Если слово «империя» для нас преисполнено вполне конкретным содержанием, связанным с обширной территорией, заключенной в границы одного государства, с многочисленным населением, как правило, полиэтничным по своему составу, а также связанным с определенными историческими процессами и событиями, которые происходят на этой обширной территории и влияют не только на проживающее там население, но и на соседние страны, то слово «мир», довольно привычное и часто употребляемое, все же носит более размытый характер. В 1 гл. этого эссе была сделана попытка истолкования греческого мира как историко-культурной традиции, основу которой в I тыс. до н.э. заложили жители городов (полисов), разбросанных по островам и побережью Эгейского моря и которая впоследствии охватила все средиземноморье. А затем (после распространения ислама) ареал влияния этой традиции сместился к северу, простираясь от Гибралтара до Урала. Во второй половине II тыс н.э. жители греческого мира уже освоили пространства обеих Америк и Сибири, т.е. стали смотреть друг на друга и с противоположных побережий Тихого океана.

Греческий мир представляет собой ярко выраженную двухполовинчатую структуру: он един и в тоже время разделен не стихающей борьбой противоположностей. Впрочем, и вся окружающая нас действительность насыщена этой борьбой: день и ночь, верх и низ, материальное и духовное, мужское и женское нераздельны и неустанно соперничают между собой. Когда над одной половиной греческого мира сияет солнце истины, другая пребывает в сумраке – и вынуждена блуждать и горестно убеждаться в бесплодности своих поисков истины. Когда одна половина творит историю греческого мира, другая в отчаянии сражается с собственной беспомощностью. Поэтому каждую доминирующую половину мира также можно называть миром, конечно, локальным. А другую половину, пребывающую в тени, но накапливающую силы, чтобы проявить себя – латентным или становящимся миром. Восток и Запад попеременно доминируют в греческом мире. Когда Восток активен, Запад пассивен, когда Запад выступает в роли ведущей половины, то Восток оказывается ведомым. Само наличие столь долговременной традиции убедительно свидетельствует в пользу того суждения, что греческий мир – цельное явление, в котором обе половины, несмотря на присущий им антагонизм, сотрудничают между собой, взаимно обогащая друг друга знаниями и навыками, символами и мифами. Нельзя представить себе Древний Рим без олимпийских богов, Византию без римского права, Европу без «симфонии» государственных и церковных учреждений, Россию без европейского искусства.

Восток и Запад уже дважды переживали длительные периоды своего возвышения. Причем именно Восток задает продолжительность соответствующего этапа существования. Древнегреческие государства доминировали в средиземноморье пять веков, и столько же будет длиться период римского владычества. Византия сияла над всем христианским миром восемь столетий, и столько же будет главенствовать европейский мир. Систематизируем свои первоначальные обобщения в следующей таблице.

Таблица 2.

ГРЕЧЕСКИЙ МИР 

Бытие каждого мира определяют наличие империи, языка, религии. Империя и мир находятся в такой же тесной связи, как скорлупа и орех. Мир возникает не в безвоздушном пространстве, а на определенной территории, и вбирает в себя особенности того земного пространства. Территория эта должна быть суверенной, т.е. ее жители не должны быть подавлены волей чужеземцев. Вот почему тысячи ратников, раздвигая границы своих государств, перерастающих в империи, столь охотно гибнут на полях сражений. Они знают, зачем живут и во имя чего умирают: их воодушевляет сознание своей причастности к историческим переменам.

Империи – важнейший фактор истории греческого мира. В империях или возле них происходят ключевые события: именно империи позволяют обществу усложняться, приобретать многоярусность, т.е. расти в высоту. Стремление создать свои империи в той или иной степени присуще всем мирам, хотя миссии этих империй могут существенно отличаться друг от друга.

К тому же в истории греческого мира можно выделить два эона (крупных периода). Античность вмещает в себя древнегреческий и римский миры. Византийский и европейский миры составляют эон Христа или мир Спасения. Оба эона опять же противоположны по отношению друг к другу, и в то же время в первом эоне уже существуют прообразы второго эона, а второй эон хранит воспоминания о первом эоне. Так, миф и Прометее, или казнь Сократа можно рассматривать как различные варианты страстей по Спасителю, а Софийский собор, возведенный в честь мудрости, несущей в себе божественную силу и благодать, хранит смутные воспоминания об Афине Палладе.

