обличительной риторикой, то ли потому, что мы сами «ленивы, и не любопытны». Не замечает их журналистика. Не было о них передач на ТВ (а если и были, то как-то незаметно прошли). Не видно рекламы их начинаний в метро, или еще где на щитах среди московских проспектов. И потому, в меру своих невеликих возможностей, хочу рассказать об одном из таких людей, создавшем в наше время прекрасный частный музей в Москве.
Я люблю Москву. Этот город много и несправедливо ругают, обычно не зная его, не видя его красоты и оценивая его с помощью полубессознательных впечатлений от вокзалов, метро, пробок, гастарбайтеров и тому подобного. Я, как мне хочется надеяться, знаю Москву. Но недавно этот город преподнес мне удивительный сюрприз. Я отправился в свободное время на Таганку, прошел от метро к любимому миниатюрному храму Успения Пресвятой Богородицы в Гончарной Слободе с изразцами работы Степана Полубеса, а оттуда по Гончарной улице в сторону высотки на Котельнической. На этой улице есть комплекс храма Никиты Великомученика. Подойдя к нему, я с удивлением увидел на противоположной храму стороне улицы большую вывеску – Музей русской иконы.
Конечно, я сразу туда зашел. Оказалось, что сюрпризы только начинаются. Музей оказался бесплатным и… почти пустым. А ведь в нем около 10 залов на трех этажах, но я увидел всего несколько посетителей. Удивила еще и роскошная отделка музея – мрамор, дерево, кожаные диваны, все с иголочки. Трудно представить себе, какие огромные средства ушли на это. Но главное – коллекция. Она велика, и для ее обстоятельного осмотра надо от двух до трех часов. В наше время большинство сокровищ русской иконописи находятся либо в крупных музеях, либо в давно собранных частных коллекциях, и мировые музеи, пытающиеся с нуля создать русские отделы, оказываются в нелегком положении – в этом я убедился, когда в начале 2013 года посмотрел коллекции русского искусства в Лувре и Пти-Пале. Однако собрание нового московского музея не просто велико, но содержит много прекрасных икон большой художественной ценности, а также много редких образцов. Кроме того, в музее представлено не только русское искусство.
Пройдем по его залам. Первый же из них поразителен, уникален и в хорошем смысле слова экзотичен. Он посвящен христианскому искусству Эфиопии, далекой и загадочной страны. Когда-то русские ее называли Абиссинией, оттуда был родом крестник Петра Великого Ибрагим, по этой стране путешествовал Николай Гумилев, и русскому сердцу не чужда эта культура. Эфиопы – христиане-монофизиты, как армяне, их духовность понятна нам, при всей своей необычности. Первое, что видишь – множество крестов из серебра, реже бронзы, своей изысканной формой напоминающих ключи. Хочется видеть в этом символику (ключей от рая). Но не берусь судить. Масса каменных фигурок царя Эзаны (утвердившего христианство в IV веке), несущих какие-то отзвуки древневосточного, или древнеегипетского искусства. И – складни на дереве, иконы на ткани. Живопись на дереве, на шкуре антилопы. Большая картина на шкуре с изображением победы эфиопов над итальянцами – то, что мы сейчас причислили бы к «наивному искусству» по исполнению, только с изображением смерти. Яйца страусов с росписями на темы Страстей Христовых. Бутылочные тыквы с херувимами… До этого мне пришлось видеть эфиопское искусство в парижском музее Бранли, там я впервые с ним познакомился. Московская коллекция не хуже, и содержит такие экспонаты, каких в Париже я не видел. Оглушенный абиссинскими впечатлениями, я вышел оттуда, вспоминая Гумилева, который некогда сам собирал экспонаты для Этнографического музея в Петербурге:
Есть музей этнографии в городе этом
Над широкой, как Нил, многоводной Невой,
В час, когда я устану быть только поэтом,
Ничего не найду я желанней его.
Я хожу туда трогать дикарские вещи,
Что когда-то я сам издалёка привез,
Чуять запах их странный, родной и зловещий,
Запах ладана, шерсти звериной и роз.
И я вижу, как знойное солнце пылает,
Леопард, изогнувшись, ползет на врага,
И как в хижине дымной меня поджидает
Для веселой охоты мой старый слуга.
