Во всей России знать лишь ей одной,
Ей,
одинокой
седенькой старухе,
Как были ласковы
и горячи порой
Вот эти пушкинские бронзовые руки.
Эти строки поэт Николай Доризо посвятил Марии Александровне Гартунг-Пушкиной, старшей дочери «солнца русской поэзии». Пожилая дама часто приходила к памятнику своего великого отца в Москве и подолгу сидела подле него. Ей шёл пятый год, когда погиб Александр Сергеевич, и она была единственной из детей, кто действительно помнил отца… И единственной из них, кому не повезло дожить до кошмара большевизма.
Много раньше ушли сестра Наталья и брат Григорий. В 14-м преставился генерал Александр Александрович Пушкин, рвавшийся на фронт, но не успевший попасть туда. Сердце пожилого боевого генерала остановилось раньше, чем Государь успел удовлетворить его рапорт о назначении в Действующую армию…
Своих детей у Марии Александровны не было. В голодной, отброшенной в средневековье Москве она оказалась в положении бедственном и в прямом смысле слова голодала – как и большинство москвичей, кроме большевиков и их служек… Нарком Луначарский в 1919 году изволил подписать распоряжение о назначении Гартунг-Пушкиной пенсии ввиду заслуг её отца, но Мария Александровна не дожила до этой «милости». Дочь Пушкина умерла от голода в его родном городе, лишённая какой-либо помощи…
Годом раньше в голодной Ялте умерла вдова Фёдора Достоевского, Анна Григорьевна. Она до последних дней работала над рукописями мужа, которые завещала любимому внуку Феде и которые были бесследно утрачены, так как Фёдору-младшему суждено было пережить бабушку лишь на три страшных года…
Он родился в горьком для России 1905 году в Петербурге и был воспитан в благоговейном почитании Государя, своего великого деда и А.С. Пушкина. Мальчик готовился к поступлению в Александровский лицей, но февральская революция перечеркнула все мечтания. Вместе с бабушкой и матерью он переехал в Крым, и там в 1918 году написал свои первые стихи:
Я смеюсь. Но мой смех – горше слез,
Ряд подавленных в сердце рыданий,
Я смеюсь над потерею грез,
Я смеюсь над потерей мечтаний.
Я смеюсь над Тобою, желаний
И надежды разрушенный храм…
Этот смех – это звон погребальный
Моим лучшим стремленьям, мечтам.
Юный Федя был очень талантливым ребёнком. Он не только писал стихи, но хорошо рисовал, знал три языка. Его мать, дочь генерала Пугаловского, сама преподавала сыну все предметы. А в дни гражданской войны вынуждена была зарабатывать на пропитание себе и ему частными уроками. «Все сделать, чтобы мамочка могла после этой беготни отдохнуть!» - писал в те поры Федя.
Когда Белая армия освободила Крым, в душе юного поэта загорелась надежда:
Надежда есть! Она сверкнула
В краю ином, в краю другом
И в сердце радостью блеснула
и сердце вновь горит огнем.
Бывает часто в непогоду
тогда, как гром еще гремит
И потрясает всю природу
И вся вселенная дрожит –
прорвавши вереницу туч
Уже манит, уже сверкает веселый, яркий, ясный луч.
Многие мальчики уходили в те страстнЫе годы в ряды Белых армий. Среди них был, в частности, внучатый племянник Натальи Гончаровой, 17-летний Костя Гончаров, последний законный владелец калужского Полотняного завода, возглавивший фабрику в восьмилетнем возрасте. В начале 18-го года он отправился в Новочеркасск и пропал без вести…
14-летний Федя Достоевский был слишком юн, чтобы пополнить ряды армии. Между тем, в октябре 19-го года фронт начал неудержимо откатываться, и мальчик остро почувствовал надвигающийся крах:
Небо бездонное, небо осеннее,
Птиц улетающих крик,
Солнце холодное, уж не весеннего
В небе блистающий лик.
В воздухе быстро летят паутинки,
В небе унылые тучи несутся,
Шепчут друг другу качаясь былинки:
Дни золотые уже не вернутся.
В 1920-м пламенная патриотка Екатерина Достоевская осталась в Крыму, на родной земле. С нею остался и Федя. Матери и сыну досталось пережить весь ужас красного террора Куна и Землячки и кошмарного голода, описанного Иваном Шмелёвым. Впрочем, пережила его только Екатерина Петровна…
Опять тоска, опять души стенанье,
Измученной души опять тревожный бред.
Одна отрада лишь – воспоминанья,
Минувших лет едва заметный след.
Вновь без надежд, обманутый судьбою,
И об одном мечтаю я порою,
О если бы скорее отдохнуть.
Эти горькие строки 15-летний мальчик написал в декабре 1920 года. Его желание «отдохнуть» скоро исполнилось. Осенью следующего года в голодном и истерзанном Крыму хрупкий Федя заболел тифом, осложненным менингитом, и умер.
Его мать жила в лишениях и страхе 20 лет, стараясь сберечь крупицы наследия своего великого свекра. Её квартира была похожа на музей Фёдора Михайловича. Музей «реакционного» писателя, ненавидимого большевиками и полузапрещённого… Когда в Крым пришли немцы, то на дверях Екатерины Петровны была прикреплена табличка, извещающая, что это квартира невестки Достоевского, а потому постою не подлежит. Пожилой женщине был назначен паёк, и наиболее образованные из немецких офицеров нарочно приходили в её дом, дабы выразить почтение памяти великого русского писателя.
С разгромом гитлеровской армии выбор у Екатерины Достоевской был невелик: лагеря «за измену Родине» (как для вдовы Александра Грина) или эмиграция. Пожилая женщина на сей раз выбрала второе. Она ушла вслед за немцами, а затем поселилась во Франции, где и скончалась в 1958 году.
Ещё в Крыму Екатерину Петровну навестил профессор Гротов, в недавнем прошлом деливший ад советских концлагерей с племянником Фёдора Михайловича, Андреем Андреевичем. Виднейший русский географ, автор многочисленных научных трудов, он в возрасте 67 лет был арестован по т.н. Академическому делу, в рамках которого были репрессированы и убиты сотни петербургских ученых. Андрея Достоевского отправили на строительство Беломорско-Балтийского канала. Тюрьма, этап, лагерь тяжело отразились на здоровье пожилого учёного. Освобождённый из лагеря досрочно, он прожил затем лишь два года и скончался в 1933 году.  
Такова была судьба потомков русских гениев в стране победившего «коммунизма»…

Е. Фёдорова

Русская Стратегия