«Зачем ты картавишь? Это физический недостаток, а Бог избавил тебя от него. За француза тебя никто не примет; благодари Бога, что ты Русский, а обезьянничать никуда не годится», - с такими словами в 1817 году Великий Князь Николай Павлович обратился к камер-пажу своей супруги. Через 11 лет, уже будучи Государем, в напутствии отправляемым на стажировку в Дерпт студентам, он подчеркнёт: «Возвращайтесь русскими!»

А.С. Пушкин не случайно называл Императора Николая Первого первым со времён Петра русским человеком на троне. Действительно, в это царствование пришла, если так можно выразиться, «мода» на русскость, на русское. Обусловлено это было и тем, что именно в период правления Николая Павловича Россия преодолела период «ученичества» перед западом в области искусства и уже сама стала задавать тон в нём. Вчера ещё робкая русская словесность расцвела плеядой превосходных поэтов и писателей, выходили многочисленные книги и периодические издания. В музыке явил себя гений Глинки, который подобно Пушкину и Карамзину в литературе, заложил основу, создал русскую классическую музыку, русский оперный театр. А сколько шедевров создано было русскими живописцами и зодчими! Золотой век был воистину золотым для России. В советской историографии Императора Николая представляли ограниченным солдафоном. Между тем, Государь был одним из наиболее просвещённых людей своего времени, и тот же Пушкин сетовал, что просвещённость остальной России не дотягивает до просвещённости её монарха. В молодые годы общавшийся с первыми литераторами мира, такими как Гёте и Шатобриан, Николай хорошо разбирался в литературе и любил её, он неплохо рисовал и подчас мог дать весьма дельные замечания в этой сфере… Художники пользовались монаршей поддержкой; Глинка, который без покровительства Государя был бы, по замечанию Танеева, затёрт иностранцами, получил должность капельмейстера придворной Певческой капеллы; Гоголю был пожалован пансион, Пушкина же Император при жизни старался защитить от нападок, требуя от Бенкендорфа закрыть издание главного противника поэта Булгарина, а после гибели выплатил все его многочисленные долги; актёры были неизменно обласканы – по утверждению Шаляпина никто из российских монархов не стоял так близко к театру.

Но об этом наши псевдоисторики не рассказывали, старательно ваяя образ тирана, погубившего декабристов. Конечно, не уточняя, что «тиран» пожаловал пенсии семействам преступников, устраивал их детей в лучшие учебные заведения и не чинил ни малейших препятствий по службе. Пункта о «ЧС» (члены семьи врагов народа) при «царизме» не было… «Наконец, среди общих надежд и желаний, склоняем Мы особенное внимание на положение семейств, от коих преступлением отпали родственные их члены. Во всё продолжение сего дела сострадая искренно прискорбным их чувствам, мы вменяем себе долгом удостоверить их, что в глазах Наших союз родства предаёт потомству славу деяний, предками стяжанную, но не омрачает бесчестием за личные пороки или преступления. Да не дерзнёт никто вменять их по родству кому-либо в укоризну: сие запрещает закон гражданский, и более ещё претит закон христианский», - писал Император.

«Революция на пороге России, но клянусь, она не проникнет в неё, пока во мне сохранится дыхание жизни, пока, Божией милостью, я буду императором!», - так говорил Николай после подавления бунта на Сенатской площади. И, безусловно, подавление первой попытки революции в России – одна из огромных заслуг Николая Первого. «С первого появления на революционном поприще русские превзошли бы ваших Робеспьеров и Маратов», - говорил Государь французскому посланнику. Катастрофа, постигшая Россию без малого век спустя, всецело подтвердила его правоту.

Одной из главных своих задач Николай Павлович видел отмену крепостного права. Он не соглашался с Карамзиным, полагавшим введение оного полезным, осуждал свою великую бабку за закрепощение Малороссии и год за годом двигался к намеченной цели, постепенно облегчая положение крестьян и подготавливая почву для их освобождения. Государь прекрасно сознавал, что такую серьёзную реформу невозможно провести скоро. И не только из-за противодействия дворянского сословия. Нельзя было освободить крестьян без земли – это привело бы к их закабалению. Нельзя было провести освобождение и без достойной компенсации помещикам, ибо в противном случае мелкопоместное дворянство было бы ввергнуто в нищету. Одним словом реформа, проведённая без учёта всех этих факторов, неминуемо должна была обернуться тем, о чём десятилетия спустя напишет Некрасов – «одним концом по барину, другим по мужику». «Я твёрдо положил отсекать всё то, что в понятии добрых людей, не может безвредно более сохраняться, и тихо, и осторожно, но безостановочно буду выполнять свою обязанность; прежде утвердим за крепостными недвижимую собственность, ими приобретённую, потом и движимую, но не разом и не теперь; пока человек есть вещь, другому принадлежащая, нельзя движимость его признать собственностью, но при случае и в свою очередь и это сделается», - говорил Император П.Д. Киселёву.