Второй зал на первом этаже посвящен русским иконописным школам XIX - начала XX веков, тем самым богомазам, запечатленным в нашей литературе и живописи, и узнаваемым, особенно, когда мы называем Мстёру, Палех, когда мы прослеживаем эту традицию уже в советский период и в наше время. Есть там и несколько старообрядческих икон, написанных по канонам XVI века. Далее лестница ведет на второй этаж, а стены лестничных пролетов украшены фотографиями С.М. Прокудина-Горского (1863-1944), знаменитого мастера художественной фотографии дореволюционной России, и его современного последователя А.В. Нитецкого. Фотографии сами по себе прекрасны – это русские храмы, то плывущие как корабли на фоне нетронутого злом пейзажа, то стоящие монументальными крепостями, то возносящиеся как свечи, в вышину.
Третий зал посвящен русским иконам XIV-XVI веков. Здесь есть замечательные экспонаты, особенно многочисленные псковские иконы, превосходный деисусный чин из Ростова Великого, прекрасный Архангел Михаил из Вологды. Есть тут и редкость – Ветхозаветная Троица конца XVI века из Архангельска, исполненная совершенно в ином каноне, непривычном для нас, помнящих классический образ, созданный Андреем Рублевым. На архангельской иконе помимо трех ангелов изображены Авраам и Сарра, прислуживающие посланцам Господа – Авраам ставит на стол чашу, стоя между двумя ангелами, а Сарра, опустившись на колени перед столом, подает еще одну чашу. Более того, между Саррой и зрителем (а, значит, в иконной перспективе ниже Сарры) еще один человек режет теленка. Кто он – Исаак, или один из рабов Авраама? На этот вопрос может ответить только специалист. Такой сюжет мне встречался только раз – в Историческом музее в Москве есть подобная икона, но более поздняя, уже XVII века.
Небольшой четвертый зал – реконструкция мастерской иконописца. Далее, в пятом зале – уже XVII век, где внимательный взгляд сразу отметит Богоматерь Одигитрию работы Симона Ушакова, мастера Оружейной палаты. Но кроме этого есть еще много интересного, например Иоанн Предтеча в пустыне (работы нижегородского мастера). Вокруг фигуры Крестителя настоящий средневековый бестиарий – львы, кони, фантастические звери с ярко-красными, киноварью выписанными головами. Запомнилась мне и икона Николы Можайского, вставленная в резной деревянный складень.
Шестой зал посвящен Византии и Греции. Здесь наиболее интересна греческая часть. Иконопись собственно Греции не так хорошо известна русскому зрителю, знакомому больше с византийской традицией. Здесь же есть иконы так называемой критской школы, существовавшей на острове в XV-XVII веках, когда с материковой Греции, завоеванной турками в ходе крушения Византии, уезжали мастера. Крит был под властью Венеции. Наиболее известны многочисленные образы Богоматери критской школы – здесь их несколько, и это хорошие образцы, не хуже виденных мной в музеях Афин, Салоник, Берлина. Критские мастера испытали сильное воздействие культуры Возрождения – и в созданных ими иконах видны одновременно черты греческой Богоматери и итальянской Мадонны. Когда-то мне удалось написать стихотворение о критской иконе, и в нем я попробовал передать этот синтез двух культур –
Иконописец
Иконописец мудрый, не тебе ли
Затрепетавшим золотом лучин
Сквозь темноту пределов и причин
Сияют ликов нежные пастели?
Твои ли губы от любви немели
Предчувствием страданий и кончин?
Твоя ли слава – иноческий чин
И терние монашеской постели?
Но, силой духа поражая страх,
Мазки ложатся, тонкие, как листья,
Что разбудила дождиком весна.
И Матерь Божья с Чадом на руках
Всё явственнее смотрит из-под кисти,
Премудростью твоей удивлена…
Еще один уникальный экспонат этого зала – резной двухъярусный иконостас рубежа XVII-XVIII веков, созданный на Ионических островах. С 1960 года этот иконостас находился в доме берлинского издателя Делера, где он был вмонтирован в одну из стен кабинета и приспособлен под библиотеку. А для коллекции московского музея его приобрели в 2009 году. Иконостас барочный, с богатой вызолоченной резьбой. В нижней части иконостаса сохранились две иконы из его первоначального убранства. Одна из них – Три Отрока в пещи огненной. Другая – Моисей перед терновым кустом, выполненная иконописцем, который явно был знаком с рисунком Рафаэля на ту же тему.
