Сталинская принудительная коллективизация и бандитское раскулачивание крестьян обернулись повсеместной разрухой и массовым голодом русского и братского народов, унёсшим жизни до восьми миллионов человек в 1932–1933 годах. По своим гигантским масштабам и трагическим последствиям это был второй массовый голод после захвата власти большевиками-самозванцами. Первый случился десятью годами раньше, через несколько лет после октябрьского большевицкого переворота, во время братоубийственной, разрушительной войны, когда русская земля оказалась во власти страшного голода, вошедшего в отечественную историю недавнего «светлого прошлого» под названием «голод в Поволжье». Такое название по своей сути лукавое и весьма условное – оно лишь частично отражает его немыслимо большие масштабы: разразившийся массовый голод охватил не только Поволжье, но и многочисленные деревни и сёла, города и посёлки на огромной территории, включая Южную Украину, Крым, Башкирию, Казахстан, Приуралье и Западную Сибирь.
Этот страшный голод впервые за многие прошедшие столетия поразил 35 российских губерний с общей численностью населения более 90 миллионов человек, из которых голодало чуть меньше половины. Во власти голода и смертельного страха оказались многие люди – он не обошёл стороной ни здоровых, ни больных, ни взрослых, ни детей. Голодной смертью в тяжёлых страданиях и невыносимых муках умерло великое множество пострадавших. И среди них подавляющее большинство составляли всё же крестьяне, работавшие от зари до зари в поле и своими руками добывавшие хлеб насущный, спасавший людей во все времена от голодной смерти. Общее число жертв этого страшного голода – более пяти миллионов человек. Всего же только за годы гражданской, братоубийственной войны погибло и умерло более 15 миллионов человек – таково трагическое и печальное следствие рокового большевицкого переворота семнадцатого года, приведшего к чудовищной национальной катастрофе, обрушившейся на русскую землю в прошлом столетии.
Несмотря на то, что многие миллионы людей в тяжёлых муках и страданиях умирали от жестокого, истребляющего голода, большевицкие диктаторы в декабре 1922 года приняли безумное и преступное решение: «Признать государственно необходимым вывоз хлеба в размере до 50 миллионов пудов». Награбленные у нищих, обездоленных крестьян десятки миллионов пудов хлеба отправлялись в Германию для снабжения чужих, вовсе не голодавших людей – многочисленной армии наёмных «интернационалистов». Прикормленные вооружённые служаки, выполняя приказ большевицких диктаторов, варварски грабили своих соотечественников-крестьян, доведённых до нищеты. Они нагло, беспощадно отнимали у них хлеб вплоть до последнего зерна, заведомо вынося многодетным крестьянским семьям смертный приговор.
Расплодившиеся повсеместно не по дням, а по часам большевицкие вожаки-самозванцы и их неисчислимые сатрапы в те голодные годы жили припеваючи, жили на широкую ногу, ни в чём себе не отказывая, и об этом свидетельствуют многие исторические и мемуарные источники. В частности, Наталья Седова, вторая жена Лейбы Бронштейна (Льва Троцкого), через трупы пролезшего на самую вершину самозваной власти и одного из главных зачинщиков и виновников октябрьского переворота и большевицкой смуты, писала: «...Красной кетовой икры было в изобилии... Этой неизменной икрой окрашены не только в моей памяти первые годы революции». Пресытившаяся и самодовольная Седова, состоявшая в гражданском браке с Бронштейном, по своему скудоумию не могла понять и познать горькую правду жизни – первые годы октябрьского переворота были действительно окрашены только не кетовой икрой, а кровью многих миллионов людей, безвинных жертв революции…
Под предлогом якобы спасения голодавших вооружённые большевицкие служаки не только изымали последний хлеб у крестьян, но и разоряли храмы и беспощадно грабили церковное имущество, которое оценивалось в 2,5 миллиарда золотых рублей. Из такой немыслимо огромной по тем временам суммы денег лишь ничтожно малая их часть, только один миллион, была потрачена на закупку за рубежом продовольствия, далеко не всегда доходившего по назначению и редко когда достававшегося голодавшим. Остальные денежные средства бездумно и преступно тратились по собственному усмотрению партийных диктаторов – якобы на совершение мировой революции с дальним прицелом захватить власть везде и всюду в свои руки, обагрённые кровью. Немалые деньги тратились и на закупку дорогостоящих кожанок и револьверов для большевицких вожаков и их верных служак в погонах.