Николай Павлович много путешествовал по России. Зачастую – инкогнито, под видом простого офицера. Он запросто общался со встречаемыми людьми – от помещика до простого мужика, и эти встречи дали немало исторических анекдотов, окрашенных добродушным юмором Самодержца.

В 1834 году Государь путешествовал по Волге. С дороги он сообщал Паскевичу: «Своей поездкой в Ярославль, Кострому и Нижний я восхищён. Что за край! Что за добрый прелестный народ! Меня замучили приёмами. Край процветает, везде видна деятельность, улучшение, богатство, ни единой жалобы, везде одна благодарность, так что мне, верному слуге России, такая была отрада».

Когда же три года спустя в путешествие по России отправился Наследник Александр Николаевич, Николай писал ему: «Радуюсь, что ты ознакомился с частью сердца России и увидел всю цену благословенного сего края, увидел и как там любят свою надежду. Какой важный разительный урок для тебя, которого чистая душа умеет ощущать высокие чувства! Не чувствуешь ли ты в себе новую силу подвизаться на то дело, на которое Бог тебя предназначил? Не любишь ли отныне ещё сильнее нашу славную, добрую Родину, нашу матушку Россию? Люби её нежно; люби её с гордостью, что ей принадлежен и родиной называть смеешь, ею править будешь, когда Бог сие определит для её славы, для её счастия! Молю Бога всякий день в всяком случае, чтобы сподобил тебя на сие великое дело к пользе, чести и славе России…»

В завещании же, писанном в 1835 году, Николай среди прочего наставлял своего сына: «Три брата у тебя, которым отныне ты служить должен отцом; будь для них тем же, чем был для меня твой дядя Александр Павлович. Со временем они должны тебе служить верой и правдой; смотри, чтобы были Русские; это значит всё, что долг их составит. (…) Будь милостив и доступен ко всем нещастным, но не расточай казны свыше её способов. С иностранными державами сохраняй доброе согласие, защищай всегда правое дело, не заводи ссор из-за вздору; но поддерживай всегда достоинство России в истинных её пользах. Не в новых завоеваниях, но в устройстве её областей отныне должна быть вся твоя забота. (…) Пренебрегай ругательствами и пасквилями, но бойся своей совести».

«Чтобы были Русские» - эта забота красной нитью проходит через всё царствование Николая. Характерен его упрёк иркутским купцам: «Я надеялся увидеть вас одетых по-русски, а вы подражаете иностранцам; мне приятно было бы видеть сибирского купца в народном русском платье, которое так красиво и покойно! А вы оделись как французы!» Купцы смешались, один из них осмелился сказать: «Да так одевался уже отец мой». – «Так что же, - отвечал Государь, - ежели отец твой ошибался, то ты можешь это исправить, одежда не главное, что нужно перенимать у отца!..»

Император Николай Павлович немало заботился о просвещении России и русского народа. При нём было открыто большое число учебных заведений. Обращаясь к депутатам петербургского дворянства 21 марта 1848 года, Государь говорил: «В учебных заведениях дух вообще хорош, но прошу вас, родителей, братьев и родственников, наблюдать за мыслями и нравственностью молодых людей. Служите им сами примером благочестия и любви к Царю и Отечеству, направляйте их мысли к добру и, если заметите в них дурные наклонности, старайтесь мерами кротости и убеждением наставить их на прямую дорогу. По неопытности они могут быть вовлечены неблагонадёжными людьми к вредным для общества и пагубным для них самих последствиям. Ваш долг, господа, следить за ними». Весьма важны соображения Императора, высказанные в рескрипте министру просвещения А.С. Шишкову: «…необходимо, чтобы повсюду предметы учения и самые способы преподавания были, по возможности, соображаемы с будущим вероятным предназначением обучающихся, чтобы каждый, вместе со здравыми, для всех общими понятиями о вере, законах и нравственности, приобретал познания, наиболее для него нужные, могущие служить к улучшению его участи и, не быв ниже своего состояния, также не стремился чрез меру возвыситься над тем, в коем, по обыкновенному течению дел, суждено ему оставаться». По мысли Государя, к примеру, дети крестьян должны были получать знания, полезные им в их крестьянском деле, а не те, что, не давая им никакой предметной пользы, служили бы лишь к раздражению юного воображения, к несбыточным мечтам, несовместимым с крестьянским состоянием, а через это к душевной порче.