Каждый эон неразрывно связан с мировоззренческими установками крупных обществ, способных творить историю. Восток является более подходящим местом для возникновения религиозных преставлений о мире. Видимо, это свойство проистекает из-за бессчетных связей Востока с древнейшими цивилизациями человечества. На западной стороне греческого мира мы не обнаруживаем столь мощной духовной основы. До возникновения римского мира на Западе не существовало ни одной древней цивилизации, а именно эти цивилизации, некогда создав свои космогонии, сохранили память об акте творения человека. Запад, довольно поздно приобщившийся к истории человечества, ничего подобного не «помнит» и не «знает». Единственная оригинальная версия создания человека, выдвинутая на Западе, – это закон естественного отбора, который позволил червю из речного ила подняться во весь человеческий рост.

Каждый локальный мир вполне самостоятелен и самодостаточен. Истина, которая открывается одному миру и вокруг которой мир вращается и расширяется, не является истиной для другого мира, и обычно воспринимается другим миром как ложь. Что почетно для римлянина, не пристало делать ромею. Однако в любом мире мы обнаруживаем святилища и грязные притоны, аристократию и чернь, строителей и разрушителей. Мудрость каждого мира проста и лаконична и заключена в его священных символах и ключевых формулах. Но поражает сложность жизни каждого мира, великое разнообразие истолкований сущности этого мира. Если изначальную мудрость представить в виде невзрачного зернышка, то со временем из этого «капельного» семени вырастает целый куст или даже дерево, и когда куст или дерево цветут, то распространяемый ими аромат можно назвать благоуханием мудрости: это уже утонченная роскошь бытия, пьянящее расточительство, которые противоположны сжатости первоначального зерна.

Жажда своего мира сильнее инстинкта самосохранения, и те, кто готовы сражаться за свой мир, обретают «упоение в бою». Но большинство из тех добровольцев, кто идет навстречу лишениям, опасностям и тяготам, отнюдь не всегда могут внятно объяснить себе: Что же движет ими? Идущие на смерть в бою обычно ссылаются на слова присяги или на свою преданность предводителю. Идущие «путем монаха» зачастую сознательно обрекают себя на истязания, мучения, терзания, ссылаясь на несовершенства мира сего. И подобные внутренние императивы движут людьми из века в век с завидным постоянством. А над всеми этими частными  мотивами, определяющими героические, жертвенные и прочие  поступки, витает могущественное стремление к становлению и развитию своего мира.

Мир созидают мудрецы – гении, ярчайшие светильники духа, создают скорее невольно, чем целенаправленно: просто они не могут бесконечно долго таить в себе божественный свет. Даже пребывая в мрачных катакомбах или пещерных лабиринтах, в лесных чащобах или бесплодных пустынях, мудрецы далеко вокруг себя распространяют этот удивительный свет, и к нему устремляются люди со всех сторон, дабы увидеть истину или почувствовать, что она не столь далека. Людьми движет радость обретения «даров чудесных». Ведь мир – это пространство свободы, а не заточения, это путь к величию, а не к самоуничтожению.

Становление мира сопровождается постоянным расширением смыслового пространства, благодаря чему, казалось бы, из ничего, из сущей пустоты возникают идеи и образы, происходит метафорическая интерпретация окружающей действительности. Религиозно-этический идеал служит своеобразным солнцем мира, направляя свои лучи в бесчестные направления, каждое из которых может стать стезей добродетели, дорогой свершений и славных побед. Божественный свет позволяет людям видеть, понимать, постигать самое главное – ценности жизни. Благодаря прояснившимся ценностям жизни и сама человеческая жизнь обретает внятную направленность своих изменений и движений.

Самое парадоксальное заключается в том, что большинство жителей мира, никогда и не задумывается о столь туманных субстанциях, как смысл жизни или о сакральном характере привычных с детства символов: не задумывается вследствие своей сосредоточенности на текущих делах или на своем самочувствии, или на отношениях с родственниками и близкими. Для них гербы или заповеди естественны, как воздух, которым они дышат, как земля, по которой они ходят. Но благодаря привитию религиозного чувства, каждый житель мира чувствует причастность к судьбам своего мира. Будучи один, он не остается одиноким, он – вместилище микрокосма, а не частица массы или «изолированный атом», он – звено в цепи поколений, пролагающих в истории свой путь. А те, кто рассказал людям о богах и начертал законы, те, кому впервые открылись сакральные глубины символов, отнюдь не всегда фигурируют в анналах мира как конкретные личности. Потомки зачастую отвергают саму мысль, что те люди (выдающиеся личности) состояли из плоти и крови. Лишь подлинным поэтам доступно созерцание высших истин, которые способны скрепить мир в единое пространство – образы поэтов и сама их жизнь легче умещаются в легендах и мифах, нежели в подробных и скучных хронологиях.