Седьмой зал посвящен XVIII веку в России. Для этой эпохи свойственны процессы обмирщения церковного искусства. Образы постепенно утрачивают духовность прежних времен, приобретают нехарактерную дотоле книжность. Отмечу уникальные иконы Праматери Евы и Праотца Авеля из Великого Устюга, которые трудно было бы представить в более ранних веках. Необычна икона Чудеса Богоматери из книги «Руно орошенное», где образ окружен пространным текстом в многочисленных овальных медальонах.
Очень интересен восьмой зал, где представлено видение русской архитектуры в иконе. В основном тут образцы XVIII-XIX веков. Это прежде всего иконы святых – основателей монастырей. Среди них есть как общеизвестные (Нил Столобенский, Зосима и Савватий Соловецкие, Савва Сторожевский, Сергий и Герман Валаамские), так и местные (Феодосий Тотемский, Иннокентий Иркутский, Александр Ошевенский). На этих иконах святой (или святые) изображены на фоне основанного ими монастыря, причем архитектура монастырей не выписана с натуры, а воспроизведена, или даже создана фантазией иконописца, и сильно отличается от реальной (в чем можно убедиться, вернувшись к фотографиям Прокудина-Горского). Иногда встречаются удивительные архитектурные композиции с множествами сложных вертикалей, усложненных барочными элементами. Кроме этого, здесь есть редкие архитектурные образы. Например, на иконе Убиение царевича Димитрия можно увидеть высокую башню с шатром наподобие кремлевского, перед которой совершается злодеяние. А на клеймах иконы Богоматери Тихвинской передано сказание об этой чудотворной иконе – деревянный храм, в котором была икона, пожар этого храма, новый каменный храм.
Девятый зал - XIX век. Здесь тоже есть свои сокровища. Я отметил две редкие иконы. Первая – огромное Вознесение Христово со Страстями, двунадесятыми праздниками, избранными святыми, годовой минеей и чудотворными иконами Богоматери. Всего здесь несколько сотен изображений, выполненных как миниатюры. А вторая – старообрядческий Страшный Суд из Новгородской области. Маленькая икона (40 Х 50 см) написана в стиле больших средневековых храмовых икон во всех подробностях, письмом в стиле XVI века, с подробными подписями на боковых полях, сделанными каллиграфически (вероятно, это цитаты из Откровения Иоанна Богослова).
И последний, небольшой по площади десятый зал, целиком посвящен старообрядческой культуре. Здесь наиболее интересна реконструкция старообрядческой часовни. Использован подлинный сруб такой часовни XIX века из деревни Бухолово Тверской области, он занимает большую часть зала. Часовня принадлежала одному из толков беспоповского течения, поэтому она отличается от привычной нам современной православной церкви. Иконостас не отделяет основной объем часовни от алтаря, он вплотную придвинут к задней стене, и представляет собой две полки, на которых расставлено множество подлинных старообрядческих икон, выполненных в XIX веке по древним канонам. Иконы находятся в порядке, на верхней полке они образуют деисусный чин. Между полками на стене висит много медных крестов, икон и складней. Перед иконостасом находится аналой с Евангелием, справа от него на клиросе лежит книга с крюковой записью церковного песнопения. Вдоль боковых стен установлены полки – правая мужская и левая женская, на них члены общины садились в течение очень долгой старообрядческой службы, точнее, в те ее периоды, когда это дозволялось. Должен сказать, что мне впервые удалось увидеть столь полную и так любовно восстановленную картину старообрядчества.
А теперь пара фактов. Музей основан в 2006 году. А в здании на Гончарной он находится с 2011 года. Все было сделано за очень короткое время, и за очень большие деньги. И все это осуществил предприниматель и меценат Михаил Абрамов. О нем я могу рассказать немного, лишь то, что есть в интернет-ресурсах. Он москвич, в 80-х годах занимался кооперативным предпринимательством, а с 1991 года страховым бизнесом, сейчас он заместитель гендиректора Московской страховой компании. Собиранием икон Михаил Абрамов занимается с начала 2000 годов, но уже успел сделать очень много. Надо отметить, что он не просто собрал коллекцию (как делали и делают многие бизнесмены), но он организовал музей – а, значит, собрал коллектив музейных работников, пригласил экспертов, реставраторов, дал им работу. Добавлю, что он еще смог организовать научную экспедицию специалистов в Эфиопию для пополнения соответствующего отдела музея. И, как говорит сам Михаил Абрамов – «он лишь временный хранитель памятников, на самом деле являющихся достоянием нашего Отечества».
Опубликовано в журнале "Союз писателей", Новокузнецк, № 6, 2014