Воинственные большевики, продавшие душу дьяволу за ничтожную цену, красный партийный билет в кармане, и преданные им служаки носили под замусоленной и грязной кожанкой револьвер. Продажные и ничтожные большевицкие самозванцы при исполнении своих обязанностей превращались в существа, потерявшие всякий человеческий облик. Они без суда и следствия расстреливали безвинных людей, безжизненные тела которых сбрасывали в болота либо топили в реках и озёрах, чтобы таким либо другим варварским способом заметать следы своих преступлений, которые в силу своего духовного уродства они считали подвигом ради спасения «дела революции». Именно так их натаскивали старшие братья по нечестивым и греховным делам, поражённые демоном властолюбия…
Любому благомыслящему человеку вполне очевидно: не спасать голодавших людей намеревались самозваные большевицкие вожаки, опьянённые властью, а грабить, разделять и властвовать, как это предписывал Ленин, демон революции, неукоснительно следуя западной науке разрушения. Разрушительную науку он досконально и обстоятельно изучал долгие годы, живя с шиком за чужой счёт вдали от родины, в чужой стране – Швейцарии. При её внедрении на русской земле власть оказалась в руках нечестивых самозваных большевиков, свободных от стыда и совести. А русский и братские народы при такой нераздельной власти нечестивцев умирали и погибали миллионами в муках и страданиях от страшного голода, подобного которому никогда не было на российской земле.
Большевицкие диктаторы и смотревшие им в рот прикупленные партийные служаки разных мастей в оправдание своей неспособности без насилия и кровопролития управлять страной объясняли «тёмному» народу причину голодной массовой смерти просто и понятно: голод в России в начале 20-х годов был вызван засухой. На самом деле, засуха в России в 1921 году действительно была, и она охватила далеко не все пахотные земли, а чуть более пятой части посевных площадей. Неурожайные, или голодные годы из-за засухи или других неблагоприятных погодных условий, когда нарушается равномерное распределение осадков по сезонам в течение года и наблюдаются резкие изменения температуры с необычным её повышением летом, случались и не раз на российской земле и до большевицкого переворота. В те далёкие голодные годы, конечно же, ощущалась нехватка продовольствия во всей стране. Однако такие острые продовольственные проблемы не приводили к массовой, многомиллионной гибели и смерти людей – заметного повышения смертности населения из-за голода не наблюдалось. В те времена, до рокового большевицкого переворота, от массовой голодной смерти русского и братских народов спасали государственные запасы хлеба и хлеб самих крестьян, смекалистых, благомыслящих и трудолюбивых. Зерно и другое продовольствие запасались в каждой крестьянской семье и бережно, по-хозяйски хранились на всякий чёрный день, чтобы не остаться без куска хлеба, если предстоящий год будет неурожайный…
Называть засуху основной причиной массового голода в начале двадцатых годов прошлого века, как это делали партийные «мудрецы», невежественные и плясавшие под дудку дремучих властителей, долгие десятилетия после октябрьского переворота и как это преподносилось в советских учебниках, рассчитанных на одурманивание народа, не только безрассудно, но и бесстыдно. В то смутное, да и в наше время любому здравомыслящему человеку вполне понятно: если бы накапливались государственные запасы хлеба, как это делалось каждый год в России до октябрьского переворота, если бы не грабили большевицкие вооружённые служаки днём и ночью беззащитных крестьян, то, очевидно, не было бы голодной смерти миллионов людей. Пострадали от голода в основном труженики, своими руками добывавшие хлеб насущный, у которых отнимали последний хлеб, а отнюдь не нахлебники – среди голодающих не было расплодившихся, как на дрожжах, многочисленных большевицких диктаторов, восседавших на всех ступенях самозваной власти. Среди них не было и вооружённых грабителей, и чекистов, «защищавших дело революции», не было и многих других партийных служак, прильнувших к дармовому корыту. Все они не пахали, не сеяли, не косили и не стояли у станка, а пили и ели от пуза, ни в чём себе не отказывая, даже в голодные годы…
Любому благоразумному человеку становится очевидным, что только засуха в 1921 году не могла привести к массовому голоду на земле российской с миллионными жертвами. В последнее время в разных исторических источниках называются и другие весомые и объективные причины этого страшного голода: разрушительные последствия гражданской войны, повсеместная разруха, кризис дремучей власти и чрезмерно завышенная, грабительская продразвёрстка.