Каждый мир, с самого начала своего утверждения в истории, поощряет выявление в обществе людей, наиболее способных к тем видам деятельности, которые в данном мире считаются главенствующими. И эти одаренные люди, явно пользующиеся поддержкой метафизических сфер, довольно быстро достигают совершенства. Так и дерево, даже самое высокое, не может бесконечно долго расти в высоту, иначе оно сломается под тяжестью своей кроны. Так и нож нельзя точить бесконечно долго, в обратном случае от него останется одна рукоять. Но достигнув определенного совершенства, мир не может не изменяться и дальше. А раз он продолжает меняться, то эти изменения уже несут с собой разрушения.

Однако мир гибнет не потому, что люди не могут удержаться на высоте собственных достижений, а потому, что эти достижения, становясь привычными, утрачивают для потомков свою значимость. Актуальными становятся всякие глупости и побрякушки, балаганы и аттракционы. Загадочно и то, что гибнущие безвозвратно миры не исчезают окончательно. Новые всходы обязательно когда-то прорастут там, где некогда уже цвела и благоухала мудрость человеческая.

Неоценимую роль в восстановлении или обретении связи времен играет язык – ведь в нем присутствует опыт многих предшествующих поколений и целых эпох. Благодаря языку мир осмысливается и, даже погибая, становится достоянием истории всего человечества. Доведенные жестоким Римом до отчаяния, древние греки отреклись от своих прекрасных богов, своих героев и гениев, даже от своих имен, но, крестившись в христианскую веру, сохранили свой язык. Загнанные в исторический тупик, юные европейские народы прильнули к «мертвой» латыни как к источнику «живой воды», обрели самостоятельную поступь и смогли открыть для себя сокровища античной мысли. Чтобы распространить христианскую ортодоксию среди славянских народов, ромеи создали славянскую письменность, приобщив варваров к религии откровения и спасения.

Мир нуждается в объяснении, в раскрытии своей сущности: сокровенное должно когда-то проступить на поверхности жизни, и для этого достойнейшие люди не жалеют ни своих сил, ни даже своей жизни. Сокровенное должно быть оценено как бесценное, названо, заключено в оправу четких формулировок, и язык выступает тончайшим инструментом проникновения к тайнам мира. Но самые последние тайны мира не доступны ни человеческому уму, ни воображению: их не способны осветить даже пылающие сердца. Язык лишь огибает сферы невыразимого, и человек никогда не сможет проникнуть в эти сферы, как и божественное никогда не снизойдет до того, чтобы слиться с человеческим. Но людям свойственно изо всех сил тянуться к божественному. И наиболее убедительным и доказательным проявлением этого вековечного тяготения как раз и является создание мира.

К своему миру сменяющиеся поколения движутся через многие преграды и смертельные ловушки. Истоки мира всегда скрыты легендарными временами, полными чудес и невероятных событий. Истоки мира прячутся в расщелинах гор или в безводных пустынях, в глухих урочищах, в россыпи островов, вкрапленных в морскую гладь. Мир возникает из противодействия злу. Образ зла и борьба с ним придает энтузиазма тысячам людей, которые с завидным упорством отстаивают свою самостоятельность и свой стиль жизни, зачинают империи и утверждают религии. Лишь великие цели обнаруживают великих людей.

Оформление мира, придание ему определенных, долговременных свойств и черт подразумевает прорыв в неведомое: совершается переход от беспомощности к всесилию. Подобное чудо происходит лишь посредством творческого акта, на который способны редкие выдающиеся личности. Массового творчества, увы, не бывает. Творец всегда одинок. Даже в христианском мире, где всемерно культивировались кротость, смирение, мы находим плеяду великих богословов, Отцов Церкви. Без деятельного участия творческих личностей, наделенных даром прозрения, «чувством пути», учительства, мир может веками существовать всего лишь как далекая несбыточная мечта.

Юрий Покровский

для Русской Стратегии

http://rys-strategia.ru/