Николая Павловича называли рыцарем на троне. Пушкин даже тревожился об этом, замечая, что Государь судит о людях по своей мерке, тогда как они зачастую отнюдь не таковы. Опасения поэта были небезосновательны. Злоупотребления чиновников, сыгравшие столь печальную роль в Крымской войне, подпитывались излишним доверием Императора к людям. Люди без чести всегда склонны пользоваться чужим благородством. Благородством Николая пользовались как европейские монархи, спасаемые им от революций, так и внутренние враги – как сказали бы теперь, коррупционеры. «Сначала я никак не мог вразумить себя, чтобы можно было хвалить кого-нибудь за честность, и меня всегда взрывало, когда ставили это кому в заслугу, но после пришлось поневоле свыкнуться с этой мыслью. Горько думать, что у нас бывает ещё противное, когда я и все мы употребляем столько усилий, чтобы искоренить это зло», - в этих словах весь Государь Николай Первый…

Маркиз де Кюстин, весьма враждебно относившийся к России, тем не менее, сохранил для истории некоторые важные суждения Николая Павловича, высказанные в беседе с ним: «Русский народ добр, но нужно быть достойным управлять этим народом. …Я люблю Россию и думаю, что понял её. Когда я сильно устаю от разных мерзостей нашего времени, то забвения от всей остальной Европы ищу, удаляясь внутрь России. …Никто не может быть душою более русским, чем я. …Я понимаю республику – это прямое и честное правление, или, по крайне мере, одно может быть таковым. Я понимаю абсолютную монархию, потому что сам я её возглавляю. Но представительно образа правления я постигнуть не могу. Это – правительство лжи, обмана, подкупа. …Покупать голоса, подкупать совесть, завлекать одних, чтобы обманывать других, - я с презрением отверг все эти средства, столь же позорящие тех, кто подчиняется, столь и того, кто повелевает. … Меня слишком мало знают, упрекая в честолюбии. Я далёк от мысли стремиться к расширению нашей территории, я хотел бы лишь сплотить вокруг себя всё население России, я хотел бы победить его нищету и варварство. Желание улучшить участь русского народа – для меня несравненно выше, чем жадность к новым завоеваниям. Если бы вы знали, как этот народ добр, сколько в нём кротости, как он от природы приветлив и учтив!... Но, повторяю, нелегко стать достойным управлять подобным народом…»

В правление Императора Николая Первого государственное управление и законы Российской Империи были значительно упорядочены, строились дороги, развивалась торговля и промышленнось. Империя простёрла свои владения на Закавказье, нанеся поражения Персам и Туркам…

Государь воспринимал свою власть, как крест, как Долг перед Россией и Богом. В самые кризисные моменты он брал всю ответственность на себя: усмирял бунт на Сенатской, приезжал в холерную Москву, своим словом останавливал холерные беспорядки в столице, стоя один перед лицом разъярённой толпы… Сам внимательно читал все доклады, сам нередко встречался с обвинёнными в государственных преступлениях и проступках, дабы составить своё мнение, объяснившись прямо, глядя в глаза ожидающим решения своей участи – и лишь тогда вынести вердикт. Он вёл аскетическую жизнь – спал на кушетке, укрывшись шинелью, не пил вина, был воздержан в пище. И никогда не забывал о том, что он, прежде всего, христианин. Замечательны его слова, сказанные Ю.Ф. Самарину, арестованному за распространение рукописной книги, в которой приводились вверенные ему по должности документы, но отпущенному по монаршей милости: «Вы хотите принуждением, силой сделать из немцев русских, с мечом в руках, как Магомет; но мы этого не должны именно потому что мы – христиане. Теперь вы должны совершенно перемениться, служить, как вы присягали, верой и правдой, а не нападать на правительство. Мы все так должны служить; я сам служу не себе, а вам всем; и я обязан наводить заблуждающихся на путь истины; но я никому не позволю забываться: я не должен этого по той же самой присяге, которой я верен. Теперь это дело конченное: помиримся и обнимемся…» В.С. Соловьёв, приводя эти слова, замечает: «Кроме великодушного характера и человеческого сердца в этом «железном великане», - какое ясное и твёрдое понимание принципов христианской политики! «Мы этого не должны, именно потому, что мы – христиане», - вот простые слова, которыми Император Николай I «определил» и свою, и нашу эпоху, вот начальная истина, которую приходится напоминать нашему обществу!»