Многие крестьяне-труженики лишились не только запасов хлеба для пропитания своих многодетных семей, но и посевных семян, что привело к значительному сокращению засеянных площадей и, как следствие, к резкому падению собранного урожая. Такое объяснение, хотя и ближе к истине, но оно не раскрывает до конца и в полной мере первопричину, породившую и братоубийственную войну, и повсеместную разруху, и сопутствующий им массовый голод.
Основная же первопричина массового голода и многих других рукотворных бед, свалившихся на головы беззащитных людей на российских просторах, скрывается не столько в засухе и не столько в разрушительной братоубийственной войне, а сколько в полной несостоятельности полуобразованных и дурно воспитанных большевиков, захвативших власть под началом Ленина, демона революции. Они оказались не способными хоть как-то управлять обществом без насилия, без кровопролития и навести хоть какой-то порядок в огромной стране, которая до октябрьского переворота была одной из самых сильных и могущественных во всём мире. Главная же причина массового голода, вытекающая из основной первопричины, лежит на поверхности – она заключается в бандитском способе самозваных большевиков и их служак с винтовкой в руках закабалять всех и вся и наживаться путём открытого вооруженного грабежа.
В большевицких документах, составленных отечественными полуграмотными «мудрецами», массовый грабёж крестьян, переиначенный на западный лад, называется конфискацией. Слово «конфискация» латинского происхождения, не понятное для простого народа, по-своему трактовалось партийными вожаками, которые якобы знали, как построить безбожный рай на земле чужими руками сначала в отдельно взятой стране, а потом и во всём мире, чтобы таким «единственно правильным» путём прибрать власть к своим окровавленным рукам на все времена.
Открытый вооружённый грабёж беззащитных крестьян, или конфискация, или как бы он не назывался по-другому и не прикрывался решениями разных партийных сходок, включая сборища самых высоких партийных самозванцев, восседавших в царских палатах древнего Кремля, есть тяжкое уголовное преступление против своего народа, повлекшего за собой десятки миллионов человеческих жертв. И одно из прямых и неоспоримых доказательств тому – реабилитация подавляющего большинства граждан, не совершавших преступлений, но расстрелянных либо загнанных в тюрьмы, либо сосланных в необжитые места для явной гибели и медленной смерти. Признание государством их полной невиновности было сделано после падения коммунистического режима, спустя долгие мучительные десятилетия, когда большевицкое клеймо «враг народа» не давало спокойно жить и трудиться многим миллионам безвинных людей, оклеветанных самозваной властью. Многомиллионные жертвы преступлений реабилитированы. Однако полная всесторонняя правовая оценка тем страшным и преступным злодеяниям в рамках действующих законов до сих пор не дана…
По той же основной первопричине и по той же главной причине на русский и братский народы обрушился не менее страшный голод в 1932–1933 годах с несравнимо большим числом умерших и погибших – до восьми миллионов человек. Этот массовый голод охватил обширную территорию Советского Союза: Украину, Белоруссию, Северный Кавказ, Поволжье, Южный Урал, Западную Сибирь, Казахстан. Специфика и особенности этого голода, повторившегося вследствие рокового переворота семнадцатого года, заключается в том, что это был первый в истории нашего отечества, который не обусловливался природными факторами. В начале тридцатых годов прошлого века на русской земле не было ни засух, ни наводнений, ни других неблагоприятных погодных условий, которые могли бы привести к неурожаю и, следовательно, к массовому голоду. Поэтому в некоторых исторических источниках он вполне обосновано называется организованным голодом. И организовали его не труженики-крестьяне, а большевицкие диктаторы-самозванцы, взявшие сталинский курс на сплошную коллективизацию и ликвидацию «кулаков» как класса. Коллективизация и раскулачивание превратились в очередное преступное нашествие на крестьян.
Насильственному и бандитскому курсу большевиков противились, как могли, крестьяне, отказываясь не только вступать в колхозы, но от чрезмерно больших налогов и от принудительных так называемых хлебозаготовок. После выплаты большевицких податей и после грабительских хлебозаготовок в многодетных крестьянских семьях не оставалось не только хлеба для собственного пропитания, но и семян для посева. Поэтому в губерниях, особенно южных, богатых чернозёмом, поднимались крестьянские восстания, для подавления которых большевицкие вожаки бросали вооруженные армейские войска. Даже такие безумные и преступные меры, когда против безоружных тружеников-крестьян направлялись по отмашке сверху свои же вооружённые соотечественники, большинство которых происходило из крестьян, не всегда приносили ожидаемые вожаками результаты. И большевицкие «мудрецы», хотя и были скудоумными, но всё же сообразили, что подавить массовые и повсеместные крестьянские выступления возможно не только оружием, но и голодом. И невиданный ранее страшный голод, спровоцированный большевиками-самозванцами, поразил российскую землю сразу же после бандитского раскулачивания и насильственной «сплошной коллективизации», которую большевицкие безумцы требовали от местных властей провести в самые кротчайшие сроки и довести её до ста процентов в каждой деревне, в каждом селе и в каждой станице.
Если первый массовый голод на российской земле случился вскоре после октябрьского переворота семнадцатого года, то гораздо большему массовому голоду в начале тридцатых годов предшествовала другая не менее страшная рукотворная беда – массовое нашествие партийных активистов и их вооружённых служак на многочисленные деревни, сёла и станицы. Преследовалась якобы благородная цель с благозвучным названием «сплошная коллективизация» и в то же время под лукавым лозунгом строительства социализма в деревне. На самом деле её достижение вылилась в сплошное бандитское разорение крестьян: ограбление и массовые аресты без суда и следствия наиболее крепких, работоспособных и трудолюбивых крестьян, которых расстреливали, сажали в тюрьмы и ссылали подальше от родных мест: кого на Крайний Север, кого на Соловки, а кого и в Сибирь. Остальных же крестьян (их было подавляющее большинство), лишив земли и имущества, принудительно загоняли в колхозы, где они получали за свой труд не заработанный хлеб и не деньги, а пресловутые палочки в трудовой книжке…
Крестьяне-колхозники, хотя и считались свободными, не посаженными в тюрьмы с колючей проволокой и не высланными из родных мест проживания, но оказались в жизни совсем не свободными от колхозов, где они вынуждены были по принуждению почти бесплатно работать. По сути это означало полное закабаление крестьян, которого никогда не было на российской земле, даже при крепостном праве, распространявшемся далеко не на всей территории России и далеко не на всех крестьян, и при котором не было чудовищного рабства, подобного колхозной неволе. Колхозники-невольники вынуждены были работать на чужой земле семь дней в неделю. И у них же, кроме того, через многочисленные непосильные поборы, денежные и натуральные, отнимали всё вплоть до последнего зерна, оставляя разве что воздух, да и воздух могли бы отнять, если бы у большевицких диктаторов хватило смекалки и ума на такую незатейливую конфискацию. О совести большевиков-самозванцев и говорить не приходиться – они объявили её пережитком прошлого, с которым нагло призывали покончить раз и навсегда.
Коллективизация происходит от латинского слова «коллектив», означающее совокупность людей, объединённой общей работой и общими интересами. Коллективизация же, проводимая на российской земле большевицкими диктаторами без царя в голове, превратилась в насильственное объединение крестьянских хозяйств в колхозы, где всё наше, но не всё моё, и где, хотя и общая работа, но далеко не общие интересы не только самих колхозников, но их председателей. Среди председателей колхозов, вне всякого сомнения, были разные люди. В большинстве своём это были засланные казачки-партийцы, защитники «дела революции», прославившиеся грабежами и разбоями. Они совсем не знали сельского хозяйства, не умели ни пахать, ни сеять. И действовали нагло и смело, не опираясь на богатый крестьянский опыт земледелия, а как велят сверху партийные функционеры с весьма ограниченными способностями, едва хвативших лишь на то, чтобы усвоить совсем простое незамысловатое правило отнимать, разделять и властвовать. Такое бандитское правило преподносилось плюгавым партийцам, метившим в наполеоны, на уроках ликбеза.
Полуобразованные партийные вожаки, не блиставшие умом и не обременённые профессиональными знаниями и знаниями отечественной истории, не могли сделать правильные выводы из недавних трагических событий, чтобы не совершать в дальнейшем преступных ошибок. К началу сплошной коллективизации всем здравомыслящим людям было очевидно, что организация после большевицкого переворота сельскохозяйственных коммун, где всё наше, но ничего моего, кончилась полным провалом. Многие коммуны, не успев образоваться, сразу же начали распадаться, хотя и были организованы на добровольных началах – никто никого в коммуны не загонял, как это случилось при насильственной коллективизации. Не ладилось дело и в товариществах по совместной обработке земли, в которых обобщалось далеко не всё имущество, принадлежавшее крестьянам…
Всем просвещённым людям было известно, что в России до октябрьского переворота 1917 года благодаря аграрной реформе Петра Столыпина, человека ума и благочестия, было сделано многое – впервые за многие столетия государство обеспечивало крестьянам все права для свободного труда. В результате чего индивидуальные крестьянские хозяйства развивались более успешно, чем крупные хозяйства общин, несмотря на то, что сельскохозяйственные общины образовывались по взаимному согласию крестьян, без их принуждения, как при сплошной коллективизации.
Массовое нашествие на крестьян в начале тридцатых годов большевицкие вожаки-самозванцы тщательно планировали, взяв сталинский безумный курс на сплошную коллективизацию и ликвидацию «кулаков» как класса. В официальных партийных бумагах такое сплошное нашествие на крестьян выглядит весьма благонамеренно. Так, в представленном 3 января 1930 года проекте постановления «О темпах коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству» предусматривалось сокращение сроков коллективизации в важнейших зерновых районах (Средняя и Нижняя Волга, Северный Кавказ) до 1−2 лет, для остальных зерновых – до 2−3 лет. Для сырьевых и других районов – до 3−4 лет. В окончательном варианте проекта, отредактированном Иосифом Джугашвили (Сталиным) и Яковом Эпштейном (Яковлевым), были дополнительно сокращены и без того очень сжатые сроки коллективизации в зерновых районах. В этом же документе отмечалось: «партия перешла от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества к политике ликвидации кулачества как класса». Через несколько дней этот проект постановления, проведённый через высшее партийное сборище с единогласным одобрением с продолжительными бурными аплодисментами, переходящими в бросание лаптей, был утверждён самыми высокими партийными вожаками и опубликован в газете «Правда», весьма далёкой от житейской правды. И тем самым накануне великого православного праздника Рождества Христова большевицкие диктаторы-самозванцы преподнесли своеобразный рождественский «подарок» крестьянам, подавляющее большинство которых были православными и верили в Бога, не доверяя самозваным властителям, поклонявшимся своим партийным идолам и прославившимся грабежами и разбоями…
В связи с утверждением большевицкого документа о темпах коллективизации, предопределившего дальнейшее полное разорение крестьянских хозяйств, повсеместную разруху и массовый голод, возникают вполне правоверные вопросы. Знали ли высокие партийные вожаки, редактировавшие проект постановления, хоть что-нибудь о сельской жизни? Понимали ли они хоть что-то в сельском хозяйстве? И разве можно переустраивать сельскую жизнь на собственный лад, имея весьма смутное представление о нуждах и чаяниях трудового народа? Ответ на эти вопросы очевиден каждому здравомыслящему и просвещённому человеку. Иосиф Джугашвили, спустившийся с кавказских гор, неоднократно бежавший из тюрем, скрывавшийся от наказаний и прятавший своё грузинское происхождение и истинное лицо под вымышленной фамилией Сталин, восседал в царских палатах древнего Кремля. Он и знать не хотел, каким тяжким трудом русский мужик добывает хлеб насущный, хотя, заняв самый высокий престол нераздельной, партийной власти и единолично управляя страной, по своему долгу он обязан был знать об этом. В познании крестьянской жизни не многим отличался от своего партийного патрона другой редактор постановления – Яков Эпштейн, народный комиссар земледелия, скрывавший своё еврейское происхождение под придуманной фамилией Яковлев и сыгравший большую и в то же время преступную и роковую роль в разорении крестьянства. На совести этих полуобразованных обезумевших большевицких вожаков – Сталина, «отца всех народов», главного зачинщика бандитского нашествия на крестьян, через трупы пролезшего к вершине власти, и комиссара-преступника Эпштейна с незаконченным высшим образованием, весьма далёкого от познания земледелия, – десятки миллионов арестованных тружеников-крестьян, расстрелянных, либо лишённых свободы или сосланных…
Постановлением о темпах коллективизации были созданы все предпосылки и подведена якобы законодательная база для массовых репрессий, которые повсеместно выливались в незаконные аресты без суда и следствия, бандитские ограбления, расстрелы, лишение свободы и ссылкам многих миллионов безвинных крестьян.
В самом начале насильственной коллективизации сельское хозяйство страны лишилось значительной части наиболее работоспособного населения. Крепких трудолюбивых крестьян с богатым опытом земледелия либо расстреляли, либо загнали в тюрьмы, а их семьи выселили в отдалённые, не пригодные для проживания места, и таких безвинных жертв было миллионы. Часть здоровых и молодых людей, происходивших из крестьян, не по их воле оказалась в органах чека и в армии. Их вооружали и в приказном порядке направляли чаще всего не в родные деревни, сёла и станицы, где жили их родители, и не для работы в поле, а для массовых арестов и грабежей своих соотечественников. Некоторым крестьянам, спасавшимся от принудительной коллективизации, удалось бежать в города и вопреки большевицким запретам устроиться с большим трудом на стройку, которая разворачивалась везде и всюду на бескрайних российских просторах в связи с объявленным безумным курсом ускоренной индустриализации…
К значительной потере трудоспособных крестьян, основной рабочей силы в сельской местности, приобщилась ещё одна страшная рукотворная беда – резкое сокращение поголовья сельскохозяйственного скота, в том числе и рабочего – быков и лошадей. Насильственное обобществление всего и сразу же привело к ответной немедленной реакции смекалистых крестьян – массовому забою скота, чтобы он не оказался в чужих руках и не стал социалистической собственностью. Существенно сократилось поголовье обобществлённого скота и в колхозных стадах. Из-за царившей вопиющей бесхозяйственности, нехватки кормов и очень плохого содержания рабочего и продуктивного скота, произошёл его массовый падёж, и подобного ему по своим громадным масштабам никогда не было на русской земле.
Обобществлённый скот, выгнанный на колхозный двор из тёплых хозяйских хлевов, оказался под открытым небом, под дождём и снегом, так как не успели построить ни коровников для крупного рогатого скота, ни конюшен для лошадей, ни овчарен для овец, ни свинарен для свиней. Хлева же для своего скота раньше строили заботливые хозяева только после сбора урожая в конце лета. Строили заблаговременно, до наступления холодов, а не зимой, в самый разгар морозов, когда повсеместно разворачивалась принудительная коллективизация с требованием провести её немедленно и сразу, несмотря ни на что. В некоторых колхозах после голодной зимовки под открытым небом едва выжившие истощённые коровы не могли не только давать молоко, но и сами встать на ноги. Непригодными для работы в поле оказались и быки, и лошади, напоминавшие скелеты, обтянутые кожей, и не способные пахать землю…
Насильственное изъятие крупного и мелкого рогатого скота и свиней из личных хозяйств существенно ослабило продовольственную базу всей страны, которая и без того была сильно истощёна – принципиально не решали эту рукотворную проблему ни грабительские непосильные налоги, ни принудительные сталинские заготовки зерна и другой сельскохозяйственной продукции. Все эти поборы тяжёлым бременем ложились на плечи обедневших, обездоленных крестьян, которых после сплошной коллективизации беспощадно грабили дважды – через колхозы, лежавшие на боку и не способные встать на ноги, и через свои совсем небогатые хозяйства, урезанные до смехотворного минимума после обобществления, оставленные для выживания и облагаемые непосильными налогами.
После публикации в «Правде» и в местных газетах «сталинского головокружения» в марте 1930 года, когда кроваво-красное колесо сплошной коллективизации докатилось почти до каждого крестьянского двора, подавляющее большинство крестьян-колхозников написало заявления о выходе из колхозов с требованием возврата им отнятой земли, изъятого скота и награбленного имущества. В то же время верховные партийные диктаторы, несмотря на сталинское головокружение от безумия, твёрдо стояли на своём, требуя от местных властей неукоснительной стопроцентной коллективизации. В сложнейшей обстановке, обострённой до предела, наступала весна тридцатого года, когда надо было пахать и сеять, а всякое противостояние крестьян местным властям и выяснение отношений между ними только мешало началу посевных работ. Такие важные и неотложные работы необходимо проводить всегда в очень сжатые сроки и требуют не разобщения, а объединения усилий, как это было в каждой деревне до бандитского нашествия на крестьян, когда в поле выходили все, и стар и млад.
В деревнях, сёлах и станицах катастрофически не хватало мужской рабочей силы, не хватало здоровых лошадей и быков, чтобы вовремя вспахать землю, не хватало и семян, так как их изымали у крестьян вплоть до последнего зерна под видом обобществления и государственных заготовок. Поэтому в ту весну, когда развернулась широкомасштабная сплошная коллективизация, далеко не все поля были засеяны, а часть их, хоть и была засеяна, но с большим опозданием. Незасеянные поля зарастали бурьяном, а на засеянных полях не вовремя, с опозданием, проворные сорняки, набрав силу, заглушали взошедшие культурные растения. Спасти посевы не смогли даже армейские части, брошенные по отмашке сверху на колхозные поля и вынужденные заниматься не своим делом. Вследствие такой сплошной вакханалии в конце лета на многих полях резко сократился сбор урожая. К тому же в некоторых колхозах выращенный хлеб не смогли своевременно и в короткие сроки полностью убрать, и его значительная часть пропала, оказавшись под снегом.
В следующие годы по тем же причинам сельское хозяйство на всей русской земле оказалось не в лучшем, а в гораздо худшем и совсем плачевном состоянии. В дальнейшем сокращался объём собранного урожая, а партийные диктаторы при этом безрассудно и нагло повышали нормы хлебозаготовок и грабительские налоги. И в конечном скорбном итоге такое безумство храбрых партийцев привело к массовому голоду с многомиллионными жертвами. Он особо остро проявился в конце весны и в начале лета 1932 и 1933 годов, когда скромные прошлогодние запасы хлеба заканчивались, а до сбора нового урожая оставалось ещё несколько голодных месяцев…
Сплошная принудительная коллективизация превратилась в сплошное бандитское нашествие одержимых властью на тружеников-крестьян, которое начиналось с повсеместного их разорения, истребления и массового голода и закончилось полным развалом колхозов с падением коммунистического режима на бескрайних российских просторах.
Если бы большевицкие диктаторы во главе с «гениальными вождями», академий не кончавшими, знали хоть что-то из отечественной истории, из которой любому просвещённому человеку было ведомо, что голодные годы, случавшиеся не один раз на российской земле, не приводили к массовой смерти, то не было страшной всенародной беды, свалившейся на русскую землю. Если бы они не были одержимы демоном властолюбия и тщеславия и смогли познять всю правду крестьянской жизни, то не было рукотворной большевицкой смуты. Не было бы великих потрясений: братоубийственной и кровопролитной войны, бандитского раскулачивания и сплошной принудительной коллективизации, – которые все вместе привели к повсеместной разрухе и массовому голоду с десятками миллионов человеческих жертв.
Библиографические ссылки
Карпенков С.Х. К истории одного преступления // Уничтоженные как класс. М.: ООО «Традиция», 2020. С. 3 – 65.
Карпенков С.Х. Русский богатырь на троне. М.: ООО «Традиция», 2019. – 144 с.
Карпенков С.Х. Стратегия спасения. Из бездны большевизма к великой
России. М.: ООО «Традиция», 2018. – 416 с.
Карпенков С.Х. Незабытое прошлое. М.: Директ-Медиа, 2015. – 483 с.
Карпенков С.Х. Воробьёвы кручи. М.: Директ-Медиа, 2015. – 443 с.
Карпенков С.Х. Экология: учебник в 2-х кн. Кн. 1 – 431 с. Кн. 2 – 521 с. М.: Директ-Медиа, 2017.
Степан Харланович Карпенков
Русская Стратегия |
